Г товстоногов беседы с коллегами (Попытка осмысления режиссерского опыта)

Вид материала

Документы

Содержание 20 ноября 1979 года.

Подобный материал:

• Гипнотические приемы в общении, 1196.49kb.
• К вопросу о человеческом и искусственном интеллекте, 75.75kb.
• Тимошка. Domestic cat1, 210.11kb.
• Методические рекомендации по их подготовке Раздел «История культур и цивилизаций Древнего, 288.42kb.
• Товстоногов, 13475.03kb.
• «Лучший молодой адвокат года», 45.4kb.
• Методика проведения родительского собрания     , 16.13kb.
• Управление образования Фрунзенского районного в г. Харькове совета, 734.24kb.
• План беседы 13 2 Конспект беседы 14 1 Повторение пройденного материала 14 2 Чинопоследование, 336.7kb.
• Т. В. Шевченко Монографические беседы, 3419.03kb.

16 ноября 1979 года.

Третье действие. Сцена Лыняева, Мурзавец-кого и Анфусы.

ТОВСТОНОГОВ. Что нового для Лыняева выясняется после разговора с пьяным Аполлоном?

БАСИЛАШВИЛИ. Во-первых, то, что он почти не имеет отношения к интригам своей тетки. Он только знает, что его хотят женить на Купавиной и ничего против этого не имеет. Про подлоги не знает ничего.

ТОВСТОНОГОВ. Вы ничего не знали про мнимый долг Купавина Мурзавецкому. А для Аполлона, который верит, что его отцу старик Купавин действительно был должен, это и есть основание для активного стремления к женить­бе.

БАСИЛАШВИЛИ. И я его провоцирую, чтобы узнать больше — подавайте в суд, коль вас так обманули. ТОВСТОНОГОВ. Верно. Вы знали, что есть фальшивый вексель, что Мурзавецкая выманила с помощью подложно­го письма тысячу рублей у Купавиной, но вы не знали, что есть какой-то огромный долг в двадцать пять тысяч старика Купавина Мурзавецким. Это тот случай, когда мы все знаем, а персонаж узнает на наших глазах БАСИЛАШВИЛИ. Долг выдуманный — это мне ясно. Я его расспрашиваю специально, чтобы побольше выве­дать.

ТОВСТОНОГОВ. А предлог — просьба Купавиной мирно выпроводить подвыпившего Мурзавецкого из усадьбы. Это оказалось не так просто, у Аполлона проснулось самолюбие. Это не так просто — выгнать из дома. Задета «офицерская честь», которой он в самом-то деле давно лишился, его уже выгоняли из полка. БАСИЛАШВИЛИ. Там пустяки, какой-нибудь карточный долг.

Э. ПОПОВА. Нет. Мурзавецкая говорит ему: «Лучше бы ты в карты проигрался».

ТОВСТОНОГОВ. Он на чем-то стыдном попался. БОГАЧЕВ. Одно дело большой проигрыш, а тут по мелочи — там рубль, там трешка.

ТОВСТОНОГОВ. А по-моему, он просто совершил мелкое воровство — взял из кармана какую-то мелочь — и попал-387

ся на месте преступления. Он играет словами «честь офицера», «слово дворянина», а поступок был очень мелкий и стыдный, он опозорил честь полка. Аполлон даже в пьяном виде пытается соблюдать внешнее достоинство, но сквозь пьяные пары прорывается сознание пережитого позора, а теперь это повторяется — опять гонят. БОГАЧЕВ. Я думаю, что у ворот дома Купавиной его самолюбие особенно увеличивается.

ТОВСТОНОГОВ. Ему самолюбие вообще свойственно. Недаром он продолжает носить офицерскую форму, на которую формально уже не имеет прав. Будто все в пол­ном ажуре. А как он относится к Лыняеву? В этой сцене и вообще?

БОГАЧЕВ. Он у Лыняева часто занимает деньги. Они встречаются в городе, в кабачке.

ТОВСТОНОГОВ. Все дело в том, что Мурзавецкий посе­щает такие места, в которые порядочный человек не позволит себе зайти. «Разориха» — символ деревенского вертепа. Лыняев там бывать не может. Аполлон подкарау­ливает Лыняева в городе, «одалживает» у него деньги, но в трактир ходит без него. Пьет он с людьми, которых Лыняев считает подонками.

БОГАЧЕВ. Я думал, что это нечто вроде охотничьего домика.

ТОВСТОНОГОВ. Нет.

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев не пьет с мужиками. ТОВСТОНОГОВ. А Мурзавецкий пьет и черт знает что там происходит. Но давайте вернемся к сцене. БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев шантажирует Аполлона с самого начала.

ТОВСТОНОГОВ. Лыняеву как-то неудобно, это не в его характере — быть агрессивным, кого-то выгонять. Пьяный человек неуправляем и Лыняев должен выпроводить его осторожно, надо максимально снять агрессивность. Задача для Лыняева очень сложная — не обидеть, вывести из сада и узнать про «долг».

