Розділ 1 особливості науки І наукового знання

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   22
Л.Б. Баженов (доктор философских наук): Я начну с вопроса, который поставил Вячеслав Семенович - что может сделать философ, встречаясь с той или иной естественно-научной концепцией. В этой связи вспоминается пример, который очень любил покойный ныне академик Густав Наан. Это пример критики Беркли основ математического анализа Ньютона-Лейбница. Беркли раздражало противопоставление доказательности истинности в математике и веры в истинность Библии. И Беркли задался целью показать, что в математическом анализе, который в те годы бурно развивался, но был в то время плохо обоснован с точки зрения логики, веры было больше, чем в Библии. Известно, что предпринятая Беркли критика (философская по своей сути) основ математического анализа оказалась весьма действенной, во многом стимулировав последующий прогресс математического знания.

Теперь по сути обсуждаемых нами вопросов… Синергетика для меня - это не теория в том смысле, в каком слово «теория» фигурирует в науке и философии науки. Не является для меня синергетика и парадигмой, если понимать термин «парадигма» в смысле Т. Куна. Даже если включать в нее метафизическую компоненту, о чем уже говорилось выше. Перед нашей встречей я посмотрел учебный курс лекций под названием «Синергетика» и убедился, что передо мной книга, посвященная моделированию. Правда, речь в ней идет не просто о моделях, а о нелинейных моделях. Но если так, то давайте и будем говорить о моделировании. Да, есть такой метод, очень мощный, плодотворный, эффективный - моделирование. Но почему в этой связи нужно говорить о синергетике, о синергетическом подходе? Термин «синергетика» в современном научном обиходе появился по причинам, несколько отличным от тех, которые обусловили появление термина «кибернетика». Я бы сказал, что рождение этого слова было вызвано причинами, во многом лежащими вне сферы собственно научного познания как такового. Так что синергетика в некотором смысле и наукой также не является. Может быть, это слишком резко и категорично звучит. Но, как говорил Ричард Фейнман, если какая-то область человеческой деятельности не является наукой, то это вовсе не означает, что с ней что-то неладно. Например, не является наукой любовь. И, кроме того, у нас в запасе есть термины «подход» и «движение». Синергетика, конечно же, вполне может рассматриваться и как подход, и как движение. Синергетическое движение, несомненно, есть. Это нельзя отрицать. Вот здесь сидят его представители. Что касается моды на синергетику, то и она, конечно, существует как некий околонаучный феномен. Но все же - что такое синергетика? Для меня – это философская концепция. Это философия.

Утверждая это, сошлюсь на Вячеслава Семеновича Степина, который сказал, что синергетику можно рассматривать как продолжение гегелевской диалектики. Вот я так ее и рассматриваю: как продолжение гегелевской диалектики. И как гегелевская диалектика была философской концепцией, так и синергетика является философской концепцией. Ну а что касается философских концепций, то к ним неприменим критерий фальсификации. Они не фальсифицируются. И с этой точки зрения синергетика не может быть фальсифицированной в попперовском смысле слова. Но как подчеркивал сам Поппер, нефальсифицируемость вовсе не равнозначна отсутствию всякого смысла, как считали ортодоксально мыслящие логические позитивисты.

Вполне очевидно, что философские концепции имеют большую эвристическую ценность для науки, для культуры, общественного сознания, для интеллектуальной деятельности в самом широком смысле этого слова. Поэтому тем, что мною сказано, роль и значение синергетики никак не перечеркивается. Просто я считаю, что она должна проходить не по ведомству науки, а по ведомству философии. Таким образом, в нашем философском полку прибыло. У нас появилось еще и такое философское направление, как синергетика.

