Ю. Ф. Воробьев, д-р экон наук, проф. (отв редактор)

Вид материалаДокументы

Содержание


Предпринимательская рента и процент
ОСОБЕННОСТИ ПРОМЫШЛЕННОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА В РОССИИ XVI – XVII вв.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКАЯ РЕНТА И ПРОЦЕНТ



Н.С. Шухов


В истории российского предпринимательства проблема вознаграждения (“барыша”) всегда связывалась с активизацией хозяйственной деятельности. С самых первых хозяйственных реформ (М.М. Сперанского, Н.С. Мордвинова и др.) ограничения в области вознаграждения объяснялись потребностями хозяйственного оборота и расширением в сфере финансирования государственного (“казенного’’) хозяйства. Предпринимательская деятельность поощрялась лишь постольку, поскольку она соответствовала общехозяйственным нуждам и не противоречила задачам подъема производительных сил России. Свобода предпри­нимательской деятельности не могла быть всеобщей, ибо она затрагивала жизненные интересы государства и подавляющей части населения.

В особом положении находилось купеческое сословие. Со времени Петровских реформ купечество пребывало в привилегированном положении. Проценты на вложенный капитал были сравнительно высоки (до 100 %). Разрыв между барышом и процентом удерживался довольно долго, и если бы такое положение оставалось, прибыль постоянно отклонялась бы в сторону понижения. Между тем как в теории, так и на практике процент образует нижнюю границу предпринимательской прибыли, и сохранение прибыли на уровне процента лишило бы экономику всякого стимула к расширению. Процент как плата за вложенный капитал не должен превышать оценку этого капитала, если речь идет не о промышленном, а о банковском проценте. Промышленный “процент” (по существу, прибыль) лучше всего назвать “предпринимательской рентой” как оценку специфического ресурса – самой предпринимательской деятельности. Если все виды оценок производительных услуг носят рентную природу, то услуги предпринимателей также должны оцениваться минимальной ставкой – предпринимательской рентой.

Как уже отмечалось, рынок капиталов регулируется ставкой процента. Кредитно-банковская система поэтому оказывает мощное и все возрастающее воздействие на комбинацию производственных ресурсов, увеличивая или сокращая уровень активной хозяйственной деятельности. Капитализация ценностей, товаров, услуг и т.д., в первую очередь, зависит от ставки процента как самой минимальной границы вложения капиталов. Инвестиционная деятельность не может не зависеть от ставки процента, но получение долгосрочных полезных эффектов возможно лишь тогда, когда обеспечивается минимальная предпринимательская рента. Стабильность хозяйственной выгоды – важный фактор для вложения капиталов в долгосрочные проекты, требующие отвлечения больших капитальных затрат. Плата за риск также регулируется минимальной предпри­нимательской рентой, ибо надежды на текущие процентные ставки не гарантируются при ориентации на рентабельность инвестиций. Ориентация на рентабельность может даже снизить деловую активность, ибо она необходимо вызывает экономические колебания.

Наша теория предпринимательской ренты несколько напоминает теорию предельной эффективности капитала, когда отношение между ожидаемым доходом, приносимым дополнительной единицей данного вида капитального имущества, сравнивается с ценой предложения этого имущества. Здесь не учитывается, что пробуждение к инвестированию не может гарантироваться равенством между ожидаемым имуществом и ценой производства этого имущества. Предельная эффективность капитала достигается, когда предельные эффекты вложений в любое капитальное строительство должны уравниваться на некоторой минимальной величине. Эту величину мы и называем предпринимательской рентой. Иначе говоря, вложения капитала в любую отрасль экономики должны приносить равную величину предельного эффекта, измеряемого не ставкой процента, а предпринимательской рентой, уравнивающей предельную эффектив­ность капитала, вкладываемого в любую отрасль народного хозяйства.

