Дело было на станции Тайга. Я, изрядно поддатый, шатался по перрону, ожидая прибытия своего поезда
| Вид материала | Документы |
- Дважды мне посчастливилось видеть Нильса Бора собственными глазами. Дело было в Москве, 7274.62kb.
- Программы для школьных групп ПрограммЫ по приему школьных групп в москве 1 день, 91.71kb.
- Ядержу в руках пожелтевшую и изрядно потрёпанную почтовую карточку, 26kb.
- Начинают цикл публичных лекций для студентов, профессорско-преподавательского состава, 18.81kb.
- * Законный представитель, 30.63kb.
- Задачи банка олимпиады по физике тема 1: Кинематика, 751.18kb.
- Это была, как казалось, самая обычная осенняя ночь. Точнее, еще вечер. Солнце село, 473.6kb.
- Мальчики и девочки, 161.1kb.
- Замяткина Валентина Иннокентьевна, тел.: (301-45) 95-3-40; ответственное лицо за подготовку, 82.34kb.
- Зинька была молодая синичка, и своего гнезда у нее не было, 692.11kb.
Я считал Рудина до мозга костей красным, поэтому был уверен, что перестройка больно ударила по нему. Он, ко всеобщему удивлению, моментально перекрасился. Вчерашний коммунист стал ярым демократом. С восторгом стал говорить Виль о преимуществах капитализма, а таких писателей, как Василий Белов и Валентин Распутин, стал называть фашиствующими черносотенцами.
Однажды Виль Григорьевич пришел в Союз писателей в сопровождении двух молодых людей студенческого вида.
- Это – члены правления областной организации общества «Мемориал», - объяснил он. – Сейчас они расскажут вам о преступлениях сталинизма в Кузбассе. Кстати, я сейчас тоже член правления этого общества. Я посижу рядом с ребятами, а потом их выступления дополню …
Один из пареньков начал рассказывать о зверствах НКВД и МГБ. Слушать его было очень интересно. Настолько, что присутствующий в зале подвыпивший Зевакин, заслуженный художник СССР, лауреат множества премий не выдержал и крикнул с места:
- Вы все правильно, ребята, говорите. Моего соседа в тридцать седьмом тоже забрали. Звали его …
- Кто это там подает реплики с места? – заорал Виль Рудин и вперил в Зевакина тяжелый взгляд своих оловянных глаз. – Молчать!
- Да вы что? – удивился Зевакин. – Я же – искренне … И к тому же меня здесь все знают. Я – Зевакин! …
- А я – Рудин! – визжал Виль. – И, если вы меня не знаете, то – узнаете еще!
Это он, незабвенный Виль Григорьевич Рудин.
Это благодаря Вилю Григорьевичу Рудину родилось мое стихотворение:
х х х
Тот, кто вовремя взялся за ум,
Тот нимало не потерял.
В этом городе бывший «кум»
Возглавляет «Мемориал».
Кто колхоз возглавлял «Большевик», -
Образцовым фермером стал.
А обкомовский секретарь –
Уважаемый биржевик.
Стали с новшествами дружить
Эти люди совсем не зря.
Понимают, что старым жить
В наше время уже нельзя.
… Зеков он наставлял на ум,
На допросах на них орал!
А теперь этот бывший «кум»
Возглавляет «Мемориал».
Это стихотворение было напечатано во многих периодических изданиях, в том числе и в «Литературной газете». Спасибо Вилю
Рудину – вдохновил.
КАК ВИЛЬ РУДИН
УЧИЛ НАС
ОРАТОРСКОМУ ИСКУССТВУ
Виль Рудин считал себя выдающимся оратором. И однажды надумал учить нас, кузбасских поэтов и прозаиков, ораторскому искусству. Собрались мы в кабинете Валеры Зубарева, сели на стулья, слушаем.
- Главное в ораторском искусстве, - поучал нас Виль Григорьевич, - это – войти в контакт со слушателем. Для этого существует множество способов. Хорошо бы для этого пошутить, улыбнуться …
Виль Рудин посмотрел своими мутными, оловянными глазами на нас и осклабился. По моей спине пробежали мурашки.
