Geum.ru

Меняющейся европе

Вид материалаДоклад
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
представляет собой Конституцию сообщества. В самом деле, в нем содержалось 257 статей (в документе об образовании СНГ было три статьи, да и то – общего плана), регулирующих поведение (взаимоотношения) шести государств в различных сферах, определяющих методы (механизмы) решения спорных вопросов, процедуру принятия решений. Строгое следование этим правилам привело к снижению напряженности, ослаблению конфликтогенной ситуации между бывшими противниками во Второй мировой войне, прежде всего между Германией и Италией, с одной стороны, и остальными государствами – с другой, а впоследствии – между Великобританией и Францией. Следование новым нормам взаимоотношений должно было преодолеть вековое соперничество на континенте, превратить в конечном счете Европейское экономическое сообщество в Соединенные Штаты Европы.

Другая особенность состояла в самой философии ЕЭС. Стратегическая цель западноевропейской интеграции состояла в том, что шесть государств взаимно открывали свои границы для товаров, капиталов, рабочей силы, партнеров, ставя “иностранцев” в равные условия борьбы за преобладание на том или ином национальном рынке с тем, чтобы сознательно поднять общий уровень конкуренции в каждой стране и в сообществе в целом. В результате экономика каждой страны ЕЭС и всего сообщества становилась более технологичной, более современной, более конкурентоспособной и жизнеспособной, прежде всего потому, что в результате подобного безжалостного соревнования, более того – завышенного уровня состязательности выживали только сильнейшие предприятия, банки, концепции развития. Лишь они могли, в свою очередь, на равных состязаться с наиболее влиятельными корпорациями, финансовыми организациями, интеллектуальными концепциями за пределами самого сообщества. Конечно, эта сознательная транспарентность не сразу дала желаемые результаты. Процесс перехода от национальной к интегрированной экономике, от национального к интернациональному мышлению был крайне болезненным. Не все препятствия на этом пути преодолены и ныне (в Великобритании и после января 2002 г. в качестве денежной единицы остались фунты и пенсы, в то время как остальные члены Европейского союза перешли на евро). Но в целом открытая модель западноевропейской интеграции сработала.

В самом деле, если ЕЭС начиналось с шести государств, то сейчас в союзе пятнадцать стран. Завтра их число может быть значительно больше, ибо в дверь Евросоюза уже стучится дюжина претендентов, представляющих, главным образом, Центральную и Восточную Европу (включая Прибалтику) и Средиземноморье. Между тем, в странах ЕС уже сегодня проживает 350 млн. человек, к которым можно было бы добавить около 20 млн. иностранных рабочих, мечтающих сменить свой временный гостевой статус на постоянное гражданство. Таким образом, ЕС сегодня являет собой центр гравитации практически для всех европейских стран, готовых поскорее присоединиться к нему. Это их стремление создает для ЕС дополнительные возможности влиять на внутреннее и внешнее поведение этих государств. Еще большее значение имеет перечень тех условий, которым должны удовлетворять претенденты, намеревающиеся присоединиться к союзу. Этот перечень в известной мере является своеобразной европейской нормативной базой внутреннего и внешнего поведения большинства стран, расположенных на европейском континенте.

Между тем, хотя в состав ЕС входят две ядерные державы и три первоклассные армии (Германии, Франции и Великобритании), военная сила не является основным источником влияния союза на международной арене. Источником его влияния во внешнем мире является, прежде всего, его экономическая мощь (совокупный ВВП пятнадцати стран ЕС практически равен соответствующим американским показателям), финансовая независимость и стабильность (появление евро), равно как и тот факт, что ЕС представляет собой самый крупный в мире торговый блок. На его долю приходится сегодня 20% мировой торговли, а если учитывать торговый обмен между самими странами ЕС, то эта цифра поднимется до 44% мирового торгового оборота (более чем вдвое превосходя по этому параметру Соединенные Штаты)2. В этом плане Евросоюз в отличие от некоторых более воинственных составляющих его государств (Франция, Великобритания), предпочитает, если и использовать силу за пределами зоны своей непосредственной ответственности, то, как правило, в “мягких” ее формах. По мнению профессора Лондонской школы экономики и политики Стефена Вудкока, “Европейский союз оказывает заметное влияние на формирование глобальной экономики путем демонстрации наиболее эффективной модели экономической и политической интеграции. Это влияние становится все более ощутимым по мере того, как мировая экономика все решительнее продвигается в направлении углубления кооперирования и интеграции”3.


