Чак Паланик. Незримые Твари

Вид материала

Документы

Содержание Глава восемнадцатая Глава девятнадцатая Спасибо, что не делитесь.

Подобный материал:

• Чак Паланик Удушье, 3362.17kb.
• -, 1955.2kb.
• -, 1962.58kb.
• Вопросы и ответы: член исполкома fifa чак Блейзер ("The New York Times", сша), 934.63kb.
• Окнигах и знаниях, переданных Учителями, 2000.77kb.
• Сценарий вечера «Незримые следы прекрасных дам», 280.93kb.
• Чак Норрис. До сих пор нас разделял экран кино или телевизора. Ивот гораздо более теплое, 1853.72kb.
• Карл кениг братзвер ь ч еловек и ж ивотние в мифах и эволюции, 2771kb.
• Сказка о любви и дороге, 24.7kb.
• Гемини Энтертейнмент " Убираемся отсюда иначе эти твари нас прикончат", 1950.79kb.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  

   Полжизни я провела, прячась в ванных комнатах богачей.

   Перенесемся обратно в Сиэтл, во время, когда мы с Брэнди и Сэтом снова в пути, охотимся за наркотой. Перенесемся в день после той ночи, когда мы ходили в Космическую Иглу, прямо в этот миг, когда Брэнди развалилась на спине по гладкому полу центральной ванной. Первым делом я помогла ей снять костюмный жакет и расстегнуть задние пуговицы блузки, а теперь сижу на крышке унитаза, повышая дозу валиума, с постоянством китайской водяной пытки бросая таблетки в ее рот в стиле "Незабудка". С валиумом, говорит девочка Брэнди, фишка в том, что он не снимает боль, но она тебя хотя бы не нервирует.

   -- Вмажь меня, -- просит Брэнди, складывая губы бантиком.

   С Брэнди фишка в том, что у нее такая высокая толерантность к наркотикам, при которой нужна целая вечность, чтобы убить ее. Этот факт, плюс то, что она такая вот большая, почти вся из мускулов: тут чего угодно понадобятся многие пузырьки.

   Роняю таблетку валиума, маленькую, нежно-голубую, очередную шероховато-голубую таблетку; голубого цвета в стиле "У Тиффани", словно дар от Тиффани, таблетка валиума вверх тормашками проваливается в глубину Брэнди.

   Костюм, из которого я помогла Брэнди выбраться -- от Пьера Кардена, в стиле Космический эры, сплошь белоснежный: на вид свежая и стерильная, прямая трубчатая юбка оканчивается строго над коленями; жакет кажется чем-то безвременным и клиническим из-за простого покроя и рукавов на три четверти. Блузка под ним без рукавов. Туфли белые, виниловые, на квадратном каблуке. Такую подборку хочется дополнить счетчиком Гейгера вместо сумочки.

   В "Бон Марш", когда она выходит подиумным шагом из примерочной, я могу только хлопать в ладоши. На следующей неделе, когда она пойдет относить вещи назад, нужно ждать послеродовой депрессии.

  

   Переключимся на завтрак этим утром, когда Брэнди и Сэт ввалились с выручкой за наркоту: мы едим привезенный в номер заказ, а Сэт говорит, что Брэнди могла бы отправиться в путешествие во времени в 1950-е, и прилететь с другой планеты, и четко вписаться. С планеты Крилон, он говорит, где синтетические гнущиеся глэм-боты подправляют тебя и проводят липосакцию жира.

   А Брэнди спрашивает:

   -- Какого еще жира?

   А Сэт говорит:

   -- Обожаю представлять, как ты могла бы объявиться в 1960-х из далекого будущего.

   И я добавляю еще премарина в следующую Сэтову порцию кофе, и еще дарвона Брэнди в шампанское.

  

   Переключимся обратно, на нас в ванной комнате, -- на Брэнди и меня.

   -- Вмажь меня, -- просит Брэнди.

   Ее губы вяло шевелятся и растягиваются, а я роняю еще один дар от Тиффани.

