Geum.ru

Сказки "золотой клетки"

Вид материалаДокументы

Содержание


Новая Дубна
Подобный материал:
1   2   3   4   5

Новая Дубна

После прекращения нашего эксперимента во В"А1., уже в конце 1990 года, я стал думать, что делать с отличной поляризованной мишенью, созданной в Сакле за деньги Сакле и Аргоннской лаборатории. Она стоила почти 2 миллиона долларов и работала на пучке три месяца. Я предложил отправить ее в Дубну и полностью перестроить силами ОИЯИ с помощью Сакле. Долгое время это считалось нереальным, и мне одному бы это никогда не удалось осуществить. Я был только частью этой большой машины, которая начала медленно двигаться. После долгих дискуссий нашлись другие ученые, которые стали интересоваться проектом. Аргоннские физики согласились передать свою часть мишени Дубне. Новый директор DAPNIA в Сакле профессор Ж. Хаиссински план поддержал, академик А. М. Балдин, А. Коваленко и А. Малахов уточнили с ним проект, директор ЛЯП Н. Русакович согласился осуществить перестройку в его лаборатории. Сильная группа специалистов из ЛЯП, ЛВЭ, Москвы, Гатчины и Харькова была в состоянии довести дело до победного конца.

Вместе с Ф.Лэконтом и Ж.Дурандом из DAPNIA мы составили международную коллаборацию из лабораторий разных стран и попросили поддержки у европейской организации INTAS. Мы получили деньги, не очень большие по мировым масштабам. Все заинтересованные лаборатории и дирекция ОИЯИ (профессор А. Н. Сисакян) подписали “Memorandum of Understanding”, и мишень была переправлена в апреле 1994 года в Дубну. На несколько месяцев из Сакле приехал Жиль Дуранд и организовал работу вместе с Юрием Усовым. Чудеса — не ежедневное явление, но к середине декабря 1994 года перестроенная мишень работала. Так как мишень — передвижная, она была перенесена из ЛЯПа на пучок в ЛВЭ.

К сожалению, магнит мишени бывший директор DAPNIA обещал отдать в Германию, и новый директор вынужден был выполнить такое обязательство. Все знали, что придется строить другой магнит. Все-таки немецкие физики согласились продлить срок до апреля 1995 года. Возникла возможность успеть еще в начале 1995 года с помощью поляризованной мишени и поляризованного пучка из синхрофазотрона измерить разность полных сечений в нейтрон-протонном рассеянии. Этот эксперимент я предлагал во время моего визита в Дубну в 1989 году, и позже группы Л. Струнова, Н. Пискунова, Б. Хачатурова и другие с планом согласились. Проект был одобрен и планировался как первое измерение с мишенью. В ЛВЭ был для этой цели получен поляризованный нейтронный пучок, и Леонид Струнов со своей группой измерил его интенсивность. Все дирекции согласились провести эксперимент, и DAPNIA опять помогла с электроникой. Евгений Строковский вез ящик весом в 100 кг с собой самолетом из Парижа в Москву, и через короткое время все оказалось в руках дубненских физиков. Ответственным за эксперимент стал Василий Шаров, дирекция ОИЯИ и дирекция ЛВЭ нашли деньги на электричество, физики из всех участвующих лабораторий напряженно работали и помогали, а мастерские выполнили заказы блестяще. Второй раз черт спал! Эксперимент закончился успехом в начале марта 1995 года. Все надеялись измерить хотя бы точку при одной энергии, получили данные при трех значениях энергии, при которых до того никто измерений не проводил. Результаты использовали и теоретики, которые попробовали объяснить их с помощью новой моделей “инстантонов”.

Из DAPNIA в эксперименте участвовали трое: Ж. Дуранд, Алан де Лэскэн и я. Не все проходило гладко, следы разногласий на разных уровнях не полностью исчезли. Но чувствовалось, что этот эксперимент опять улучшил взаимные отношения. Пусть это сохранится.

В 1992 году меня некоторые мои друзья в Праге, на Западе и даже в Дубне уговаривали, чтобы я баллотировался на пост директора ОИЯИ. От таких предложений я однозначно отказался. В 1993 году меня выбрали в члены Ученого совета Института. От этого я, наоборот, не отказался. Годом позже я стал еще и членом программно-консультативного комитета и посещаю Дубну регулярно.

Я часто разговариваю со многими сотрудниками ОИЯИ не только о науке, но и о политике и ежедневных проблемах. Что такое демократия, старались определить многие. Я воспользуюсь определением Уинстона С. Черчилля, что демократия есть плохая система, но, к сожалению, лучшей мы пока не знаем. С политической точки зрения Россия стала вполне демократической страной, на том же уровне, что и любая страна Западной Европы. Это явление само по себе — большой успех, так как демократических традиций в “стране могучей” не было. Большинство людей откровенно высказывает свое мнение, газеты, радио и телевидение ничего не скрывают, информация — точная. Поехать можно куда угодно. Может быть, стукачи еще живы, но некому стукнуть. Дубненским Институтом руководит дирекция, а не партком.

