Г товстоногов беседы с коллегами (Попытка осмысления режиссерского опыта)

Вид материала

Документы

Содержание Сцена Власа и Сони. 28 января 1976 года. Второй акт. Сцена Власа и Сони. Актеры повторяют сцену. 29 января 1976 года. Финал второго акта. Сцена Варвары и Басова. Сцена повторяется еще раз. Сцена повторяется снова. Сцена повторяется. 31 января 1976 года. Повторение первого и второго актов.

Подобный материал:

• Гипнотические приемы в общении, 1196.49kb.
• К вопросу о человеческом и искусственном интеллекте, 75.75kb.
• Тимошка. Domestic cat1, 210.11kb.
• Методические рекомендации по их подготовке Раздел «История культур и цивилизаций Древнего, 288.42kb.
• Товстоногов, 13475.03kb.
• «Лучший молодой адвокат года», 45.4kb.
• Методика проведения родительского собрания     , 16.13kb.
• Управление образования Фрунзенского районного в г. Харькове совета, 734.24kb.
• План беседы 13 2 Конспект беседы 14 1 Повторение пройденного материала 14 2 Чинопоследование, 336.7kb.
• Т. В. Шевченко Монографические беседы, 3419.03kb.

23 января 1976 года.

Второй акт. Сцена Басова, Дудакова и Марьи Львовны.

ТОВСТОНОГОВ. Сцену вы сыграли верно, но нет лег­кости, все должно быть намного легче.

БАСИЛАШВИЛИ. Я не знаю, как сказать про Шалимова. Я радуюсь — и что?

ТОВСТОНОГОВ. Вовлекайте Дудакова в эту сплетню. Вы хотите развивать эту тему, но у вас ничего не полу­чается, Дудаков на это не идет.

Р Ы Ж У Х И Н . Басов потрясен тем, что Дудаков заодно с Власом и Марьей Львовной.

БАСИЛАШВИЛИ. Я говорю о Марье Львовне с неко­торым уважением. Мне не дает покоя ее кипучесть. Ее кипучесть подчеркивает мое безразличие со всему. Меня хотят заставить думать о том, о чем я не хочу думать. Мне это не нужно, меня это раздражает. А как здесь возникла тема Шалимова?

ТОВСТОНОГОВ. Все время должен быть шлейф от сцены спора между Шалимовым и Марьей Львовной. БАСИЛАШВИЛИ. Я и говорю о Марье Львовне, меня это волнует.

ТОВСТОНОГОВ. А это — другая сторона. Вот Шалимов спорит, рассуждает о высоких материях, а сам хочет оттягать имение своей бывшей жены. Вот каков он! Сейчас эти линии существуют сами по себе, а они должны быть слиты. Должен быть живой, подвижный диалог, с точны­ми акцентами. Сейчас все одинаково важно, а тут одна мысль набегает на другую, одно вытекает из другого, не по внешней, а по внутренней жизненной логике. Кроме того, увидав настроение доктора, Басов хочет уйти от серьезного разговора.

335

Сцена Власа и Сони.

ТОВСТОНОГОВ (Демичу). У вас совершенно одинаковые приспособления по отношению и к матери и к дочке. Вы одинаково к ним подсаживаетесь.

ДЕМИЧ. Я к этой девочке хорошо отношусь, но раскры­ваться перед ней не хочу, поэтому от серьезного разго­вора ухожу в шутку. Мне нравится с ней шутить. ТОВСТОНОГОВ. Он привык получать от этого удоволь­ствие. (Ивановой.) У вас все время протест против этих шуточек — я не могу больше этого слышать, не верю, что вас устраивает эта маска. Загляните ему в глаза, пробивайтесь к нему. Когда он говорит, что у него есть стихи, вы понимаете, что он сейчас опять понесет ахинею. Соня — напористая девочка. Ее вопросы не буквальны, а глобальны, за каждым из них — как жить? Вы с Власом ничего не можете поделать, он непробиваем. (Демичу.) Не готовьтесь специально к чтению стихов, не такие уж они интересные.

