Лучших школьных сочинений

Вид материалаЛитература

Содержание


Рецензия по роману о. гончара «человек и оружие»
Рецензия на роман л. бородина
Рецензия на повесть в. н. войновича
Рецензия на статью в. семонина «бремя действий»
Рецензия на рассказ в. в. ерофеева «галоши»
Подобный материал:
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   67
Рыскаль, честный служивый, кото­рому поручено опекать растерявшихся кооператоров. Майор — опытный организатор праздничных шествий, мастер направлять людские массы в нужные русла, он бескорыстно предан принципам и идеям коллективизма. Убеждения Рыскаля — осознанное подчи­нение собственного «я* общему делу. Но, будучи тонким сатири­ком, Житинский отнюдь не издевается над своим героем. Он пони­мает, что и на таких характерах многое в жизни держится и будет держаться впредь, они не списаны временем.

Другие герои романа — такие же обыватели, чудаки, пенсионе­ры, дворники-поэты, сторожа-астрофизики, доморощенные филосо­фы и элегантные приспособленцы с «дипломатами» в руках. Жи­тинский как бы создает в своем потерянном доме все наше пережи­вающее новое становление общество, болеет за своих кооператоров, причисляя к ним и самого себя. Он желает им счастья, и пусть взгляд писателя на своих героев и окрашен иронией, но при этом начисто лишен снобизма. Вместе со своим соавтором — милор­дом — автор твердо уверен: на пути в будущее можно вынести все, «если знать зачем». А знать, по мнению писателя, пора, потому что в недавнем прошлом «каждый год приносил успехи цинизму, и его чудище росло, как на дрожжах».

РЕЦЕНЗИЯ ПО РОМАНУ О. ГОНЧАРА «ЧЕЛОВЕК И ОРУЖИЕ»

...Мало у нас оружия, но самое верное, закаленное оружие в нас самих, в нашей воле, в наших су­дьбах...

О. Гончар

Роман Олеся Гончара «Человек и оружие» — произведение, в

котором рассказывается о Великой Отечественной войне, но на­правлено оно против войн, против бессмысленной гибели лучшего, что есть на свете, — человека. Эта идея выражена в последних строках романа: «Даже погибая, будем твердо верить, что после нас станет иначе и все это больше не повторится, и счастливый чело­век, разряжая в солнечный день победы последнюю бомбу, скажет: это был последний кошмар на земле!»

Как всем участникам войны — этой и всех предыдущих, — хо­телось верить, что она последняя, что над головами их потомков будет всегда чистое лазурное небо!

Какая страшная трагедия была для всего человечества, когда матери думают о том, что их детям лучше не родиться! Они хотят родить своих детей для радости, для счастья — вот для чего прихо­дит человек в жизнь, вот для чего только и стоит рожать! Что же сделала с людьми война? Она в корне изменила их мировоззрение, их отношение к своему народу, земле, Родине. Они стали дорожить этим всем в сто раз больше. Но как же страшно, что все это чело­век осознает во время бедствий и войн! Герои романа — студенты-добровольцы Колосковский, Степура, Лагутин, комиссар Лещенко, рядовой Цоберябой и их товарищи, попавшие в самые тяжелые

433

жизненные обстоятельства. На нашу Родину внезапно напали фа­шисты, советские войска отступают, неся огромные потери. Ору­жия мало, не хватает продовольствия, людей, но, несмотря ни на

что, страна сопротивляется, нанося огромный ущерб врагу. Они ве­рят, что когда-нибудь настанет день и они вот так же безжалостно будут попирать врага, уничтожать его города, поливать его землю его же кровью.

Роман начинается удивительно мирно и спокойно. «Еще никто ничего не знает. Еще все, как было. Еще, разбредясь с самого ран­него утра по паркам и библиотекам, забравшись в опустевшие аудитории факультетов, склонились над конспектами студенты — готовятся к последним экзаменам». Тревожно повторяется слово «еще», как бы предсказывая огромную трагедию, крушение этого спокойного мирка.

