Geum.ru

Вольностей Войска Низового Запорожского в период существования Новой Сечи (1734 1775) Данное исследование

Вид материалаИсследование
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
§ 3. Реакция Коша на действия Синода

Вполне понятно, что казаки, дорожившие своей свободой и привилегированным положением в регионе, к попыткам ограничения этой самой свободы относились крайне негативно. Однако, если в XV – XVII столетиях при малейших притеснениях извне сечевики брались за оружие и насмерть стояли за свою вольницу, то уже в просвещенный «Век Екатерины» прежние методы были бездейственны. Зато запорожцы стали применять другое, более эффективное в условиях XVIII столетия, оружие – дипломатию. Поэтому после получения запросов из Киевской духовной консистории казацкая старшина избрала путь молчания – на эти запросы внятных ответов не последовало. В составе дела № 3 есть два документа, которые отображают эту особенность поведения сечевиков по отношению к Синодальной политике. Первый из них 158 был составлен 13 января 1775 года в канцелярии Сечи и адресовался Киевскому Митрополиту. Это было ответное письмо, в котором Кош отчитывался владыке Гавриилу о состоянии церковных дел на Запорожье. Письмо имеет следующее содержание:

Прежде всего, автор документа подчеркивает, что клир запорожских храмов формируется по мере надобности, а саму эту меру определяет войсковая громада, при этом точное число священнослужителей установить трудно, поскольку при их частой смене «в некоторое время неизлише, а в другое умалителност бывает» 159. Говоря проще, «иной раз больше, иной раз меньше, а сколько – мы и сами не знаем». Естественно, что в ситуации, когда другие благочиния и приходы отсылали своим правящим архиереям подробнейшие отчеты о состоянии церковных дел на местах, ответ Коша выглядел, по крайней мере, необычно. Запорожская канцелярия вела строгую документацию, в том числе – и документацию о том, в каком храме кто и когда служил. Поэтому не знать, сколько клириков на тот момент пребывало в пределах Вольностей, Кош не мог.

Вторым логическим пунктом письма стал отчет об источниках финансирования войсковых священнослужителей. В этой части запорожцы были более откровенными: «Содержание ж ему, так же иеромонахам и протчиим причетныкам – единственно только от доброхотов Войска Запорожского, чем прежде и тепер питаться имеют. А иного содержания <…>, духовенству в нас не имееться, ибо здесь никаких доходов, ни прыбилей такових, с которых бы оное духовенство содержать, кроме от доброхотов, нет» 160. Сами же монахи прибывают из Спасского монастыря по старинному обычаю, и поэтому процедура распределения межигорских иноков по запорожским приходам имеет прочное основание. Также в своем письме митрополиту казаки выражают надежду, что теми средствами, которые выделяются Кошем на содержание клира, войсковые священнослужители «могуть быть доволни» 161.

И, наконец, третьим важным пунктом, который можно выделить при чтении означенного источника, является нескрываемое декларирование казаками своего господствующего положения в деле управления церковными делами на подведомственных им территориях: «И впъред от означенного Киево-Межигорского монастиря или другого какого, еромонахи, иеродияконы и монахи прибывать будут, то завысать имеет от воле Войска Запорожского» 162. Примечательно также, что информации о том, на каких основаниях отец Владимир (Сокальский) занимает пост начальника Сечевых церквей, в письме нет. Ее, по словам составителя письма, казаки предоставили консистории в ответ на запрос от 9 ноября 1774 года 163. Однако ни самого запроса, ни ответа запорожцев среди документов дела № 3 нет, поэтому о характере этой информации судить крайне трудно.

Второй источник, в котором содержится отчет о состоянии церковных дел на Запорожье, – это рапорт архимандрита Владимира, составленный 16 января 1775 года и адресованный Киевской духовной консистории 164. Рапорт этот имеет одну интереснейшую черту: никаких сведений, которые могли бы хоть в какой-то мере быть ценными для синодальных структур, там нет. Отец Владимир просто пишет, что к той информации, которую предоставил Кош тремя днями ранее, ему от себя добавить нечего.