Другие слушатели ощущали, видимо, тоже. В частности, Саша Глазырин, сидящий радом со мной, наклонился к моему уху и прошептал:
- Как голодный шакал!
КАК ВИЛЬ РУДИН САМ СЕБЯ ВЫСЕК
Виль Рудин в своих воспоминаниях, опубликованных в «Огнях Кузбасса», писал: «Никогда не забуду я своего московского соседа по дому чекиста Аркадия Борисовича Н. Эрудит, умница, добрый человек. Такие люди, как правило, не бывают угодны властям. Поплатился за свои замечательные человеческие качества и Аркадий Борисович …»
Прочитав это, думаешь: что же сделали власти с этим хорошим человеком? Арестовали? Расстреляли?
Рудин продолжает: « Аркадию Борисовичу пришлось покинуть Москву. Его послали в далекую Сибирь, где он стал начальником одного из лагерей».
Я тут же набрал телефон Васи Попка и прочитал ему этот рудинский пассаж. Попок долго смеялся, а потом написал в «Кузнецком крае» фельетон.
Но и без фельетона было ясно, что Рудин сам себя высек.
ГУМАННЫЙ ПОСТУПОК ВИЛЯ РУДИНА
Однажды кузбасский журналист Петя Лавлинский в подпитии слонялся по областному центру. И его схватили под белые руки два молодых милиционера. И потащили в вытрезвитель.
Но тут, как «бог из машины» вырос Виль Рудин, подполковник милиции, начальник областной милицейской школы.
- Виль Григорьевич! – закричал Петя. – Выручай!
И Виль Рудин приказал молодым милиционерам довезти Петю Лавлинского до самого его дома. Об этом мне рассказывал сам Петр.
Тот, кто считает, что известный кузбасский писатель и деятель НКВД-МВД Виль Рудин не совершил этим поистине гуманного поступка, тот кто, никогда не бывал в вытрезвителе, тот не может его оценить.
И Виль Григорьевич иногда был способен на гуманизм.
А меня еще упрекают иногда в том, что я рисую его портрет только черными красками …
«СОЮЗ МОЛОДЫХ ФАШИСТОВ»
Как журналист Володя Соколов не любил советскую власть. Он вечно читал стихи запрещенных поэтов, воспевал западный образ жизни.
Но однажды, будучи в Прокопьевске, он получил на свое имя угрожающее письмо, подписанное: «Союз молодых фашистов Прокопьевска». Он живо побежал в местное отделение ГКБ. Прибежал туда и отдал это письмо.
- Ну и что? Нашли этих молодых фашистов? – спрашиваю у Володи.
- Не знаю, - отвечает он. – Мне ничего об этом не сообщили. Но до сих пор меня дрожь пробирает по коже, как я вспомню это письмо. Впрочем, сейчас те фашисты уже не молодые, а взрослые. А может, кое-кто из них и пожилой фашист …
О ТОМ,
КАК ВИКТОР АСТАФЬЕВ
ПЕРЕПУГАЛ ТОМСКИХ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ
В конце семидесятых годов в Томск приехал Виктор Астафьев. В актовом зале ТИАСУРа (институте автоматики и телемеханики) собралась уйма народу. Астафьев вышел на сцену.
- Виктор Петрович! А кто, на ваш взгляд, самый лучший писатель? – спросили из зала.
- Вопрос поставлен не совсем корректно, - ответил Астафьев. Что значит – «лучший»? Вы имеете в виду писателя иностранного, русского или советского?
- Русского!
- Дореволюционного или послереволюционного?
- После!
- Живого или уже умершего?
- Живого!
- Ну, если так, то я считаю … Считаю, что самым выдающимся русским писателем нашего времени является Александр Солженицын.
Наступила гробовая тишина. Ведь само имя Солженицына было в то время запрещено даже упоминать! А тут о нем говорят как о великом писателе. Надо знать Томск и его обитателей – интеллигентов, запуганных местным КГБ, чье громадное здание возвышалось над всем городом, чтобы понять, какой неслыханной ересью прозвучали в зале ТИАСУРа слова Астафьева.