Новая трактовка предельной эффективности капитала соотносится и с таким пониманием потенциалистского подхода, при котором эффективность рассматривается как отношение технико-экономического потенциала к фактически достигаемому результату. Разница лишь в том, что мы принимаем за точку отсчета не абсолютные величины потенциалов и результатов, а их приростные величины. Предпринимательская рента характеризует соотношение приращений потенциалов и фактических результатов именно как увеличение суммарных доходов от инвестиций к текущей рентабельности, т.е. минимальную границу элективного вложения капиталов. Она зависит от многих переменных, но главными из них являются ожидаемые доходы от приращения капитального имущества на одну дополнительную единицу к приращению текущих доходов от инвестиций также на одну дополнительную единицу. Но это должно отвечать народнохозяйственному оптимуму, т.е. все приращения текущих и ожидаемых доходов от вложений в любой участок экономики должны быть равны с точностью до постоянного множителя.

Предпринимательская рента как нижняя граница доходов от капитала должна быть более или менее устойчивой. Но в экономике действует целый ряд факторов (“возмущений”), которые существенно влияют как на величину прироста потенциальных благ, так и на величину текущих доходов. Поэтому для практических расчетов и потенциалов, и фактически получаемой прибыли необходимо учитывать фактор неопределенности (стохастичности) с помощью так называемых “весовых функций” или их комбинаций, которые должны полностью характеризовать вероятностный характер экономических величин. Это особенно важно при макроэкономическом регулировании экономики, когда дополнительные капитальные вложения вкладываются не с целью получения “мгновенной” прибыли, а в долгосрочные экономические проекты. Ориентация на текущие процентные ставки здесь мало может помочь: необходимо учесть все “побочные’’ отклонения от предпринимательской ренты, чтобы она была более или менее стабильной.

Существует много предложений по формализации “весовой функции”, но они не всегда учитывают специфику капитальных благ, когда рост цен на капитальные блага вызывает рост доходов “со множителем”, заключенным опять-таки в чистом приращении инвестиций. Выравнивание уровней текущих и капитальных затрат с помощью “весовых функций” ни в коей мере не могут использоваться для простого “дисконтирования”, уводящего в сторону долгосрочные полезные эффекты. По нашему мнению, именно комбинация “весовых функций” (например, как средневзвешенная из математических ожиданий) может быть пригодной для приблизительного расчета синхронных капитальных и текущих затрат. Что же касается доходности от инвестиций, то побуждение к инвестированию не ограничивается только склонностью к сбережениям, но целым рядом стохастических моментов, не поддающихся точному количественному учету. Ожидаемые доходы от капитального имущества могут существенно снизиться не только от фактора риска, но и от предпочтений предпринимателей иметь стабильные доходы за весь период службы данных капитальных благ.

Отсюда, естественно, вытекают требования к налоговой политике государства. Прогнозирование доходов государственного бюджета не может не считаться с фактором риска при проектировании крупномасштабных проектов, жизненно необходимых для развития макроструктуры экономики и соответственно для отвлечения необходимых финансовых средств, которые не должны омертвляться от предпочтения текущих интересов интересам наших потомков. Как отмечал в свое время еще А. Пигу, бездумное дисконтирование может поставить экономику на грань экономической катастрофы или полного вымирания цивилизации, что наглядно наблюдается в отечественной экономической политике. Наши руководители совершенно не учитывают это, облагая удушающими налогами перспективные экономические проекты, по принципу – “после нас хоть потоп”.

Такая бездумная политика затягивает процесс поступательного развития. Это чревато невосполнимыми потерями, особенно для подрастающего поколения, возводя “денежный цинизм” в рамки высшей ценности. Между тем и сами предприниматели с опаской относятся к разработкам ученых – не только в области ВПК, но и в строительстве долгосрочных объектов, не дающих “мгновенной прибыли”. Необходима всяческая поддержка тех предпринимательских объединений и финансовых групп, которые заинтересованы в развитии отечественного производства. В противном случае налоговый пресс порождает не только нищету, безработицу, бездуховность, иждивенческие настроения, но и способствует становлению открыто действующих мафиозных структур.

Без резкой переориентации экономической политики невозможно функционирование и самой предпринимательской деятельности, ибо нет никаких гарантий, что вложения в долгосрочные проекты принесут минимальную предпринимательскую ренту! А распад кредитно-банковской системы вообще глушит сам принцип побуждения к инвестированию, которое возможно только при правильной политике поощрения предпринимателей к вложению средств в развитие отечественного производства. Надежды на иностранные инвестиции иллюзорны, ибо зарубежные инвесторы не заинтересованы в подъеме нашей экономики, превращая ее в сырьевой придаток развитых в экономическом отношении стран. Необходимы резкая переориентация предпринимательской деятельности и безусловные гарантии в получении предпринимательской ренты.