Таким образом, до самого последнего дня существования Сечи ни Синод, ни Киевская консистория во главе с митрополитом Гавриилом не были в надлежащей мере проинформированы о состоянии церковных дел в Запорожском крае, и, естественно, не могли существенным образом оказать влияние на казаков в решении церковно-административных вопросов. Великий Луг 165 либо молчал, либо ограничивался отписками, показывая вышестоящим властям свое свободолюбие и нежелание кому-либо подчиняться. Но кроме замалчивания информации у Коша были и другие способы сделать так, чтобы унификаторские меры властей не имели желаемого эффекта.

Самым главным фактором, который препятствовал Синоду установить контроль над церковной жизнью Запорожья, было наличие тесных связей между Кошем, Межигорьем, Киевскими владыками и Старо-Кодацким наместным правлением. Выше уже отмечалось, что Спасский монастырь, вне всякого сомнения, был в весьма доверительных отношениях с Войском Низовым, и прежде чем отослать в вышестоящие инстанции рапорт, настоятель обители почти всегда советовался с сечевым начальством. По сути, монастырь был союзником Коша в его борьбе за автономию. Интересней дело обстояло со столичным архиереем. С одной стороны, владыка не мог оставаться безучастным в деле управления запорожскими приходами и всегда стремился показать свою власть над этим весьма обширным регионом, что порождало соперничество между ним и Кошем. Однако, с другой стороны, это соперничество никогда не доходило до вражды, и отношения между Киевом и Запорожьем всегда, по большому счету, были дружественными. Дело в том, что казаки на свои средства вели в Киеве и его окрестностях активное храмовое строительство, давали немалые деньги на нужды самой консистории, оказывали помощь в решении насущных проблем епархии. И в переносном, и в прямом смысле Великий Луг был для Киева кормильцем – довольно часто на стол владыки попадали деликатесы, привезенные сечевиками с Юга. К тому же, помимо официальных отношений у многих представителей старшины были личные знакомства с митрополитами, что также оказывало огромное влияние на характер взаимоотношений Коша и Киевской консистории и позволяло решать возникавшие вопросы положительным для казаков образом. Схожая ситуация сложилась и со Старо-Кодацким наместным правлением – формально это ведомство было учреждено в 1760 году как посредническое звено в сношениях Коша и Киевских владык и было призвано выполнять функции надзора, помогая своему архипастырю, подобно другим благочиниям, управлять делами Запорожья. Фактически же правление зависело от сечевого руководства, и поэтому выражало, скорее, интересы казаков, а не вышестоящих властей 166.

Таким образом, Святейший Синод не мог полностью воспользоваться услугами Киевской консистории и Старо-Кодацкого наместного правления, поскольку они, находясь в послушании центральных церковных властей, все же сохраняли с Кошем дружественные отношения и, не желая эти отношения омрачать, предпочитали лишь изредка реализовывать свои законные права и лишний раз не вмешиваться в церковные дела Запорожья. В итоге главным распорядителем церковной жизни на территориях Войска Низового был сам Кош – это основной вывод, который необходимо сделать в процессе изучения материалов дела № 3. Однако обращение к другим источникам позволяет говорить еще об одной мере, которую казаки пытались предпринять в ходе отстаивания своей церковной автономии. Речь идет о попытке казаков создать на Сечи самостоятельную епархию, которую имел все шансы возглавить епископ Анатолий (Мелес). И хоть эта попытка так и не увенчалась успехом, она имела важные последствия и существеннейшим образом отразилась на характере взаимоотношений Запорожья и Петербурга.

§ 4. Дело епископа Анатолия (Мелеса)

Афонский монах Анатолий (Мелес), посвященный в середине 1750-хх годов Вселенским патриархом в архиереи с титулом епископа Милетинского, был весьма авантюрной и загадочной личностью. В биографии этого человека много «белых пятен». Однако исследователю, занимающемуся изучением церковной жизни Запорожского казачества, в значительной мере повезло – источники и изыскания других историков позволяют в достаточно полной мере восстановить историю пребывания отца Анатолия на казачьих землях и дать оценку роли этого человека в сложном процессе отстаивания Кошем своей автономии в решении церковных дел.

