Г товстоногов беседы с коллегами (Попытка осмысления режиссерского опыта)
| Вид материала | Документы |
- Гипнотические приемы в общении, 1196.49kb.
- К вопросу о человеческом и искусственном интеллекте, 75.75kb.
- Тимошка. Domestic cat1, 210.11kb.
- Методические рекомендации по их подготовке Раздел «История культур и цивилизаций Древнего, 288.42kb.
- Товстоногов, 13475.03kb.
- «Лучший молодой адвокат года», 45.4kb.
- Методика проведения родительского собрания , 16.13kb.
- Управление образования Фрунзенского районного в г. Харькове совета, 734.24kb.
- План беседы 13 2 Конспект беседы 14 1 Повторение пройденного материала 14 2 Чинопоследование, 336.7kb.
- Т. В. Шевченко Монографические беседы, 3419.03kb.
Через эти характеры и раскрывается в основном особая
274
природа конфликта чеховской пьесы, о чем мы и говорили в начале нашего занятия: первые три акта кажется, что все дело в Серебрякове, но вот он уезжает, все должно быть хорошо, причина устранена. А стало еще хуже! Почему нарастает трагедия?
РЕЖИССЕР Г. Люди заживо погребены. Раньше был возможен бунт, попытка протеста, теперь ее уже не будет, теперь они будут просто доживать свою жизнь. ТОВСТОНОГОВ. До приезда Серебрякова не было такой драмы?
РЕЖИССЕР Г. Она была, но проходила, видимо, где-то глубоко внутри.
ТОВСТОНОГОВ. В чем же тут дело? Почему они погребены? Они ведь боролись с Серебряковым, который внес в их жизнь разлад.
РЕЖИССЕР Л. Но разлад-то внутри их самих, а не в присутствии Серебрякова. Я думаю, что они поняли это. РЕЖИССЕР К. То, на что они закрывали глаза, во что не хотели верить, через приезд Серебрякова стало явным. Это был процесс длительный, шло накопление, а в результате столкновения все выплыло наружу.
ТОВСТОНОГОВ. Борьба шла не с тем противником. Противник другой. Все персонифицировалось в Серебрякова, а когда он уехал и они вернулись в прежнее положение, они поняли, что противник не тот. По логике «Лешего» выстрелом все разрешалось, а здесь дяде Ване дан еще целый акт. И в результате, несмотря на то, что все встало на свои места, он оказался самым трагическим персонажем. Почему он самый трагический? Ответьте на этот вопрос и вы поймете, зачем Чехов написал «Дядю Ваню». РЕЖИССЕР П. Я бы все-таки хотел уточнить, когда именно режиссер может прибегать к комментариям. ТОВСТОНОГОВ. На первом этапе репетиций с актерами, когда мы оговариваем обстоятельства, погружаемся в среду, выявляем логику характеров, создаем «роман жизни». И на всех других этапах работы, когда у актеров возникают вопросы, когда исполнители не точны в выполнении сценических задач, когда они не соглашаются с вашим решением. Вы должны быть готовы ответить на их вопросы, доказать свою точку зрения или согласиться с актером, если он предложит более интересную версию. Чтобы быть готовым к этому, вам и необходимо проделать ту работу, которой мы сейчас занимаемся. Кстати, только
275
такие моменты и поддаются фиксации и, читая записи репетиций разных режиссеров, даже Немировича-Данченко, которого мы никак не можем заподозрить в методологической некомпетентности, мы находим в них много рассуждений.
То, что мы делали сегодня, есть с а м о с т о я т е л ь -н а я работа режиссера до встречи с актерами. В а ш а работа. Иногда вы ограничиваетесь чтением пьесы и изучением исторических материалов. Все это необходимо, но не для того, чтобы просто знать и рассказать актерам, а для того, чтобы разобраться в большом круге предлагаемых обстоятельств и через него прийти к простейшему и неделимому атому спектакля — физическому действию. Этим нужно постоянно заниматься, чтобы овладеть методикой. Тогда вы будете вооруженными людьми, действительно полезными артисту.
Н. В. Гоголь
«РЕВИЗОР»
ПОСТАНОВКА И О Ф О Р М Л Е Н И Е Г. А. ТОВСТОНОГОВА
КОСТЮМЫ И СУПЕРЗАНАВЕС ПО ЭСКИЗАМ
М. В. ДОБУЖИНСКОГО
КОМПОЗИТОР С. М. СЛОНИМСКИЙ
Р Е Ж И С С Е Р Ю. Е. АКСЕНОВ
БАЛЕТМЕЙСТЕР С. П. КУЗНЕЦОВ
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ РОЛЕЙ:
Антон А н т о н о в и ч Сквозник-Д м у х а н о в с к и й , городничий А н н а А н д р е е в н а , жена его М а р ь я А н т о н о в н а , дочь его Л у к а Л у к и ч Х л о п о в , смотритель училищ
Федорович Ляпкин-судья
Ф и л и п п о в и ч Зем-попечитель богоугодных за-
Аммос Тя п к и н, Артемий ляника, ведений
Ш п е к и н , почт-
Иван Кузьмич мейстер
городские помещики
Петр Иванович Добчинский Петр И в а н о в и ч Бобчинский
Иван А л е к с а н д р о в и ч Хле-
Г и б н е р,
отставные чиновники,
почетные лица в
городе
с т а к о в , чиновник из Петербурга
О с и п , слуга его
Христиан И в а н о в и ч
уездный лекарь
Федор Андреевич
Люлюков
Иван Л а з а р е в и ч
Растаковский
Степан И в а н о в и ч
Коробкин
Степан И л ь и ч У х о в е р т о в,
частный пристав Свистунов
Пуговицын полицейские Держиморда А б д у л и н, купец
Февронья Петровна Пошлеп-ки н а, слесарша Ж е н а унтер-офицера
К. Ю. ЛАВРОВ Л. И. МАКАРОВА Н. М. ТЕНЯКОВА
Н. Н. ТРОФИМОВ
В. В. МЕДВЕДЕВ
B. А. КУЗНЕЦОВ
М. Д. ВОЛКОВ
Г. А. Ш Т И Л Ь
М. В. ДАНИЛОВ
О. В. Б А С И Л А Ш В И Л И
О. И. БОРИСОВ
C. Ю. Ю Р С К И Й
И. М. ПАЛЬМУ В. Н. ЧАЙНИКОВ Г. П. БОГАЧЕВ М. В. ИВАНОВ
A. А. А Н Д Р Е Е В
B. А. МАКСИМОВ
Ю. Н. М И Р О Н Е Н К О
Л. В. НЕВЕДОМСКИЙ
A. В. АБРАМОВ
B. П. КОВЕЛЬ
Т. А. ТАРАСОВА
278
М и ш к а , слуга Городничего — В. А. КОЗЛОВ
С л у г а трактирный — Е. А. ГОРЮНОВ
Гости и гостьи, купцы,
м е щ а н е , п р о с и т е л и — артисты театра
Г о л о с а в т о р а — И. М. СМОКТУНОВСКИЙ
11 января 1972 года.
