Вентона поппа, Армения! (Попутного ветра, Армения!) или флаг ди-джея «Красного»
| Вид материала | Документы |
- Национального Собрания Республики Армения от 1 октября 2001 года, программа, 488.39kb.
- Гербе Республики Армения от 15 июня 2006 года, зр-148-н далее закон, 11.01kb.
- Программа 6-й Международной конференции «Аналитические методы анализа и дифференциальных, 217.16kb.
- Закон республики армения, 941.13kb.
- А. Е. Тер-Саркисянц Адаптация армян к новым условиям постсоветского времени, 1575.94kb.
- Договор о намерениях между администрацией кировской области российской федерации, 20.89kb.
- Соглашение о сотрудничестве между Правительством Ленинградской области Российской Федерации, 61.2kb.
- Армения, 1294.1kb.
- Докладчик: г-н Виктор Даллакян, член Комитета по правовым и политическим вопросам (Армения), 218.82kb.
- Кто не знает, в какую гавань плыть, для того не бывает попутного ветра, 259.25kb.
- Что случилось, мама? Ему плохо?- пролепетал я, головой кивнув врачу и сестре в знак приветствия.
-Да. Как ты вышел утром в исполком, так у него и хрип появился,- прошептала мать,- я и «скорую» вызвала по телефону. Еле–еле дозвонилась…Надо же такому случиться. Я думала, что он умирает...
Вскоре врач и сестра ушли, так ничего и не сказав нового, кроме как: «Молодэц женщин, ай молодэц кези!» (Молодец женщина, ты молодчина),- произнесла взрослая медсестра с чемоданчиком в руках, глядя на осунувшуюся от усталости мать и качая головой.
Мы остались одни, и в комнате вновь воцарилась гнетущая тишина. Убедившись, что отец спит, мы с матерью сели пить чай на кухне.
На ум мне приходили паршивые мысли-миксы, сменяя друг друга, подобно тому, как диск-жокей меняет разные записи во время своего выступления. Но мои миксы были далеко не утешительными. Они были связаны с болезнью дорогого мне человека, отца, беспокойными событиями в городе, республике, стране. Они, как снежный ком обрушивались ежедневно с экрана телевизора, наполняя моё сознание непонятной перспективой дальнейшего пребывания здесь, где мы с матерью и отцом, у себя дома, постепенно становились не своими. Я старался не делиться этими мыслями с матерью, жалея её, но этого не получалось.
Неожиданно зазвонил телефон, это был Павлик, который сообщил мне, что всё готово для записи и можно ехать на студию хоть сейчас. Пообещав ему созвониться, я распрощался с матерью, и поспешил в город, к редактору в газету, за текстом, который должен был быть готов. Редактор не подвёл, и написанный текст на армянском языке лежал у меня в кармане, когда я направился на площадь Ленина, где должен был происходить демонтаж медной статуи Ильича.
Оставив «ЗАП» подальше от площади, я пешком добрался до неё и увидел издалека два автокрана с поднятыми стрелами, нацеленными на почерневшую статую вождя. На площади было уже много народа, в основном молодёжи и мужчин. Но с каждой минутой их становилось всё больше и больше. В толпе говорили многое и разное, вполголоса, как будто статуя могла их услышать и обидеться. Вскоре краны заработали, и один из них поднял к статуе двух рабочих, находящихся в люльке. Они остановили подъём у шеи скульптуры, и в толпе прошёл ропот: «визен кдрумен» (разрежут по шее). Что-то в происходящем было отвратительное, похожее на элементы средневековой инквизиции. Вскоре рабочие закрепили тросы на голове и дали знак крановщикам. Кран натянул стропы, и голова под вздох-выдох многолюдной толпы легко отделилась от туловища, и, повиснув на удерживающих её стропах, медленно повернулась в сторону многочисленной аудитории. Казалось, что она последний раз смотрит на мир, окружающее пространство, фиксируя тех, кто пришёл проститься с ней и тех, кто её уничтожает. Мне стало как-то не по себе. Я заставил себя сделать пару снимков своей «Сменой» и, пробиваясь сквозь толпу, подошёл поближе. Тем временем крановщик опустил голову вождя, и подошедшие рабочие бережно уложили её недалеко от постамента. Далее один из рабочих с помощью другого, вновь поднявшись на обезглавленную скульптуру, протиснулся в открывшуюся горловину туловища, и исчез в нём, видимо, собираясь отсоединить болты, крепящие её к пьедесталу. Смотреть на изуродованную скульптуру было больно, и хотелось, что бы её «четвертование» быстрее закончилось. Через четверть часа рабочий вновь появился в «шее» вождя и дал знак крановщику. Кран подал ему стропы, и когда они были закреплены вокруг обезглавленного тела, он начал их тянуть. Толпа на площади притихла.