БОГАЧЕВ. Аполлон все время говорит — «не пойду». Это возмущение?

ТОВСТОНОГОВ. Он понимает, что его могут взять за шиворот и вышвырнуть, но принимает вид невинно оскорбленного достоинства.

БОГАЧЕВ. Лыняев для него вообще-то хороший человек. ТОВСТОНОГОВ. Но в данном случае...

388

БОГАЧЕВ. Да, здесь он меня не понимает, он явно на стороне Купавиной. Так пусть он будет свидетелем моей угрозы мести.

ТОВСТОНОГОВ. Надо учесть, что степень опьянения у него очень высокая — двоится в глазах, Анфусу принял за Купавину, объяснился ей в любви. А тут вдруг появляется человек, который его выгоняет. Надо разобраться, кто он такой вообще. Что-то знакомое, но не более того, а не то что «хороший Лыняев или плохой». Знакомый тембр го­лоса.

БОГАЧЕВ. Вначале он больше всего злится на Купави-ну — он ее видел, она здесь была и все подстроила. ТОВСТОНОГОВ. Вы убеждены, что она нарочно подсуну­ла вам вместо себя Анфусу. Это заговор. У него та стадия самочувствия пьяного человека, когда он становит­ся крайне подозрительным. Вокруг — сплошные заговоры. БОГАЧЕВ. Я к ней со всей душой, а она надо мной надсмеялась.

ТОВСТОНОГОВ. Надо найти момент, где он сам испугал­ся. В пьяном виде у систематически пьющего человека появляется особая мнительность. Ему делается вдруг страшно. У Мурзавецкого здесь нечно подобное — то одна женщина, то две. Почти галлюцинация. БОГАЧЕВ. Вероятно, у него бывает состояние, близкое к белой горячке. У него это уже было, очень его напугало, а теперь повторяется.

ТОВСТОНОГОВ. Да, начались раздвоения, видения. Попробуем сыграть сцену. Только не играйте результат, прикинем по логике, по мысли. Результат выдавать вообще рано, у нас еще нет этого права. (Е. Поповой.) Вы на прошлой репетиции напрасно влезли в результат. Написа­но, что она хохочет, вы и хохочете в полный голос, а вдруг будет что-то совсем другое, а вы обрезаете себе другие возможности, поиски неожиданного. Это очень опасно.

Сцена Мурзавецкого и Лыняева.

ТОВСТОНОГОВ (Богачеву.) Вы опять ушли в слова, а слова здесь — пока дело второстепенное. Все определяет прожитие пауз, действие. Слова должны подаваться легко, а вы их произносите с излишним напором. (Басилашвили.) Пробиться к сознанию пьяного не просто. Мурзавецкому кажется, что за каждым деревом стоит человек — все они

389

участники заговора против него. Лыняев хочет его напу­гать, но Мурзавецкий еще больше заводится: «Где эти люди, давайте их сюда!» Есть момент, когда Лыняев струхнул — Мурзавецкий пошел прямо на него, драться. Лыняев ведь не из самых отважных людей? БАСИЛАШВИЛИ. Нет.

ТОВСТОНОГОВ. Пугая Мурзавецкого, он разбудил в нем зверя, которого сам испугался. (Богачеву.) Нам интереснее всего здесь процесс размышлений пьяного человека. Я не требую, чтобы вы сразу все сыграли, но хочу установить логику. Когда вы уходите в агрессив­ность, вы начинаете играть интонации и сразу становится неинтересно. (Басилашвили.) Вы понимаете, что ему терять нечего. Вы получили очень трудное для человека вашего характера задание — кого-то выгнать, это Лыняеву вообще противопоказано.

БАСИЛАШВИЛИ. А разве у него нет цели выведать у Мурзавецкого планы его тетки?

ТОВСТОНОГОВ. Детективный сюжет нас меньше всего сейчас интересует, это существует само по себе. Кроме того, мы-то, зрители, все знаем. (Богачеву.) Вы пережи­ваете огромное возмущение — вас хотят выгнать,— а слова произносите спокойно, вяло, отрывисто, нет сил. Лыняеву приходится каждый раз начинать сначала, чтобы пробиться к вашему сознанию. Попробуйте вести диалог с пустотой — вы настолько пьяны, что не видите, где в самом деле находится Лыняев. Голос откуда-то доносит­ся, а человек в другом месте, голос почему-то отдельно от него. Я даже считаю, что в какой-то момент Мурзавец-кий вдруг может заснуть. И сразу же проснуться. Хорошо бы сцену галлюцинаций развить максимально.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ. Логика как будто ясна. Теперь мне хочется, чтобы вы настроились играть искрометную коме­дийную сцену. Каждая сцена здесь — самостоятельный аттракцион. Попробуем все довести до крайности. Если мы будем только в пределах логики и понятности, не будет спектакля в том качестве, к которому мы стремим­ся. Хочется уже на первом этапе разбудить вашу фанта­зию. «Апарты» надо везде произносить, как отсебятину, будто у Островского этого текста нет. В этом и будет

390

элемент пародии на старый провинциальный театр. (Бога-чеву.) Вы зовете Тамерлана, а появляется Лыняев, и вы успокаиваетесь, будто Лыняев и есть собака. БОГАЧЕВ. Сцена сложна для меня тем, что очень проста.