Я.И. Свирский (доктор философских наук, ст. научный сотрудник Института философии РАН): Мне кажется, что фокусировка внимания на теме статуса синергетики в контексте жесткого бинарного различения – является она философией или же чисто научным предприятием, не должна мешать нам видеть некоторые важные моменты, которые обеспечивают ее популярность, по крайней мере, на отечественной почве… Безусловно, синергетика Хакена, теория диссипативных структур Пригожина, а также теория катастроф Тома, фракталы Мандельброта, автопоэзис Варелы и Матураны срезонировали с важными культурными процессами и запросами, имеющими место во второй половине XX в. и одновременно оказались теми привлекательными концептуальными построениями, которые содержат внутри себя некое обещание ответить на животрепещущие вопросы современности, или, если не ответить, то, по крайней мере, придать им более четкие формулировки. Если можно так выразиться, именно экзистенциальное положение дел в современной цивилизации заставляет понятийный аппарат синергетики, как особого рода познавательной стратегии, выходить за пределы собственно естественно-научного дискурса и практики. Поэтому, и тут отчасти следовало бы согласиться со Львом Борисовичем, синергетику сегодня в определенном смысле можно зачислить в разряд философского отношения к миру, не рассматривая ее только лишь как инструмент моделирования процессов и явлений, принадлежащих к разным областям научного знания…

Как раз в этом контексте жесткое противопоставление синергетики и философии выглядит контрпродуктивным. Скорее, следовало бы вслед за С.П. Курдюмовым говорить о некоем синергетическом мировидении, синтетически сочетающем в себе и философский, и естественно-научный аспекты, причем сочетающем так, что последние присутствуют в нем равноправно. И такое равноправие указывает на следующее, как мне кажется, весьма важное обстоятельство: на необходимость выработки особого типа способов и средств выражения (или особого типа языка), который соответствовал бы самоорганизующимся, становящимся реалиям тем более, что опыты по созданию таких средств выражения в истории философии уже имеются. Уже представители философии жизни, а после них и экзистенциалисты, с подозрением относились к осмыслению мира в терминах устойчивых неизменных структур (будь то природные структуры или же структуры сознания). Особый вклад в формирование типа мышления, ориентированного на становящиеся, хаотизированные, самоорганизующиеся и саморазрушающиеся системы, внес постструктурализм, одной из центральных тем которого как раз и является поиск концептуальных средств для подключения именно к динамическим, неустойчивым, становящимся образованиям, выработка особого рода мыслительных практик, позволяющих ухватить саму суть становления и научиться жить и мыслить внутри последнего. И оттого неслучайно в сборниках, посвященных обсуждению философских оснований синергетики, появляются такие фигуры, как Бергсон, Хайдеггер, Фуко, Делез и другие авторы, озабоченные не столько описанием и обоснованием права на существование уже сложившихся и устойчивых структур (в природе, социуме или психике) в стиле Канта, сколько попытками выхода за пределы любых устойчивостей и определенностей. Грубо говоря, как в философии, так и в науке – принимая во внимание условность такого деления – в центре исследовательских интересов (как уже говорилось на этом «круглом столе») оказались процессы и явления, прежде полагавшиеся второстепенными, незначительными, маргинальными. Такой поворот в сторону якобы «незначительного» сам является симптомом самоорганизующегося становления, пронизывающего современную познавательную деятельность, и может быть назван «синергетическим поворотом», поскольку совершается в самых разных областях научного творчества, вынужденных кооперироваться друг с другом: от физики и биологии до лингвистики и психологии. Отсюда и по необходимости междисциплинарный характер такого рода исследований.

Как мне кажется, весь корпус сюжетов и тем, сопрягаемых с термином «синергетика», органически связан, но связан так, что речь в нем не должна идти о наличии некоего организующего центра. Всякого рода «центризм» здесь оказывается относительным и в конечном счете затемняет суть происходящего. Отсюда и неуместность всякого рода «редукций» и однозначных оценочных суждений, и уже тем более выяснения того, кто «главнее» и кто может претендовать на исключительное право задавать стратегические направления исследований.