В повестке дня – военная интеграция

Европа, несмотря на то, что она успешно продвигается к федеральному статусу, не является еще единым политическим и военным целым. Тем не менее успехи в области экономической интеграции, взаимная открытость, шенгенский безвизовый режим, равно как и новые вызовы, обусловленные международным развитием (в том числе террористической акцией 11 сентября 2001 г.), позволили ЕС сегодня в практическом плане поставить вопрос о необходимости единой внешней политики и единой политики в области безопасности. Идея эта, как уже упоминалось выше, давно обсуждалась в ЕС, но в официальном порядке впервые была поставлена в приложении к Маастрихтскому договору 1991 г., а затем более конкретно выражена в Амстердамском договоре 1997 г. Иным стал и подход к этим проблемам ведущих западноевропейских государств. Основными вехами в строительстве единой европейской внешней политики и безопасности стали франко-британская встреча в Сан-Мало (декабрь 1998 г.), саммиты ЕС в Кельне (июнь 1999 г.), Хельсинки (декабрь 1999 г.), Санта-Мария-да-Фейра (Португалия, июнь 2000 г.), Ницце (декабрь 2000 г.), Гетеборге (июнь 2001 г.), Лаэкене (декабрь 2001 г.) и в Севилье (июль 2002 г.).

Каждая встреча вносила что-то новое в реализацию идеи единой политики и безопасности ЕС. При этом обычно подчеркивалось, что европейская система безопасности не является альтернативой НАТО и речь идет не о создании “европейской армии” (как это было в 50 х годах), а о многонациональных структурах ограниченного масштаба, что-то вроде еврокорпуса. Предполагается, что к 2003 г. эти структуры будут обладать способностью за 60 дней выставить в полной боевой готовности воинский контингент численностью не менее 60 тыс. человек, имеющий все необходимое для предупреждения или разрешения локального конфликта в Европе. Вашингтон, вначале крайне подозрительно относившийся к инициативе союзников в области безопасности, теперь, особенно после террористической атаки против самих США, готов был не только снять свои возражения, но и приветствовать начинание союзников, при условии, конечно, их тесной координации с НАТО как в вопросе создания военных структур, так и их использования. Вместе с тем следует отметить, что речь идет лишь о первых шагах ЕС на пути к военной и политической интеграции.

России, если она действительно намеревается войти в Большую Европу, нужно прежде всего осознавать исторический опыт европейской интеграции, впитать в себя ее философию состязательности. Она должна понимать, что нужна Европе не столько как военная мощь, сколько как политическая сила и как перспективный экономический потенциал, обладающий к тому же уникальными, прежде всего интеллектуальными (а не только топливно-энергетическими), ресурсами. Приходится учитывать, что значимость военной мощи, особенно в традиционном ее понимании, в системе международных отношений после 11 сентября 2001 г. была серьезно девальвирована. В самом деле, до недавнего времени мировая стратегическая стабильность опиралась на равновесие силы, на равновесие страха, на ядерное равновесие, создающее возможность взаимного гарантированного уничтожения. Военная (ядерная) мощь являлась важнейшим элементом сдерживания потенциального агрессора, более того – взаимного сдерживания. Все это годилось для эпохи противостояния Востока и Запада.