Первый раз отец Анатолий прибыл в Россию в 1750 году и прожил здесь до 1754 года. В то время он был архимандритом Афонского монастыря святого Георгия. Вместе с собой из Палестины он привез некие святыни (по одним из сведений, это была частица Животворящего Креста Господня), но насчет подлинности этих святынь у Синода возникли подозрения. Русские церковные власти запретили гостю выставлять привезенные предметы для всеобщего поклонения. Святыни были опечатаны. Однако афонский архимандрит, опираясь на связи в придворных кругах, запрет проигнорировал – печати были вскрыты, и привезенные предметы снова стали объектом поклонения. За неповиновение отца Анатолия по приказу Синода взяли под стражу, но не разобравшаяся в сути дела императрица Елизавета заступилась за арестанта и сделала за это Синоду выговор. В 1754 году Анатолий (Мелес) покинул Россию, но через два года вернулся – уже в сане епископа и в качестве представителя турецких славян, желавших переселиться на Юг России. С этим вторым периодом пребывания в России и связан его визит на Запорожье 167.

На Низ Днепра владыка попал в конце своего путешествия по Украине, предпринятого им по разрешению Синода, – на исходе апреля 1759 года. С собой он вез паспорта, данные ему российскими властями и рекомендацию архимандрита Киево-Межигорского монастыря, который ему довелось посетить незадолго до этого. В Запорожье епископ Анатолий стал по просьбе Коша рукополагать клириков, служить архиерейским чином, но при этом не поминал за Литургией имя Киевского митрополита. И хоть в то время земли казаков еще не перешли в полное ведение столичного святителя, многие вопросы, связанные с церковным строительством на Запорожье, решались при его непосредственном участии. Поэтому его имя возглашалось в казацких храмах как имя правящего архиерея. К тому же, рукополагать клириков не в своей епархии и без ведома местного архиерея – поступок крайне дерзкий с точки зрения церковного права. Естественно, возникла скандальная ситуация – помимо грубого нарушения канонов 168 епископ Анатолий еще и неуважительно отнесся к тогдашнему Киевскому святителю Арсению (Могилянскому). В ответ тот донес в Синод о неканонических деяниях Милетинского архиерея. По вопросу о действиях запорожского гостя между Синодом, Сенатом, Кошем, гетманом Украины К. Разумовским и Коллегией иностранных дел завязалась дискуссия, в ходе которой были высказаны три основных мнения 169.

Позиция Синода была однозначна – нарушитель канонов должен был предстать перед судом церковных властей. Светские власти смотрели на возникшую проблему иначе – епископ Анатолий был представителем турецких славян и, по сути, имел дипломатические полномочия. Кроме того, казаки осмелились просить у столичных властей издать специальный указ, разрешающий афонскому монаху остаться в Запорожье 170. Поэтому и Сенат, и Коллегия иностранных дел считали, что просьбу низовиков можно удовлетворить, – Милетинскому архиерею разрешили пребывать на казацких землях, но при этом ему запрещалось служить архиерейским чином и рукополагать клириков. Похожей была и позиция императрицы Елизаветы – хоть Анатолий (Мелес) и подлежит прещениям за свои антиканонические поступки, его некоторое время нужно «из Запорожской Сечи не отлучать» 171, но при этом категорически запретить ему совершать архиерейское служение. Казакам же был сделан строгий выговор за то, что по их вине на Запорожье разгорелся такой скандал 172.

Позиция же казаков в сложившейся ситуации была противоположна той, которую занимали столичные власти, – Кош, вне всякого сомнения, всячески старался, чтобы епископ Анатолий пределов Запорожья не покидал, а, наоборот, оставался служить при Покровской церкви на Сечи. На запрет императрицы реакции не последовало, и Милетинский владыка все так же продолжал совершать литургии и рукополагать священнослужителей. Не изменила ситуацию и увещевательная грамота самого Киевского митрополита от 26 января 1760 года. Только когда 31 января того же года был издан синодский указ о взятии непокорного архиерея под арест, казаки вынуждены были подчиниться и проводить своего гостя за пределы Вольностей, где его ожидал суд, лишение сана и монашества и ссылка в Сибирь.