Может показаться, что здесь мы слишком далеко отошли от аутентичной синергетики. Но, тем не менее, задача философии состоит не только в анализе конкретных научных достижений, но и, как сказал Вячеслав Семенович, в том, чтобы вписывать в культуру тот дух, который они в себе несут, создавать «концептуальные очки», через которые будут более отчетливо видны те, казалось бы, маргинальные, но на поверку весьма важные силы, которые сорганизуют наш мир, и которые ускользали от взгляда, снабженного прежними, может быть уже не очень-то годящимися «концептуальными очками». Хотя вопрос о годности прежних «концептуальных очков» весьма непрост. Речь, скорее, должна идти о том, чтобы научиться в нужном месте и в нужное время менять эти очки, а также о том, чтобы выработать некие интуиции (некое личностное знание по Полани) относительно того, когда их нужно менять. И такое «умение» менять концептуальные очки также соотносится, как мне кажется, с теми внутренними импульсами, которые оживляют синергетический способ схватывания реальности. В конечном счете можно предположить, что, если подобный способ схватывания реальности станет «естественным», то онтологизированию подлежит не тот или иной взгляд на мироустройство, а сама смена взглядов. Здесь формируются пути к построению синергетической онтологии, избегающей онтологизирования тех или иных синергетических схематизмов.

Е.А. Мамчур (доктор философских наук, зав. сектором Института философии РАН): Вячеслав Семенович высказал очень верную мысль о том, что задача философии в случае с синергетикой состоит в том, чтобы обеспечить возможность включения синергетики в систему культуры. Философия призвана осмыслить материал этой новой научной дисциплины, с тем чтобы сделать его понятным или, как говорил в свое время Филипп Франк – интеллигибельным. Без этого данные и результаты синергетики никогда не станут частью картины мира. В случае с синергетикой, как верно замечает Вячеслав Семенович, повторяется та же ситуация, которая имела место в период становления квантовой механики и теории относительности. Там было все – и прекрасный математический аппарат, и эффективные оправдывающиеся предсказания. Не было только одного – интерпретации, которая сделала бы принципы этих теорий понятными. И все дискуссии, которые велись вокруг этих теорий, имели отношение именно к этому аспекту нового физического знания.

Мне представляется, что наименее понятным или наиболее непонятным в синергетике является вопрос о причинах и механизмах когерентного, кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем. Иногда высказывается мнение, что контринтуитивным в случае с синергетикой является утверждение о том, что в данной отрасли научного знания мы имеем дело с процессами самоорганизации. Критики утверждают, что, поскольку речь всегда идет об открытых системах, ни о какой самоорганизации речи быть не может: рассматриваемые процессы всегда совершаются за счет энергии окружающей среды. В ответ на это, однако, вполне уместно вспомнить слова С.П. Курдюмова, который как-то очень точно заметил, что «всякая система открыта, но не всякая система является самоорганизующейся». Все системы открыты, все они обмениваются энергией с окружением; закрытые, изолированные системы являются лишь идеализацией и в реальности не существуют. Но лишь в некоторых типах систем могут совершаться процессы самоорганизации и самоусложнения. Характерной особенностью этих процессов является кооперативное, когерентное поведение элементов системы. Как и почему оно происходит, каковы его механизмы? Этот вопрос пока остается открытым.

То, что в данном случае здесь действительно есть проблема, отмечалось уже основателями синергетики. Разрешите мне процитировать слова И. Пригожина и И. Стенгерс. Рассматривая один из наиболее ярких примеров самоорганизации в неорганической природе – ячейки Бенара, они пишут: «...Когда наступает неустойчивость Бенара, ситуация изменяется: в одной точке пространства молекулы поднимаются, в другой опускаются как по команде. Однако никакой команды в действительности «не раздается», поскольку в систему не вводится никакая новая упорядочивающая сила (курсив мой – Е.М.) Открытие диссипативных структур, – продолжают они, – потому и вызвало столь большое удивление, что в результате одной-единственной тепловой связи, наложенной на слой жидкости, одни и те же молекулы, взаимодействующие посредством случайных столкновений, могут начать когерентное коллективное движение». Пытаясь охарактеризовать механизмы возникновения кооперативного поведения элементов самоорганизующихся систем, И. Пригожий и И. Стенгерс говорят о существовании «коммуникации» между молекулами. Однако природа и характер этой «коммуникации» остаются у них нераскрытыми. И то, что они берут это слово в кавычки, говорит о том, что они употребляют его в чисто метафорическом смысле.