Скульптура дрогнула, покачнулась и медленно поползла вверх.. Отделившись от пьедестала, скульптура зависла в воздухе и… вдруг неожиданно, из-под неё брызнула большая струя ржавой воды, видимо, собравшейся там от ранее прошедших дождей.
«Шрэц така Ильич!» (Описался Ильич!) – зашумела толпа мальчишескими голосами, и все тоже заговорили об этом. Обезглавленная фигура вождя повисла в воздухе, как будто прощалась со своим народом, народом, который семьдесят лет назад поставил её, а теперь низвергал навсегда. И тут я заметил уникальную картинку с уникальным символическим подтекстом: на массивном каменном пьедестале, где только что стояла мощная статуя вождя, теперь стояла его небольшая «копия» - это была живая фигурка рабочего с вытянутой вперёд рукой - он показывал крановщику, как двигаться. Она, словно молодой всход, появилась на месте срубленного старого дерева, напоминая оторопевшей толпе знаменитую историческую фразу: «Король погиб! Да здравствует Король!»
Я успел сделать этот кадр, и пошёл обратно.
Вся площадь зашумела разноголосыми определениями, возгласами и с улюлюканьем, устремилась к голове Ленина, одиноко и беспомощно лежащей на тротуаре. Вскоре подъехал строительный лафет, стоящий недалеко от площади, и погружённая на него расчленённая статуя, под разнотолки и судаченья толпы, медленно поехала в свой последний путь: через одноимённую площадь во двор исторического музея, расположенного рядом. На площади появились поливальные машины, разбрызгивающие мощные водяные струи в разные стороны, смывая последние песчинки истории. Народ стал расходиться.
«Ну всё, путь свободен,- подумал я, щёлкая «Сменой», постепенно пробираясь к выходу из площади,– Эра коммунизма в Армении закончилась первой в стране советов, хотя когда-то начиналась последней. Теперь дело за флагом…»
Добравшись до «ЗАП-а» я развернулся и медленно поехал домой. Я ехал, всё ещё находясь под действием произошедшего: то ли от участия в виртуальном уничтожении статуи, то ли от катарсиса, очищения от какого-то груза, который в подсознании мешал жить и развиваться, думал о том, что теперь ждёт всех впереди и что уже назад пути нет, и я тоже теперь завязан как и все на будущее. Сейчас общество, видимо, ждёт сигнала о том, что новая жизнь пришла, и что она вот-вот откроет свою дверь. И этим сигналом будет флаг, который помашет всем с небес, возвещая начало новой жизни.
Вечером я созвонился с Москвой и рассказал Александру о прошедшей экзекуции с памятником.
-Мы готовы!- отчеканил Александр и тут же спохватился: - про газ не забудь. Мы с собой везти не будем. Опасно. Да и нас на самолёт не пустят.
-О-о!- взмолился я,- у нас с этим делом совсем туго, но сделаю всё как надо. Не беспокойся.
На самом деле я совсем забыл о жидком газе, так как полностью сосредоточился на изготовлении флага, плюс новая забота с записью…Чёрт! Ведь ещё надо договориться с городскими радистами на счёт «Теслы». Это означало, что надо к Жоре ехать, в городской радиоузел. Только он на своей «Тесле», может озвучить патетическую фонограмму на площади. Жору я знал давно, с московского фестиваля молодёжи и студентов 1985 года, где с ним познакомился, входя в состав делегации от комсомола Армении. Он тогда озвучивал армянский павильон и помогал моей дискотеке, когда Эдик вёл свою танцевальную программу. Жора был русским, и мы быстро нашли общий язык.