Главный герой романа — Богдан Колосковский. Красивый юно­ша с фигурой спортсмена, отважный, имеющий величайшую вы­держку, которая поможет пройти ему сквозь многие трудности. У Богдана своя трагедия — его отец был репрессирован. Богдан не признает за отцом вины, он никогда от него не отречется. Из-за этого его исключили из комсомола. И вот теперь, после объявления чрезвычайного положения, он хочет идти добровольцем на фронт, но комиссия не берет его заявление. Он слышит слова: «Иди, про­должай учиться. Нам ты не нужен». Это крах для Богдана. Но один военный, как бы поверя в его желание воевать, поверя в его силу, принял его заявление.

И вот Богдан со своими товарищами попадает в студбат, о кото­ром все еще услышат. Первое свое задание он выполнил успешно. Сразу же на фронте он проявил себя с лучшей стороны, убив не­мецкого снайпера.

Друзья Колосковского — Степура и Духнович. — сражаются то­же очень отважно. В первом же бою они все получили серьезные ранения, но зато они смогли остановить немецкие танки. Всех тро­их отправляют в госпиталь. Тут стоит упомянуть еще об одном сту­денте, который сначала вызвал у меня только неприязнь. Но война меняет людей, она коснулась и его. Еще в Харькове Павлушенко относился к Богдану, с недоверием из-за репрессированного отца. Он всячески показывал свое неодобрение и неприязнь к Колосков-скому. На днепровской переправе, где Спартак Павлушенко и Бог­дан Колосковский сражались бок о бок, он едва не погиб от бомбы. В госпиталь Спартака привезли контуженным. Ему перекосило скулу, а что еще хуже — он утратил дар речи. К таким испытани­ям он не был готов. «Павлушенко до сих пор легко все давалось в жизни». После контузии он смог многое сознать: как холодно и равнодушно обращался с товарищами и как был несправедлив к Богдану. В госпитале он встретил Духновича, но злая ирония судь­бы не позволила ему высказать его мысли, попросить прощения. «Именно теперь, когда в сердце появилось что-то новое, человеч­ное, теплое, чем он хотел бы поделиться с товарищами, — именно теперь контузия лишила его дара речи». Нечто новое появилось в жизни Спартака — шахтерочка Наташа, которая ухаживала за ним. Он полюбил ее всей душою, и она ответила ему взаимностью.

434

Позднее, в выздоровбате, где Богдан и Спартак встретились вновь, они подружились. При прощании Богдан крикнул Спартаку: «Про­щай, друг!* Это значит очень много.

Кроме военных действий, мужской дружбы, в романе также присутствует тема любви. У каждого студента есть возлюбленная. Богдан любит студентку истфака Таню. Она для него — самое доро­гое, что только есть в жизни.

В конце романа есть несколько глав, в которых Богдан мыслен­но пишет своей Танюше: «Слышишь ли ты меня, Таня? Как часто я сдерживал свои чувства к тебе, скупым был на ласку, стыдился говорить тебе нежные слова, чтобы не казаться сентиментальным». Этому человеку крайне тяжело сознавать, что он и его ребята нахо­дятся в окружении и что наверняка они все погибнут. В этих пись­мах есть такие слова, что если бы не было этой огромной любви, то, может быть, умереть было бы легче. Ведь себя он берег только для нее. «Но это — минутное, этому не верь. Любовь придает мне силы, помогает переносить все». Как ему, должно быть, больно! Нет, не за себя, а за этого хрупкого, нежного человечка, который ждет его и надеется на счастливое будущее.

Все студенты погибли. Духнович подорвал себя, спасая своих товарищей, Степуру потеряли в бою, когда занимали плотину. А Богдан? Ему, видимо, не суждено было выйти из окружения и встретиться с Таней. Он умрет с надеждой, что это все-таки послед­няя война. «Кто из нас погибнет в этих окруженческих степях? Может, всех нас ждет за тем вон бугром смерть? Или не в одних еще будем боях, и будем пропадать без вести, и будем пить воду из болот, и будем гибнуть в концлагерях, оставаясь и там твоими сол­датами, Отчизна». Это не только слова Богдана. Это слова всех бой­цов, которые сражались за нашу Родину.

РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН Л. БОРОДИНА «РАССТАВАНИЕ»

Роман «Расставание» Леонида Бородина построен вокруг идеи

Бога. Его лирический герой — московский интеллигент — решает начать новую жизнь.

В произведениях Леонида Бородина — на рациональном, логи­ческом уровне его проза сурово утверждает правоту христианской морали, а всей своей эмоциональной, чувственной плотью (то есть всем художественным, что есть в ней) буквально вопит о прелести греховной, безбожной, живой и свободной жизни.

Где-то в Сибири главный герой романа отыскивает попа Васи­лия и его дочь Тосю, которая готова стать его женой. Эта семья — поп Василий и Тося — живет с Богом в душе, вокруг них особая ат­мосфера чистоты и любви, властно притягивающая героя. Но он не чувствует себя достаточно чистым, чтобы принять от судьбы такой подарок, он уезжает в Москву, чтобы привести свои дела — прежде всего душевные — в порядок. Бородин, описывая московскую жизнь своего героя, не жалеет иронии и сарказма на картины «тру­дов и дней» московской интеллигенции. Достается всем — дисси­дентам, журналистам, окололитературной и околотелевизионной богеме, даже оппозиционному священнику, чья фигура в сравне-

435

нии с образом попа Высилия выглядит мелкой и суетной. Вся эта жизнь безбожна, бессмысленна, неблагообразна. Вся она осуждена

и автором, и героем. Как чеховские сестры мечтали о Москве, так герой романа Бородина мечтает о сибирской глубинке, где живут Тося и поп Василий.

В конце концов два рационалиста — автор и его герой — без конца осуждающие рационализм — попадают в собственноручно устроенную ловушку. Из Сибири, где рядом с Геннадием была жи­вая и любящая Тося, вся его московская жизнь казалась ему яс­ной, понятной и легко преобразуемой в нужном для очищения на­правлении. Приехав и столкнувшись с ее живым и непредсказуе­мым потоком, он безнадежно в ней запутывается, поскольку обще­ние с Тосей наделило его способностью гораздо острее видеть чу­жую жизнь и воспринимать чужую боль, чем это было прежде. Арестовывают его сестру-диссидентку, и он не может уже сказать «допрыгалась»; его отец, отношения с которым были так просты и удобны, оказывается вдруг человеком ранимым и способным на не­ожиданные поступки; «халтура», которую он раньше бы сделал с хладнокровным цинизмом, превращается в моральную проблему; любовница ждет от него ребенка, и этот факт перерастает свое бы­товое содержание, предопределяет судьбу. Душевный переворот со­вершился, холодный рационалист стал живым человеком, теперь он ближе к Богу, чем когда бы то ни было. Однако цена всему это­му — погубленная судьба Тоси, к которой герой уже не может вер­нуться. И вот, чтобы эта цена не показалась читателю чрезмерной, зачеркивающей все благотворные перемены в душе Геннадия, авто­ру приходится идти на сомнительный с точки зрения человеческой, да и художественной логики ход. Он постепенно, страница за стра­ницей, превращает живую и страдающую Тосю в абстракцию, в символ. Символу ведь не больно. И вот в апофеозе романа, в фина­льной сцене амбивалентного свадебного веселья появляется — в со­знании героя — призрачное видение: танцующая Тося. И так уже написана сцена, что это ирреальное появление выглядит не напо­минанием герою о загубленной Тосиной судьбе, а благословением его выбора. Но свершится ли выбор? Если все-таки Тося — живой человек, а не символ, то свершится лишь обмен одного зла на дру­гое. И с Богом в душе и без Бога герой несет зло.

И если бы из этого зерна автор честно вырастил трагическую коллизию! Но пришлось бы признать, что жизнь сильнее и богаче самой высокой морали, и пойти на такое Бородин не может. Поэто­му финал смазан; он мог бы быть многозначен, но он — увы! — все­го лишь двусмыслен.