   Ванная, в которой мы прячемся -- как обратная сторона декоративной отделки. Вся заделана под грот на морском дне. Даже роскошный телефон имеет цвет морской волны, но если посмотреть в иллюминаторы-окна, обрамленные медью, то снаружи виден Сиэтл с вершины Кэпитол-Хилл.

   Унитаз, на котором я сижу, -- просто сижу, под моим задом, слава Богу, опущенная крышка, -- этот унитаз как большая керамическая ракушка, привинченная к стене. Раковина умывальника -- половина керамической ракушки моллюска, тоже привинченная к стене.

   Брэнди-ленд, площадка сексуальных забав, несущаяся к звездам, просит:

   -- Вмажь меня.

  

   Перенесемся в тот момент, когда мы сюда прибыли, а риэлтер оказался обычным здоровенным громилой. Одним из эдаких футбольных стипендиатов со сросшимися посередине бровями, которые забыли получить хоть какое-нибудь образование.

   Я бы сказала -- вроде меня с моими шестиста задолженностями, -- это если бы могла говорить.

   И вот, наш агент в стиле "клюшка в миллион долларов", бросившая свою профессию, в знак благодарности данную ей товарищем по учебе, которому нужен был зять, способный не уснуть за время шести-семи игр кубка. Хотя, может, я сужу чересчур строго.

   Брэнди превзошла себя в женственной слабости. Перед этим самым парнем в синем двубортном сержевом костюме, с развитой Y-хромосомой, перед парнем, из-за огромных лап которого даже большие руки Брэнди кажутся меньше.

   -- Мистер Паркер, -- говорит Брэнди, рука которой тонет в его лапище. В ее глазах словно проплывает лирический саундтрек Хэнка Манчини. -- Мы с вами общались сегодня утром.

   Мы стоим в гостиной дома на Кэпитол-Хилл. Еще один из роскошных домов, где все в точности такое, каким видится. Тонкой работы розы тюдоровской эпохи из лепной глины, а не медная штамповка или стекловата. Безрукие туловища обнаженных греков -- мраморные, а не из глины с мраморной отделкой. Шкатулки с тиснеными крышками не покрыты эмалью под манеру Фаберже. Эти шкатулки -- и есть коробочки работы Фаберже, и их одиннадцать штук. Кружевные салфетки под ними -- не машинной работы.

   Кожей обтянуты не только корешки, но и передняя и задняя обложки каждой книги на библиотечных полках, и все страницы разрезаны. Не надо даже ни одну книгу вынимать, чтобы убедиться в этом.

   Риэлтер, мистер Паркер; его ноги по-прежнему торчат из задницы по стойке "смирно". Спереди видно, что места в штанинах достаточно, чтобы ожидать под ними трусы-"боксеры" вместо обычных подштанников.

   Брэнди кивает в мою сторону.

   -- Это мисс Эрден Скоушиа, из компании "Скоушиа: Сплав леса и бумажные работы", -- очередная жертва Проекта Реинкарнации Свидетелей Брэнди Элекзендер.

   Огромная кисть Паркера заглатывает мою маленькую ладонь, -- рыбина и рыбешка, -- целиком.

   Крахмальная сорочка Паркера наводит на мысли об угощении на чистой скатерти: она такая гладкая и броская, что на столешницу его обширной груди хочется подать напитки.

   -- Это, -- Брэнди кивает в сторону Сэта. -- Названный брат мисс Скоушиа, Эллис Айленд.

   Рыбина Паркера сжирает рыбешку Эллиса.

   Брэнди говорит:

   -- Я и мисс Скоушиа хотим пройтись по дому и осмотреться самостоятельно. Эллис морально и эмоционально возбудим.

   Эллис улыбается.

   -- Мы рассчитывали, что вы за ним присмотрите, -- говорит Брэнди.

   -- Запросто, -- отвечает Паркер. Говорит:

   -- Само собой.

   Эллис улыбается и двумя пальцами тянет Брэнди за рукав костюмного жакета. Эллис просит:

   -- Не оставляйте меня слишком надолго, мисс. Если мне не дать сколько нужно таблеток, у меня может случиться какой-нибудь припадок.