Когда я на следующий день приехал в радиоцентр, то Жоры не нашёл. Он, как всегда, был в разъезде и, видимо, озвучивал митинги где-то на городских площадях города. В приёмной я познакомился с очаровательной секретаршей начальника радиоузла, Рузанной. Она была родом из Баку и, окончив художественное училище в Ереване, теперь работала в радиоузле. Пообещав мне позвонить домой и связать меня с Жорой, мы расстались, и я поспешил на завод за готовым флагом. Оставалось три дня: один из которых я отводил для поездки за «Жигулёнком» в автосервис, другой - встрече пилотов и устройства их в гостинице с решением необходимых мер: регистрацией полёта монгольфьера в центре полётов Аэропорта, в ВМД и КГБ республики. Третий предназначался для производства звукозаписи.
На заводской проходной меня уже знали в лицо, и, проехав на территорию предприятия, я вновь поднялся в пошивочный цех, где нашёл свёрнутый вокруг древка флаг, который был бережно зачехлён, что вызвало во мне приятный всплеск эмоций.
- Молодцы, девчата! «Сах урах!» (Все радостны!) - традиционно воскликнул я известную мне фразу, и под взгляды чернобровых швей, взвалив на руки шестиметровое древко с флагом, медленно вынес его на заводской двор. Там я положил его на накрышный багажник «ЗАП-а» и крепко привязал. Теперь мне предстояло добраться до «обезглавленной площади» Ленина, где на улице Амиряна находилась детская библиотека, в которой я собирался сохранить на два дня готовый к демонстрации флаг. Об этом я заранее договорился с её директором, симпатичной и приветливой женщиной, которая была удивлена мне и больше моей просьбе, но обещала помочь. С большой осторожностью я вёл свой «ЗАП» с выступающими концами древка по дороге, ведущей к площади, моля бога, что бы ничего случайного не произошло. Трудно себе было представить, если бы что-то было не так. Обливаясь «нервным» потом, я без приключений приехал к библиотеке и, отвязав длинное древко, внёс зачехлённый флаг в помещение библиотеки. Вместе с директрисой мы выбрали место, где можно было его поместить. Этим местом оказался пол коридора на первом этаже, так как длина древка в шесть метров умещалась только там и туда никто не заходил.
-Гарантия, гарантия будет? - ещё и ещё я произносил эти слова администратору, получая в ответ утвердительное:
-Не беспокойтесь. Всё, всё понятно. В девять часов буду на месте, хотя этот день у нас выходной. Открою библиотеку, и вы возьмёте ваш флаг…
-Он не мой, «куйрик-джан» (сестра-хорошая), он ваш, и родина вас не забудет! - смеясь, убеждал я администраторшу, которая с пониманием качала головой мне в ответ и улыбалась.
Я специально сказал ей, чтоб она пришла в девять, хотя старт монгольфьера должен был пройти в 11-часов. Ведь она могла опоздать, а с транспортом в праздничные дни шутки плохи.
В тот же вечер я созвонился с Павликом и Аидой, окончательно договорившись с ними на завтра о поездке в «Арменфильм» для изготовления звукозаписи. Аида в свою очередь обещала, что она сейчас же поговорит с Володей - чтецом, и завтра они все вместе будут ждать меня в указанном месте, у входа в АДРИ.
Всю ночь я почти не спал, так как два раза вызывал «скорую» для отца. От усталости порой мне хотелось всё бросить и отказаться от задуманной идеи. Только под утро я забылся коротким сном.