ТОВСТОНОГОВ. Это и есть самое трудное. Почему так сложен для театра Мольер? Логика ясна, сюжет прост, а природу игры найти очень трудно. Но для тех, кто ее находит, открывается богатство великой драматургии.

Третье действие.

ТОВСТОНОГОВ. Горецкий очень спокойно относится к возможности ареста.

ТОЛУБЕЕВ. Да, жить везде можно. Это его логика. ТОВСТОНОГОВ. Хорошо бы найти проявления его подлинной влюбленности в Глафиру.

ТОЛУБЕЕВ. Хорошо бы иметь возможность где-то смот­реть на нее издали.

ТОВСТОНОГОВ. Рефрен его чувства — «разрешите для вас какую-нибудь подлость сделать». Он так понимает любовь и действительно готов на все, притом бесплатно. (Толубееву.) Вы смело взяли характерность, но не это здесь главное. Юмор надо искать на глубинных основах. Шепелявость — только дополнительная краска, может быть, она и вовсе не понадобится. (Щепетновой.) Для Глафиры Горецкий, конечно же, никакой не жених. Она им занимается только ради Лыняева. Она готова продать Мурзавецкую? ЩЕПЕТНОВА. Вполне готова.

ТОВСТОНОГОВ. Продажа в чистом виде — об этом сце­на. (Басилашвили.) Что здесь у Лыняева? БАСИЛАШВИЛИ. Чисто деловая сцена. Он и не подоз­ревает, что произойдет потом, ничего не предвидит и не думает о будущем, ему важно узнать правду от Горецкого, этого исполнителя подлогов, а что он будет с этим делать дальше — еще не знает. Очень важно, что он хочет пре­подать Горецкому урок морали.

ТОВСТОНОГОВ. Глафире важно продемонстрировать Лыняеву, какую она вызывает к себе любовь хотя бы у Горецкого.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Она хочет показать, что молодой мужчи­на ради нее готов на все.

391

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев тоже перед ней гарцует, хотя и бессознательно.

Е. ПОПОВА. Глафира ведь знает, что Горецкий подонок. ТОВСТОНОГОВ. Она ничего от этого не теряет. Е. ПОПОВА. Ей все равно? ТОВСТОНОГОВ. Она очень прагматична. ТОЛУБЕЕВ. Мне захотелось сыграть эдакого Есенина, только один пишет гениальные стихи, а другой талантливо подделывает чужой почерк. У каждого свой талант. Это его субъективное ощущение. Может ли он нравиться Глафире?

ТОВСТОНОГОВ. Вряд ли. И вообще у нее чувства на втором плане, а выгоды в Горецком для нее никакой. Весь вопрос в том, что он в данный момент нужен ей для главной цели — поймать Лыняева.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Для него подлость — акт рыцарства, а у нее главное — продемонстрировать Лыняеву молодого человека, безумно в нее влюбленного. РЫЖУХИН. Я не понимаю, при чем здесь Есенин. ТОВСТОНОГОВ. Это только условно, с позиций Горец-кого — он так думает, потому что гордится своим талан­том.

РЫЖУХИН. Он —дурак.

ТОВСТОНОГОВ. Актер может подложить что угод­но, важно найти путь к характеру и не забывать о юморе.

ТОЛУБЕЕВ. Горецкий презирает свою специальность зем­лемера — это может делать любой, а научиться так под­делывать почерки и сочинять письма — это особый талант, мало кому дается.

БАСИЛАШВИЛИ. Чем Горецкий хуже, тем Лыня-ев проникается к себе большим уважением, как к муж­чине.

ТОВСТОНОГОВ. Субъективно Горецкий может себя ставить очень высоко, но для нас он никакой не Есенин. И жених он незавидный. Глафире нравится всякий, кто перед ней ползает, кто бы это ни был. Моральных преград она вообще не знает. Центр этой сцены — Горецкий. Мне кажется, что ассоциация с Есениным здесь вообще неуместна, и по жанру — это комедия, а не трагедия. Ведет не туда по мысли. К Лыняеву у Горецкого ревности нет, его живот и возраст для молодого Горецкого исклю­чают какую-либо любовную ситуацию.

392

Четвертое действие.

БАСИЛАШВИЛИ. Почему в Лыняеве совсем нет борьбы?