   -- Припадок? -- спрашивает Паркер.

   Эллис поясняет:

   -- Иногда наша мисс Элекзендер забывает, что я жду, и не дает мне лекарства.

   -- У тебя бывают припадки? -- спрашивает Паркер.

   -- Вот еще новости, -- говорит Брэнди с улыбкой. -- У тебя не будет припадка, -- приказывает Брэнди моему новому названному брату. -- Эллис, я запрещаю, чтобы у тебя был припадок.

* * *

   Переключимся на нас, разбивших лагерь в гроте на дне моря.

   -- Вмажь меня.

   Пол, на котором лежит Брэнди, -- холодная плитка в виде рыб, подогнанных друг к другу: хвост одной рыбы между голов двух других, -- так же, как иногда уложены сардины в банке, -- по всему полу ванной комнаты.

   Роняю таблетку валиума между губ в стиле "Незабудка".

   -- Я тебе никогда не рассказывала, как семья вышвырнула меня из дома? -- спрашивает Брэнди после легкого голубого глотка, -- Я хочу сказать, моя настоящая семья. Родная. Не рассказывала я тебе эту мерзкую историйку?

   Опускаю голову, глядя вниз между коленей на голову первой королевы, покоящуюся меж моих ног.

   -- Пару дней у меня болело горло, и я не ходила в школу, все такое, -- рассказывает Брэнди. Зовет:

   -- Мисс Эрден? Алле?

   Смотрю на нее сверху. Как легко представить ее мертвой.

   -- Мисс Эрден, будь добра, -- просит. -- Вмажь меня.

   Роняю еще таблетку валиума.

   Брэнди сглатывает.

   -- Несколько дней я почти не могла глотать, -- продолжает она. -- Так болело горло. Еле могла говорить. Мои предки, естественно, решили, что это ангина.

   Голова Брэнди почти точно под моей, когда я смотрю сверху. Только лицо у Брэнди вверх тормашками. Мои глаза глядят точно в темные глубины ее рта в стиле "Незабудка", влажно-темные, спускающиеся к ее механизмам и органам, ко всему, что скрыто за сценическим оформлением. Кулуары Брэнди Элекзендер. Вверх ногами она может показаться абсолютно незнакомой.

   А Эллис был прав: людей просят рассказать о себе только тогда, когда хотят поговорить о себе самих.

   -- Анализы, -- продолжает Брэнди. -- Мазок, который делали на предмет ангины, вернулся с положительной реакцией на трипак. Ну, помнишь, третья сестра Рея. Гонорея, -- поясняет она. -- Маленький микробик-гонококк. Мне шестнадцать -- а у меня трипак. С этим мои предки нормально смириться не могли.

   Верно. Верно, не могли.

   -- Они отморозились.

   Они вышвырнули его из дома.

   -- Они орали, как это нездорово.

   А потом вышвырнули его.

   -- Думаю, "нездорово", они имели в виду -- быть голубым, -- говорит.

   А потом вышвырнули его.

   -- Мисс Скоушиа? -- зовет она. -- Вмажь меня.

   И я вмазываю ее.

   -- А потом они вышвырнули меня из чертова дома.

  

   Переключимся на мистера Паркера, зовущего из-за двери ванной:

   -- Мисс Элекзендер? Это я, мисс Элекзендер. Мисс Скоушиа, вы здесь?

   Брэнди пытается сесть, опираясь на локоть.

   -- Там Эллис, -- говорит сквозь дверь мистер Паркер. -- Кажется, вам лучше спуститься. Мисс Скоушиа, у вашего брата приступ, или что-то такое.

   Лекарства и косметика разбросаны по всем аквамариновым полкам, а Брэнди корячится полуголая на полу, среди россыпи пилюль, таблеток и капсул.

   -- Это ее названный брат, -- отзывается Брэнди.

   Дверная ручка скрипит.

   -- Вам придется мне помочь, -- говорит Паркер.