ОСОБЕННОСТИ ПРОМЫШЛЕННОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА В РОССИИ XVI – XVII вв.


С.И. Сметанин


XVI – XVII вв. мы можем считать начальным периодом российского предпринимательства: только с этого времени до нас дошли сведения о производственных объектах, которые принято называть предприятиями. Утверждение можно оспорить. До этого промышленность находилась на уровне мелкого семейного производства, т.е. ремесла и промыслов, но ремесленная мастерская, в сущности, тоже предприятие. К тому же в некоторых случаях люди объединялись, например, при строительных работах или рыболовстве. Но только в XVI-XVII вв., когда возникают относительно крупные производственные объекты, рождаются те особенности, которые определяют дальнейшее развитие предпри­нимательства в России.

Первая и главная особенность – предпринимательство рождается в форме государственного предпринимательства. Первые предприятия России ХVI в. – государственные: Пушечный двор, Оружейная палата и др. Пушечный двор, где готовилось артиллерийское вооружение, был основан в 1479 г. Первое упоминание об Оружейной палате относится к 1547 г. Здесь работало несколько десятков мастеров, которые готовили стрелковое и холодное оружие.

Государственной отраслью хозяйства в XVI в. являлось строительное дело. Все крупные строительные работы в стране выполнялись под руководством Приказа каменных дел.

К государственному хозяйству XVI в. следует отнести и организацию “государева полотняного дела”, т.е. дворцового полотняного производства. Правда, дворцовым называлось хозяйство, принадлежащее царю и обслуживавшее царский двор, но, поскольку царь не был рядовым феодалом, управляло этим хозяйством государственное учреждение – Дворцовый приказ. Полотно для царского двора изготовлялось жителями дворцовых слобод и сел: Кадашевской слободы под Москвой, Тверской хамовной слободы, двух сел Ярославского уезда. Каждая слобода (или село) должна была поставить для нужд двора определенное количество тканей установленного ассортимента. Это называлось оброком, но в действительности оброком не являлось, потому что за ткань давалась определенная плата. На долю каждого хозяина приходилось “дело” – часть общей работы. Кроме освобождения хозяина от государственных повинностей, на каждое “дело” выдавалось “хлебное жалование”, т.е. бесплатное продовольствие, и определенная денежная сумма.

В особо выгодном положении оказались тяглецы Кадашевской слободы. Находясь в центре хозяйственной жизни страны, они развертывали собственную торгово-промышленную деятельность, а выполнение “государева полотняного дела” для них стало лишь платой за привилегии. Они сами теперь и не занимались изготовлением полотна, а нанимали для этого других горожан.

Такая феодальная организация производства оказалась очень инертной. Было невозможно ни увеличить производство, ни улучшить ассортимент продукции. Количество определялось нормой, установленной на каждое “дело”. Норма эта имела характер закона, а когда пытались изменить ассортимент, жители слободы заявляли, что новая работа им “не за обычай”. Административная система управления экономикой уже тогда порождала “теневую экономику”, когда люди, оказавшиеся в ее сфере, использовали ее для организации собственного предпринимательства.

Инертность этой системы заставила администрацию искать новые формы организации производствами: в начале XVII в. в Кадашевской слободе начал действовать Хамовный двор – казенное ткацкое предприятие. Сначала построили деревянную “избу”, где ткачами являлись в основном пленные поляки, а в 1660 г. производство перенесли в двухэтажное каменное здание, где действовало свыше 100 ткацких станков. Наемные ткачи работали за плату.

Почему в России возникло сначала именно государственное предпринимательство? Потому что централизованное государство сформировалось у нас до того, как естественным путем стало развиваться крупное товарное производство, до развития крупного частного предпринимательства. А поскольку государству требовалось много разных изделий, прежде всего вооружение для армии, ему пришлось самому заниматься предпринимательством для обслуживания казенных нужд.

