Петр Иосифович Капица. Вморе погасли огни Воснове этой документальной повести лежат записи, которые вел Петр Капица, служивший на Балтийском флоте в пору блокады Ленинграда. Вкниге рассказ

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 40

Рассказ пассажира

На острове Гогланд оказалось много полуголых мужчин и женщин. Их

высаживали на сушу катера, сновавшие между островом и тонущими

транспортами.

Я подошел к бледнолицему мужчине лет сорока. Стоя в трусиках, - он

сушил на ветках сосенки только что выжатую серую фуфайку.

Представившись ему, я попросил:

- Расскажите, пожалуйста, на каком корабле вы плыли и как попали на

остров? Но прежде всего... позвольте узнать ваше имя.

- К чему вам мое имя? Я героических поступков не совершил, был

обычным пассажиром на ледоколе "Вольдемарес", - ответил мужчина. -

Ставьте, как в таких случаях принято, - "пассажир Н". Это совпадает с

моим именем. Я на короткое время прибыл в Таллинн, и сразу же пришлось

эвакуироваться. На ледоколе пассажиров собралось много. Все в каютах

не разместились. Я остался на палубе.

Первое время мы плыли за вереницей больших судов спокойно.

Артиллерийский обстрел начался часов в шесть. Почти одновременно

появились и самолеты.

За нами вслед шло госпитальное судно. Стоило ему отклониться в

сторону, как раздался взрыв и судно, накренясь, стало тонуть.

- Надо спасать их! - закричал я. - Спустите шлюпки!

Капитан ледокола, услышав наши голоса, в рупор прокричал:

- Очистить палубу... всем пассажирам вниз!

Я послушно начал спускаться вниз по трапу. Вдруг почувствовал

сильный толчок... наш ледокол словно подпрыгнул и затрясся в грохоте.

Взрывной волной, поднявшей угольную пыль, меня вновь выкинуло на

верхнюю палубу.

Вскочив на ноги, я стал осматриваться. Ледокол сильно накренился.

Мина, видно, взорвалась под угольной ямой, потому что оседала черная

пыль, трещавшая на зубах.

Одни люди возились со шлюпками, другие, надев спасательные пояса,

прыгали в воду, третьи суетились, не зная, что предпринять.

Я решил снять с себя лишнюю одежду. Остался в трусах и... фуфайке,

полагая, что в ней будет теплей в воде.

На палубе грудой лежали деревянные плотики, заготовленные командой

на всякий случай. Я вытащил один из них и подошел к борту. Мутная и

вспененная вода была близко: до нее осталось не более метра. Я

столкнул плотик и прыгнул сам.

Плотик на воде не хотел подчиниться мне: то он вставал на дыбы, то

увертывался из-под рук и переворачивался. Это продолжалось до тех пор,

пока я не догадался лечь на него животом и грудью. У меня появилась

надежная опора и свободными оставались руки и ноги.

На сильно накренившейся палубе ледокола появились две женщины. Они

не решались прыгать. Я им посоветовал скорей сбросить плотики и

отплыть в сторону. Я где-то читал, что тонущие корабли увлекают за

собой в воронку все, что находится рядом.

Женщины не прыгнули, а как-то сползли в воду и, молотя ногами,

поплыли в сторону от тонущего судна.

Я не видел, как ледокол ушел под воду, слышал лишь за спиной его

предсмертное сопение и страшный гул вытесняемого из трюмов воздуха.

Когда я оглянулся, то на месте ледокола крутилась огромная

засасывающая воронка. Булькая и чмокая, она заглатывала все, что

попадало в жерло... Выплывали из пучины только деревянные обломки.

Мы плавали, держась за доски и плотики, часа полтора. Потом нас

подобрали шлюпки с номерного транспорта. У меня еще сохранились силы:

сам вскарабкался по штормтрапу на высокий борт.

На транспорте нам выдали сухую одежду. Мне досталась рубашка из

"беу" и хлопчатобумажные штаны.

Вместе с другими спасенными я устроился на решетке машинного

отделения. Отогревшись, начал дремать, так как уже надвинулась ночь.

Но какой сон, когда то и дело вздрагиваешь от толчков и недалеких

взрывов!

Утром опять начались налеты авиации. Капитан нашего транспорта

оказался опытным моряком: маневрируя, он уклонялся от падавших бомб и

вел судно вперед. Думалось, что с ним мы благополучно дойдем до

Ленинграда. Но не тут-то было! К концу дня прямо у борта упала бомба.

В трюмы хлынула вода.

Капитана сбросило с мостика взрывной волной. Началась неразбериха.

Пробоину никто не заделывал. Какие-то моряки бросились на талях

спускать шлюпки, переполненные людьми. Делали это столь неумело, что,

коснувшись воды, шлюпки переворачивались. Тонущие хватались друг за

друга, захлебывались, кричали...

В воду полетели спасательные круги, пояса... Бросали их кому

вздумается и так бестолково, что на транспорте почти не осталось

спасательных средств.