РЕЦЕНЗИЯ НА ПОВЕСТЬ В. Н. ВОЙНОВИЧА

* ЖИЗНЬ И НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ СОЛДАТА

ИВАНА ЧОНКИНА»

«Если все читать, жить некогда», — твердят наши сограждане, утомленные обилием интересных публикаций. И все же появление в журналах прозы Владимира Войновича не прошло незамечен­ным. Многие ждали этого события, особенно предвкушая выход в

436

свет романа о солдате Чонкине. Вопреки всем запретам, похожде­ния русского Швейка, по воле случая вступившего в борьбу с не­ким «Учреждением», давно получили известность в литературных кругах.

Сатира Войновича заслуживает подхода серьезного и непредвзя­того. Перед нами проза мастера, умеющего оригинально использо­вать и сочетать элементы разных литературных традиций.

Войнович пишет о людях, условиями тотального режима пре­вращенных в озлобленную, запуганную и жадную толпу. И следует заметить: у него эти люди подчас действуют в ситуациях, повторя­ющих самые героические и трогательные коллизии мировой клас­сики, русской классики и фольклора. Вот два примера, хотя их го­раздо больше. Недотепа Чонкин, посланный в село Красное стеречь останки разбитого самолета и в суматохе начала войны забытый на этом никому не нужном посту, на свой лад переживает все приклю­чения сказочного простака Иванушки. Смирный и доверчивый, Чонкин берет верх над врагами, казалось неуязвимыми — капита­ном Милягой и его подручными. Бездомный, он обретает кров и до­брую подругу Нюру. Презираемый, получает в финале невиданную награду — орден из генеральских рук. Но тут и сказке конец: ор­ден у него тотчас отбирают, а самого тащат в кутузку. Этот эпизод не что иное, как пародия на одну из сцен романа Гюго «Девяносто третий год* с его торжественными размышлениями о путях исто­рии и трагизме человеческой судьбы. Ироническая проза Войнови­ча ориентирована и на эти проблемы. За плечами низкорослого красноухого Вани Чонкина много литературных предков.

Секрет замысла в том, что Чонкин, вопреки своей невзрачности и лукавым авторским замечаниям, герой отнюдь не народный. В густо населенном мире романа, где жестоко извращены понятия до­стоинства, чести, долга, любви к Отечеству, еще живо одно челове­ческое чувство — жалость. Она живет в груди Чонкина, худшего из солдат своего подразделения, сожителя почтальонши Нюры, главаря мифической банды, взявшей в плен людей Миляги и раз­громленной полком под командованием свирепого генерала Дрыно-ва.

Объявленный государственным преступником, Чонкин далек от вольномыслия. Он и вождя чтит, и армейский устав уважает, да так, что готов лечь костьми, охраняя вверенный ему металлолом. Только беспощадности, популярной добродетели тех лет, Чонкину Бог не дал. Он всех жалеет: Нюру, и своих пленников, и кабана Бо­рьку. Даже Гладышева, который пытался его застрелить, Чонкин пожалел, за что и поплатился. Наивному герою Войновича невдо­мек, что доброе сердце — тоже крамола. Он со своим даром состра­дания воистину враг государства «и лично товарища» Миляги, Дрынова, Сталина.

Кстати, Сталин лично в романе не присутствует. Это своего рода волшебное слово, из тех, что в мире страха и обмана значит боль­ше, чем реальность. Если в начале времени «Слово было Бог», то здесь, изолгавшееся и обездушенное, оно предстает как мелкий шкодливый бес, чья прихоть самовластно распоряжается судьбами персонажей.

437

Роман построен так, что слово становится причиной всех реша­ющих поворотов действий. Чонкин по наущению стервеца Самуш-кина задает политруку роковой вопрос: «Верно ли, что у Сталина два жены?» Плечевой распространяет гнусную сплетню о Нюре. Гладышев строчит донос на соседа. Сотрудники органов, предвку­шая расправу над старым сапожником Моисеем Соломоновичем, с ужасом обнаруживают, что фамилия их жертвы — Сталин. Миляга в минуту растерянности невпопад выкрикивает: «Да здравствует товарищ Гитлер!» Жизнь и смерть героев романа зависят от слова, прозвучавшего или написанного, недослышанного или переверну­того. От слова, которое на глазах утрачивает свой первоначальный действительный смысл.