…Зазвонил будильник, и я, еле проснувшись, сел на диване, и как автомат, стал медленно одеваться. Мать тоже проснулась, и, тяжело встав с постели, пошла на кухню ставить чай. Отец тихо спал, как всегда, с привязанными руками к постели. Лицо его было бескровным и лоснилось от пота. Прикоснувшись к его руке, я нащупал пульс. Он был ровным и чувствовался хорошо. Чуть успокоившись, я быстро собрался, выскочил из дома и, с трудом разогрев мотор «ЗАП-а», покатил в центр города. Все были в сборе, и вскоре мы катили по октемберянской трассе в «Арменфильм». Павлик всё сделал как надо. Мы, не теряя времени, приступили к звукозаписи в холодной студии, и только благодаря профессионализму Володи и Аиды и двум чашкам горячего чая, звукозапись получилась очень удачной. Аида зачитала текст, написанный редактором, а Володя - несколько стихов. Уложились мы точно в выделенное время, и теперь Павлику оставалось всё смикшировать: свести музыкальный фон с дикторским текстом, добавить немного реверберации и вставить эффект плача новорождённого ребёнка, смикшированный звук которого должен был ассоциироваться у слушателей с криком рождения новой республики. Всё это он собирался сделать, оставшись в киностудии.
Расплатившись с Павликом и передав ему конверт с оговорённой ранее суммой, от чего он расцвёл своей улыбкой небритого и беззубого лица, мы оседлали «ЗАП» и отправились обратно в город, ведя разговор о предстоящем празднике, положения на границе и в Карабахе. Володя Абаджян жил на проспекте Ленина, недалеко от радиоцентра, что было мне по пути.
-Валера-джан, как тебе пришла в голову эта идея с флагом, а, «ахпер-джан? (брат-хороший) – не вытерпев длинную паузу, произнёс Владимир.
-Э, Володя–джан, сам не знаю,- ответил я,- ночью, во сне..
Все рассмеялись.
- Да, да, во сне, - не унимался я, почувствовав, что мне наступили на «любимую мозоль»,- когда я узнал тему предстоящего заседания от Рубена, я ходил, ел и спал, обдумывая её со всех сторон, строил разные варианты проведения мероприятия. Ничего не получалось. А шар и флаг приснились под утро, как таблица элементов у Менделеева. Так что всё как в жизни, Володя-джан… Я открыл глаза, встал с кровати, как будто не спал. И перед глазами летящий шар с флагом, над городом. И видение это было довольно символично…Ведь шар- это Россия, летящая в будущее, правильно, а флаг - армянский, это символ Армении, которую она увлекает за собой. Как мы сейчас в моём «Запорожце»…
Все весело рассмеялись. Погода была замечательная, светило солнце, и трасса была чистой и блестящей. «ЗАП» мягко тарахтел, мир расцветал весенними красками, и порой казалось - нет никаких проблем и забот, и что эта дорога ведёт куда-то к морю, на песчаный пляж, о котором можно было только мечтать. Я переключил передачу, и мы поехали медленнее, любуясь окружающей природой, солнцем и двуглавым Арарату.
-Кстати, господа актёры,- продолжил я отвечать на вопрос, не унимаясь, - должен вам напомнить о книге Хачатура Абовяна «Раны Армении». Ведь именно там он описывает, как русские спасали Армению от персов, помните? А как он хотел поженить «Терека» на «Волге», помните? Так что ничего удивительного в моём сне нет. Как бог дал, так оно и есть. Что тогда, что сейчас...
-«Ах аствац. Март март льны» (Ах боже. Человек должен быть человеком.),- тихо произнесла Аида, задумчиво глядя вперёд.
-Аида-джан, не переживай, это государства разделяются, а мы остаёмся, как и были, вместе…
Вскоре я увидел пост ГАИ и, притормозив, поехал мимо глазеющих в лобовое стекло гаишников. Один из них узнал Владимира и, расплывшись в улыбке, козырнул ему. Владимир ответил кивком головы и тоже заулыбался.
Эту трассу я знал хорошо: по ней я ездил в Спитак и Ленинакан, когда прошло ужасное землетрясение. Тогда я возил артистов в зону бедствия, чтобы как-то помочь пострадавшим и строителям из СПМК, прибывших на восстановительные работы со всего союза, психологически противостоять адовому месту. Я вспомнил село Налбанд, эпицентр прошедшего землетрясения, где разошлась земля, и краснодарских строителей, прибывших на следующий день спасать жителей и восстанавливать школу, где погибли дети, село Ошакан, где захоронен Месроп Маштоц, создатель армянской письменности, его беломраморную могильную плиту, покоящуюся в церкви. Касаясь её, я чувствовал её благотворную энергетику, разливающуюся по всему телу. На винных заводах тех мест я пил свежее виноградное вино вместе с артистами драматического театра, которых возил на гастроли к виноделам. Казалось, что это было вчера, а сегодня страна уже становится другой…
…Раздав конверты с обещанными гонорарами, я высадил Аиду где-то на улице Орбели и затем Володю, а потом решил заехать к Жоре и полностью удостовериться в его помощи. Меня встретила Рузанна, которая, по-прежнему блистая своей восточной красотой, вызвала по селектору Жору.