Итак, наступила гробовая тишина. А потом народ ринулся в раздевалку. Поскорей натягивали на себя верхнюю одежду и спешили покинуть помещение. В глазах у всех было выражение ужаса.
Сейчас, в конце девяностых годов, в это трудно поверить. Но – так оно и было на самом деле.
О ТОМ,
КАК МАЯКОВСКИЙ
ИСПРАВИЛ ОШИБКУ НА ПАМЯТНИКЕ
Мой отец видел Маяковского. Вот что он рассказывал:
- Было это в 1926 году, в Москве. Мы, студенты Высших Литературных курсов имени Валерия Брюсова (будущий Литинститут имени Горького), присутствовали на открытии памятника Брюсову. Были тут члены правительства, академики – Саккулин и Коган, и многие известные писатели. Маяковский был одет с иголочки, на мой взгляд, гораздо моложе своих весьма молодых лет. Красивый двадцатипятилетний парень, - больше не дашь.
Все шло как обычно. Произносились речи, читались стихи Брюсова и посвященные ему. Но тут слово попросил Маяковский. Он сказал:
- На памятнике даты рождения и смерти Валерия Брюсова. Тут указано, что умер он – в двадцать третьем году. Ошибочка допущена! Ведь учитель наш умер в году тысяча девятьсот двадцать четвертом! Если уж о нем, титане литературы, корифее и мэтре, забыли через два года после смерти, то что же говорить о нас, грешных?! Забудут на второй же день! Но ошибочку все же надо исправить!
Владимир Владимирович вынул из кармана блокнот, крупно написал на одном из листков цифру «1924». Вырвал этот лист из блокнота, послюнив, прилепил прямо на памятник, исправив тем самым ошибку скульптора.
- Да! – говорил мой отец. – Столько на открытии памятника Брюсову было народу, а вот ошибку заметил один лишь Маяковский!..
ВЫСОЦКИЙ В НОВОКУЗНЕЦКЕ
Рассказывает Гена Юров.
- Был я однажды в Новокузнецке, в командировке. Остановился, как обычно, в Центральной гостинице. День живу, другой, и горничная меня возьми да и спроси:
- Вы – писатель?
- Да, - отвечаю.
- А вы кто – прозаик или поэт?
- Поэт.
- А вы знаете, что в номере, где вы живете, останавливался поэт Владимир Высоцкий?
- Признаться, я этого не знал. Это очень интересно! Расскажите, пожалуйста, подробней …
- А что тут особенного расскажешь? Он ведь все время был пьяный.
Через каждые полчаса пил по стакану коньяку. Но – давал по пять концертов в день. Все, кто слушал его песни, говорят, что Высоцкий ни разу не сбился. Никто из зрителей даже не заметил, что он – «под градусом»… Спрашивает у меня: «Валя, а тебе нравятся мои песни?» - «Нет, говорю, - не нравятся!». А потом подумала и добавила: «Впрочем, одна ваша песня мне по сердцу». Он сразу оживился, заулыбался: «Какая же?» - «Да вы сами знаете – какая: « Если друг оказался вдруг …». Он засмеялся: «Ну, Валя, если даже хоть одна моя песня тебе нравится, - и то хорошо!.. Валя, спасибо тебе большое!..»
- Итак, в Новокузнецке я жил в номере, где когда-то останавливался Владимир Высоцкий – заключил Гена Юров. – И это, признаться, согревало мне душу …
О ГЕННАДИИ ЕМЕЛЬЯНОВЕ
Умер Геннадий Емельянов – автор многочисленных романов и повестей, один из самых оригинальных сибирских прозаиков. Он прожил на свете семьдесят пять лет. Все же не пятьдесят, как Коля Колмогоров, и все-таки не верится, что Геннадия нет больше на земле.
Однажды он ночевал у меня. Мы пили вино, беседовали … И я узнал от Геннадия немало любопытного. Он, оказывается, учился в МГУ в одно и то же время, что и Михаил Горбачев. (Горбачев – на юридическом, Емельянов – на факультете журналистики). Емельянов даже запомнил его, по одной лишь простой причине: Горбачев ходил с Орденом Ленина на лацкане пиджака. Среди студентов тогда были и бывшие фронтовики, но со своими наградами в студенческую аудиторию на занятия в то время уже никто не ходил. Только будущий Генсек.