Наблюдательность писателя остра, но и горестна, ирония не да­ет повода забыть, что его персонажи — это оболваненные, обездо­ленные бедолаги, живущие словно в бредовом сновидении, мучают­ся по-настоящему. Войнович неистощим в изображении комиче­ских ситуаций, но слишком сострадателен, чтобы смешить. И се­годня мы читаем Войновича иначе, не только смеемся над героями, но и плачем над ними.

РЕЦЕНЗИЯ НА СТАТЬЮ В. СЕМОНИНА «БРЕМЯ ДЕЙСТВИЙ»

Современная публицистика, впрочем, как и публицистика про­шлых лет, посвящена актуальным вопросам жизни общества, В ней всегда присутствует оценка автором события или проблемы, о которых он пишет, его мнение по поводу путей решения данного вопроса. Публицистика всегда имела огромное влияние на мировоз­зрение людей. Она как бы является остросоциальным ответом пере­довой части общества на те вопросы, что встают в это время перед людьми. Публицистика помогает глубже осмыслить ситуацию, по­нять всю суть проблемы и найти пути выхода из нее.

Одна из самых страшных, безвыходных проблем — экология. Долгие годы люди закрывали на нее глаза, делали вид, что ее нет, да и'многого просто не знали. И сейчас некоторые не придают ей значения, хотя эта проблема тесно связана с остальными, многие вытекают из нее.

Один из публицистов, посвятивших ряд своих работ проблеме экологии, — Василий Семонин.

Он пишет статью «Бремя действий» после поездки экспедиции «Арал-88» в Среднюю Азию для изучения проблемы экологии в рай­оне Аральского моря, рек Амударьи и Сырдарьи. В своей статье он подробно излагает причины этой катастрофы, ее последствия, рас­крывает не только экологическую проблему этого региона, но и си­туацию в Средней Азии. Гибель Арала, загрязнение вод Амударьи и Сырдарьи — только одна из множества проблем, тесно связанных воедино. Идет процесс омертвения среды обитания людей, населяю­щих Среднюю Азию. Семонин не просто говорит о тех страшных по­следствиях, к которым это привело, но и на фактах, в цифрах рас­крывает катастрофическую картину жизни людей в Средней Азии. Боль и недоумение вызывают эти факты. Трудно себе представить, что еще может такое существовать. Как можно относиться к тому,

438

что загрязнение вод, высыхание Арала привели к всплескам таких страшных заболеваний, как брюшной тиф, дизентерия, туберкулез, о которых цивилизация почти забыла. Василий Семонин поднимает также проблему первенства людей, раздела общества на две касты — управляющих и управляемых. В Средней Азии эта проблема, по-мо­ему, достигла своего апогея. Это не просто раздел людей, а два совер­шенно разных мира. Один мир — власть имущих, разветвленная сеть ведомственной бюрократии, своеобразная мафия, которые и явились главными виновниками аральской экологической трагедии. Им было выгодно строить плотины и каналы, чтобы за счет государ­ственных вложений обогатиться самим. Некоторые из них уже сели на скамью подсудимых, но ситуация не меняется. Ведомственный диктат и монопольно-государственная экономика только способству­ют ухудшению положения. Второй мир — мир простых людей Сред­ней Азии, на которых и легла вся тяжесть аральской катастрофы. В их положении почти ничего не изменилось. Они как были фактиче­скими рабами, так и остались. Василий Семонин рисует нелегкую и страшную в своей безысходности жизнь крестьян. Здесь, как и в России, проводили политику обезличивания масс, искоренения тра­диций, но еще сохранились люди, имеющие желание работать, житьл как жили их предки. Семонин встречается с арендатором и рассказывает о его жизни, труде, хозяйстве. Это человек, желающий и умеющий работать, он запуган, как и большинство людей в Сред­ней Азии, но главное — он не боится работать. Есть ли надежда, что дадут встать на ноги землепашцу? Это зависит и от того, сумеем ли мы решить экономическую проблему Арала, от того, как долго еще будет командовать ведомственная бюрократия, когда население Средней Азии будет полностью защищено с правовой точки зрения. Сейчас же Средняя Азия представляет собой сложное переплетение бед экологических, хозяйственных, правовых, национальных.