В XVII в. эти государственные предприятия уже имели форму мануфактур. Мануфактурой становится Пушечный двор, где в 30-х годах XVII в. числилось 130-140 работников разных специальностей, перечень которых свидетельствует о разделении труда, характерном для мануфактуры. Мануфактурой становится Оружейная палата. В 80-х годах ХVII в. здесь было занято более 300 мастеров. В отличие от Пушечного двора, лишь часть работ велась в мастерских палаты, в основном мастера работали по домам: специалисты по мушкетному, ствольному, замковому, сабельному, бронному делу. Перечень профессий показывает, что и здесь существовало разделение труда, поэтому мы можем считать Оружейную палату мануфактурой рассеянного типа.

Рассеянной мануфактурой была и Тульская оружейная слобода. В 1595 г. царской грамотой было предписано “кузнецов устроить на Туле за острогом особою слободою, а никаким людям, оприч их, кузнецов, не жить и к посаду ни в какие подати и ни в какие земские службы от них, кузнецов, бы бирать не велено”. Таким образом, казенные мастера-оружейники жили в окруженной крепостной стеной части города, освобождались от податей и повинностей, но за это должны были выполнять государственные заказы по изготовлению стрелкового оружия.

К концу XVII в. в слободе числилось до 200 казенных оружейников. Работали они по домам или в своих индивидуальных кузницах. Вспомним, что лесковский Левша даже в XIX в. работал не в казенном помещении, а у себя дома. Разделение труда наблюдалось и здесь: одни занимались “ствольным”, другие – “замковым”, “ложевым” делом. За год слобода сдавала в казну до 2000 пищалей, по 10 пищалей на мастера.

Организация производства была такая же, как в Кадашевской слободе. Поэтому к началу XVII в. уже выделялись относительно крупные предприниматели из оружейников, которые имели по нескольку домниц, горнов и кузниц, где применялся наемный труд. Предприимчивый мастер расширял производство, строил дополнительные кузницы и нанимал работников, но перед лицом государства казенным кузнецом считался только он: он принимал заказы, сдавал продукцию и получал установленную плату. Потом, уже в XVIII в., из таких предпринимателей Тульской слободы вышли горнозаводчики России: Демидовы, Баташевы, Мосоловы.

Кроме Хамовного двора, несколько лет в 20-30-х годах XVII в. действовал Бархатный двор в Кремле, куда для организации производства были приглашены “свицкие немцы”, т.е. шведы. Несколько лет просуществовала шелковая мануфактура, для которой царь Алексей Михайлович даже пытался развести тутовые насаждения под Москвой в с. Измайлове. Пять лет действовала в Москве суконная мануфактура.

Все эти предприятия являлись нерентабельными, да их организаторам и в голову не приходила мысль о рентабельности, потому что продукция не предназначалась для рынка. В сущности, это была часть замкнутого на себя государственного натурального хозяйства.

Кроме казенных, ряд мануфактур в XVII в. был построен иностранцами. Примером могут служить Тульско-Каширские и Олонецкие заводы Виниуса и его компаньонов. Заводы Виниуса возникли в связи с переходом к доменному производству, которое в России до этого не существовало. Действовали “домницы”, их не следует путать с доменными печами. Домница – это сарай с горном, т.е. открытой металлургической печью, куда ручными мехами нагнетался воздух. В сущности, это обычная деревенская кузница, только не для изготовления кузнечных поделок, а для плавки железа. В домнице сразу получалось железо, а в доменной печи варился чугун.

Переход к доменному производству означал не только изменение технологии. Доменная печь, плотина, необходимая для вододействующих механизмов, резкое увеличение массы сырья и численности занятых – все это требовало значительных затрат и оказывалось непосильным бременем для кустарного производства. Поэтому переход к доменному процессу означал переход к относительно крупным предприятиям типа мануфактуры, и в таком предприятии действовал доменный цех с одной или несколькими домнами, железоделательный цех, где чугун переделывался на железо, цеха, где готовились изделия. У завода обязательно был пруд с плотиной, так как дутье в печи и работа механических молотов происходили с помощью водяных колес.