Про законодательство и экономику рассуждения будут другими. Существующее законодательство уже не старое, но еще не такое, которое стране нужно. Во многих случаях позволяет даже то, что разрешать нельзя. Но криминальные случаи разбирать не собираюсь. Хочу только добавить, что для России никакая западная модель не годится, и ее необходимо изобретать прямо на месте.

С экономикой еще хуже, и законодательство ей не помогает. Эти две области действия сильно коррелированы. Оказывается, что законодательство не решает проблемы производства, как промышленности, так и сельского хозяйства. Производство всегда должно быть источником основной прибыли. В течение какого-то времени кажется, что перепродажей можно заработать намного больше. Украсть на Западе “Мерседес”, перегнать его, продать и получить большие доходы. Таких случаев очень много, и уже сегодня они касаются всей Европы.

Разница зарплат в России очень велика, и зарплаты сотрудников в Дубне об этом свидетельствуют. Если зарплата старшего научного сотрудника будет меньше, чем зарплата клерка в банке, научные сотрудники будут вымирать. Естественно, несколько лет этого никто не почувствует, и некоторые физики стараются найти решение.

Многие хотят устроиться на Западе и работать в западных институтах или даже в промышленности. Осуществить это в хороших условиях удастся только определенной части специалистов. Тем, кто поступает таким путем, могу только пожелать удачи и, пока их хорошо знаю, написать рекомендацию. С другой стороны, утверждаю, что это не долговременное решение для большинства. Начальная эйфория на Западе — помогать, где возможно, — со временем будет спадать, везде есть свои проблемы. Обстановка такая, что многие русские физики предпочитают работать на Западе даже на невыгодных условиях. В будущем может возникнуть как сопротивление со стороны западных специалистов, так и определенный протекционизм. Мне даже кажется, что он уже возник.

Одна из возможностей — это работа в некоторых странах третьего мира. Но во многих случаях это касается таких областей, где работать означает рубить сук, на котором сидишь.

Если кто-то подумает, что я против взаимного обмена физиков разных лабораторий в мире, то он ошибается. Наоборот, я за то, чтобы каждый побывал или поработал где угодно, и, по возможности, поехал со своей семьей. Я за то, чтобы семьи из разных стран обменивались детьми на время каникул, и много раз такому обмену содействовал. Коммунистическая система ограничила любые заграничные поездки, и вся страна от этого до сих пор страдает. Я высказал свое мнение, которое в основном касается квазипостоянной рабочей позиции на Западе. Многие из тех, кто попробует ее получить, будут вынуждены вернуться. Но в этом нет ничего страшного, демократическая система в сегодняшней России все это позволяет, и никто уже не ищет политическое убежище.

Те, которые вернутся с определенным опытом и с впечатлениями, начнут на своем уровне думать, как улучшить обстановку в России. Им содействует обстоятельство, что большинство организаций, поддерживающих русскую науку, настаивает, чтобы различные установки строились на месте и результаты были получены в своих институтах. Такое намерение повысит привлекательность русских лабораторий для западных учёных. Об этом академик А. М. Балдин уже говорил на заседании Ученого совета ОИЯИ. Привлекательность исследований по физике тяжелых ионов и по физике конденсированной материи хорошо известна. Но в настоящих условиях полноценный обмен специалистами осуществить нельзя, так как ни один западный физик без поддержки своей лаборатории не согласится в Дубне работать за зарплату ОИЯИ. На это тоже нельзя закрывать глаза.

Привлекательными могут быть и некоторые другие области, я знаю много западных предприятий разного типа, которые посылают своих молодых сотрудников получить опыт в России. Дубненский университет и дубненские летние школы, за которые борется директор ОИЯИ В. Г.Кадышевский, уже сегодня стали популярными. Мне кажется, что пока они больше популярны на Западе, чем в некоторых странах-участницах. Дубненские конференции посещают физики всего мира.

Мне совершенно ясно, что каждый хочет жить прилично и патриотические чувства никого не накормят. Никто пусть от меня никаких советов не ждет, так как за дело сначала должны взяться те, кого оно непосредственно касается. В заключение хочу напомнить, что Россия является не только самой великой, но и потенциально самой богатой страной в мире. Поэтому для нее было бы сверхневыгодно потерять своих ученых и специалистов. И в этом есть также определенная надежда на будущее.

Сакле, 1995 г.