Однако сегодня ситуация начинает меняться: ни тысячи ракет и боеголовок, ни сотни подводных лодок, ни национальная система ПРО не являются более инструментами сдерживания или нейтрализации международного терроризма, либо являются таковыми лишь в ограниченном размере. Можно было бы предпринять ядерную атаку против талибов, хотя и это вряд ли рационально, тем более, что их разгромили и без использования оружия массового уничтожения. Но это не дает никакой гарантии, что Усама бен Ладен будет уничтожен или даже запуган (в то же время создает для него новые и уникальные возможности). Это не означает, что военная мощь вообще более не будет востребована в международных отношениях, она по-прежнему, хотя и в изменившейся форме “войн шестого поколения”, будет необходима как ответ на агрессию, в антитеррористической борьбе, в локальных, этнополитических конфликтах и даже как элемент миротворчества. Но она уже не является более универсальным ответом на современные вызовы безопасности. Равно как и понимание того, что национальное государство, каким бы значительным оно ни было по своим размерам или потенциалу, в одиночку не сможет более обеспечивать свою безопасность. Международные отношения, как и международная безопасность, должны обрести какие-то новые ориентиры. Трудно себе представить, что вся антитеррористическая кампания в целевом плане сведется лишь к восстановлению прежних (силовых) критериев международной стабильности. Вместе с тем можно представить себе, что в новой ситуации, с учетом процессов глобализации, международные интеграционные объединения, основанные на открытости и сотрудничестве, будут играть все более важную роль в системе международных взаимозависимостей. В результате каждое государство, вне зависимости от его размеров и мощи, участвующее в интеграционном процессе, обретает собственную возможность через него влиять на ход мировых событий.

В Европе Москва имеет дело прежде всего с четырьмя интеграционными объединениями, имеющими разную форму, зону ответственности, механизм воздействия на окружающий мир, разный уровень и историю (характер) отношений с Россией. Причем все эти интеграционные организации либо уже являются, либо стремятся стать объединениями общеевропейского, а в ряде случаев евроатлантического, масштаба, то есть они запрограммированы на расширение. В одних Россия является полноправным членом, в других еще далека или крайне далека от этого. Соответственно этому в одних она пользуется каким-то влиянием, в других – меньшим, в третьих – просто незначительным. К числу этих организаций относятся ОБСЕ, НАТО, Европейский союз, Совет Европы. В какой же мере членство в этих объединениях (или его отсутствие) влияет, во-первых, на состояние отношений России с каждым из этих объединений; во-вторых, на состояние ее отношений с Европой; в-третьих, на ее статус в системе международных отношений (в системе отношений с Америкой), на ее способность влиять на ход мировых событий; в-четвертых, на ее внутреннее развитие, прежде всего на ход и уровень ее реформ, на становление ее демократии и ее рыночного хозяйства?


ОБСЕ

Россия стояла у истоков этой организации. Она была создана в 1975 г., и, по мнению Москвы, призвана была узаконить территориальный (и социальный) статус кво в Европе, сложившийся в результате и после Второй мировой войны, прежде всего советскую сферу влияния в восточной части континента (нерушимость национальных границ в Европе, территориальная целостность государств). Фактически речь шла о том, что все государства, а не только четверка великих держав, должны были легитимизировать ялтинско-потсдамскую структуру международных отношений, сложившуюся в Европе, а с известной натяжкой – и во всем мире. Для Запада в той же ситуации главным было стремление кодифицировать правила игры между двумя противоборствующими группировками в рамках биполярной (той же самой ялтинско-потсдамской) структуры международных отношений. Поскольку это было совместное предприятие (родившееся в годы “первой разрядки”), поскольку оно должно было удовлетворять обе стороны, то его строительство велось на основе компромисса.

В результате в Заключительном акте, подписанном в 1975 г. в Хельсинки руководителями 33 европейских государств, США и Канады, имелись многочисленные нестыковки: то, что было записано в одном его разделе, совершенно не соответствовало, а зачастую и противоречило тому, что было заявлено в другом. Более того, в документе появились такие “неприятные” (и неприемлемые) для тогдашнего советского руководства положения, как обязательства соблюдать права человека, свободу въезда в страну и выезда из нее, ввести в практику меры доверия и т.д. Торжественно подписав Заключительный акт, Москва не знала, что с ним делать и как избавиться от этого детища собственной инициативы. Запад, в свою очередь, активно пытался использовать положения Хельсинкского документа для дискредитации мира реального социализма. Заключительный акт (СБСЕ/ОБСЕ) не был юридическим документом, он был всего лишь политическим обязательством, он не предусматривал механизма принуждения для тех, кто его не выполнял или нарушал, поэтому в условиях поляризации он фактически не работал.