   -- Стоять, мистер Паркер! -- кричит Брэнди, и ручка двери больше не поворачивается, -- Успокойтесь. Не надо сюда входить, -- командует Брэнди. -- Вам нужно сделать следующее, -- говоря это, Брэнди смотрит на меня. -- Вам нужно прижать Эллиса к полу, чтобы он не поранился. Я спущусь через минутку.

   Брэнди улыбается, глядя на меня, выгибая дугой губы "Незабудка".

   -- Паркер? -- зовет она. -- Вы слушаете?

   -- Пожалуйста, быстрее, -- долетает сквозь дверь.

   -- После того, как прижмете Эллиса к полу, -- рассказывает Брэнди. -- Воткните что-нибудь ему между зубов. Бумажник у вас есть?

   Минута молчания.

   -- Он из кожи угря, мисс Элекзендер.

   -- Можете им гордиться, -- отвечает Брэнди. -- Так вот, вы всунете бумажник ему между зубов, чтобы рот был открыт. Сядьте ему на грудь, если нужно, -- эта Брэнди просто ухмыляющееся исчадье ада у моих ног.

   Сквозь дверь слышен доносящийся снизу звон чего-то бьющегося, из подлинного свинцового хрусталя.

   -- Быстрее, -- кричит Паркер. -- Он бьет вещи!

   Брэнди облизывает губы.

   -- После того, как раскроете ему рот, Паркер, влезьте внутрь и ухватите его за язык. Если этого не сделать, то он подавится, а вы останетесь сидеть на трупе.

   Тишина.

   -- Вы слышите меня? -- спрашивает Брэнди.

   -- Ухватить его за язык?

   Вдалеке бьется еще что-то дорогое и подлинное.

   -- Мистер Паркер, мой дорогой, надеюсь, у вас все под описью, -- говорит принцесса Элекзендер, краснея и раздуваясь лицом, давясь от смеха.

   -- Да, -- подтверждает она. -- Ухватите Эллиса за язык. Прижмите его к полу, держите его рот открытым, и вытащите язык насколько сможете, пока я спущусь помочь вам.

   Ручка двери поворачивается.

   Мои вуали на краю большой ванны, и мне до них не дотянуться.

   Дверь открывается достаточно широко, чтобы ткнуться в высокий каблук ноги Брэнди, раскоряченной и хихикающей на полу, наполовину набитой валиумом, полуголой, среди разбросанных лекарств. Достаточно широко, чтобы я могла увидеть лицо Паркера с одной сросшейся бровью, и достаточно широко, чтобы это лицо смогло рассмотреть меня, сидящую на унитазе.

   Брэнди орет:

   -- Я оказываю медпомощь мисс Эрден Скоушиа!

   Получив выбор между тем, чтобы хвататься за чужой язык, и тем, чтобы созерцать чудовище, развалившееся на гигантской ракушке, лицо удаляется и захлопывает за собой дверь.

   Шаги футбольного стипендиата топают вдаль по коридору.

   Потом грохочут по ступенькам.

   Шаги Паркера, здоровенного громилы во всей красе, тяжело пересекают фойе в сторону гостиной.

   Вопль Эллиса, настоящий, внезапный и далекий, доносится с нижнего этажа сквозь пол. И вдруг смолкает.

   -- Так, -- говорит Брэнди. -- На чем мы там?..

   Она снова укладывается, пристроив голову меж моих ног.

   -- Ты еще не думала насчет пластической операции? -- спрашивает Брэнди. Потом просит:

   -- Вмажь меня.

  

   ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  

   Сидя за столом с пьяницей, нетрудно заметить, как он наполняет тебе стакан, чтобы осушить свой. Пока с ним пьешь ты -- все в порядке. Двое -- уже компания. Пить -- это здорово. Была бы бутылка; даже если у тебя стакан не пуст -- пьяница немного плеснет тебе, прежде чем наполнить свой.

   Это щедрость только с виду.

   Эта Брэнди Элекзендер вечно донимает меня пластическими операциями. Почему бы мне, ну, не посмотреть, что там да как. С силиконовой грудью, с лип-отсасы-онными бедрами, эти во всей красе песочные часы Кэтти-Кати 46-16-26, заготовка сказочной мадонны, моя добрая фея, эта пигмалионша во всей красе, мой восставший из мертвых братец, -- Брэнди Элекзендер всегда очень многое вкладывала в пластическую хирургию.