Свое поведение во всей этой истории казаки объясняли тем, что они в большинстве своем – люди простосердечные, из Сечи отлучаются редко и на епископской службе никогда не бывали. Поэтому когда на Запорожье появился Анатолий (Мелес) и стал служить по полному архиерейскому чину – с присущей ему пышностью и благолепием, сечевой народ, захотел и у себя на берегах Днепра иметь епископа, чтобы он ежедневно мог совершать такие красивые богослужения. К тому же, яркие архиерейские богослужения могли бы повысить престиж самого Запорожья, – таково содержание одного из писем Коша, которое приводит в своей книге Аполлон Скальковский 173. Безусловно, рядовые казаки, которых по их сердечной простоте тронула вся красота епископских служб, могли высказывать такие пожелания в адрес своего начальства. Ведь известно, что их стараниями отцу Анатолию была «справлена» богатая ризница 174. Однако у Коша были иные мотивы, которыми он руководствовался в возникшей ситуации. Эти мотивы становятся ясны, если учесть одну деталь: афонский монах не просто служил пышные службы – он еще и рукополагал новых диаконов и иереев, а это было уже покушением на законные права Киевского митрополита. По сути, пользуясь услугами Милетинского епископа, Кош игнорировал права своего законного владыки и негласно, неофициально основывал на территории Вольностей самостоятельную епархию. Конечно, история не терпит изъявительного наклонения, но с большой долей уверенности можно предположить: Если бы замыслы сечевого руководства воплотились в жизнь, и Синод учредил на землях казаков отдельную епархию, Кош получил бы в свои руки еще большую власть над церковными делами в своем крае. Естественно, ни Киев, ни Петербург не могли такого допустить, и авантюра Запорожья с Анатолием (Мелесом) провалилась. Однако эта весьма пикантная история дает понять самое главное – независимость в решении вопросов церковного бытия на своих родных землях была для казаков одной из важнейших жизненных ценностей, и они делали все возможное, чтобы ее достичь или, по крайней мере, не утратить ту долю самостоятельности, которую уже имели.

В конечном итоге за попытку основать независимую епископскую кафедру Запорожье заплатило слишком дорогую для себя цену. Контроль над его церковными делами со стороны Синода и Киевской консистории еще более ужесточился. Результатом этого ужесточения стало основание на казачьих землях Старо-Кодацкого духовного наместного правления, что значительно усложнило не только управление приходами, но и сношения с Киевскими владыками, так как в этих сношениях правление в Старом Кодаке выполняло посредническую функцию. Однако, как уже отмечалось выше, эта мера к радикальным изменениям не привела. Напротив, вскоре после своего открытия духовное правление стало в большей мере зависеть не от митрополита, а от Коша. Поэтому, чтобы решить проблему со своенравным и свободолюбивым Запорожьем, – а казаки создавали правительству проблемы не только в сфере церковного бытия, но в сферах политической и экономической, – императрице оставалось только одно – ликвидировать непокорное Запорожское казачество. Окончательная точка в споре Невы и Днепра была поставлена летом 1775 года – Сечь была взята частями П. Текелия и разрушена, Покровская церковь разорена, а на бывших землях казаков указом от 9 сентября того же года была основана Славянская епархия.

§ 5. Начальник Сечевых церквей архимандрит Владимир (Сокальский)

В завершение данной работы необходимо рассмотреть ряд вопросов, касающихся человека, который оставил глубокий след в истории Запорожья. Этот человек – архимандрит Владимир (Сокальский), начальник Сечевых церквей.