Необходимость перехода к доменному производству диктовалась еще одним обстоятельством. Из мягкого железа нельзя было отливать пушки. Первые железные пушки изготовлялись сложным способом: ствол составлялся из железных полос, на которые набивались железные кольца. Пушка готовилась по образцу бондарных изделий. Подобные орудия часто разрывались при выстрелах. Поэтому в XV-XVI вв. готовились в основном литые медные и бронзовые орудия. Но из чугуна тоже можно отливать пушки. Чугунные орудия гораздо дешевле бронзовых, и сырья для них можно получить значительно больше, а следовательно, намного больше увеличить артиллерийский парк.

Заводы Виниуса не являлись единственными предприятиями иностранцев. Например, иностранцы построили под Москвой бумажную и стекольную мануфактуры. Но мануфактуры иностранцев были, в сущности, государственными: правительство приглашало иностранцев, обеспечивало эти предприятия необходимыми ресурсами, и они работали на государство: их продукция шла в распоряжение государства. А народное потребление по-прежнему обслуживалось ремеслом и крестьянскими промыслами.

Итак, предпринимательство в России рождается в форме казенного, государственного предпринимательства. Все же имелись и частные предприниматели. Наиболее выдающиеся из них — Б.И. Морозов, Строгановы. Их предпринимательство тоже тесно было связано с государственным хозяйством.

Борис Иванович Морозов - один из первых частных промышленных предпринимателей России – не бюргер, не купец, а боярин-феодал, Правда, он не просто представитель одного из знатнейших боярских родов. Он “свояк” царя Алексея Михайловича, т.е. муж сестры царицы, глава российского правительства. По выражению иностранца Мейерберга, он “держал по своему произволу скипетр, чрезвычайно еще тяжелый для руки юноши”. Б.И. Морозов возглавлял 4 важнейших приказа, в том числе Приказ большой казны – главное финансовое ведомство государства.

Ведущее место в промышленной деятельности Морозова занимало изготовление поташа. У него было 17 “будных майданов” – заведений по производству поташа, и сбыт продукции приносил предпринимателю до полумиллиона рублей выручки в год (в переводе на деньги начала ХХ в.).

По словам Кильбургера, члена шведского посольства в России, поташ составлял “главную торговлю России”, т.е. являлся основным предметом экспорта. Торговля поташом — государственная монополия: весь произведенный в стране поташ поступал в распоряжение государства и им продавался за границу. В 60-е годы ХVII в. из всего поступившего в казну поташа 56 % дали промыслы Морозова.

Каждый будный майдан был самостоятельным предприятием, где трудились до 10 работников (“будников”, “воштарей” и др.). Во главе майдана стоял “дозорщик”, который вел приходно-расходную книгу.

Монополия на сбыт поташа за границу приносила казне высокий доход. Например, в 70-х годах пуд поташа обходился казне в 22 коп., а продавался за границу за 70 коп. Кроме частных, действовали казенные Арзамасские промыслы, а в 80-х годах все частные промыслы перешли в ведение Приказа большой казны, т.е. государственная монополия была установлена не только на сбыт, но и на производство поташа.

Второй отраслью, которой Морозов занялся как предприниматель, стало металлургическое производство. В Звенигородском уезде боярин построил доменный завод, на котором работало 20 поляков из военнопленных. Очевидно, вспомогательные работы выполняли крепостные Морозова. Завод вододействующий. Доменные вододействующие заводы принято считать мануфактурами.

Наконец, действовали в имениях Морозова и винокуренные заведения, где перерабатывалось зерно его вотчин.

Следует подчеркнуть, что поташное, металлургическое и винокуренное производство были тесно связаны с государственным хозяйством. Поташ производился для государства, винокурение обслуживало казенную питейную монополию, а доменные заводы готовили вооружение для армии.

Если в этих трех отраслях Морозов выступал в качестве основателя и содержателя предприятий, т.е. подлинного предпринимателя, то в других случаях он использовал уже существовавшие промыслы, подчиняя их своим потребностям. В текстильных промыслах он организовал территориальное разделение труда. Пряжа, изготовленная в подмосковных селах, поступала боярину в виде оброка. Она отсылалась в села Нижегородского уезда, где из нее готовилось полотно. В одном из сел “польские люди – ткачи” (т.е. военнопленные поляки) ткали по заказу боярина широкое полотно, которое в России ткать еще не умели, и учили этому местных крестьянок.