ТОВСТОНОГОВ. Беркутов для него — огромный автори­тет в деловых вопросах. Все ваши усилия по разобла­чению махинаций, обманов, подлогов оказываются напрас­ными. Беркутов вышибает один ваш аргумент за другим. Он деловой человек, вы ему верите.

БАСИЛАШВИЛИ. Но мы до приезда сюда, к Купавиной, должны были говорить и спорить.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Нет, нам не удалось поговорить серьезно. Беркутов и не хотел этого. Но я ведь доверяю Лыняеву, раскрываю ему свои планы.

ТОВСТОНОГОВ. Это безусловно, хотя его поведение все время противоречит словам. Лыняева он всерьез не принимает и с ним не советуется, он просто не хочет портить с ним отношения из-за будущего — соседи. Только в конце пьесы мы понимаем все хитроумие берку-товского плана.

СТРЖЕЛЬЧИК. Почему он не убирает Мурзавецкую? ТОВСТОНОГОВ. Она ему нужна.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Поскольку он может заставить ее служить ему, Беркутову, надо ее только немного припуг­нуть, чтобы держать в руках.

БАСИЛАШВИЛИ. А я -то ждал поддержки, предъявлял ему неопровержимые факты подлости и воровства. Он должен рухнуть для меня как личность — ни на что не отреагировал.

ТОВСТОНОГОВ. Он все переводит в новое качество и рассуждает по законам железной логики. Вам трудно с ним спорить, вы не деловой человек.

БАСИЛАШВИЛИ. Мне недостаточно его доводов. Купавину грабят, все козни идут от Мурзавецкой — я это точно знаю. Он мне грубо обрезает крылья, и я не понимаю — почему?

ТОВСТОНОГОВ. Вам и нужно сыграть полную растерян­ность. Но Беркутов для вас — непререкаемый авторитет. СТРЖЕЛЬЧИК. Я же сразу сказал Лыняеву, что собираюсь жениться на Купавиной. Тем самым я даю ему понять, чтобы он прекратил свою деятельность — я беру и Купавину и ее имение под свою защиту. Лыняев больше не должен волноваться, с моей точки зрения.

393

ТОВСТОНОГОВ. Если Беркутов женится на Купавиной, он ее действительно в обиду не даст.

БАСИЛАШВИЛИ. Он мне все объяснил, и я сразу сдаюсь — ты, мол, приехал и уехал, а я здесь живу, по­неволе запутаешься.

ТОВСТОНОГОВ. Вы спорите с Беркутовым, но быстро успокаиваетесь, вас это устраивает.

Сцена Купавиной и Беркутова.

ТОВСТОНОГОВ. Ему нужно загнать ее в угол, чтобы потом объявиться избавителем.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Он стремительно проводит амурный разговор, ему надо скорее перейти к делу. ТОВСТОНОГОВ. Важно состояние Купавиной — пришла на любовное свидание, а получила деловую лекцию. ТОВСТОНОГОВ. Она настроилась на кокетство, а ей наносят величайшее оскорбление — «выходите за Мурза-вецкого».

Актеры читают сцену еще раз.

Р Ы Ж У Х И Н . Они так серьезно читали, что никакого развития уже быть не может. Ушла игра, ушла комедия. С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Это и надо играть серьезно. РЫЖУХИН. Но я должен видеть их подлинные отноше­ния, где-то они должны прорваться. Я не понимаю сейчас, нравится ли она Беркутову, и с ее стороны ничего не понимаю. Легко ли ему притворяться? Трудно ли? Вижу один кураж. Она же влюблена в Беркутова, что-то между ними есть?

ТОВСТОНОГОВ. Она влюблена, безусловно. РЫЖУХИН. Это должен видеть зритель. БАСИЛАШВИЛИ. Я, как зритель, должен поверить, что Купавина в этой сцене теряет все надежды — оправ­дываются слова Беркутова: «Беспощадное время уносит все». Потом Беркутов как бы выволакивает ее из ледяной купели.

ТОВСТОНОГОВ. Рыжухин прав в том, что сейчас все идет впрямую по тексту. А что вы играете?

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Пусть сейчас идет по тексту, мы читаем в первый раз, но за этим постепенно должна вырасти серьез­ная тема — мне, Беркутову, тяжело проделывать эту эк-394

зекуцию, но другого выхода нет. И совершенно серьезно о необходимости брака с Мурзавецким. Как только прочитается, что это не серьезно,— будет неправда харак­теров.

ТОВСТОНОГОВ. Важно, чтобы Купавина поверила — у вас разрывается сердце, но другого выхода нет. Иначе она вам потом не простит по женскому самолюбию. Два любящих человека, одна вполне искренне, другой по расчету, навек расстаются из-за жестоких обстоя­тельств жизни. Вот о чем сцена.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Я простился с любовью. Выхода нет. Спасение — в свадьбе с Мурзавецким.