Выше уже неоднократно отмечалось, что главным распорядителем на Запорожье был Кош, который контролировал также и церковные дела на подведомственных ему территориях. И, несмотря на ограничительные меры, предпринимаемые со стороны Синода и Киевской митрополии, церковно-административная система на землях казаков до самого момента падения Сечи сохраняла широкую автономию и была фактически независима от высших церковных властей. Также в предыдущих разделах были рассмотрены методы, с помощью которых кошевому руководству удавалось сохранять свое верховенство в деле управления запорожскими приходами. Главными союзниками Коша в процессе отстаивания церковной автономии Запорожья были Киевские митрополиты, Спасская обитель и духовное правление в Старом Кодаке. Однако в значительно большей мере атаман и его ближайшее окружение полагался на местное духовенство, которое, с одной стороны, было мощной опорой кошевого руководства, но, с другой стороны, всецело зависело от «ласки войсковой». Наибольшим уважением и авторитетом среди клириков пользовался начальник Сечевых церквей. Занимая столь высокое место в социальной структуре Запорожья, начальники Сечевых церквей играли очень важную роль в жизни этого края. Тем не менее, как будет показано ниже, их положение было очень сложным, поскольку, с одной стороны, без их участия не обходилось ни одно значительное событие в жизни казаков, однако, с другой стороны, они были заложниками политической ситуации на Сечи и не имели возможности действовать самостоятельно, являясь послушными исполнителями распоряжений Коша. Именно поэтому исследование биографии архимандрита Владимира является важным этапом в процессе изучения церковной истории Запорожских Вольностей.

Отец Владимир – одна из наиболее известных личностей в церковной истории Запорожских Сечей. Его имя вошло в большинство монографий по истории Запорожского казачества, благодаря следующему случаю, зафиксированному в воспоминаниях бывшего запорожца Никиты Коржа:

Узнав о скоплении под стенами Сечи огромного воинского контингента и о намерении имперских властей ликвидировать Низовое казачество, сечевики разделились. Те, кто не имели ни детей, ни имущества, настаивали на том, чтобы сражаться до последней капли крови, но не сдаваться. Те же, кто имели семьи, прекрасно понимали, что, оказывая сопротивление российским войскам, они обрекают жителей Запорожья на верную смерть, поскольку в таком случае жертвой агрессии со стороны солдат П. Текелия могли стать мирные жители. Поэтому эти казаки предлагали сдаться на милость имперских полков. Обстановка в Сечи, и без того неспокойная, накалилась до предела и угрожала перерасти в драку между самими сечевиками. Положение спас архимандрит Владимир, который, выйдя из Покровского храма с Крестом в руках, стал умолять запорожцев сдаться и не быть виновниками пролития христианской крови. Его пламенная речь тронула даже наиболее радикально настроенных луговиков, и в результате казацкая твердыня была сдана без боя. Так пастырское слово начальника Сечевых церквей спасло казаков от гибели 175.

Однако при внимательном изучении фактов его биографии, – весьма разрозненных и скудных, – а также при анализе тех процессов, в которых последний начальник Сечевых церквей брал активное участие, становится ясно, что свою известность этот церковный деятель получил не только благодаря участию в описанных выше событиях. Напротив, как показывают источники и изыскания современных историков, отец Владимир (Сокальский) играл очень важную роль в жизни Запорожья – прежде всего, в стремлениях Коша отстоять свою автономию в решении церковных вопросов. И в этом аспекте личность отца Владимира представляет не меньший интерес для исторической науки, чем блок проблем, связанных с пребыванием на Сечи епископа Анатолия (Мелеса).

В то же время, личность отца Владимира до сих пор остается малоизученной по причине нехватки источников. Основным документом, в котором приводятся биографические сведения об этом человеке, является прошение № 704 от 12 марта 1774 года, в котором Запорожское Войско било челом перед императрицей Екатериной II о даровании сечевому иеромонаху Владимиру (Сокальскому) сана архимандрита 176. В этой челобитной будущему архимандриту дается положительная характеристика и, в частности, говорится следующее:

«Честній иеромонах отец Владимир Сокалский проходит уже и средстенніе лета. На себе иноческой образ еще в весма младих, холост, воспріял в Киево-Мыжигорском ставропигій Святейшего правителствующего всероссійскаго вашего императорскаго величества синода монастире доброизволно» 177.