Мне представляется удивительным, что многих синергетиков вопрос о причинах и механизмах когерентного поведения элементов систем совершенно не беспокоит. Это можно воспринять как отказ от объяснения. Возможно, однако, что мы имеем в данном случае дело не с отказом, а просто с другим типом теоретической реконструкции процессов самоорганизации, отличным от причинного. Быть может, мы являемся свидетелями проникновения в синергетику объяснительной стратегии, суть которой в том, что рассматриваемое явление просто объявляется «естественным», не требующим объяснения через что-то другое. Прецеденты использования такого типа стратегии в научном познании есть. В их числе – отказ Галилея от поисков причин движения тел в механике. В физике Аристотеля для движения тел нужна сила, которая и является причиной. Вопреки Аристотелю, Галилей утверждал, что равномерное и прямолинейное движение тел представляет собой движение по инерции в евклидовом пространстве. Согласно Галилею равномерное и прямолинейное движение не нуждается в силе, сила нужна только для изменения характера движения. Аналогичным образом, по Эйнштейну, движение в поле тяготения не является результатом действия гравитационных сил, а представляет собой движение по инерции в неевклидовом пространстве. И Галилей, и Эйнштейн стремились представить движение тел как естественное, не требующее никаких причинных объяснений. А разве не та же стратегия характерна и для стандартной интерпретации квантовой механики? Известно, что согласно этой интерпретации невозможно объяснить, указать причину того, почему один из атомов в куске радиоактивного урана распадается сейчас, а другой пролежит нераспавшимся еще тысячи лет. Причем, как отметил Р. Фейнман, не только мы не знаем, почему так происходит, сама Природа не знает этого.

Такое же по типу «объяснение» предлагают нам финалисты в биологии. Пытаясь дать разумную интерпретацию явлению целесообразности в живой природе, они говорят о целесообразности как об имманентной, внутренне присущей живым системам. Таким образом, они также стремятся представить целесообразность как «естественное» явление. Многих ученых, однако, такая ситуация не удовлетворяет. Возможно, именно в этом лежит причина скептического и даже негативного отношения к концепции самоорганизации и самому термину «самоорганизация». Человеческий разум жаждет причинного объяснения, причем явно предпочитает причинность производящую. Многих ученых способен удовлетворить только такой способ объяснения явлений. Не получая ответа на вопросы почему и как, ученые испытывают чувство интеллектуального дискомфорта. Трудно поверить, привыкнуть и принять, что существует другой тип теоретической реконструкции явлений, который в принципе не дает ответа на эти вопросы и не может быть редуцирован к причинному объяснению. Эта нередуцируемость для многих ученых равносильна отказу от одного из основополагающих законов человеческого мышления – закону достаточного основания, сформулированного в свое время Лейбницем. Ссылаясь на имманентность телеологии и невозможность объяснить механизмы «жизненных порывов», «энтелехии» и т.п., финалисты предлагают нам отказаться от закона достаточного основания.

Это не значит, что, отказываясь от поисков причинного объяснения когерентного поведения элементов самоорганизующихся систем, синергетики отказываются от поисков законов самоорганизации. Нет, конечно. Все синергетики ищут такие законы: и те, которые озабочены поисками механизмов кооперативного движения, и те, которые отказываются от этих поисков. Но то, что они ищут и что надеются найти – зависит от их методологической ориентации. Редукционисты полагают, что это будут более фундаментальные законы - либо физические, либо химические, либо биологические – в зависимости от исследуемой сферы реальности и типа самоорганизующейся системы. Антиредукционисты, напротив, объявляют их в принципе не сводимыми к закономерностям нижележащих более фундаментальных уровней организации материи.