БАСИЛАШВИЛИ. Можно иначе — играть совсем не­заинтересованного человека.

ТОВСТОНОГОВ. Такое решение неинтересно, потому что мы знаем, что Беркутов действительно любовно не заинте­ресован. А если незаинтересованный человек играет «ок­ровавленное сердце», появляется острота. На самом деле ему важнее имение с лесом, чем сама Купавина. БАСИЛАШВИЛИ. Он только что сказал Лыняеву, что приехал жениться на Купавиной, и вдруг в следующей сцене мы видим, что он вроде и не собирается даже ухаживать за будущей женой, более того — называет ей имя другого жениха. Это тоже интересно. ТОВСТОНОГОВ. Впрямую этого играть нельзя, она ему никогда не простит унижения. Но если он под давлением обстоятельств, наступив на собственное горло, бросает любимую, обожаемую женщину — это понятно. Этого требует дело, в этом спасение, как это ни трагично для них обоих. Тогда она сразу кинется ему в объятия, ког­да препятствия будут преодолены. Если же она в этой сцене увидит его истинно холодным, она этого не сделает никогда. Она женщина хоть и недалекая, но с большим женским самолюбием. Тогда ей его даром не надо. А так — спасение, романтика, избавление от напасти. И как она должна радоваться, когда он спасет ее в последний момент! Иначе ей нечему будет радоваться. Он предлагает жестокие вещи, но он сам страдает. А на самом деле ему нужно время, чтобы все дела привести в порядок, взять все в свои руки и сделать так, чтобы Купавина видела в нем спасителя и отдала ему все дела по имению безоговорочно. РЫЖУХИН. Может быть, Купавина тоже играет? КРЮЧКОВА. Нет, нет, она очень искренняя.

395

20 ноября 1979 года.

Четвертое действие. Сцена Глафиры и Лы-няева.

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев — просто жуир. Ему бы уйти, а он остается, ему приятно, что она его упрекает, просит, соблазняет.

ТОВСТОНОГОВ. Он разволновался.

БАСИЛАШВИЛИ. Видно, между ними что-то такое любовное происходит — «Не беспокойтесь, они сюда не придут». Но главное — ему кажется, что он все еще про­должает свою «следовательскую» деятельность. Но в тот момент, когда вошли люди и застали его с Глафирой, он все понял. А вообще он волнуется, когда ее видит. ТОВСТОНОГОВ. А вот что это значит — Глафира все время повторяет: «Я вам говорила, предупреждала»? Это не случайно у Островского. Эту сцену надо играть очень эротически. «Я говорила» — то есть предупреждала вас, чтобы вы не разбудили во мне дьявола. Но вы раз­будили, и теперь я неуправляема. Вы выпустили джинна из бутылки, и теперь его уже обратно не загнать, я себя знаю — остановить меня уже нельзя. Она поставила за­дачу — в этом увальне и холостяке разбудить мужчину, что ей и удается.

БАСИЛАШВИЛИ. Можно играть по-разному. Первое — он ее увидал и безумно испугался, что рядом стоит женщина и упрекает его: «Что вы со мной делаете?» Или — он видит, что она влюблена в него, как кошка, в нем пос­тепенно возникает мужская гордость от победы над жен­щиной. У него ликование.

ТОВСТОНОГОВ. Юмор должен возникнуть на смене этих чувств. Если будет одно ликование — этого мало. А если идет безумная борьба — и вслед за ликованием наступает отрезвление, которое в свою очередь сменяется радостью,— тогда будет то, что надо. Мы следим за борьбой, которую вы ведете со своим ликованием. БАСИЛАШВИЛИ. «Что я делаю?» — этот вопрос меня ужасает.

ТОВСТОНОГОВ. Да. Борьба с плотью. Интересно, что ее слова относятся не к ней, а к вам — она притворяет­ся влюбленной, а с вами все это происходит на самом деле. «Что вы со мной сделали?» Она ставит его в обществен-396

но трудное положение — Меропа ославит на всю губер­нию. Он объявляет поспешно, что женится, чтобы у Ме-ропы не было права говорить, что он соблазнил Глафиру. Он может попасть в положение обольстителя. БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев и говорит Беркутову: «Скажи, что я женюсь».

ТОВСТОНОГОВ. Никакого другого выхода у него нет. Е. ПОПОВА. Глафира все говорит громко, для всех, демонстративно.

ТОВСТОНОГОВ. Поэтому они все сюда и собираются. БАСИЛАШВИЛИ. Он все время умоляет ее: «Тише, не так громко».

ТОВСТОНОГОВ. С одной стороны, он боится обществен­ного скандала, из которого у него нет никакого выхода, а с другой стороны, в нем сильно эротическое начало, на котором играет Глафира.