   И наоборот.

   Ванные речи.

   Брэнди по-прежнему лежит, развалясь на холодной плитке пола, высоко на вершине Кэпитол-Хилл в Сиэтле. Весь вечер здесь только я и Брэнди. Я сижу на открытом конце огромной керамической ракушки, привинченной к стене. Пытаюсь убить ее своими вонючими полумерами. Золотисто-рыжая шапка волос Брэнди на полу между моих ног. Вокруг ванны по всем аквамариновым полкам разбросаны тюбики помады и пилюли демерола, баночки румян и таблетки "Перкоцет-5", коробочки "Темносиних Грез" и капсулы нембутала соды.

   Моя рука; я держу пригоршню валиума так долго, что моя рука уже окрасилась в голубой цвет от Тиффани. Весь вечер здесь только мы с Брэнди, и солнце спускается ниже, сужая угол лучей, падающих сквозь большие обрамленные медью окна-иллюминаторы.

   -- Талия у меня, -- начинает Брэнди. Рот в стиле "Незабудка" выглядит чуточку слишком синеватым, голубого цвета от Тиффани, я бы сказала. Передозированный нежно-голубой. -- Софонда сказала, что мне нужна талия в шестнадцать дюймов, -- рассказывает Брэнди. -- Я говорю: "Мисс Софонда, у меня широкая кость. Во мне шесть футов росту. Не выйдет у меня ужаться в талии до шестнадцати дюймов".

   Сидя на ракушке, слушаю только вполуха.

   -- А Софонда, -- продолжает Брэнди. -- Софонда говорит -- выйдет, и я должна ей верить. Когда проснусь в палате, у меня будет талия в шестнадцать дюймов.

   О том, что я слышала эту историю в дюжине других ванных комнат, речи нет. Еще один пузырек снят с полки, это капсулы "Билакс", -- заглядываю в "Настольный медицинский справочник".

   Капсулы "Билакс". Кишечное слабительное.

   Быть может, стоит уронить несколько штучек в этот неутомимый ротик у моих ног?

  

   Переключимся на то, как Манус смотрел на меня во время съемок этого рекламного марафона. Как мы были красивы. Я с лицом. Он не набит эстрогеновыми добавками.

   Я думала, у нас были настоящие любовные отношения, правда думала. Я очень многое вкладывала в любовь, но все это было просто долгая-предолгая сексуальная фигня, которая могла закончиться в любой момент, потому что оно ведь и затевалось для того, чтобы кончить. Манус закрывал глаза, качал головой эдак из стороны в сторону, и сглатывал.

   И -- да, отвечала я Манусу, я кончила прямо перед тем, как он.

   Постельные речи.

   Почти всегда говоришь себе, что любишь кого-то, а на самом деле -- просто его используешь.

   Это любовь только с виду.

  

   Переключимся на Брэнди на полу ванной, которая рассказывает:

   -- Все они, Софонда, Вивьен и Китти, были в больнице со мной, -- ее руки выгибаются с пола, и она гладит ими бока блузки, вверх-вниз. -- Все три были одеты в мешковатые зеленые халаты, парики под сеточкой, а к халатам были приколоты брошки "Виндзорской Герцогини", -- рассказывает Брэнди. -- Они порхали вокруг хирурга с лампой, и Софонда сказала мне считать от сотни в обратном порядке, ну, знаешь: ...99... ...98... ...97...

   Глаза в стиле "Темносиние Грезы" закрываются. Брэнди продолжает, втягивая воздух глубокими размеренными вдохами:

   -- Эти врачи вынули мне оба нижних ребра из грудной клетки, -- Ее рука проводит в том месте, где это было, и она продолжает. -- Я два месяца не могла сесть на кровати, но талия у меня стала в шестнадцать дюймов. У меня и сейчас талия в шестнадцать дюймов.