Морозову принадлежали также кирпичные и кожевенные заведения, мукомольные мельницы и рыбные промыслы. Эти производства издавна существовали на стадии промыслов. Рыбные промыслы имелись еще в Киевской Руси, кирпич обычно заготовлялся при строительных работах, а муку в России давно мололи не ручными жерновами.

Таким образом, в хозяйстве Морозова сочеталось использование крестьянских промыслов с организацией новых железоделательных, поташных и винокуренных заведений, достигавших иногда стадии мануфактуры.

Промышленное предпринимательство боярина сочеталось с оптовой торговлей. Он не только продавал хлеб своих владений, но занимался скупкой и перепродажей зерна и других сельскохозяйственных продуктов, вел экспортную торговлю хлебом и кожами.

После его смерти осталось в кабалах, т.е. розданных в долг под проценты, около 80 тыс. руб. (1,4 млн руб. на деньги начала XX в.). Следовательно, Морозов был и одним из крупнейших ростовщиков.

Второй, столь же известный случай частного предпринимательства того времени, – солеваренные промыслы Строгановых, на которых были заняты тысячи людей. Строгановы происходили из крестьян, но в XVII в. превратили Западный Урал в свою вотчину. Их владения являлись государством в государстве, со своими городами, крепостями, войском. Они начали и завоевание Сибири, организовав поход Ермака. А основой послужил солеваренный промысел.

Если в начале XVI в. они еще числились крестьянами, то к концу этого века стали купцами, в XVII в. получили звание “именитых людей, а в XVIII в. – дворян.

В начале XVI в. поморские крестьяне Строгановы закрепились в Соли Вычегодской, а во второй половине века стали полновластными хозяевами в этом городе, занимаясь солеварением, ростовщичеством и торговлей пушниной. Через торговлю пушниной они закрепляются на Урале, и в 1558 г. Иван Грозный по их просьбе передал им огромную территорию по реке Каме и ее притокам “от устья и до вершин”, т.е. практически весь Западный Урал. Нелепость – вотчины у бояр отбирают, а крестьянам царь отдает огромнейшую вотчину. Строгановы к этому времени уже оказывали важные услуги царю и были лично с ним знакомы.

Главная отрасль их хозяйства – солеварение. Солеварение в России занимало особое положение. Во-первых, это изначально крупное товарное производство. Товарное - даже в период феодальной раздробленности соль оставалась важнейшим товаром обмена между княжествами. Крупное – потому что для обслуживания соляной варницы требовалось не менее 10-12 работников, не считая выполнявших вспомогательные операции – заготовку дров, перевозку соли и т. д. Поэтому солеварение требовало вложения значительных средств и объединения солидных контингентов работников. Это был традиционный крестьянский промысел, объединявший участников, очевидно, на артельных началах.

Во-вторых, соль относилась к числу казенных монополий. Правда, ею пока торговало не государство, но продажа соли велась пол контролем государства и облагалась высокими специальными пошлинами. В распоряжение государства шло около 30 % выручки от ее продажи.

В составе хозяйства Строгановых были также металлургическое и кожевенное производства, которые имели вспомогательный характер. Для соляных варниц требовалось металлургическое оборудование: буровые инструменты (рассол добывался из-под земли), “црены”, на которых выпаривалась соль, и многое другое. Поэтому у Строгановых на Урале имелись железный и медный “заводы” около Пыскорского монастыря. Впрочем, техника этих заводов оставалась на уровне крестьянских промыслов. Вспомогательный характер имело и кожевенное производство: работникам Строгановых требовались кожаные рукавицы, сапоги, фартуки.