Вот про эту смену противоречивых чувств я и говорю. Здесь нельзя играть что-то одно, здесь у Лыняева двойное существование.

БАСИЛАШВИЛИ. Он очень чувствует присутствие жен­щин, распускает хвост, как павлин. Он знает за собой эту слабость, боится ее.

С одной стороны, ему необходимо это общение, с другой — он боится его, не хочет.

ТОВСТОНОГОВ. Это очень трудная сцена, и в ней есть опасность банальности. Ее надо избежать. На основе импровизационности здесь надо найти очень личное, при­сущее вам, исполнительницам роли Глафиры, обаяние, найти личные качества и приспособления, чтобы не было привычных театральных способов обольщения. Найти очень точные свои, личностные ходы — что каждой из вас свойственно, чем вы можете добиться победы. Непосред­ственность — необходимое условие, чтобы не пойти здесь по линии существующих штампов. Сцена такая, что даже для людей, которые и не видели никогда «Волков и овец», все ясно. Этот штамп лежит где-то внутри каждого из нас. Это наш главный враг. Нужно искать свежесть, преодолевать старые, стертые представления об этой сцене. Искать подлинное — чтобы возникал вопрос: может быть, она его действительно любит? Чтобы только по одно­му какому-то жесту, взгляду мы задним числом поняли, что это все было сыграно. Если мы сразу увидим, что она притворяется, Лыняев превращается в глупца — толстый,

397

глупый человек. Получится игра в поддавки. Подлинная борьба должна происходить на наших глазах, тщетная, обреченная, но борьба. Как сопротивляется Лыняев, как он пытается подавить в себе влечение — это интересно. И в этом есть юмор. Он борется и с Глафирой и с собой. Следить за тем, как она «купила» взволновавшегося мужчину — неинтересно. Интересен внутренний, психоло­гический ход — почему он сдался? Его и надо открыть. Тогда будет тонкая сцена. Надо бояться заданности. По сюжету все для зрителя очевидно — Лыняев прилег на диван, пришла Глафира, разыграла свой спектакль, соблазнила. Ничего нового здесь нет. Важно — как? Тог­да и будет интересно. Это как в музыке — мы заранее знаем развитие и предвкушаем удовольствие. Здесь важна неожиданность.

Если мы попадем в русло известной комической сцены, неожиданности нет.

СТРЖЕЛЬЧИК. Мы даже физически видим эту сцену — он лежит, она к нему подходит. А может быть, она убегает от него, падает в обморок, он за ней — до чего довел — край, петля. Он за ней бегает, она убегает: «Вы меня довели!» Обратным ходом решать, даже физически. Он хочет успокоить, она не принимает этого: «Не трогайте меня!»

ТОВСТОНОГОВ. Стржельчик рассуждает верно. Здесь дело не в эротическом воздействии Глафиры, а в том, что Лыняев сразу чувствует себя виноватым — до чего довел человека! Лыняеву и импонирует это и пугает. «Я знаю, что я произвожу впечатление на женщин, но не до такой степени!..»

БАСИЛАШВИЛИ. Лыняев отлично знает про себя, что он очень влюбчивый, ему нельзя смотреть в глаза хо­рошенькой женщине. Он боится прежде всего себя. ТОВСТОНОГОВ. Чем дальше вы оттянете поражение Лыняева, тем оно будет убедительнее. Мы до послед­ней секунды должны надеяться, что он выскочит из этого капкана. Чтобы не было игры в поддавки. Поддавки с расчетом на смешное — это и есть штамп. Мы ничего сейчас не должны предрешать, но выяснить направление, в котором будем искать, логику, компас, установить, чего мы не должны делать и что хотим делать. (Крючковой.) В сцене с Беркутовым у вас появились иронические ноты, что этой женщине не свойственно. Надо найти открытые,

398

непосредственные оценки. Когда идет сцена с мужчиной, который ей нравится, никакой иронии у нее быть не может. Здесь сцена буквально написана — овца и волк. Здесь очень важно, как она воспринимает и оценивает то, что он ей говорит. Готовилась пококетничать, поводить его за нос, и вот он пришел и говорит страшные вещи, совсем не то, к чему она готовилась. Она ждет любовной сцены, а получает нечто совершенно противоположное. (Стржель­чику.) Очень тонко надо сыграть этого делового человека. Вы как бы наступаете на горло своим чувствам, но это необходимо.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Во имя дела. Он чист, как ангел. ТОВСТОНОГОВ. Да, вам очень тяжело. Делово, сухо и очень быстро. Долго это тянуть нельзя.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Разрыв неминуем, но таковы дела, другого выхода н е т — н а д о выходить за Мурзавецкого. Быстро, а то будет слишком больно.