Ситуация изменилась лишь после окончания холодной войны, когда противостояние Восток–Запад исчезло, а с ним и некоторые международные правила, которыми следовало бы руководствоваться. СБСЕ/ОБСЕ начинает менять направление своей деятельности. Это особенно было заметно в горбачевский период, когда Москва на пространствах, где некогда развертывалась конфронтация Восток–Запад, пыталась выстроить идиллический “общеевропейский дом”, в котором она надеялась быть “управдомом”. В результате СБСЕ, во-первых, становится нормативным форумом (потом организацией). Его задача – разрабатывать свод правил, которыми государства Европы должны руководствоваться в системе своих взаимоотношений и отчасти – в своей внутренней политике. К числу таких нормативных актов помимо Хельсинкского акта относятся Документ Стокгольмской конференции по мерам укрепления доверия и безопасности и разоружению 1986 г., Итоговый документ Венской встречи 1989 г. с его многочисленными приложениями, Документ Московского совещания 1991 г. конференции СБСЕ по человеческому измерению, Парижская хартия для новой Европы 1990 г., Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности, утвержденный Будапештским саммитом ОБСЕ 1994 г., Хартия европейской безопасности, одобренная Стамбульским форумом ОБСЕ, и т.д. Во-вторых, СБСЕ/ОБСЕ отныне занимается мониторингом демократических процедур (выборы, различные свободы, права национальных меньшинств, взаимоотношения между личностью и государством, независимость от власти судебной системы и т.д.) в странах – членах этой организации. В-третьих, в сферу ее компетенции входят некоторые миротворческие функции: постконфликтное политическое (невоенное) урегулирование этнополитических кризисов (по линии государство – национальные меньшинства, между сопредельными государствами). Но конечно, главным для ОБСЕ остается ее нормативная деятельность. Собственно говоря, ОБСЕ можно считать интеграцией, поскольку она объединяет практические все европейские государства на уровне норм, принимаемых (разрабатываемых) ими совместно в качестве политических обязательств.

Будучи влиятельным членом ОБСЕ, Россия может воздействовать в своих интересах на ход европейских процессов по всем трем вышеупомянутым направлениям. В ряде случаев она успешно это делает, внося свой вклад в становление принципов взаимоотношений государств после окончания холодной войны, в разрешение конфликтных ситуаций на постсоветском пространстве под эгидой ОБСЕ (Нагорный Карабах, грузино-абхазский конфликт, кризисная ситуация в При­днестровье, в Чечне). Вместе с тем следует признать, что членство в ОБСЕ дает России (равно как и другим странам) лишь ограниченные возможности влиять на европейскую ситуацию.

Эта ограниченность обусловлена, во-первых, известным снижением роли ОБСЕ после окончания холодной войны, распада Советского Союза и его зоны влияния в Восточной Европе. В самом деле, противостояние Восток–Запад исчезло, многие международные проблемы, ранее требовавшие вмешательства ОБСЕ, теперь решались самими государствами в духе доброй воли. ОБСЕ пыталась найти для себя новую нишу, но эти попытки не всегда были успешными. После распада трех социалистических федераций ОБСЕ пополнилось двадцатью вновь образовавшимися государствами, многие из которых не имели никакого отношения к Европе, в том числе и в цивилизационном плане. Финансирование ОБСЕ всегда осуществлялось на минимальном уровне, что затрудняло процесс ее превращения из форума в организацию. Все другие европейские интеграционные объединения Европы обычно пытались возложить на ОБСЕ, используя в качестве предлога неопределенность ее зоны ответственности, бремя тех проблем, которые они не были в состоянии решать сами (и которые, конечно, не могла решить ОБСЕ, не имея для этого ни средств, ни персонала). А это еще больше вело к снижению ее авторитета. Так, ОБСЕ не признала последние выборы белорусского президента легитимными, но кроме самого факта непризнания она ничего не смогла сделать в практическом (позитивном) плане для разрешения этой проблемы. Точно так же ОБСЕ ничего не смогла сделать и с нарушениями прав русскоязычного населения Прибалтики, хотя это было ее прямой обязанностью. Потребовалось давление Соединенных Штатов, Германии, Великобритании для того, чтобы ситуация здесь несколько разрядилась.