   Одна из кистей Брэнди распускается цветком и скользит по равнине до того места, где блузка заправлена в пояс юбки.

   -- Они вырезали мне два ребра, и больше я никогда их не видела, -- говорит Брэнди. -- В Библии что-то было насчет изъятия ребер.

   Сотворение Евы.

   Брэнди говорит:

   -- Не знаю, зачем я позволила делать со мной такое.

   И наша Брэнди уснула.

  

   Перенесемся в ту ночь, когда мы с Брэнди пустились в это дорожное странствие, в ночь, когда мы покинули Конгресс-Отель, и Брэнди всю дорогу вела машину так, как можно вести только в полтретьего ночи, в открытой машине с заряженным ружьем и угашенным заложником. Брэнди прячет глаза за зеркальными очками "Рэй Бэнс", чтобы сидеть за рулем в небольшом уединении. Извечная знаменитость из 1950-х годов с другой планеты, Брэнди стягивает золотистые волосы шарфом "Гермес", завязывая его под подбородком.

   Я могу видеть только себя, отраженную в стеклах "Рэй-Бэнсов", маленькую и жуткую. По-прежнему взвинченную и растрепанную холодным ночным ветром, огибающим лобовое стекло. Мое лицо; если коснуться моего лица -- можно побиться об заклад, что касаешься обрывков кожаной одежды и апельсиновой кожуры.

   Мы в пути на восток, и я не могу сказать, от кого мы бежим. От Эви, от полиции, от мистера Бэкстера, или от сестер Рей. Или вообще ни от кого. Или от будущего. От судьбы. От возраста и старения. От подбирания осколков. Когда бежим, нам будто бы не нужно возвращаться к своим жизням. Сейчас я с Брэнди, потому что не могу представить, как смогу выбраться без нее. Потому что именно сейчас она нужна мне.

   Речь не о том, будто на самом деле я люблю ее. Его. Шейна.

   Слово "любовь" и вовсе уже звучит бледновато.

   Шарф "Гермес" на ее голове, "Рэй-Бэнсы" на глазах, косметика на лице, -- разглядываю первую королеву в раз-раз, потом -- раз-раз, потом -- раз-разовых отблесках встречных фар. Глядя на Брэнди, я вижу ни что иное, как образ, который увидел Манус, когда звал меня кататься на лодке.

   Именно сейчас, глядя на отблески Брэнди, сидящей около меня в машине Мануса, я понимаю, что люблю в ней. Люблю ни что иное, как саму себя. Просто Брэнди Элекзендер выглядит именно так, как я выглядела до происшествия. А почему нет? Она же мой брат, она Шейн. Мы с Шейном были почти одного роста, годичная разница в возрасте. Тот же тон кожи. Те же черты. Те же волосы, только у Брэнди они в лучшей форме.

   Плюс ко всему ее липосакция, ее силикон, срезка трахеи, срезка надбровных дуг, смещение кожи головы, носорожье оконтуривание для смены линии носа, максомильярные операции по изменению формы челюсти. Плюс ко всему все годы электролиза, пригоршни гормонов и антиандрогенов ежедневно, -- и неудивительно становится, почему я не узнала ее.

   Плюс мысль о том, что мой братец мертв уже многие годы. Обычно не ждешь встретить мертвого.

   Я люблю ни что иное, как саму себя. Ту, красивую, какой я была.

   Мой любовный груз, Манус Который-Заперт-В-Багажнике, Манус Который-Хотел-Меня-Убить, -- как я могу помыслить, что люблю Мануса? Манус всего лишь последний мужчина, считавший меня красивой. Целовавший меня в губы. Притрагивавшийся ко мне. Манус всего лишь последний мужчина, говоривший, что меня любит.

   Просто перечесть факты -- сколько депрессии:

   Я могу есть только детское питание.

   Моя лучшая подруга трахала моего жениха.

   Я подожгла дом и всю ночь угрожала ружьем невинным людям.

   Мой ненавистный братец восстал из мертвых в насмешку надо мной.

   Я незримая тварь, и неспособна никого любить. И еще неизвестно, что из этого всего хуже.