ТОВСТОНОГОВ. Мы подготовлены Купавиной к тому, что приедет человек и все спасет. И вдруг он делает все обратное тому, что она ожидала. Здесь мы ждем совсем не того, что получается. Приедет деус экс махина и все наладит, все поставит на свои места, разоблачит преступ­ников, предложит Купавиной руку и сердце — но все происходит как раз наоборот, здесь все неожиданно. (Стржельчику.) Если непосредственно подойти к пьесе, все ваше поведение должно привести зрительный зал в не­доумение. И мы не должны понимать целей Беркутова, только в самом конце, задним числом оценить его хитроумные ходы — вот сволочь! Как хитро и ловко добил­ся всего, чего хотел! Купавину он, помимо всего прочего, огорашивает еще и темпом, она не успевает так быстро думать, она не поспевает за этой точностью расчетов, математических построений. Она думает, что с Мурзавец-кой — ерунда, недоразумение. Он же говорит — надо платить. Он ее пугает. Но самое страшное, что он советует выходить за Аполлона. Это — удар. (Крючковой.) Ваши оценки здесь решают все. Как вы воспринимаете эти неожиданные ходы Беркутова — это и будет решать ка­чество сцены.

Потом идет сцена Глафиры и Лыняева, она так и развивается, как мы ожидали, а здесь надо искать совер­шенно непредвиденный поворот.

399

Пятое действие. Сцена Мурзавецкой и Чугу-нова.

СТРЖЕЛЬЧИК. Мурзавецкой надо сделать следующий, решительный шаг — предъявить подложный вексель. ОЛЬХИНА. Но она все время подчеркивает, что хочет только «пугнуть».

ТОВСТОНОГОВ. Мне кажется, что к моменту приезда Беркутова она находится в стадии решения этого вопроса. Она его еще не решила. Пугнуть — это ясно, а если не выйдет — что делать? Идти в суд?

ОЛЬХИНА. У нее есть еще одна дорожечка, она ведь уже ославила Купавину на весь город. ТОВСТОНОГОВ. И не помогло.

БАСИЛАШВИЛИ. Мурзавецкая здесь откровенна? ТОВСТОНОГОВ. Они оба откровенны. Они говорят то, что думают. Чехов появится позднее. Здесь второй план не в том, что люди думают одно, а говорят другое. Могут не все сказать. Действуют иначе, чем говорят — это другое дело. Здесь Мурзавецкая провоцирует Чугунова, и он пошел до конца, дал ей документ, который, с одной стороны, ее вооружает, а с другой, еще более усложняет положение.

У нас должен возникнуть вопрос — что же она будет делать дальше? Но сейчас появится Беркутов и уни­чтожит все ее замыслы. Он появляется в момент полной растерянности. Она чувствует опасность, но ее захлестывает азарт игрока. Она — игрок. И куда ее сейчас занесет, ей самой неведомо. А если бы не появился Беркутов, куда бы пошло дело?

ОЛЬХИНА. Это бы зависело от Купавиной. Согласилась бы она мирно выйти замуж за Аполлона — все кончено, не согласилась бы — было бы продолжение. ТОВСТОНОГОВ. Совершенно верно. Приползет на ко­ленях или будет сопротивляться? Тогда Мурзавецкая пойдет ва-банк. Но здесь она еще в состоянии решения.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ. Почему она сразу говорит: «Гнать бы мне тебя надо было»? Вроде и конфликта никакого не было. Видимого. ОЛЬХИНА. Я не вижу здесь разницы с первым актом,

400

когда она вышла и отругала его. Здесь тоже звучит ее упрек Чугунову, что это все его дьявольские козни, он их все время придумывает.

ТОВСТОНОГОВ. Все-таки я не понимаю, в чем тут дело. ОЛЬХИНА. Нет, я не буду объяснять, тем более что вы сказали, что все будет иначе, надо искать смешное. ТОВСТОНОГОВ. Чтобы было смешно, необходимо искать серьезное. Речь идет о природе игры, о качестве, а суть требует серьезного разбора. Сейчас мы говорим о предла­гаемых обстоятельствах, о логике, которую хочу обна­ружить вместе с вами.

Р Ы Ж У Х И Н . Чугунов все время ее раззадоривает. ТОВСТОНОГОВ. Но она его тоже все время подталкивает. РЫЖУХИН. Она его ругает. ТОВСТОНОГОВ. И этим раззадоривает. РЫЖУХИН. Этим способом она просит его помочь ей. ТОВСТОНОГОВ. Это она говорит. А вот скажите — Меропа чувствует, что идет на уголовное и ответствен­ное дело?