ДЕМИЧ. Зачем же я их читаю? ТОВСТОНОГОВ. Вы дразните ее.

28 января 1976 года. Второй акт. Сцена Власа и Сони.

ДЕМИЧ. Мне самому нравятся мои шутки? ТОВСТОНОГОВ. Конечно. Это его стихия, он получает удовольствие. Привычка.

ТОВСТОНОГОВ (Басилашвили). Вы вышли в превосход­ном настроении с удочками, все прекрасно. А у вас не тот градус. Чем выше возьмете здесь, тем ярче можно сыграть неудачи. А их у Басова две. Во-первых, жена слышала то, что не должна была слышать. Во-вторых, доктор ока­зался не тем, за кого он его принимал, не союзником, не любителем сплетен. Начинается сцена с полного кай­фа — дача, рыбная ловля, пиво в жаркий день... От всего получайте удовольствие. Не хватает этакого раблезиан-ства. Басов испытывает физическое наслаждение от всего. Это единственное хорошее в Басове. Вы все время ищете в нем хорошее — вот оно! Больше ничего не найдете. Он чувствует жизнь, радуется ей. Сейчас вы делаете все на градусе — «мило», «симпатично». Этакая легкая красочка. Этого мало. Хочется, чтобы это ощущение стало вашей

336

сущностью. Пора уже двигаться, воспитывать в себе это ощущение. И смело делайте это, у вас все для этого есть, нужно только смелее раскрываться, довести до высокой ноты.

Повторяется сцена Дудакова и Басова.

ТОВСТОНОГОВ. Вас обоих непреодолимо тянет к воде. Все, что здесь происходит, мешает. Наконец-то можно будет уединиться, уйти от идиотских споров, от разгла­гольствований Марьи Львовны. Наконец-то можно пойти на речку. Вода, закатный час, прекрасный клев. У вас прекрасные снасти, только кто-то спутал удочки, наверное, этот неврастеник Рюмин. Отношение к этому такое, как у человека, у которого каждая бумажка на своем месте, а какой-то озорник пришел и все бумажки переме­шал. Это для вас не пустяк, надо играть крупно. Все остальное — между делом. Наконец-то наступило самое главное — пошли!

Вы пробалтываете текст, а у Басова — вкусная адво­катская речь. Он получает удовольствие от слова. Очень сочно говорит.

БАСИЛАШВИЛИ. Я это понимаю. ТОВСТОНОГОВ. А не делаете.

БАСИЛАШВИЛИ. Мы сегодня только договариваемся, сцена не была решена.

ТОВСТОНОГОВ. Мы обговаривали все это, вы забываете. И о Шалимове, и о вашем отношении к нему. Одно дело — умозрительное понимание, другое — чувственное. БАСИЛАШВИЛИ. Что-то начинаешь проверять, и сразу уходит главное.

ТОВСТОНОГОВ. Естественно. Это еще не стало «вашим», еще не воспитано. Помните, мы говорили о радости возвращения с купания, а здесь — предвкушение. С вас пытаются сбить эту радость, сначала Марья Львовна, потом доктор. Но Басов отряхнулся и пошел дальше. Есть у него это свойство. Отряхнулся — и пошел в свое, привычное, к себе, к радости жизни. Стойкая жизненная позиция. Действие всех актов строится на том, что вас сбивают. С первого акта все против вас, против вашего способа существования.

БАСИЛАШВИЛИ. Мира, покоя, радости — вот все, что мне нужно. Марья Львовна мне не нужна, она все разру­шает. Для меня она просто демагог.

337

ТОВСТОНОГОВ. И она портит вашу жену, которая «клюет» на демагогию Марьи Львовны. У вас с нею непре­кращающийся конфликт. БАСИЛАШВИЛИ. И больше ничего!