Еще рассказывал Емельянов в ту ночь о своих встречах со знаменитым графом Игнатьевым.
- Я, студентик, иду по Красной площади, а навстречу мне – генерал советской армии – высокий, статный. И, что меня чрезвычайно удивило: этот генерал, глянув на купол собора, перекрестился.
Через какое-то время попалась мне в руки книга «Пятьдесят лет в строю». Посмотрел на портрет автора – это и есть тот самый генерал, что крестился на кремлевские купола!
Во второй раз я повстречался с графом Игнатьевым в домашней обстановке. Меня и Гарика Немченко пригласили в какой-то литературный салон старых москвичек. Зашли, вижу: среди посетителей салона – тот самый генерал!
У этих старушек в салоне стояло пианино. Граф говорит нам с Гариком: «Может, сыграете что-нибудь, молодые люди?..»
А я в жизни за рояль не садился. Но тут не знаю, что на меня нашло. Подошел к пианино, сел … и – быстро пробежал пальцами обеих рук от края и до края клавиатуры. Извлек я из них, конечно, лишь сумбур. Но граф принял все за чистую монету. Поглядел на меня растроганно:
- Спасибо вам большое. Как я счастлив, что в Москве еще сохранились
такие люди.
Да, в ту ночь Емельянов рассказал и вот такой любопытный случай.
Приходит к нему однажды повестка из милиции. Емельянов является в указанное место, у него там спрашивают:
- Где вы работаете?
- Я – член Союза писателей, автор двух десяток книг.
- Книги писать никому не запрещено. А вы – отвечайте нам толком: где вы работаете, - говорит ему с некоторым раздражением молодой лейтенант. – Выходит, нигде не работаете. Тогда устраивайтесь поскорей, иначе будем привлекать к уголовной ответственности. За тунеядство срок – до трех лет!
Пошел тогда Емельянов к своему приятелю, большому милицейскому начальнику, полковнику. Рассказывает ему смехом эту историю:
- Ну и дураки же у вас в милиции сидят!
Полковник в меру посмеялся, потом говорит:
- Да, у нас в милиции встречаются порядочные дураки, будем избавляться от них. Но скажи мне честно, Гена: где же ты все-таки работаешь?!
Да, Емельянову в жизни не очень везло. Еще один – печальный и смешной - случай из его жизни. Однажды он не приехал из Новокузнецка на писательское собрание: заболел. И вот встает на собрании В.Р. – человек, который стал членом Союза писателей всего месяц назад. До этого В.Р. служил тридцать лет в органах. Встал В.Р. и заявляет:
- Я предлагаю исключить Геннадия Емельянова из рядов Союза писателей за неявку на писательское собрание.
В.Р. был тогда весьма удивлен, что его предложение было встречено гомерическим писательским хохотом. Хотя, скорей всего, надо было печалиться.
Витя Бокин, поэт, мой друг, рассказывает:
- Однажды Геннадий Арсентьевич побывал в моей холостяцкой однокомнатной квартире. Говорит: «И не стыдно тебе, Витя, жить в такой грязи? Взял половую тряпку – и вымыл пол в моей квартире, привел ее в божеский вид … Я не верил своим глазам: живой классик – и занят таким низким делом …
После окончания МГУ Емельянов и Гарий Немченко были распределены в Новокузнецк, на строительство Запсиба. Проработали много лет в многотиражке треста «Металлургстрой». Немченко, как более оперативный человек (закончил репортерское отделение факультета журналистики), - быстрее стал известен широкому читателю. Емельянов учился на отделении редакторском, и работал он более медленно. Но, в конце концов, и он нашел свое лицо. Он нашел себя в сатире, гротеске, социальной фантастике. Лучшими его вещами я считаю повести «В огороде баня», «Арабская стенка», «Истины на камне», «Медный таз из сундука».