Составной частью хозяйства Строгановых являлось и сельское хозяйство. Но если у боярина Морозова оно служило основой всего остального, то у Строгановых и оно играло вспомогательную роль. Для содержания зависимых людей, для действия соляных промыслов требовалось много хлеба, овса и сена. Закупать все это в условиях слаборазвитых рыночных отношений, да к тому же не в Москве или Ярославле, а на колонизируемой окраине, было практически невозможно. Поэтому хозяйство функционировало на натуральной основе и необходимые сельскохозяйственные продукты производились на месте.

Производственное объединение Строгановых, находясь в условиях феодализма, и строилось по принципу феодальной вотчины: все необходимое производилось в самом хозяйстве, а на продажу поступал лишь основной продукт – соль.

В хозяйстве Строгановых использовался как наемный, так и принудительный труд. В работах А.А. Введенского, специалиста по Строгановым, их подневольные люди называются “крепостными”, “дворовыми” и “холопами”. Но крепостное право установлено только в середине XVII в., следовательно, до этого крепостных у Строгановых быть не могло, тем более, что и после крепостными могли владеть только дворяне. Не могло быть у них и дворовых, потому что дворовыми называли крепостных, которые не имели своего хозяйства и работали при дворе феодала.

Очевидно, в основном эти люди находились в кабальной зависимости. Еще в Киевской Руси, согласно “Русской Правде”, человек, который не мог вернуть долг, становился “закупом” – кабальным рабом кредитора. Это положение было закреплено и в последующем законодательстве. Существовал традиционный формуляр – “кабальная грамота”. В той же “Русской Правде” человек, поступивший на постоянную службу к другому без специальных оговорок, считался холопом. Вот из таких зависимых людей, холопов, состояли приказчики, управители, мастера, квалифицированные ремесленники. А наемные в хозяйстве Строгановых выполняли неквалифицированные вспомогательные работы, в частности погрузку и перевозку соли. Кстати, в качестве наемных широко использовалось коренное население Северного Прикамья – коми-пермяки. С тех пор сохранилась даже пословица-дразнилка “пермяк — солены уши”: при переноске кулей с солью соль часто просыпалась на уши.

Конечно, положение холопа — приказчика или мастера по солеварению было намного выше, чем грузчика соли из наемных. Более того, в патриархальном клане Строгановых высшие служащие из холопов находились на одном уровне с дальними родственниками.

Обширными были и торговые операции Строгановых. Их приказчики везли пушнину в Архангельск, обменивая ее там на европейские товары, совершали торговые поездки в Стокгольм и другие города Европы. Например, на службе у них находился голландец Брюнель, который ездил с их товарами в Антверпен и Париж. На верфях Строгановых около Архангельска строились морские суда по западному образцу. В Средней Азии Строгановы закупали восточные товары также в обмен на пушнину.

Торговля обеспечивала дополнительную связь Строгановых с правительством. Они выполняли его поручения по закупке и поставке продовольствия. Когда Ивану Грозному требовалась большая партия пушнины, он обращался к Строгановым. К ним он обращался и за деньгами – Строгановы были банкирами Грозного.

Следует отметить еще одну сторону деятельности Строгановых – культурную. В их иконописных мастерских родилась знаменитая строгановская школа иконописи. В начале XVII в. в их личной библиотеке насчитывалось около 2 тысяч книг – огромное количество по тем временам.

Строгановы - не единственные предприниматели, не имевшие дворянского звания. Светешников Надея Андреевич, торговый человек из Ярославля, в XVII в. владел соляными промыслами по Волге – около Костромы и Самары. Как и у Строгановых, на промыслах использовался труд зависимых и наемных людей.

Если костромской промысел находился в уже освоенной русскими местности, то самарский – в незаселенной степи, под постоянной угрозой набегов кочевников. Только через 40 лет после смерти Светешникова территорию, где находилось “Надеино Усолье”, присоединили к русским владениям. Поэтому для охраны варниц и поселка была построена крепость, гарнизон которой составляли три десятка “боевых людей” – пищальников. Чтобы обеспечить промыслы продовольствием, фуражом, Светешников не только привлекает крестьян для поселения при промыслах, но и организует животноводческое хозяйство. Непосредственно в солеварении на самарском промысле работало около 40 человек, а с поселившимися при промыслах крестьянами, кузнецами, обслуживавшими промыслы, и “боевыми людьми” – свыше ста. Следует добавить, что, кроме земельных владений при промыслах, Светешников имел деревни с крестьянами в разных районах России.