ТОВСТОНОГОВ. Ничего. Полярные позиции в жизни. По всем вопросам и проблемам.

БАСИЛАШВИЛИ. Конечно. Первый мой враг — Марья Львовна. Я не совсем верно это понимал. Мне казалось, что я ей иногда даже сочувствую.

ТОВСТОНОГОВ. Какое у него может быть к ней сочув­ствие? Такой закоренелый эгоист, как Басов, вообще никому сочувствовать не может, а тем более Марье Львовне. Она влезла в ваш дом. А если говорить грубо, влезла к вам в постель. Кто дает Варваре книжки? И какие! Варвара постоянно читает, все в вашем доме нарушено. Кто виновник? Марья Львовна. В борьбе с влиянием Марьи Львовны Басов даже выписал сюда Шалимова, может быть, он отвлечет Варвару от пагуб­ного влияния. Но скоро стало ясно, что Шалимов не спасет. Тогда он и Шалимова продает за две ко­пейки.

БАСИЛАШВИЛИ. У меня ощущение, что я играю махро­вого сплетника и больше ничего. Слишком впрямую. ТОВСТОНОГОВ. Не думайте о том, что вы сплетничаете. Вы получаете удовольствие от того, что узнали о человеке нечто нехорошее и хотите рассказать другим. Между делом. Скоро вы расскажете о том, что застали Власа на коленях перед Марьей Львовной.

БАСИЛАШВИЛИ. У меня все равно ощущение, что я мелкий сплетник.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Куда ты собрался? БАСИЛАШВИЛИ. Ловить рыбу.

С Т Р Ж Е Л Ь Ч И К . Так и занимайся этим делом. Ты сейчас сидишь и просто болтаешь. Ничего не происходит. А у тебя кто-то спутал удочки. А кто-то путает твою жизнь. ТОВСТОНОГОВ. И между делом говорите о Шалимове. Б О Р И С О В . О чем же сцена? О том, что Басов и Дудаков идут на рыбалку?

ТОВСТОНОГОВ. Люди не понимают друг друга. Б О Р И С О В . Доведенные до определенного градуса раздражения.

ТОВСТОНОГОВ. Басов делится совсем не с тем челове­ком, с которым нужно.

338

БАСИЛАШВИЛИ. Я не понимаю эту сцену, как и многие другие.

ТОВСТОНОГОВ. Какие еще?

БАСИЛАШВИЛИ. Сцену с Варварой в первом акте. ТОВСТОНОГОВ. Там мы нашли. БАСИЛАШВИЛИ. У меня она не идет.

ТОВСТОНОГОВ. Это другое дело. Вы еще не нашли природу чувств. Нагружаете себя умозрительными вопросами.

БАСИЛАШВИЛИ. Я считал, что сцена с Дудаковым построена на том, что было в доме, а там был скандал. ТОВСТОНОГОВ. Это и надо сыграть через удочки. Получается формально, когда вы специально пересказы­ваете, что было за столом.

БОРИСОВ. Не является ли сплетня о Шалимове продол­жением той сцены, когда Шалимов отказался выступать в роли «громоотвода»?

ТОВСТОНОГОВ. Конечно. Шалимов поставил его в нелов­кое положение, и Басов мстит ему, плотоядно сообщая о том, как «Яшка хочет оттягать имение покойной жены». БАСИЛАШВИЛИ. Может быть, мне по-другому играть эту сплетню? Не получая удовольствие от самой сплетни, а отплачивая за обиду?

ТОВСТОНОГОВ. Удовольствие вы получаете от предстоя­щей рыбной ловли. Но вам все мешает. Все словно сгово­рились испортить вам прекрасный летний день. Перепу­танные удочки, мысли о Яшке, о Марье Львовне, а тут доктор, который для вас открылся как безумец. Но все-таки надо идти с ним на речку, окуни все спасут. Он через все препятствия рвется к удовольствиям. БАСИЛАШВИЛИ. Надо точнее сыграть в сцене с Шали­мовым обиду, поражение. Мне стало неловко. ТОВСТОНОГОВ. Я поэтому и оставил вас на некоторое время одного.