Рассказывал мне тогда Емельянов и о своей личной жизни. Оказывается, он бросил свою первую жену ради аспирантки. А потом эта аспирантка бросила его.
– И я отправился назад, к своей первой жене. Самое удивительное, она нисколько не удивилась моему приходу, не сказала худого слова. «А, вернулся, - говорит. – Проходи, располагайся …»
Видимо, та любовная эпопея и подсократила Емельянову век.
Ночь пролетела, наступило утро. Нам с Геннадием очень хотелось выпить еще, но денег не было. И тогда Емельянов предложил: «А давай, Володя, продадим мою зимнюю шапку – и на эти деньги купим спиртного?!»
И мы отправились на ближайший базарчик. Дело было или в конце октября или в начале ноября. Шел мелкий противный дождь, и емельяновская шапка в моей руке намокла, стала похожей на обшарпанную дворняжку. Как я не всучивал, не рекламировал ее посетителям базара, они лишь брезгливо отворачивались от нее …
Правда, одна женщина предложила за нее - изделие из ондатры – пятьдесят рублей. И Емельянов уже было согласился, но я не дал ему совершить такую безумную сделку. Ведь его шапка стоила рублей четыреста.
Проболтались мы на базаре, намокли и вернулись домой. Там моя жена дала нам денег на пиво. И я проводил Емельянова в гостиницу «Кузбасс», где, кажется, к нему пришел его старинный друг Геннадий Юров.
ТЯЖЕЛАЯ РУКА
- Володя, почему у тебя все время вечные склоки, выяснения взаимоотношений с людьми тяжбы и даже судебные процессы? – спрашивает у меня Гена Юров.
- Наверное, потому, что я – сутяга, - бодро отвечаю я.
- Нет, ты серьезно объясни! В том-то и дело, что на сутягу ты совсем не похож.
- Ладно, объясню, - говорю я уже на полном серьезе. – Мой бывший друг Валера Зубарев очень точно заметил: «Ты, Володя, настолько горишь желанием осчастливить ближних, что тебя частенько принимают просто за дурачка, блаженного. И при первой же возможности стараются околпачить тебя, совсем не подозревая о другой черте твоего характера – о том, что ты можешь защищать не только права других людей, но и свои.
Валера совершенно прав. Люди так и норовят меня надуть. Но когда кто-нибудь делает это уверенный в полной своей безнаказанности, - то я не намерен спускать ему. Становлюсь мстительным, как горец. И этот гражданин вскоре убеждается, что у меня очень тяжелая рука.
СТЫДНО ПЕРЕД ВЛАДИСЛАВОМ ТИТОВЫМ
Что-то не пишется мне сегодня. Хожу по квартире, перебираю старые наброски свои, заглядываю в любимые книги … Авось обленившаяся душа сбросит с себя оцепенение? Авось сверкнет в ее глубине искра творчества и превратится сначала в огонек, а потом -
в веселое гудящее пламя, самопроизвольно поддерживающее себя -подбрасывай в него лишь голые, сухие факты действительности.
Смотрю в окно – за стеклом кружат крупные хлопья снега – кружат в конце апреля, вызывая во мне одновременно раздражение и любопытство. Долго они еще будут кружить? До первого мая? До июня?..
Выхожу на улицу и с полчаса брожу среди этого весеннего снегопада … Нет, он все-таки красив … Покупаю в ларьке свежие газеты, в «Гастрономе» - хлеб и маргарин, в магазине «Тысяча мелочей» - флакончик «Шипра». Я не привык просто гулять по городу – для того, чтобы выйти из дома, мне обязательно нужен повод.
Возвращаюсь домой, и опять пытаюсь «на рифмах вдруг заговорить». Бесполезно. Пытаюсь написать небольшую заметку для местной газеты, для нашего альманаха - но даже на это я сегодня не способен.
Подхожу к стеллажу и снимаю с полки – совершенно наобум – тонкую оранжевую книжку в мягком переплете. Это повесть «Всем смертям назло» Владислава Титова. Книга вышла в самом начале восьмидесятых, но я, купив ее тогда, почти не раскрывал ее страницы. Ибо читал эту повесть в журнале «Юность» и прекрасно знаю, о чем там речь.