Таким образом, достоверно известно, что иеромонах Владимир еще в юношеском возрасте был пострижен в Межигорском монастыре, и здесь же провел всю свою иноческую жизнь. Из челобитной также видно, что среди насельников он пользовался уважением за свой добродетельный характер, и что в течение некоторого времени он даже был наместником монастыря 178. Каких-либо иных биографических сведений об отце Владимире в указанном документе больше не приводится. Как сложилась духовная карьера отца Владимира до его назначения на пост начальника Сечевых церквей – также неизвестно. Первые упоминания об иеромонахе Владимире (Сокальском) как о начальнике запорожских церквей датируются 1762 годом. С этого момента упоминания об отце Владимире в казацких источниках становятся более частыми и позволяют проследить его деятельность в Запорожском крае.

Настоятелем Покровского храма – главной церкви казаков – иеромонах Сокальский стал не позднее 1762 года, поскольку его имя упоминается в Войсковом реестре, составленном в том же году по случаю вступления на трон императора Петра III 179. Таким образом, на Сечи отец Владимир служил более десяти лет. Его основная обязанность состояла в том, чтобы на Сечи регулярно проводились богослужения суточного круга, чтобы на Литургиях вместе со священноначалием Русской Церкви поминались имена казацкой старшины. Также стараниями иеромонаха Владимира проводились молебны, на которых Богу возносились благодарения за победу казацкого оружия в русско-турецких кампаниях. Однако этими заботами круг обязанностей иеромонаха Сокальского не ограничивался – на Запорожье также существовало негласное правило, согласно которому клирики своими действиями повышали авторитет кошевого руководства среди простых сечевиков. Подобная функция – освящать деятельность старшины – возлагалась и на отца Владимира. В качестве примера такого сотрудничества казацкой элиты и запорожского иеромонаха можно упомянуть о совместных поездках по территории Вольностей. Эти поездки предпринимались Кошевым атаманом для лучшей осведомленности ситуацией на местах, а также для разбора тяжб, возникавших между жителями запорожских сел. Начальник Сечевых церквей в этих экспедициях играл роль почетного сопровождения. Фактически отец иеромонах в решение вопросов судопроизводства не вмешивался, тем не менее, присутствие вместе с атаманом такой высокоуважаемой на Запорожье личности вызывало еще большее уважение к кошевому руководству со стороны жителей посещаемых сел 180. Участвовал начальник Сечевых церквей и в некоторых военных походах, укрепляя дисциплину и моральный дух в войске 181. Также Игорь Лыман приводит информацию о том, что присутствие иеромонаха Владимира на Сечи было залогом спокойствия среди казаков 182. Так, в 1768 году, когда Запорожье было охвачено восстанием казаков, возмущенных выдачей участников Гайдамацкого движения польскому правительству, только увещания всеми уважаемого отца Сокальского смогли немного притушить пожар народного гнева. Учитывая указанные обстоятельства, Кош дорожил поддержкой Сечевого иеромонаха и всячески старался показать, что Запорожье нуждается в нем.

Однако, как это становится очевидным при детальном изучении Кошевого Архива, несмотря на свой привилегированный статус, начальник запорожских церквей не мог принимать решения, идущие вразрез с интересами старшины. Об этом свидетельствуют двадцать документов дела № 3, которые условно можно объединить в группу под заголовком «Дело иеромонаха Владимира (Сокальского)» 183. События, которые освещаются в указанных материалах, происходили с 1773 года по 1774 год. Суть случившегося состояла в следующем:

В начале лета 1773 года отец Владимир испросил у Коша разрешение отлучиться в Киев для «исъправленія надобного» 184. Однако по истечении срока своей командировки он направился не на Запорожье, а в родной Спасский монастырь, и стал ходатайствовать перед архимандритом Илларионом (Кондратковским) о своем увольнении с поста начальника Сечевых церквей. Позже, в одном из своих личных писем отец Владимир прокомментировал свою попытку ухода на покой такими словами: «Трудно в Сечи и сидеть. Часть новини неблагополучніи являются, а я мало свободен. В степ да в лес на свободу, что Бог устроить, поежаю» 185. Как бы там ни было, в Межигорье это ходатайство было удовлетворено, и на его место был назначен иеромонах Петр (Чернявский) – тоже из числа братии Преображенской обители. Но на Запорожье эти действия межигорского начальства были восприняты крайне неодобрительно – кошевое руководство находилось тогда в походе, и, по всей видимости, уход отца Владимира с занимаемой должности не был согласован с казацкой администрацией. Поэтому в Межигорский монастырь от имени Коша и от имени кошевого атамана были направлены письма с требованиями немедленного возвращения иеромонаха Сокальского на Запорожье 186. В ответ архимандрит Илларион прислал письмо, в котором уведомлял о том, что он уже освободил отца Владимира от возлагавшихся на него обязанностей и вместо него назначил иеромонаха Петра (Чернявского), который вскоре должен был прибыть на Сечь и принять управление казацкими приходами 187.