БАСИЛАШВИЛИ. Мне стало неловко, поэтому я остался один. А потом я себя успокоил: Шалимов играет роль моралиста, а сам жулик, он хуже меня. Варвара предъяв­ляет мне бесконечные претензии. А все хуже, чем я. И доктор.

ТОВСТОНОГОВ. Доктор — вне игры. Он, оказывается, безумец.

РЫЖУХИН. Он меня спрашивает про удочки, а потом бросает.

339

ТОВСТОНОГОВ. Вы для него случайный свидетель, до. вашей реплики о том, что все опротивели друг другу, он вас вообще не замечает. После этой реплики он должен вас о т к р ы т ь для себя и с этого момента его внимание на вас целиком сосредоточивается. А сначала у вас параллель существования. Кому вы говорите про «опроти­вели»? Кому вы задаете этот вопрос? Главному предста­вителю обывательщины? (Ольхиной.) Не идите на герои­ческий монолог Марьи Львовны. Текст тянет на это, а вы не идите. Существуйте просто, как мыслите вслух. (Басилашвили.) Вы подчиняете все простой логике. А нужны перепады, смелые переходы, тогда нам будет интересно за вами следить. Надо смелее искать эти пере­пады. Ему свойственно отгонять от себя все неприятное.

Актеры повторяют сцену.

БАСИЛАШВИЛИ. Теперь вернее?

ТОВСТОНОГОВ. Да, но вяло выражено. Нет упоения жизнью.

БАСИЛАШВИЛИ. Мне вдруг стало жалко Марью Львов­ну. Надо — ну что, Марья Львовна, съели? А я ее жалел. ТОВСТОНОГОВ. Это напрасно. Но думаю, что наметили верно — предвкушение удовольствия и тысяча препят­ствий, которые он все-таки преодолевает, такое в нем сидит жизнелюбие. Он страстный жизнелюб, ценитель всяческих благ и житейских удовольствий.

29 января 1976 года. Финал второго акта. Сцена Варвары и Басова.

ТОВСТОНОГОВ. Укрупните сплетню — будто вы видели обнаженную Марью Львовну и бог знает что. ГОЛОВИНА. Я не успеваю осознать услышанное и делаю невыразительные вещи.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). К моменту, когда он гово­рит, что Влас целовал руки Марьи Львовны, уже должно произойти осознание. До нее это быстро доходит. Каждую деталь подсмотренной сцены объяснения Власа и Марьи Львовны Басов подает в разрядку, медленно, с нараста­нием, смакуя. Что же так долго осознавать? Надо немед-340

ленно действовать. Вам нанесен сильнейший эмоцио­нальный удар. Тут может быть самая неожиданная, даже нелепая реакция — подбежать, остановить! Остано­вить ту любовную сцену. Остановить словоизвержение мужа, остановить сплетню! Мне хотелось бы, чтобы первое побуждение было нелепым. А он все говорит, говорит... И тут — к нему: «Сергей, послушай... пожалуйста, молчи об этом!» А он уже разошелся, кричит. Если поначалу сообщал конспиративно, то теперь уже дошел до крика. Вот сейчас соберет всех, митинг устроит по этому поводу. Вы же знаете своего мужа. Всему миру расскажет. Это надо предотвратить, остановить!

Сцена повторяется еще раз.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной.) Не хватает градуса. Она должна просто припереть Басова к стенке. ГОЛОВИНА. Я не могу так. Почему я должна куда-то бежать?

ТОВСТОНОГОВ. Как почему? Случилась катастрофа! ГОЛОВИНА. Потом это нарастает.

