Практическое пособие для пастырей 2002

Вид материалаДокументы

Содержание


Работа со страхом жизни без наркотиков Нельзя открыть новые океаны, если не решаешься отплыть от берега
Как отразится этот результат на твоих взаимоотношениях с близкими друзьями, семьей, знакомыми?
Вот, пока ширялся — все было нормально, а бросил, — началось...
А ну-ка покажи вены!
Рассказ о цирковом льве
Подобный материал:
1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   ...   69

Работа

со страхом жизни без наркотиков


Нельзя открыть новые океаны, если не решаешься отплыть от берега


Пословица

Пастырю необходимо уделить некоторое время тому, чтобы помочь наркоману осознать и преодолеть страх жизни без наркотиков, чтобы он увидел и подробно описал, как эта жизнь выглядит, как она звучит, как она ощущается. Эта работа и есть обучение человека посмотреть страху в глаза. Этот страх нужно как бы разложить по полочкам, по частям, посмотреть, как он действует, запуская механизм порочного круга. Вот какие вопросы может задать пастырь в ходе своей работы:

Как отразится этот результат на твоих взаимоотношениях с близкими друзьями, семьей, знакомыми?

Чем тебе придется поступится?

Может быть, когда ты станешь свободным от наркотика человеком, это окажется в чем-то дискомфортным для тебя?

А дискомфортно будет. Почему? Потому что, если человек всерьез решил лечится, то он вырывается из своей микросоциальной группы зависимых, а прежних друзей, которые были до времени пагубного пристрастия, он, как правило, уже успел растерять. Любой наркоман достаточно одинокий человек. Наркоманы и алкоголики собираются в компании для того, чтобы вместе заглушить свое одиночество. Как только наркоман трезвеет, он остается один на один со своим одиночеством. Это болезненное чувство неприкаянности, оторванности от других. После трех или четырех месяцев ремиссии, на поверхность, как правило, всплывают все скрытые проблемы и подводные камни. Голос зависимости как бы подталкивает, провоцирует человека:

Вот, пока ширялся — все было нормально, а бросил, — началось...

Распространенная иллюзия наркоманов в том, что, как только бросил — остальные проблемы решатся сами, без его участия. Как раз наоборот, они обостряются. Особенно первые 3-6 месяцев ремиссии. И жить первое время будет гораздо труднее. Если мы это будем игнорировать, не подготовим человека к нормальной жизни, то через 3-6 месяцев непременно будет срыв.

Если мы сразу начнем говорить человеку о том, что ему будет трудно, он просто испугается. Вначале нужно его поддержать, обнадежить. Действительно, первые три месяца жизни без наркотика у человека наступает подъем, эйфория... Важно поддержать человека в этом состоянии, не спорить с привычным для человека отрицанием и преуменьшением, пусть человек утвердится в уверенности, что все будет хорошо. Но мы всегда должны помнить, что впоследствии у него появятся проблемы. Ему придется вновь адаптироваться в своей социальной среде, где к нему уже сформировалось определенное отношение. Реакция окружающих людей, ближайших родственников на его изменение или исправление бывает, как правило, недоверчивая:

А ну-ка покажи вены!

Вечно ты мне врешь!

Живешь тунеядцем на шее родителей!

Почему у тебя опять такие подозрительно блестящие глаза?

Иногда это недоверие вновь толкает человека на срыв. Пастырь должен подготовить человека к возможности такой реакции окружающих, обучить как реагировать на подобные слова и действия родителей и близких.

Нередко проблемы возникают после возвращения в прежнюю среду из монастыря (или реабилитационного центра) и продолжаются около трех-четырех критических месяцев. В это время наркоман нуждается в очень серьезной поддержке.

В этом смысле интересен опыт некоторых столичных священников, которые ежедневно по утрам обзванивают по телефону своих подопечных, заботятся и душевно поддерживают их.

К сожалению, в практике некоторых православных реабилитационных центров сложилась традиция помещения наркомана в замкнутую, по типу монастырской, среду сроком на год-полтора, где человека обязывают жить по строгим монастырским уставам и «ни о чем мирском не думать».

Что нередко получается в итоге? Подходит срок возвращения к обычной жизни и на человека нападает панический страх возвращения. Он отвык от умения принимать самостоятельные решения, обращаться с деньгами, он привык к особому монастырскому языку: «смиряйся», «по благословению», «на послушание», «не искушай» — к языку, на котором в обычном мире люди не разговаривают. У него возникает буквально страх окружающего мира, образ которого за время пребывания в тихой обители, мог вполне сформироваться как враждебный, наполненный искушениями, "дышащий духом антихриста". Таким образом, человек оказывается в «подвешенном состоянии»: в монашество он не собирался вроде бы, а в миру теперь жить боится. Не думаю, что такая реабилитация является действительной помощью человеку, оказавшемуся в беде, ибо одна проблема — зависимость от наркотика — уходит, но появляется другая: утрата волевого начала, социальных навыков и самостоятельности, за которой нередко возвращается первая.