Новоназначенный начальник запорожских церквей прибыл на Низ Днепра осенью того же года. Вместе с ним приехал и сам отец Владимир – чтобы ввести своего преемника в курс дел, решить вопросы личного характера и выполнить ряд поручений. Но, несмотря на его стремления уйти на покой, ему это сделать не удалось, поскольку не вернувшийся еще из похода Кошевой атаман своими распоряжениями запретил отцу Сокальскому оставлять Сечь. Свой запрет Петр Калнышевский мотивировал тем, что большинство казаков еще участвовали в боевых действиях против Турции, и отлучаться из Запорожья в сложившейся ситуации нежелательно. При этом иеромонаху Петру (Чернявскому) предписывалось не вступать в должность начальника Сечевых церквей, но уступить ее отцу Владимиру 188. Таким образом, несмотря на формальную смену церковного руководства, Владимир (Сокальский) продолжил фактически возглавлять запорожские приходы.

Монастырское руководство долгое время не было согласно с таким решением вопроса и даже направило отцу Владимиру ордер, в котором ему приказывалось вернуться в Межигорье 189. Однако свою позицию Спасский архимандрит занимал недолго – уже 3 июня 1774 года он дал свое согласие оставить отца Владимира на должности начальника Сечевых церквей 190. Причиной такого шага стала настойчивость Коша, который дважды информировал Межигорье о своих шагах в отношении отца Владимира 191. По сути, у монастырского начальства не было иного выбора, и оно вынуждено было благословить действия казацкой администрации.

Восстановив отца Сокальского в должности, Кош стал ходатайствовать перед императрицей Екатериной II о возведении этого заслуженного иеромонаха в сан архимандрита 192. Этим поступком Запорожское Войско, по сути, благодарило своего духовного лидера за ту службу, которую он в течение более десяти лет нес на их родных землях. Императрица просьбу казаков удовлетворила – 26 июня 1774 года последовал именной Указ о посвящении сечевого иеромонаха в архимандриты. Таинство посвящения в архимандриты было совершено в Киеве 7 декабря того же года. Совершил его Киевский митрополит Гавриил (Кременецкий) 193.

Как уже было отмечено выше, приняв из рук столичного святителя архимандритский сан, отец Владимир вместе со своей паствой перешел под омофор этого архипастыря. На отношения с Межигорским монастырем данный шаг не оказал значительного влияния, и Запорожское Войско продолжало оставаться его ктитором и главным попечителем 194. Однако древняя автономия в решении церковных дел была утрачена Запорожьем навсегда – оно становилось частью Киевской епархии. А через полгода было ликвидировано и само Запорожское казачество.

После разрушения Сечи архимандрита Владимира отозвали в Киев, откуда его через некоторое время направили в Батуринский Крупицкий монастырь. Там он был настоятелем до самой своей блаженной кончины в 1790 году 195.

Приведенные выше факты позволяют лишь отчасти пролить свет на величественную и в тоже время загадочную личность начальника Сечевыых церквей Владимира (Сокальского). Однако и те материалы, которые сохранились до нашего времени, позволяют утверждать, что архимандрит Владимир играл очень важную роль в жизни запорожских казаков, будучи для них духовным отцом и авторитетным пастырем. Также наличествующие источники свидетельствуют об активном участии главного сечевого священника в процессе отстаивания Кошем своей автономии. И хоть деятельность отца Владимира в большей степени была направлена на повышение авторитета местного руководства, эта деятельность в конечном итоге приводила только к консолидации казацкого общества и к фактическому сохранению автономии церковно-административной системы Запорожского Края.