ТОВСТОНОГОВ. Как потом, когда это уже случилось? Вам надо бежать, пока он не заговорил дальше. А потом вы поняли, что бежать глупо, так как катастрофа совер­шилась здесь. Она — в языке Басова. А Басову понра­вилось, что жена побежала. Сейчас он начнет рассказы­вать всем подряд.

Сцена повторяется снова.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной.) Сейчас оценила верно. Когда Басов вас усаживает, неотрывно смотрите на него. Что он собирается делать? Есть надежда, чтобы он внял вашим уговорам, или нет? Попробуйте еще смелей.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). Зачем вы остановились? Вы же не знаете, что будет дальше, он еще не заговорил. Надо дойти до такого состояния, что можно броситься перед мужем на колени, умолять его молчать. ГОЛОВИНА. Может быть, дальше?

ТОВСТОНОГОВ. Почему — «дальше»? Никогда не рас­считывайте на «дальше», на «потом». Порыв должен быть всегда первым, должен проявиться сразу. Здесь самая высшая точка, дальше, наоборот, все пойдет

341

рациональней, рассудочней. Вы найдете нужные логи­ческие аргументы, будете убеждать, уговаривать, а в пер­вый момент — заткнуть ему рот, руками, подушкой, чем угодно. Как хлынувший поток. Потом актив уходит, на­чинает работать мысль. Первая реакция самая непосред­ственная, а не наоборот. А вы хотите разогнаться, отло­жить... Неверно. Когда встанет с колен, начнет увещевать мужа, приводить разумные доводы. А в первый момент — катастрофа! Нужно взобраться на самый гребень этого события. Здесь можно все, поэтому я и предлагаю вам броситься на колени.

Сцена повторяется еще раз.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). Жалко, что вы потеряли другой объект — там, в лесу. Что происходит с Власом и Марьей Львовной? Вы уперлись в одного Басова, а мы ее видим здесь на разрыве между двумя объектами. (Басилашвили.) Вы потеряли физическое зерно роли. Хорошо, что вы каждый раз ищете что-то новое, но этакая мелкая перебежка, какая-то подростковая манера — не басовская. Пропала вальяжность, которую нельзя терять нигде и которая составляет его особенность. Вы должны играть и другое — эта Марья Львовна, которая всегда всех поучает, такая правильная, сидит теперь в лесной беседке и позволяет мальчишке целовать себе руки. Вот каков он, твой кумир, Варвара! Это основ­ная тема Басова — Яшка Шалимов красиво говорит, а жулик, Марья Львовна всех учит, а развратничает, бездельник Влас бегает за старухой. Вот на что они способны. Вот что они такое на самом деле! Чем же они лучше меня? Хуже. Я по крайней мере не притворяюсь. БАСИЛАШВИЛИ. Для меня главное — все это ей преподнести.

ТОВСТОНОГОВ. Удар оказался даже слишком сильным, сильнее, чем он рассчитывал. Сам испугался того, что натворил.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). Падение на колени неоп­равданно. Это надо отменить. Не возникает. Усадите Басо-342

ва на скамейку, попытайтесь ему втолковать. Мне важно не падение на колени само по себе, важна степень вашего эмоционального потрясения. А как это выразить — другой вопрос. Вы бежите куда-то слишком осознанно. Важнее не бежать, а заметаться. Метнулась куда-то туда, на помощь, хотя это бессмысленно.

ГОЛОВИНА. У меня это рушится из-за того, что я должна бежать. Может быть, попробовать то же самое на месте? ТОВСТОНОГОВ. Попробуйте, чтобы не рушилось. Да­вайте искать, менять, пробовать, лишь бы главное полу­чилось — ее смятение.

Сцена повторяется.