Рассказ о цирковом льве


В одном цирке жил лев. Большой такой, очень красивый африканский лев, он был артистом – выступал вместе с другими дрессированными животными. И с ним произошла вот какая история.

Родился лев в зоопарке, и его ещё маленьким отдали в цирк. Отличался он живым нравом, был подвижным и непоседливым львёнком. За шалости и непослушания ему частенько доставалось бичом от укротителя. Он был, что называется, «трудным ребёнком». Но бич и настойчивость укротителя сделали своё дело, и молодой лев наравне со всеми стал настоящим артистом.

Вечерами он вместе с другими зверями выходил на манеж. Под звуки оркестра и хлопки бича лев демонстрировал своё умение прыгать, бегать и рычать по командам укротителя. Он прыгал с тумбы на тумбу, и смело переходил с одной высокой подставки на другую по тонким стальным прутикам, которые прогибались под его весом. И зрители аплодировали, восторженно крича: «Браво! Браво!» А когда выключали свет, и укротитель поджигал большое кольцо, зал замирал. Барабан отбивал мелкую быструю дробь, вызывая волнение. Лев, готовясь к прыжку, переминался с ноги на ногу на тумбе. Укротитель предлагал ему совершить прыжок сквозь горящее кольцо. Лев всё не решался, но готовился к прыжку. Укротитель слегка ударял острым прутиком по тумбе, указывая льву место.

— Алле! Оп! — И лев прыгал в горящее кольцо, преодолев страх. Свет зажигали, вступал оркестр.

Публика рукоплескала: «Браво! Браво!» Укротитель кланялся направо и налево, широко улыбаясь. Но лев думал, что это его приветствует публика, а не укротителя, что это именно ему люди выражают свой восторг.

Спектакли, репетиции, утомительные переезды. Звуки оркестра, хлопки бича, запах конюшни и всегда свежий кусок мяса перед сном. Так протекала жизнь льва в цирке.

Была у него львица, от которой родились львята. Но он их редко видел, хотя слышал их урчание где-то в других клетках и чувствовал их присутствие по запаху.

Кормили зверей всегда очень хорошо. И льву всегда доставались лакомые куски мяса, сдобренные витаминами. Лев был полон сил и жизненной энергии. Он был настоящим царём зверей.

Но однажды случилось так, что заболевшего дрессировщика во время дневного выступления заменил другой, малоопытный человек. Выступление не ладилось, звери были раздражены и сильно нервничали. Молодой дрессировщик часто пускал в ход бич и острый прут, без вины наказывая животных. Лев был раздражён его навязчивыми требованиями. Не стерпев побоев, он в ярости накинулся на него. На арене началась свалка. Все звери как будто взбесились. Пожарники холодной водой пытались остудить разгоряченных зверей и спасти дрессировщика. Тот не погиб, а лишь получил некоторые ранения.

В горячке, очень возбуждённый, лев убежал с манежа и выскочил за кулисы на цирковой двор. Воспользовавшись замешательством охраны, он выбежал на улицу города. Дома, машины, люди, трамваи, звуки и запахи огромного города – всё это словно обрушилось на льва со всех сторон. Он был потрясен. Испытывая трепетное волнение, он рванулся в ближайший парк, и там залёг на пустынной полянке, пытаясь отдышаться.

Неожиданно полученная свобода опьянила его. Трепет и страх вперемешку с пьянящим чувством восторга застилали глаза тонкой пеленой. От волнения сердце билось в груди, готовое выскочить.

В это время люди потихоньку окружили место, где залёг зверь, подкрались к нему со всех сторон и незаметно накинули на него сеть. Лев ещё рвался, пытаясь освободиться от пут, но укол снотворного охладил его пыл. Его перевезли в цирк и положили в клетку.

После этого случая прошло некоторое время. Льва вновь стали выпускать на манеж, и он нормально работал, как все другие звери. Но потом он заболел.

Заболевание его было весьма серьёзным. Целыми днями лев лежал в клетке с закрытыми глазами и тяжело дышал. Он ничего не ел, только ночью подползал к поилке и лакал воду. Ветеринары определили у льва смертельную болезнь и назначили операцию.

Операция прошла успешно, и лев остался жив. Однако он продолжал оставаться вялым, пассивным и безжизненным. На арену его не выпускали, только продолжали давать разные лекарства. Это тянулось довольно долго. Его даже хотели отдать в зоопарк, где бы он мог тихо доживать свой век, т. к. все понимали, что карьера артиста для него окончена.