* * *

   Переключимся на меня, смачивающую в ванне мочалку. В гроте ванной на дне моря даже полотенца и мочалки цвета морской волны или синие, с украшениями в виде зубчиков раковины на рубце. Я кладу мокрую холодную мочалку Брэнди на лоб и бужу ее, чтобы потом она смогла принять еще пилюлек.

   Сдохнуть в машине, а не в этой ванной.

   Тащу Брэнди, ставя ее на ноги, и запихиваю принцессу обратно в костюмный жакет.

   Нам нужно немного ее прогулять, чтобы прежде никто не увидал ее в этом образе.

   Цепляю туфли на высоком каблуке обратно ей на ноги. Брэнди опирается на меня. Опирается на край полки. Набирает горсть капсул "Билакса" и щурится на них.

   -- Помираю от поясницы, -- ноет Брэнди. -- И зачем я дала им приделать мне такие титьки?

   Первая королева, кажется, готова глотать пригоршни чего угодно.

   Мотаю головой -- "нет".

   Брэнди щурится на меня:

   -- Но мне нужно.

   Показываю ей страницу в "Настольном медицинском справочнике": "Билакс", кишечное слабительное.

   -- А, -- Брэнди поворачивает руку, стряхивая "Билакс" в сумочку: некоторые капсулы проваливаются, а некоторые липнут к ее потной ладони. -- Когда тебе приделывают титьки, соски сидят косо и слишком высоко, -- говорит она. -- Их срезают бритвой, а потом проводят релокацию.

   Так и сказала.

   "Релокацию".

   Программа Релокации Сосков Брэнди Элекзендер.

   Мой мертвый братец, поздний Шейн, стряхивает последнюю капсулу слабительного со своей влажной руки. Брэнди изрекает:

   -- Сосками я ничего не чувствую.

   Снимаю свои вуали с полки у ванны, накидываю их на голову слой за слоем.

   Спасибо, что не делитесь.

   Гуляем туда-сюда по коридорам второго этажа, пока Брэнди не заявляет, что готова к преодолению ступенек. Шаг за шагом, тихонько, спускаемся в фойе. Через фойе, сквозь двойные створки закрытых дверей гостиной, доносится глубокий голос мистера Паркера, спокойно что-то повторяющий, раз за разом.

   Брэнди опирается на меня, мы пересекаем фойе на цыпочках, совершая неторопливый трехногий пробег от подножья лестницы до дверей гостиной. Со скрипом приоткрываем дверь на несколько дюймов и просовываем головы в щель.

   Эллис лежит, развалясь на ковре гостиной.

   Мистер Паркер сидит на груди Эллиса, пристроив по бокам его головы лапищи семнадцатого размера.

   Руки Эллиса шлепают по большой заднице Паркера, цепляются за спину его двубортного пиджака. Разрез в пиджаке мистера Паркера разорван по шву от середины поясницы до воротничка.

   Руки мистера Паркера; в одном кулаке он сжимает слюнявый, жеваный бумажник из кожи угря, просунутый между коронок Эллиса.

   Лицо Эллиса лоснящееся, темно-красного цвета: похоже на то, как оно выглядит вымазанным в вишневый пирог на соревновании по их поеданию. Выполненный пальцем рисунок, каша из слез и крови из носу, из слюней и соплей.

   Волосы у мистера Паркера падают на глаза. Другая рука сжата в кулак, схвативший пять дюймов вытянутого языка Эллиса.

   Эллис дергается и булькает меж толстых ног мистера Паркера.

   Побитые вазы эпохи Менг и другие останки коллекций валяются на полу, разбросанные повсюду вокруг.

   Мистер Паркер говорит:

   -- Правильно. Давай. Хорошо. Только успокойся.

   Мы с Брэнди наблюдаем.

   Я хотела уничтожить Эллиса -- но такого и пожелать не могла.

   Обнимаю Брэнди. Брэнди, милая. Нам лучше прогулять тебя вверх по лесенке. Дать тебе еще чуток отдохнуть. Угостить тебя свежей горстью хорошеньких капсулок бензедрина.