ТОВСТОНОГОВ (Головиной). «Это не роман» нужно произнести длинно. Надо втолковать ему, раздельно, внятно, « н е р о м а н » , совсем-совсем другое. (Баси­лашвили.) Вас это предельно у д и в л я е т — « а что же?» Уж совсем какая-то чепуха. Если это не роман, то что же? Что я уже совсем из ума выжил, перестал понимать, что такое роман? Д а ж е интересно. Крайняя степень удивления и заинтересованности — что же это может быть, так похожее на роман? (Головиной.) Варвара даже готова пойти на ласку. Он думает, что победил, что теперь она спокойно будет лежать в его объятиях. (Басилашвили.) Линия его поведения такова: ничего никому не скажу, но у нас будет отныне мир. Баш на баш. И когда ему кажется, что все в порядке, что он победил, Басов решил рассказать еще одну историйку — про Шалимова. И этот кумир надо разрушить. Заодно. Вот этим рассказом он все испор­тил окончательно. Отсюда: «Прошу тебя, молчи!» Линия Варвары — если ты хочешь нашей близости, ничего не говори. Вообще не говори! Она дорого продает свою близость. Должна быть уступка с ее стороны. Если в первом акте Варвара выдергивала свою руку из рук Басова и уходила, то здесь она идет на объятие, только бы он согласился молчать про Власа и Марью Львовну. Получается его победа. Но тут наплывает новая сплетня — про Шалимова. Этого она не может выдержать. Ей совсем невыносимо. Надо резко отойти от него, тогда у Басова будут основания обидеться. (Головиной.) Закройте глаза, вскочите и уйдите. Тогда он сможет сказать: «Тебе надо лечить нервы, Варя!» (Басилашвили.) Начните рассказы­вать про Шалимова, как про идиллию.

343

БАСИЛАШВИЛИ. У меня вопрос: что же нам теперь делать?

ТОВСТОНОГОВ. Жалко, что у вас нет плотоядного наслаждения от рассказа о виденном вами любовном объяснении. Вы просто возмущаетесь. Этакий морадист! Это вне характера Басова. Если делать в его харак­тере, то вы просто делаете вид, что возмущаетесь, а на самом деле пребываете в восторге, в плотоядном вос­торге.

БАСИЛАШВИЛИ. Так сейчас не получилось. ТОВСТОНОГОВ. Поэтому я и остановился. У вас сейчас огромное счастье предвкушения — что будет с Варварой! Какой восторг! И какая там, в беседке, была прекрасная картина. Сейчас Варвара обо всем узнает! Он смеется внутренне, а на поверхности — будто бы огромная забота о Власе. Что будет с ним? Это и есть двуплановость. Когда вы все переводите в один план, сразу получается информа­ция. Живой человек пропадает. У него все время меняется ритм. «Не роман?» Ну да, не роман, что-то мне непонятное другое, только не волнуйся! Он соглашается с ней, только бы мир сохранить. Хорошо, хорошо, «ничего не видел», а самому смешно, потому что — видел! Я не видел, будем так считать, но ты, голубушка, теперь у меня в руках, не будешь мне с утра до вечера читать нотации. (Головиной.) Всякий надрыв здесь фальшив. «Прошу тебя» — просто, без всякого стона. Уход здесь сильнее любой интонации. Драму надо играть действием, а не словами. Надо трениро­ваться, разминать сцену, не пропускать ни одной подробно­сти, ни одного перехода.

БАСИЛАШВИЛИ. Басов пришел поделиться тем, что увидел. Его поразило событие само по себе: маленький мальчик, которого покорила коварная Марья Львовна. Видишь, какова Марья Львовна!

ТОВСТОНОГОВ. Я вам это и предлагал, когда говорил о плотоядности. Басов еще весь в том событии, которому был свидетелем.

БАСИЛАШВИЛИ. Меня волнует то, что мне не с кем поделиться.

ТОВСТОНОГОВ. Для вас счастье, что попалась жена. Он бы всему миру рассказал о том, что увидел. Б А С И Л А Ш В И Л И . Он хочет поделиться, посоветоваться. Что делать дальше? Пришел к Варваре как к родному человеку. А родной человек говорит — не надо об этом,

344

молчи, Сергей! Смысл сцены: он пришел к ней с самыми лучшими намерениями, а она сказала: «Не надо, не надо! И вообще — лучше молчать!»