Во-вторых, значительно снизилась (по сравнению с Советским Союзом) роль и влияние России в самой ОБСЕ. Девальвация российских возможностей была обусловлена рядом обстоятельств. Прежде всего, внутренней ситуацией в самой России, которая в ряде случаев – по уровню демократизации, политической стабильности, характеру взаимоотношений с соседями, кризисному регулированию – не дотягивала до нормативов, устанавливаемых ОБСЕ. В результате у организации появлялись претензии к самой России (это касалось использования военной силы для урегулирования ситуации в Чечне, в Приднестровье, в Абхазии). Следует отметить, что в отличие от СССР, который выступал в СБСЕ/ОБСЕ как лидер значительной группировки (за его спиной всегда маячил десяток “лояльных” ему сателлитов), Россия сегодня вынуждена действовать в рамках ОБСЕ практически в одиночку (сближение с Белоруссией в этом плане лишь дискредитирует Москву). Между тем тот же Запад обычно выступает блоком (на базе НАТО или ЕС). Следует учитывать и другое: бывшие союзники Москвы по Организации Варшавского договора, равно как и бывшие советские республики, сегодня более недружественны по отношению к России, нежели некогда враждебный ей Запад. Во всяком случае, Москве пока не удалось сколотить в рамках ОБСЕ коалицию, которая могла бы поддержать Россию по таким вопросам, как расширение НАТО на восток, военная операция того же блока против Югославии и особенно по Чечне. Если по этим вопросам и появлялось какое-то взаимопонимание, то оно было обусловлено изменением в подходе США, Германии, Италии, Испании, но не Польши или Украины.

Подобная ситуация выявляет, что одного присутствия в международной организации, хотя оно и является необходимым условием, еще не достаточно, чтобы корректировать ее деятельность в направлении российских национальных интересов. Это присутствие должно быть значительным. Оно должно опираться на стыковку своих интересов с устремлениями партнеров и их поддержку. Оно должно иметь в качестве точки опоры внутреннюю политическую стабильность и динамичную экономику, ориентированную на потребности и спрос общества, а не только его элиты.


Совет Европы (СЕ)

Его Устав был подписан в Лондоне 5 мая 1949 г. десятью странами тогдашней Западной Европы, а сам Совет начал функционировать уже через три месяца. Основной его целью была кодификация демократических ценностей и их утверждение в послевоенной Западной Европе. Совет разрабатывал соответствующие критерии, которые позволяли относить или не относить то или иное общество (государство) к разряду демократических. Сама интеграция той или иной страны в СЕ означала, что она может рассматриваться в качестве таковой. Таким образом, Совет Европы являет собой пример интеграции (объединения) государств на уровне ценностей, в данном случае демократических ценностей. Если же политический режим того или иного государства переставал соответствовать этим критериям, то его членство в Совете могло быть приостановлено или ликвидировано вообще. Исключение из состава СЕ и является самым большим наказанием. Совет рассматривает коллизии, которые могут возникать по линии личность–общество–государство и дает им свою оценку, равно как и рекомендацию по устранению возникших противоречий.

Главные органы Совета Европы – это прежде всего Комитет министров (в составе министров иностранных дел), который принимает политические рекомендации правительствам (отдельному правительству, группе, всем правительствам) стран – членов СЕ. К числу главных органов относится и Ассамблея Совета Европы. Она состоит из парламентариев его стран-участниц (как большинства, так и оппозиции) и представляет Комитету министров свои рекомендации, принимаемые большинством голосов, относительно ситуации в странах, регионах континента с точки зрения консолидации демократического процесса, прав человека, национальных меньшинств, основных свобод, наличия и состояния оппозиции и т.п. При Совете функционируют Европейская комиссия по правам человека и Европейский суд по правами человека. Учитывая сферу ответственности СЕ, способ принятия в нем решений, можно рассматривать его (хотя и с известными оговорками) в качестве наднационального органа, отчуждающего у государства какую-то часть его суверенных прав, прежде всего – нормотворчество. Национальные нормы (правила, законы) поведения государства, общества, личности должны соответствовать требованиям Совета Европы, изложенным в его Декларациях и других документах.

Во второй половине 90-х годов деятельность Совета активизировалась в связи с распадом социалистического сообщества и появлением новых государств, официально претендующих, хотя и не всегда обоснованно, на статус демократических. Наверное, поэтому деятельность Совета Европы в последние годы в большей мере развертывается вокруг проблем соблюдения прав человека и основных свобод.

Россия стала членом СЕ лишь в 1997 г., далеко не первой среди государств постсоветского пространства. Однако