Начали сталкивать в воду большие плоты. Не рассчитывая попасть на

них, я спустился в трюм и раздобыл длинную доску. Стоило вынести ее

наверх, как в доску вцепились какие-то пехотинцы и стали вырывать ее у

меня. Возмутясь, я зычно заорал на них:

- Прекратить панику... Отпустить доску!

Приказной тон подействовал магически. Военные, видно, жаждали

услышать команду, потому что сразу вытянули руки по швам.

Почувствовав, что они ждут моих распоряжений, я строго сказал:

- Доску сбрасываю я. Вы прыгайте рядом. Как только ухватимся -

полным ходом плывем в сторону. Кто держится левой - гребет правой

рукой. И наоборот. Ясно?

- Ясно, - хором ответили пехотинцы.

Нос нашего транспорта все больше и больше погружался. Крен

становился опасным. Я бросил доску и вместе с пехотинцами прыгнул за

борт... Вцепясь в доску, мы полным ходом поплыли в сторону от тонущего

судна. Моя команда работала усердно: гребли не только руками, но и

ногами молотили, что было силы.

Отплыв на изрядное расстояние, мы остановились отдохнуть. И в это

время увидели, как вздыбилась корма транспорта. Судно почти встало на

попа и... с грохотом, звоном упало плашмя.

Поднялась гора вспененной воды и брызг. Когда она опала, то на

поверхности крутились только обломки. Транспорт наш ушел на дно.

По недавнему опыту я знал, что одиночек спасают в последнюю

очередь, поэтому предложил своим парням плыть к плоту, на котором

виднелись люди.

Плыли мы не спеша, чтобы не расходовать попусту силы.

На плоту ничком лежали несколько раненых в мокрых кровоточащих

повязках и женщины, не умеющие плавать. Вокруг из воды торчали головы

и голые плечи десятка мужчин, державшихся за края плота.

Все вползти на плот не могли, под нашей тяжестью он ушел бы под

воду. Видно, от нервного напряжения я стал необыкновенно болтлив:

подбадривал не умевших плавать, поучал, как действовать державшимся за

плот, словно был специалистом по кораблекрушениям. И меня люди

слушались. Что им оставалось делать?

Дрейфуя, мы подбирали спасательные круги, обломки бревен.

Приспосабливали их так, чтобы удобней было держаться на воде.

Плавали мы долго, а помощь не приходила. В стороне виднелись

черными точками одиночки, имевшие спасательные пояса. Они не

стремились сблизиться с нами, боясь, что кто-нибудь повиснет на них.

Пролетавший самолет сделал один заход, из пулеметов обстрелял

плававших и улетел дальше.

Вода в море была холодной. Пальцы, державшиеся за бревна и доски,

уже с трудом разгибались. Ноги становились деревянными.

Я видел, как некоторые товарищи по несчастью начинают дремать на

зыбкой волне.

- Товарищи, не засыпать! - призвал я. - Шевелите пальцами и бейте

ногами по воде. Хоть немножко согревайтесь.

Но не все вняли совету. Равнодушие уже охватило слабых. Им не

хотелось нарушать блаженного забытья. Засыпая, люди расслабляли руки,

опуская их, и незаметно погружались в воду. Глянешь, а на том месте,

где виднелась сникшая голова, уже нет никого. Пустота.

Часа через два мы услышали стук моторов и увидели вдали мачты двух

шхун.

- К нам идут... к нам! - сипло выкрикнул я. И вот тут что-то со

мной произошло. Видимо, я потерял сознание.

Очнувшись, я увидел борт шхуны и толстый канат перед глазами. Я

ухватился за него. Но пальцы не сгибались. Когда канат потянули, он

выскользнул из моих рук.

Со шхуны мне крикнули:

- Обвяжи канат вокруг пояса!

Я обмотал себя канатом и кое-как закрепил конец над плечом.

Меня вытянули из воды и оставили отлеживаться на палубе, так как

вся команда была занята спасением других.

Отдышавшись, я принялся стягивать с себя прилипшие холодным

пластырем штаны и фуфайку. С трудом освободившись от них, ползком

добрался до моторного отделения, откуда веяло машинным теплом. Здесь

мне налили полкружки водки. Я выпил ее залпом и лег. Но ничто не могло

согреть меня, - зубы стучали и озноб сотрясал все внутри.

Когда я несколько успокоился, то почувствовал тупую боль в боку,

ломоту и саднящий зуд в ногах. Я, видимо, поранился, плавая в

обломках.

Все дальнейшее происходило как в бреду. Ночью комиссар судна

втолкнул вниз рыжего эстонца - шкипера шхуны - и сказал:

- Стерегите этого подлеца. Он нарочно ходил вокруг Гогланда,

надумал удрать в Таллинн. Видите, у него там семья! А у нас будто нет

ни детей, ни жен. Кто тут знает штурманское дело?

Среди спасенных был второй штурман с транспорта. Его увели наверх.

Вскоре наша шхуна вошла в бухту Гогланда. Здесь арестованный шкипер

заплакал. Он понял, что теперь не скоро попадет домой. А мы

обрадовались суше. И поспешили на остров. Теперь обсушусь и отправлюсь

дальше. Я коренной ленинградец.

Blog

Содержание

Рассказ пассажира