А повествуется здесь о вещах страшных и замечательных. Молодой горняк Сережка Петров, чтобы предотвратить аварию (загорелся кабель), бросился к щиту трансформатора и принял на себя удар тока в шесть тысяч вольт. Подоспевшие товарищи нашли Сергея, как им показалось, бездыханным. Они вынесли наверх его неподвижное, обезображенное огнем тело. Но, оказывается, в этом теле еще теплилась жизнь.
Врачи начинают бороться за жизнь Сергея … Но – от удара током громадного напряжения атрофировались кровеносные сосуды на его руках. Руки пришлось ампутировать. Еще чуть-чуть – и такой же участи подверглась бы одна из Сережиных ног. Но с огромным трудом ее удалось спасти.
Сережа Петров мечтал одно время о самоубийстве: кому он теперь нужен, безрукий молодой человек? Он кричал на свою жену Таню: «Ты не нужна мне, уходи от меня!», исторгая из Таниных глаз слезы. Кричал, конечно, потому, чтобы она не тратила на калеку свою жизнь.
Но не бросила его Таня. А Сергей … сделался писателем! Свою первую повесть он написал … зубами. Да, зажимал зубами карандаш и двигал, двигал головой, заставлял карандаш выводить неуклюжие буквы …
Повесть получила признание. И Сергей, счастливый от сознания первой удачи, берется за новую вещь.
Сергей, которому только что ампутировали руки, лежит в одной палате с Лариным («Егорычем»), пожилым человеком, страдающим от ракового заболевания. Егорыч знает, что умрет. Его молодой друг будет жить, но без рук. И Ларин однажды попросил позвать к нему Кузнецова (лечащего врача).
Врач вошел, сел на стул.
- Как самочувствие, Иван Егорович?
- Мы не дети, доктор! К чему играть в прятки? Сколько мне осталось жить? Знаю, мало! Я о другом сейчас говорю. Хочу говорить.- Егорыч помолчал, потом заговорил отрывисто: - Я слышал о всяких пересадках … Говорят, пробуют и на людях. Моя песенка спета. Вы знаете об этом лучше, чем я. Вы понимаете, о ком я говорю. Рискуйте, доктор! Я согласен. – Егорыч посмотрел на свои руки и опять заторопился: - Я дам письменное согласие. Вот оно. Сережа молод, ему надо жить … Если не получится пересадка, ему это ничем не грозит, в случае же удачи … Прошу вас, Григорий Васильевич!..
Врач говорит Ларину про тканевую несовместимость, про так называемый иммунологический барьер. Такие операции, увы, пока невозможны.
- Не думайте только, что это был минутный порыв или еще что там, - сказал Егорыч. – Нет. Я долго думал, прежде чем решился … Тешил себя мыслью, что хоть руки мои … А вы мне про барьер … Эх, да сколько их, этих барьеров на пути человека! Вот они, руки, берите их, отдайте другому! Может быть, завтра они будут уже никому не нужны. Никому …
Сильное место. Веришь больше не врачу, а Егорычу: а вдруг мол, его руки «приживутся»? И тут же одергиваешь себя: ведь руки Егорыча приживутся лишь в случае его смерти. А может быть, он еще выживет?..
Что-то давненько не переиздавали эту повесть Владислава Титова.
КОЛЯ ДОМОЖИРОВ
Я довольно часто вижу у здания бывшего обкома партии, где сейчас размещается новое начальство, полного седовласого человека с небольшими усиками. Мы обмениваемся с ним приветствиями и шагаем – каждый по своим делам.
Для окружающих он – Николай Иванович Доможиров, собственный корреспондент газеты «Гудок», известный своими «реакционными, махровыми красно-коричневыми убеждениями».
А для меня это – Поэт, поэт именно с большой буквы. Потому что он – первый Поэт, встреченный мной в моей жизни.
Он, Коля Доможиров, худенький подросток с сияющими глазами, приходил к нам домой и звенящим голосом читал свои стихи:
Факультет окончу. И работа
Журналиста будет по плечу!
………………………………
Я закончу школу «на отлично»,