Петр Иосифович Капица. Вморе погасли огни Воснове этой документальной повести лежат записи, которые вел Петр Капица, служивший на Балтийском флоте в пору блокады Ленинграда. Вкниге рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ Боевые будни
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   40

* ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ




Боевые будни




10 октября. Густо посыпался снег. Он покрыл толстым слоем землю,

выбелил палубы и надстройки катеров, прибрежные камни. На один час в

Кроншлот пришла зима. Но к обеду она отступила. Опять вернулась осень,

на деревьях еще держится листва.

Какой-то шальной "юнкерс" утром сбросил на наш островок

"пятисотку". Бомба угодила прямо в середину затона и разорвалась,

облепив грязью берег и катера, стоявшие у пристани, смела с борта

краснофлотца. Это вторая бомба, упавшая на Кроншлот. Семнадцать дней

самолеты противника не трогали нас.

- Да за что вас бомбить? - как бы недоумевая, спрашивают на

кораблях. - Вы противнику не помеха.

Моряки шутят зло. Но они в какой-то степени правы. В нашем

разросшемся хозяйстве еще много неполадок. Вся беда в том, что в одно

соединение собраны корабли и люди разных ОВРов. Большие и маленькие

начальники еще не присмотрелись друг к другу, действуют как в плохо

сыгранной футбольной команде. Оперативные дежурные, послав в дозоры

тихоходные тральщики, нередко забывают подбросить им горючее и

продукты. Добывай откуда хочешь. А охраняемый участок покинуть нельзя,

- взыщут строго. Если рация вышла из строя - беда: о малом сторожевике

могут и не вспомнить.

На днях я побывал на ТЩ-67. Это бывший буксирный пароход. Комиссар

на корабле - старый комсомолец. У него мощный боцманский голос,

борцовская фигура, а на голове - копна жестких, чуть рыжеватых волос.

В первые дни войны его назначили в замполиты на судно, которое по

мобилизационному плану должно было стать тральщиком.

На призывном пункте он познакомился со своим командиром -

лейтенантом запаса Чирковым, прежде плававшим на катерах. Вместе они

получили обмундирование и отправились в Свирицу.

Увидев у речной пристани свой корабль, Соловьев сильно огорчился,

но не показал вида, что расстроен. Зато Чирков закрыл рукой глаза и

простонал:

- Ну и подсунули же нам кораблик! На такой калоше стыдно на люди

показаться.

Но выбора не было. Пришлось принимать грязное чудовище. Это был

сильно захламленный чумазый буксирный пароходишко, таскавший по Ладоге

и Свири груженые баржи. К тому же он оказался экспериментальным,

нестандартным экземпляром "Ижорца". Буксир со стапелей сошел уродцем,

имеющим задранный нос и дифферент на корму. При легком ветре по его

палубе гуляла вода, а в свежую погоду по корме перекатывались волны.

"Ижорец" отправили в Шлиссельбург. На заводе его вооружили

45-миллиметровой пушкой, станковым пулеметом и чуть изменили фальшборт

на корме. С этой поры буксир получил военный флаг и стал называться

ТЩ-67.

По штату тихоходному тральщику полагалась команда в тридцать один

человек. Куда деть людей? Ведь прежде на буксире размещалось только

четырнадцать речников.

В первую очередь пришлось взяться за очистку трюмов и подсобных

помещений. Грязь выносили корзинами и ведрами. Все стены и палубы

выскребли, продраили, вымыли каустиком и заново покрасили. Койки в

кубриках поставили в три яруса. Они оказались такими узкими, что

свисали края пробкового матраца. И все же двум человекам негде было

преклонить голову. Радист спал скрючившись в рубке, а кок - под

шлюпкой на палубе.

Кадровых военных моряков оказалось всего шесть человек, остальные -

речники и пожилые рабочие Шлиссельбургского завода.

Трудно было в первое время с необученными людьми. Рулевые прежде

водили свои буксиры только по вешкам или береговым ориентирам. Они

никогда не имели дела с компасом. В Финском заливе оба рулевых

растерялись: во время первого перехода из Невы в Кронштадт сошли с

фарватера и заблудились, не могли найти пирса. Не повезло и с

сигнальщиком. Он пришел на корабль в фасонистой мичманке и назвался

командиром отделения сигнальщиков, но потом выяснилось, что он

представления не имел, как надо действовать ратьером и семафорить

флажками. Во время его работы с мостков соседних тральщиков обычно

кричали: "Уберите мельницу! Не понимаем его... Какую-то чушь порет!"

Когда Соловьев взял в оборот сигнальщика, то выяснилось, что прежде

он плавал коком, а при увольнении из флота уговорил писаря произвести

его в сигнальщики.

Пришлось почти весь состав переучивать. На своем месте были только

механики: они знали машины "Ижорца" и умели их ремонтировать.

ТЩ-67 очищал фарватеры от мин, переправлял войска, вытаскивал из

зон обстрела железные баржи с бомбами, буксировал подбитые корабли,

спасал тонущих, отбиваясь от самолетов и катеров противника.

В последний раз он почти три недели бессменно нес ночной дозор у

южной оконечности острова Гогланд. А там мин, как клецок в супе, и

финны с немцами норовят новых набросать. Не раз приходилось отгонять

ночные гидросамолеты, отмечать буйками опасные места, а утром тралить.

В течение восемнадцати дней воду, еду и уголь бывшие речники

добывали сами. Вместо отдыха одна часть матросов днем отправлялась в

лес по грибы и ягоды, а другая - к затонувшему у берега транспорту. В

трюмах транспорта остались уголь, консервы, мешки с подмокшей мукой и

крупами. Их выуживали крюками. Пресную воду добывали из колодца на

берегу и, став цепочкой, ведрами передавали на корабль. А когда Чирков

по радио запросил смену, то вызвал у оперативного гнев. "Не занимайте

эфир пустыми разговорами, - ответил он. - Ждите приказа".

ТЩ-67 вновь уходит на острова, имея десятисуточный запас горючего и

пищи. Надо этих работяг взять под особое наблюдение.


12 октября. Ко мне в редакцию пришел невысокий бледнолицый, почти

мальчишеского вида светловолосый лейтенант. Назвавшись Александром

Твороговым, он сказал:

- Я с погибшего МО-203. Может, вас заинтересует то, что было с

нами?

И он рассказал о пережитой ночи. Вечером я закрылся в своей комнате

и, чтобы не забыть, набросал очерк.