Мы встретились с ним, как старые знакомые и, не теряя времени, я утащил его в коридор и «один на один» высказал ему всё то, что хотел.
-Всё понятно, Валера-джан. Ты не беспокойся, я всё равно там буду с «Теслой», ведь это праздник. Мы обслуживаем все праздники, у нас приказ такой. Тем более сам президент выступать будет.
-А как с моей кассетой, когда её принести?- не унимался я, желая убедиться ещё и ещё раз, что срыва не будет.
-Да с утра, как только ты увидишь нашу машину на площади, так и подходи к ней. Или своего режиссёра пришли. Я его тоже знаю. Так что всё будет О’кей. А гонорар-то будет?
-Само собой, Жора-джан. Как только закончится запись моей кассеты, деньги сразу из «лапы в лапу». Гарантия полнейшая, кассету не отдавай, пока не получишь «пинёндзы» (деньги). Это историческая запись. Родина тебя не забудет. Вот, взгляни на всякий случай мой мандат от мэра…смотри.
Я показал ему документ, от которого Жора расплылся в улыбке:
- Ну ты даёшь, Валера.
- Вот так-то, Жора. «Русишь- культуришь, облике морале!» Брякнул я известную фразу, добавив: – «Вот как быв-а-е-т…» - безголосно пропев на прощанье удивлённому радисту строчку из популярной песни Юрия Антонова.
Поблагодарив обалдевшего Жору и пожав его руку, я подмигнул ему насчёт Рузанны, кивнув в сторону её двери:
- Как там подружка Бейбутова? У которой «…на щёчке родинка, а в глазах любовь»?
-Пригласи её на свою дискотеку в «молодёжку» и все твои вопросы будут решены,- многозначаще ответил, смеясь, радист и, тоже подмигнув, заторопился в свою мастерскую.
Площадь Ленина находилась недалеко, и я решил ещё раз проехать по ней, убедиться в её готовности. Выехав на неё со стороны улицы Амиряна, я сразу заметил, что осиротевшая площадь как-то изменилась. Присмотревшись, я увидел длиннющий, серый забор, состоящий из бетонных секций, которые используют строители, производящие строительные работы. Он мощной железобетонной лентой, словно удавкой, по периметру охватывал обезглавленный пьедестал и трибуну с красным мраморным флагом, отсекая, таким образом, весь памятник от общего ансамбля площади. Казалось, что власти боятся, «как бы чего не вышло». Увидев новоявленную крепостную стену, я притормозил, и у меня невольно вырвалось: «Если бы Таманян и Меркуров увидели это, то они перевернулись бы в гробу. Это точно.»
Не задерживаясь долго, я заторопился в сторону Шенгавида, на автобазу автосамосвалов, чтобы там решить вопрос сжижённого газа. На территорию завода я не въезжал, и, припарковав «ЗАП» у здания администрации, я поспешил в приемную директора. Директор тоже был удивлён моему появлению и, конечно, моей личности, а ознакомившись с мандатом, он пригласил меня присесть и, не отрывая взгляда от документа, видимо, растерялся, не зная, что делать дальше.
-Мне нужен газ, два баллона, для монгольфьера из Москвы. Поможете - скажу об этом президенту, не поможете, - тоже скажу, что не помогли.
Директор, мужчина средних лет, чуть плотный, с чёрной шевелюрой и руками бывшего шофёра, беспомощно хлопая глазами в ответ на мою категоричность, размышлял, как ему быть. Положение с топливом в городе было критическое, и просто так дать два баллона жидкого пропана неизвестному русскому, притом для какого-то шара из Москвы, которая виновата в происходящем в Карабахе, было не так-то просто. Но мандат…
- «Епа петк?» (Когда надо)? – спросил растерявшийся директор, пытливо глядя на меня.