Ситуация в Средней Азии — это одна из многих проблем, с ко­торыми мы сейчас столкнулись. Она лишь раньше и глубже начала влиять на людей. Причина этому та, что среда обитания здесь была создана руками многих поколений. Наша система породила коман­дно-административный аппарат, разрушивший ее. Семонин прав, предупреждая нас: «Опоздали... Средняя Азия станет моделью, ге­неральной репетицией тотального распада». Наверное, это есть од­на из главных задач публицистики — акцентировать внимание на насущных проблемах общества. Своими статьями публицисты не дают заснуть этому обществу. Они бьют в набат, чтобы найти вы­ход, чтобы люди, от которых зависит решение данных проблем, на­конец-то взялись за работу. Но наша командно-административная система не может работать на благо общества. И, читая публици­стику, ясно представляешь, что если не поспешить со сменой этой системы, то проблем не решить.

РЕЦЕНЗИЯ НА РАССКАЗ В. В. ЕРОФЕЕВА «ГАЛОШИ»

В нашей семье давно хранятся подшивки так называемых тол­стых журналов. Мне стало интересно, что же в восьмидесятые годы печаталось в них. Я прочла несколько номеров «Юности» за 1987—

439

1988 годы, и среди них обратила внимание на рассказ В. Ерофеева «Галоши», на который и хочу сейчас написать рецензию.

Выбрала я этот рассказ не потому, что он произвел неизглади­мое впечатление или же был очень прост. Наоборот, так до конца, наверное, я и не поняла автора, да и законченное мнение вряд ли сложилось. Вероятно, чем-то задело за живое это литературное про­изведение. Чем же? Что в нем необычного?

Необычное начинается с первых же слов. Повествование идет отрывочно, как в кинофильме, фрагментарно: взгляд автора на­правлен то на один аспект, то на другой, и между этими «кадрами» нет видимой связи, пока не просмотришь все (как в мексиканских телесериалах). Первое и второе предложения вроде бы и не связаны по смыслу. «Праздники кончились. Мальчик судорожно вцепился в пожарную лестницу». В ребенка кидают камнями, и он летит спиной вниз. Так заканчивается первый абзац. Сердце сжимается. Ждешь трагедии. А дальше... речь идет о директоре школы, его «заигрывании» (как будто бы) с молодой учительницей начальных классов Зоей Николаевной. Но тут директор (кстати, именем его автор не наделяет) говорит Зое Николаевне (не как директор, а как мужчина!) про то, чтобы она не носила панталоны. Здесь же писа­тель дает понять, что, скорее всего, молодая учительница влюблена в директора. Повествование прерывается описанием появления ра­бочего, снимающего украшения с балкона квартиры. Но эта квар­тира не учительницы. И снова, как в кино, следующий кадр — учительница, беседующая с Изей Моисеевичем, учителем литерату­ры. Снова ее размышления о директоре, который, по-видимому, не­навидит ее, подсматривает, подслушивает за дверью. Это Зоя Нико­лаевна рассуждает дома, всхлипывает, а братик младший, дразня, говорит, что она «втюрилась». Вот так повествование постоянно прерывается то появлением рабочего в квартире, где жил мальчик, главный герой (заметим, что и ему автор не дает имени), то расска­зом о том, как этого ученика бабушка провожает в школу. А далее уже все идет гладко, по сюжету.