Э. ПОПОВА. Она чувствует, что тонет в грязи. ТОВСТОНОГОВ. Да, и этим сцена кардинально отли­чается от первой. Сейчас надо идти уже на преступление, на явный обман. Она еще не знает про Беркутова, какую Беркутов займет позицию, Мурзавецкой неизвестно. Она понимает, что они идут на уголовное, подсудное дело. Если бы Беркутов не остановил Лыняева, оба пропа­ли бы. Это надо учитывать. Она все еще на грани — идти или не идти на это? Не просто его подзадорить, а проверить, можно ли на него положиться и идти на это или не идти. Мурзавецкой очень важно понимать меру опасности, на которую она идет. Островский взял историю игуменьи Митрофании, которая пошла на уголовщину, по­пала под суд — дворянка, женщина с репутацией почти святой. Так начинается последний акт. Там только созре­вал замысел, а теперь наступила пора действовать. Мурза-вецкая не спала всю ночь. По-видимому, и чай не пила. Крайняя степень напряженности. Он тоже, вероятно, не спал.

Р Ы Ж У Х И Н . Я знаю, что Беркутов приехал. ТОВСТОНОГОВ. Но вы ждете от него совсем другого. РЫЖУХИН. Я боюсь, как бы он меня не поймал. ТОВСТОНОГОВ. Конечно. Не спал всю ночь и пришел к Мурзавецкой с вопросом — идем на это или не идем?

401

Вот где второй пласт. Только с учетом этих обстоятельств сцена прозвучит. Повторение никому не нужно. Совсем другое качество. А уж пошли — обратного хода нет. Двое решают одну задачу — идем или не идем? Для Мур-завецкой он специалист в этой области. Со мной вместе загремишь. Можно на это идти или нет с этим дьяволом-искусителем? По поведению Мурзавецкой в этой сцене я понимаю, как она будет строить защитительную речь: она определенно сошлется на то, что он ее толкнул. И Чугунов это понимает.

ОЛЬХИНА. Но она все-таки говорит, что надо попугать Купавину, только попугать. Ею движет злоба. ТОВСТОНОГОВ. Но она понимает: если Купавина заупрямится, придется подавать в суд. Она берет лучший вариант — если удастся напугать Купавину до такой сте­пени, что она без суда отдаст деньги. А если не даст — что будем делать? Этот вопрос она ставит перед Чугуновым. Действие тогда будет напряженным, если мы создадим высшую степень опасности. Не просто, как в предыдущей сцене — его раззадорить, а сделать его своим соучаст­ником: получишь свою долю, но отвечать будешь сполна. Почему Чугунов на это соглашается? Тут речь идет о его масштабе. Для него три тысячи — огромные деньги. Он даже табак стреляет у Павлина. Он уже давно потихоньку обкрадывает Купавину, построил дом, а теперь помогает Мурзавецкой содрать с нее тридцать тысяч и получить свои три.

Пятое действие. Сцена Мурзавецкой, Чугунова и Мурзавецкого.

БОГАЧЕВ. Аполлон до того напился, что сам поверил в свою ложь, в обиду от Купавиной.

ТОВСТОНОГОВ. Но зачем здесь вообще нужен выход Мурзавецкого? Для чего? Почему Меропа не прогоняет его, хотя он мешает ее ответственному разговору с Чугу-новым? Наоборот, она зовет его. Зачем он ей нужен? Полупьяный, в охотничьем костюме?

Р Ы Ж У Х И Н . Она его вызывает, как раздражитель. Вот наглядный случай, как себя ведет Купавина, людей обижает. Надо делать, надо идти до конца в борьбе с ней. ТОВСТОНОГОВ. Еще разубедиться, что оскорблен ее род. Расскажи, как это было, как тебя выгоняли лакеи —

402

разжигает самое себя. Она уже все это знает, но хочет еще раз услышать и чтобы Чугунов услышал. Это демонстра­ция. Послали к Купавиной человека дворянского рода, по-хорошему, свататься, ну откажи ему, но выгонять! Надру­гаться! Она знает, что Аполлон все врет, но в этом случае с удовольствием верит. БОГАЧЕВ, А он действительно оскорблен? ТОВСТОНОГОВ. Мне кажется, что по результату Апол­лон должен вызывать у нас сочувствие. Он должен быть человеком обаятельным, потому что он вне игры. Он уже этим симпатичен. И у него нет корыстной цели. Поэтому он между волками и овцами самая симпатичная овца. РЫЖУХИН. Но сейчас у него есть корыстная цель — пожаловаться тетке, чтобы она его пожалела. ТОВСТОНОГОВ. У него своя тема, он не знает о заговоре. Вы меня послали с серьезными намерениями, а меня вы­гнали. Пьяный кошмар ему представляется реальным. Двенадцать молодцов крутили ему руки. БАСИЛАШВИЛИ. Он же не сумасшедший, он пом­нит, что взял у Купавиной взаймы, не стал даже сва­таться.

ТОВСТОНОГОВ. Он не может сказать правду — взял «взаймы» пять рублей, напился, поэтому и придумал двенадцать лакеев. Всего он, конечно, не помнит, но и де­лает вид, что ничего не помнит. Его логика — логика алкоголика. Мурзавецкой его вранье на руку — это побудительная причина к решительному наступлению на Купавину.