Но в основном Светешников занимался все-таки торговлей. Отделения его торговой фирмы существовали в Мангазее, Якутске, Тобольске, Нижнем Новгороде, Архангельске, Ярославле, Москве и Пскове. Ежегодно в Сибирь направлялись обозы с русскими и европейскими товарами, которые обменивались там на пушнину. Не довольствуясь тем, что можно было обменять у местных жителей, Светешников организовывал “ватаги” из русских охотников для добычи соболей, обеспечивая их необходимыми припасами. В Архангельске эта пушнина обменивалась на западные товары. В середине ХVII в. состояние Светешникова достигало 40 тыс. руб. (около 500 тыс. руб. на деньги начала ХХ в.).

Еще один предприниматель из купцов – Иван Данилович Панкратьев. Ему принадлежало в XVII в. Сереговское Усолье на Северной Двине, где действовало 13 варниц, на которых трудилось около 100 работных людей. В поселке при промыслах стояло 27 изб, 10 соляных амбаров, 3 лавки, 2 церкви, конный и “скотский” дворы. Промыслы обслуживались преимущественно “приходцами” из соседних уездов, работавшими “по найму поденно и помесячно”. Трудились на промыслах и холопы владельца, но в основном они занимались сельским хозяйством: обслуживали скотный двор и пахали пашню при четырех деревнях.

Для других предпринимателей XVII в. характерны те же особенности. К чему они сводились?

Одна из особенностей частного предпринимательства этого периода – сочетание промышленного, сельскохозяйственного производства и торговли в одном хозяйстве, что объяснялось слабым развитием рынка и господством натуральных отношений в феодальном обществе. Хозяйство строилось на натуральной основе: при основном производстве располагались вспомогательные (например, металлургическое и металлообрабатывающее), которые обеспечили основное производство необходимым снаряжением, а для снабжения фуражом и продовольствием промышленность дополнялась сельским хозяйством. Объединение в одном лице купца и промышленника не случайно: в торговле накапливались необходимые для производства капиталы, а налаженные торговые связи обеспечивали реализацию продукции, доставку ее к местам сбыта.

Вторая особенность заключалась в том, что купцы-промышленники стремились приобретать землю с зависимым населением не только ради обеспечения промышленных объектов сельскохозяйственными продуктами, но и для того, чтобы приблизиться по положению к господствующему сословию феодалов. Правда, согласно обычным представлениям при феодальном строе владеть землей и зависимыми крестьянами могли только феодалы, дворяне. Именно так было в XVIII в. Но в XVI—XVII вв. юридические нормы феодализма только еще формировались. И если владеть крепостными впоследствии могли действительно только дворяне, то согласно прежним законам владение холопами и кабальная зависимость не имели четких сословных ограничений. А в условиях, когда верховным собственником земли являлось государство, царь мог жаловать эту землю, не считаясь с сословной принадлежностью получателя.

Третья особенность — размещение купеческих промышленных объектов на колонизируемых окраинах. На основной территории страны земля уже находилась преимущественно в феодальной собственности, а особенно – та, которая могла дать повышенный доход. На колонизируемых окраинах оставались свободные земли, здесь легче было получить и разнообразные льготы.

Четвертая особенность – связь с государством. Если исключить традиционные крестьянские промыслы (текстильные, кожевенные и др.) и вспомогательные производства, остаются поташное, винокуренное и металлургическое производства Морозова и других феодалов и соляные промыслы недворян. Все эти производства работали на государство, были связаны с государственным хозяйством.

Итак, промышленное предпринимательство в России рождалось как государственное, при этом частное предпринимательство было связано с государственным хозяйством, государственными интересами. Эта господствующая роль государства в промышленности усилилась в XVIII в., когда появилась посессионная мануфактура, которая даже юридически считалась государственной собственностью. Преодоление этой особенности российского предпринимательства началось при Екатерине II, но и ко времени Октябрьской революции господствующая роль государства в экономике сохранялась, что не могло не отразиться на дальнейших преобразованиях в организации хозяйства страны.