-28 мая праздник. Москвичи прилетят 26 мая. 27 мая мы приедем к вам на завод заправляться. Договорились?
-«Инч асэм?» ( Что сказать)?- мялся директор, не решаясь согласиться.
-Слушай, друг,- не выдержал я, увидев его замешательство, - ты хочешь, что бы пилоты тебе голые задницы показали, как те русские солдаты Паскевича, которые освобождали Эривань от персов в октябре 1827? Они тогда подняли российский флаг здесь, а сейчас, спустя 164 года, они будут поднимать армянский. И турки его будут видеть в свои бинокли. А ты препятствуешь этому. «Асканумэс эт инча нашанакум?» (Понимаешь, что это значит)? «Карога ду дэмэс?» (Может, ты против?)
-«Инчес хосум, э?» (Что говоришь, э)?- выдавил из себя удивлённый директор, услышав от меня последнюю фразу, произнесённую по-армянски.
-Историю не знаешь, ахпер-джан, - не унимался я, вспомнив рассказ некого учителя Тифлисской гимназии Шульгина, прочитанный мною когда-то,– тогда я расскажу тебе подробнее, «лав, лысы» (хорошо, слушай)…Я вглубоко вздохнул и начал:- Когда русские солдаты освобождали Эривань от персов, и персы не хотели сдаваться, один молодой русский солдат поднялся из окопа и, сняв штаны, показал брату сардара Гусейну, начальнику крепости, свою голую задницу (au naturel) … Понял? А тот, взбесившись от увиденного, назвал солдата «гяуром» (неверным).
Глаза директора округлились, и он не знал, что мне ответить.
-«Лав, лав. О ес турк чем?» (Хорошо, хорошо. Я же не турок) – в смятении, обидевшись, ответил директор, - На какой «грапарак» (площади) поднимут «дрош» (флаг), на Тэатральной?
-Нет, на бывшей площади Ленина. Она теперь называется площадь Республики, по-моему, да и Ленина там уже нет.
-«Вам мэ! Лав. Инч асэм: епа петк, ари, векал». (Хорошо. Что сказать: когда надо, приходи и бери), - в конце концов ответил вспотевший директор и протянул руку в знак согласия, – ты что, «патмакан эс?» (историк?), да? Всё знаешь.
-Да нет, дорогой-джан. Диск-жокей я, «Красный»
Директор вновь растерялся на сказанное, и, вновь выпучив глаза, вопросительно смотрел на меня, не выпуская мою руку из своей мощной ладони, не зная как себя вести далее, тихо и испытующе произнёс: – «Еретасартаканыц»? (из «Молодёжки»?) – вдруг спросил он, точно определив мою причастность к Дому Молодёжи и дискотечному делу,- «Пластинка миацнохес?» (включающий пластинки)?
-Примерно так. «Сах урах!» (Все радостны!) - весело ответил я, кивнув головой в знак сказанного и на прощанье, - не подведи, друг, а то русские на этот раз могут показать другое, и не туркам, а тебе…
Сказанное дошло до него, мы рассмеялись и, наконец, распрощались, поняв друг друга и пожав руки на прощанье. Я был доволен произошедшим разговором и, взревев мотором «ЗАП-а», поехал к спортсменам, точнее в городское спортивное общество, чтобы выяснить намерения спортсменов участвовать в празднике.
Минут через сорок я был у кинотеатра «Москва», напротив которого располагалось здание республиканского спортивного общества, которое я посещал ещё в детстве, занимаясь в секции фехтования и плавания.
В обществе было многолюдно, и я, найдя заместителя председателя общества, представившись, выложил все свои мысли по поводу организации предстоящего праздника.
-Мы хотим тоже поучаствовать в празднике, дорогой Валерий,- отвечал мне зампред, узнав, что я из мэрии и даже знаю Гранта Шагиняна, известного гимнаста с мировым именем, соседом которого я когда-то был,- мы предложили мэрии традиционный забег. Стартовать будем прямо с площади. Как только вы взлетите, мы побежим…