Интересна в этом плане позиция Нобелевского лауреата в области физики С. Вайнберга, изложенная им, в частности, в недавно переведенной и опубликованной у нас книге. Вайнберг – редукционист. Он говорит, что все редуцируемо и что как раз все законы хаоса уже удалось редуцировать к законам микрофизики. «Поразительный прогресс, достигнутый в последние годы в этой области (имеется в виду исследование хаотических систем. – Е.М.) заключался не только в наблюдении хаотических систем и формулировке эмпирических закономерностей, управляющих ими: что значительно важнее, законы, которым подчиняется хаотическое поведение, были математически выведены из законов микрофизики, управляющих теми системами, в которых возникает хаос». Вайнберг жестко критикует саму идею существования, как он их называет, «автономных», т.е. особых, специфических, нередуцируемых законов. «Нужно еще установить... – пишет он, – действительно ли существуют новые законы, управляющие сложными системами?». Приведя в качестве примера толпу линчевателей – типичный пример самоорганизующейся системы в социальной сфере – Вайнберг пишет: «Можно попытаться сформулировать все, что мы знаем о толпах, в форме законов... но если мы попросим объяснить, почему эти законы действуют, нас вряд ли удовлетворит ответ, что это фундаментальные законы, не имеющие объяснений через что-то другое. Мы, скорее, будем искать редукционистское объяснение, основанное на психологии отдельных людей».

Однако позиция Вайнберга противоречит тому, что говорят сами творцы синергетики. Как утверждает О. Тоффлер, хорошо знающий точку зрения И. Пригожина и И. Стенгерс (он, как известно, является и автором предисловия к их книге «Порядок из хаоса»), они как раз настаивают на том, что законы кооперативного поведения не редуцируемы к законам нижележащих уровней материи. Они настаивают на «автономности» этих законов. Так, Тоффлер пишет: «Еще более важные следствия теория Пригожина и Стенгерс имеет для изучения коллективного поведения. Авторы теории предостерегают против принятия генетических или социобиологических объяснений загадочных или малопонятных сторон социального поведения. Многое из того, что обычно относят за счет действия тайных биологических пружин, в действительности порождается не «эгоистичными» детерминистскими генами, а социальными взаимодействиями в неравновесных условиях»… Напомню приведенный им пример из «жизни муравьев». «...В одном из недавно проведенных исследований, – рассказывает Тоффлер, – муравьи подразделялись на две категории: «тружеников» и неактивных муравьев, или «лентяев». Особенности, определяющие принадлежность муравьев к той или другой из двух категорий, можно было бы опрометчиво отнести за счет генетической предрасположенности. Однако, как показали исследования, если разрушить сложившиеся в популяции связи, разделив муравьев на две группы, состоящие соответственно только из «тружеников» и только из «лентяев», то в каждой из групп в свою очередь происходит расслоение на «лентяев» и «тружеников». Значительный процент «лентяев» внезапно превращается в прилежных «тружеников»»!

Вайнберг выступает против идеи существования «автономных» законов, а основатели синергетики, напротив, приветствуют идею А. Эддингтона о существовании первичных и вторичных законов: первичным подчиняется поведение отдельных частиц, в то время как вторичные законы – это законы поведения совокупностей или ансамблей атомов и молекул.

Так кто же прав? Вайнберг или основатели синергетики? Лично мне более логичной представляется позиция Пригожина и Стенгерс: если существуют особые специфические процессы самоорганизации, то должны существовать и новые специфические законы, которым эти процессы подчиняются. Тем не менее, вопрос пока остается открытым. И очевидно, что без разрешения его синергетика не может быть безболезненно «встроена» в картину мира и стать достоянием культуры.

В.Г. Буданов: Я хотел бы пояснить свое видение внутреннего строения процесса полноформатного синергетического моделирования в гуманитарной сфере и междисциплинарном проектировании. В основе этого видения, помимо прочего, лежит мой многолетний опыт преподавания синергетики гуманитариям разных специальностей. Так вот, рефлексия над этим опытом позволяет выделить в этом процессе следующие этапы:

1. Постановка задачи в дисциплинарных терминах. 2. Перевод дисциплинарных понятий и эмпирических данных в синергетический тезаурус. На этом этапе царит коммуникативный хаос, метафорический произвол, смысловая игра в бисер. Любой языковый денотат, если подобрать нужный контекст, оказывается возможным именовать и аттрактором, и управляющим параметром и т.д. 3. Усмотрение базовых процессов, принципов синергетики в эмпирическом материале, что существенно сужает метафоризацию и произвол интерпретаций. 4. Согласование, сборка принципов синергетики на эмпирическом материале, в результате чего возникает «кольцо принципов». На этом этапе коммуникативный произвол еще больше ограничивается, что позволяет перейти к системному этапу, выбору конфигуратора. 5. Построение структурно-функциональной когнитивной модели. 6. Конструирование формальной динамической модели, фиксирующей тип уравнения, пространства состояний и т.д. 7. Выстраивание «реальной» модели, т.е. уточнение свободных параметров и коэффициентов из опыта. 8. Математическое решение модели. 9. Сравнение с экспериментом, интерпретация результатов. 10. Принятие решений, корректировка модели на любом из этапов, замыкание герменевтического круга моделирования.

Очевидно, что переходы от одного этапа к другому - это, по сути, коллективный творческий процесс, в котором необходимо компетентное участие не только математиков и предметников, но и философов. По мере продвижения по этапам мы переходим от метафорической синергетики к строгой, и эта работа требует владения навыками философской рефлексии. Этапы 2, 3, 4 являются новыми, существенно синергетическими, они от метафорической синергетики приводят нас к началам математического моделирования. Очевидно, что остановка в начале пути, ограничение лишь метафорическим этапом 2 делает невозможным какое-либо моделирование, даже когнитивное. Именно в этом «застревании» состоит, на мой взгляд, болезнь «гуманитарной» синергетики.

Вместе с тем, почему это происходит? Елена Аркадиевна уже отчасти ответила на этот вопрос. Тот, кто не привык искать действующие причины, не обладает навыками методологической рефлексии, склонен онтологизировать те или иные частные законы, неизбежно зацикливается на метафорическом этапе таким образом, что для него слово «аттрактор» вполне может заменить сложную динамику и сложную математику, тем более что эта замена в принципе избавляет от скучной необходимости считать и измерять. И относительно термина самоорганизация. Когда мы говорим, что шарик скатывается – это не физика, а бытописание, самодвижение материи. Когда мы говорим, что шарик скатывает некая внешняя сила, это физика Ньютона, действующая причина, десакрализация самодвижения материи. Само-лет – мистика. Самолет летит под действием подъемной силы и тяги двигателя – действующие причины. Самоорганизация при замерзании воды ровно такая же «загадка», что и ячейки Бенара. В контексте объяснения явлений самоорганизации нередко прибегают к метафорам: говорят про «невидимую руку дирижера», или еще лучше – про слово гипнотизера, «усыпившего» молекулы. К этим метафорам привыкли и не удивляются. Но метафоры не должны уводить нас от поиска действующих причин. А эти причины одинаковы, это средние коллективные поля, которые, конечно же, редуцируются к микровзаимодействию молекул, множеству действующих причин, и никаких новых фундаментальных законов искать не надо, просто на макроуровнях привычные законы проявляются иначе, зачастую они становятся нелокальными по пространству и времени, появляется память системы, новые элементы с внутренними пространствами и т.д. Здесь действующие причины усмотреть не всегда просто, часто помогает математика, если мы имеем дело с так называемыми марковскими процессами, а если нет, то о языке действующих причин можно забыть, он неэффективен, и остается язык холистического, нелокального описания, типа законов сохранения, вариационных принципов, асимптотических состояний и т.д., часть информации может утрачиваться, сворачиваться. В этом и заключается искусство моделирования явлений и процессов на качественно разных структурных уровнях иерархии окружающей нас действительности, когда редукция к физике элементарных частиц просто невозможна. Адекватно объяснять эту иерархию качеств, не пользуясь физическим и математическим языками синергетики, трудно: кто-то просто верит в мощь науки и пафос – «посмотрите, как это удивительно...»; а кто-то требует доказательств на обыденном языке, отторгая как редукционизм всякие ссылки на физику и математику. Конечно, есть еще философия с ее многовековой традицией, есть диалектика Гегеля... И здесь я согласен с Вячеславом Семеновичем, что ключи адекватного понимания синергетики в культуре еще не найдены, а найти их без философии вряд ли возможно.