ТОВСТОНОГОВ. На это он ей советует «лечить нервы». БАСИЛАШВИЛИ. Он обратился к ней, как к своему союзнику.

ТОВСТОНОГОВ. Тут еще одно важное обстоятельство — Влас. Вы заботитесь о брате своей жены — как будет с его репутацией? Он связался со старухой! Это событие в семье и вас касается непосредственно. Все это очень важно — семейное дело! Вы делитесь с близким чело­веком.

БАСИЛАШВИЛИ. У него обоснованная обида на то, что Варвара не допустила даже обсуждения проблемы — значит, не считает меня родным.

ГОЛОВИНА. Я поняла, что мое первое побуждение — закрыть поток, это самое важное.

ТОВСТОНОГОВ. Попробуйте, попробуйте, все надо пробовать.

31 января 1976 года. Повторение первого и второго актов.

ТОВСТОНОГОВ. Во время исполнения Калерией «Эдель­вейса» неврастеник Рюмин падает в обморок от впечат­ления. Может быть, в спектакле этого и не будет, но актеру надо существовать в таком градусе. Это — пример дове­дения до предела логики характера в определенной для этого, конкретного спектакля «природе чувств». (Борисо­ву.) Сделайте какой-то акцент перед уходом. Хочется, чтобы Суслов проявился и сдержался. Он не может не видеть, что даже служанка над ним смеется. Не надо бояться даже слишком жестких и неприятных проявлений. Лишнее мы всегда сможем убрать, важно накопить в себе предельное ощущение. Вы сыграйте так, будто здесь нет Басова и Шалимова. Только вы и нагло смеюща­яся вам в лицо служанка. Что бы вы сделали? Попро­буйте сымпровизировать.

Пробуют. Борисов весь съеживается, крепче сжимает трость, будто сейчас ударит, но в по­следний момент сдерживается и уходит, пы­таясь сохранить внешнее достоинство.

345

ТОВСТОНОГОВ (Караваеву). Вы играете артиста, который не получил ангажемента и поэтому согласился за небольшие деньги играть в самодеятельности. Он выгнан отовсюду, но держит повадку. Его важность обратно пропорциональна истинному значению. Нику­дышный и надутый спесью индюк. Не надо торопиться. Б О Р И С О В . Почему я не ухожу, а вступаю с ним в диалог? ТОВСТОНОГОВ. Вы привязаны к этому месту из-за Юлии. Видеть Юлию с Замысловым невозможно и уйти тоже невозможно. Он уходит и тут же возвращается. Б О Р И С О В . С уходами более логично. Меня раздражает, что этот индюк берет меня под руку, хотя мы даже незнако­мы. А я все-таки иду с ним, не зная, о чем он меня спросит. Когда он спрашивает о репетиции, я вырываю руку. Отсюда — уход. Это понятно.

ТОВСТОНОГОВ. Но получается острее, если он уходит и снова приходит. День сплошного невезения. Кроме основной ситуации с Юлией и Замысловым — дядя, старуха, этот артист. Все досаждает. (Караваеву.) Чем спокойнее вы все проделываете, тем больше юмора. Сыграйте абсурд — вроде бы Суслов вам обязан ответить и все объяснить: почему не начинается репетиция, где режиссер? Хороший эпизод, если довести до конца все обстоятельства. Полный покой и достоинство. «Я пригла­шен играть первую роль, а вы не так со мной разгова­риваете, как я того заслуживаю».

МАКАРОВА. Он должен говорить громко, на поставлен­ном голосе.

ТОВСТОНОГОВ (Караваеву). Не спешите закончить фразу, длинней играйте. И проход ваш под руку с возму­щенным Сусловым должен быть длиннее.