Мальчик приходит в школу, его ребята бьют в раздевалке; торо­пясь, он быстро собирает все вывалившееся в портфель. Боясь опоз­дать на урок и не придумав ничего другого, он сует калоши в кар­маны брюк. Бежит мимо директора, влетает в класс, Зоя Николаев­на замечает что-то торчащее из брюк, вынимает. Это оказываются калоши. Сначала начинает хохотать весь класс, а потом и сама учительница. Мальчик же в это время просит Господа помиловать всех. Зоя Николаевна понимает, что он святой. В это время появля­ется директор, вызывает педагога в коридор и предлагает ей... вый­ти за него замуж. «Зоя Николаевна слабо вскрикнула и полетела с пожарной лестницы спиной вниз». Я не случайно так подробно пе­ресказала сюжет, так как думаю, что данное произведение малоиз­вестное, а не зная, сложно беседовать. Итак, начало и конец рас­сказа почти дословно совпадают. Наверное, автор хотел подчерк­нуть беззащитность героев в этой ситуации, их открытость и рани­мость. Одна из проблем произведения — проблема взаимоотноше­ний людей. Автор указывает на различные ее аспекты: директор и ученики, учителя и директор, мужчина и женщина, ученик и одно-

440

классники. Рассмотрим некоторые из них. Директор и ученики. Он ненавидел их, метил выше, но в силу обстоятельств (дело, вероят­но, происходит в начале пятидесятых годов) оказался в школе. И особенно не любил таких «благополучных мальчиков, пахнущих детским мылом», каким был главный герой. Ученики страшно боя­лись его.

Но директор, наверное, ненавидел и учителей. Дважды в корот­ком рассказе он произносит фразу «Вы у меня вот здесь, в кулаке». Сталинский режим, в котором был воспитан этот военный служа­ка, не задумывающийся при расстреле немцев, наложил отпечаток на него. Директор жесток, бесчувствен, пользуется теми методами (подслушивание, террор, крик), что ему более понятны. Во взаимо­отношениях его с учителями прослеживается и другая проблема, так называемый еврейский вопрос. Директор не разрешает Изе Мо­исеевичу говорить об Эренбурге. Правда, автор, вероятно, эту проб­лему намечает лишь более яркой характеристикой времени и само­го персонажа.

В рассказе писатель говорит о жестокости и доброте. Становится жутко, когда весь класс до упаду хохочет над первоклассником. Причем автор в двух словах называет судьбу многих детей, желая подчеркнуть, скорее всего, их разность, многообразие характеров, но общую бездуховность. Ни про одного он не скажет как о сердеч­ном, отзывчивом человеке. И врач, и литератор, и убийца, и долго­жительница — все смеются. Только над мальчиком Зоя Николаев­на видит нимб. «Святой» будет любить всех и просить Бога о поми­ловании. Вероятно, эта идея добра, милосердия и покорила меня в этом рассказе больше всего. По-моему, в художественном отноше­нии произведение несовершенно. Нет стройной системы образов. О директоре уже почти все сказано. Автор явно иронично относится к нему. Даже саркастически. Характеризуя директора, В. Ерофеев употребляет такие фразы: «директора мутило от детей», он говорит о любви, «гоня... резкую вонь от мужского рта». Но в то же время автор пишет о директоре, что он был «худенький... чернявенький, с еще молодым лицом». Его любит героиня, которая явно симпа­тична писателю. И у директора нет имени, как и у мальчика. Это их сближает, а может, и противопоставляет, как Бога и Сатану.

Зоя Николаевна обрисована автором иронично («ее лицо ужасно поглупело», «непедагогический смех», история с панталонами). Но в общем она нравится писателю. Так, он говорит, что она «моло­денькая», всего стеснялась; сравнивает ее крик с «жалким криком раненой птицы» (правда, сравнение далеко не оригинальное). С яв­ной лаской, сочувствием, добротой создает В. Ерофеев образ маль­чика. Он при его описании использует уменьшительно-ласкатель­ные суффиксы (головка, кружок, нимб, как корочка льда, кулачок и так далее). Мальчик не умеет грубить, хамить, драться. Он жале­ет и любит всех, живет по законам Божьим. И этот первоклассник вызвал у меня много добрых чувств, задел за живое, заставил заду­маться над взаимоотношениями моих сверстников. Рассказ Ерофее­ва, заостряющий внимание на нравственных проблемах, на мой взгляд, очень актуален в наше жестокое суровое время. Может быть, поэтому мне и захотелось написать о нем.

441

С. Д. ДОВЛАТОВ. «ЗОНА». (Опыт рецензии)

Сергей