На льва было больно и жалко смотреть, видя, как в нём угасает жизнь. Лёжа в клетке, распластавшись на её железном полу, он грезил о чём-то, очень волнительном. Лев как будто вспоминал то, чего никогда не видел. Он мечтал о свободе. Ему мерещилось, что он видит свою Африку, те места в саванне, откуда были родом все его предки. От этих мыслей и грёз у льва ныло где-то под сердцем, и он поскуливал, словно щенок. Все понимали, что он скоро умрёт, и не знали, чем облегчить его страдания.

Но вот однажды цирк приехал на гастроли в Африку. И добрый дрессировщик решил выпустить льва на свободу, в его природную среду. Он надеялся, что ещё не старый лев обретёт на свободе жизненные силы, сможет охотиться и ещё по-своему, по-звериному, сможет быть счастливым.

В клетке льва вывезли в саванну. Поставили клетку на возвышенном месте, с которого открывался красивейший вид. Подняли кверху решётчатую дверь, предоставив возможность льву свободно выйти из клетки. Он подошёл к выходу и сел напротив.

Тёплый лёгкий ветерок дул откуда-то из-за гор. Этот ветерок шевелил шерсть на его гриве и доносил ему сладчайшие и волнительные запахи из саванны. Ноздри зверя расширялись. Лев принюхивался. Он различал тонкие оттенки этих запахов и по ним чувствовал присутствие других животных и птиц, благоухание полезных растений и ещё много того, чего нам, людям, понять не дано. Он слышал отдалённые звуки шумящего водопада где-то очень далеко в горах. Слышал он рыканье своих сородичей, крики гиен и поступь стада антилоп. Хищники готовились к ночной охоте. Вечерело. Заходящее солнце окрасило саванну багрянцем. Откуда-то издалека, едва различимо, доносились звуки барабанов. И вся эта великая симфония африканской природы наполнила его сердце трепетным желанием возвратится в тот мир, из которого он был родом. Африка звала его.

Лев встал и вышел из клетки. Он пошёл вниз, туда, откуда доносилась эта сладкая манящая музыка жизни. Пройдя шагов десять, он остановился и присел. Его большое львиное сердце трепетно билось. Он вдруг испытал сильное чувство тревоги. Мир, который его так манил, мир, который снился ему так часто и грезился в дни болезни, мир, о котором он мечтал и, который сейчас был так близко от него, вдруг испугал его.

Теперь два чувства боролись в нём. Одно толкало его вперёд в пучину жизни, другое останавливало его, пугая неизвестностью. От внутренней борьбы этих двух противоречивых чувств лев испытал тоску. Он поднял голову кверху, с жадностью вдохнул воздух и издал сильный рёв, потрясший всё вокруг и испугавший тех людей, которые наблюдали за поведением льва из-за ближайших кустов. Лев ходил возле клетки, обходил её вокруг. Иногда вдруг присаживался и снова громко рычал. Наблюдающие из-за кустов люди видели его нерешительность. Дрессировщик и его сынишка с досадой шептали, обращаясь ко льву: «Ну, иди же! Иди! Ты свободен! Природа ждёт тебя, она примет тебя. Иди, не бойся!»

Но лев не отходил от клетки. Он то ложился в траву, то вставал, и всё рычал и рычал с какой-то невероятной тоской. Когда стихло эхо, вызванное этим рёвом, послышался другой рык. Этот голос кого-то из саванны призывал льва не медлить, а идти вперёд. Но лев не шёл. Казалось, какие-то невидимые нити не отпускали его.

И вот лев повернулся и пошёл обратно к клетке. Он ещё походил вокруг неё, что-то обнюхивая, и затем запрыгнул в клетку. Привычно растянулся на полу и, прищурившись, стал смотреть сквозь дверной проём, как заходит за горизонт красный диск африканского солнца.

Щёлкнула дверная защёлка, и тяжёлая решётчатая дверь с лязганьем и скрежетом обрушилась вниз, захлопнув клетку. Люди стали выходить из-за кустов, и подходить ближе к клетке. Сынишка дрессировщика увидел, как из глаз льва текли слёзы.

— Папа, почему он плачет? — спросил мальчик.

— Он не плачет. Это яркое африканское солнце обожгло его глаза, — тихо ответил отец.

Затем клетку со львом погрузили в машину и увезли обратно в цирк.

Родившийся и выросший в неволе, лев не смог обрести новую жизнь, он не принял её пугающую красоту. Инстинкт самосохранения вернул его в клетку. Даже сильное желание свободы не смогло разорвать тысячи нитей из условных рефлексов, которые выработались у льва за всю его жизнь вне воли.

Вечером, по возвращении в цирк, его как всегда покормили мясом, и дрессировщик ласково потрепал его гриву. Перед тем как уснуть, льву снова пригрезилась свобода, которую он видел и вдыхал, но которую он почему-то не смог обрести.

Что стало с ним потом? Говорят, льва стали запрягать в тележку и катать в ней детей по цирковому двору. Некоторые подсмеивались над ним и говорили, что лев превратился в осла. Но было ли так на самом деле? Никто не знает.