ТОВСТОНОГОВ. К «Ревизору» я всегда относился с огромным пиететом, как к шедевру мировой литературы, но воспринимал это гениальное создание Н. В. Гоголя как бы на расстоянии, отделяя его от себя как режиссера. Не было личного отношения, личной заинтересованности, личной страсти. Я же всегда понимал, что для сценического воплощения такой пьесы необходима и особая страсть.
Все, что я видел на сцене, скорее отдаляло меня от «Ревизора». Особняком стоит в истории театра спектакль Вс. Мейерхольда, который гениально «сочинил» своего «Ревизора». Большинство же постановок не вызывало ничего, кроме чувства тоски. Все было заведомо известно, каждая реплика звучала, как в тысячу первый раз рассказанный анекдот, и ничего по-настоящему не волновало.
Конечно, в каждом спектакле было что-то любопытное, были выдающиеся актерские работы, но находки не касались целого.
«Ревизор» в представлении зрителей — бытовая сатирическая комедия. Иногда бывает смешно, иногда нет, но разоблачительная сила пьесы воспринимается умозрительно. Авторитет пьесы выше непосредственных впечатлений. Уважение к пьесе всегда оставалось незыблемым, но желания ставить ее не было, и только всегда подспудно мучила тайна, загадка великого произведения.
Личный интерес к «Ревизору» пришел через Достоевского. Бывает, что один писатель начинает восприниматься по-новому через другого, и для тебя лично открывается нечто такое в преемственности и развитии мировых идей, что прежде понимал лишь умозрительно.
Достоевский всегда был мне лично особенно близок. Работая над спектаклями «Униженные и оскорбленные» и «Идиот», погружался в мир его неповторимых характеров, в глубину человеческих отношений и не раз вспоминал знаменитые слова: «Все мы вышли из гоголевской «Шинели». Я стал возвращаться к Гоголю, и мне показа-279
лось странным, почему пушкинское определение «фантастический реализм» относят ко всему творчеству Гоголя, кроме... «Ревизора».
Как подойти к этой пьесе, чтобы передать все ее величие, в один эмоциональный сгусток соединить ее разоблачительный пафос и ее неповторимый юмор, ее стихию смешного? Что делает «Ревизора» вечно живым?
Начиная работу, мне было необходимо найти ход, стержень, нанизывающий всю пьесу, объединяющий всех лиц, все сюжетные линии. Я не собираюсь отказываться от юмора, от стихии высокой комедии. Я только отказываюсь от того, чтобы добиваться смеха самоцельно. «Бывало скучно? Значит, сейчас должно быть смешно. Давайте придумывать трюки, каких еще не было». Вот об этом мне и не хочется думать — о трюках, о том, чтобы зрители смеялись у нас больше, чем в других театрах. Думать об этом — значит отвлечься от какой-то более важной задачи.
Чем можно объяснить стремительность развития действия, общую слепоту, загипнотизированность, недоразумения, каскад ошибок, совершаемых Городничим и его присными? Ответ пришел не сразу. Но когда он возник, он показался таким само собой разумеющимся, таким «первопо-павшимся», настолько лежащим на поверхности, что несколько раз приходя к этому ответу, я вновь и вновь отбрасывал его.
Ответ этот определился для меня словом — с т р а х . С т р а х — как реальное действующее лицо пьесы. Не просто страх перед начальством, перед наказанием, а с т р а х глобальный, космический, совершающий аберрацию в мозгу человека.
Страх, рождающий н а в а ж д е н и е .
Наваждение, делающее Хлестакова ревизором.
Тут на помощь приходит сам Гоголь. «...В итоге остается что-то чудовищно мрачное, какой-то страх от беспорядков наших. Самое это появленье жандарма, который... является в дверях, это окамененье, которое наводят на всех его слова, возвещающие о приезде настоящего ревизора, который должен всех их истребить, стереть с лица земли, уничтожить вконец,— все это как-то необъяснимо страшно!» — читаем в «Развязке «Ревизора».
И тут стало ясно, что то, что казалось «первопопав-шимся», само собою разумеющимся, должно проникнуть в самую ткань спектакля, окрасить особым фантастиче-280
ским светом все происходящее, соединить комедию с «Петербургскими повестями», с призрачностью «Мертвых душ». Для этого надо только найти сценическое выражение тому, что разумеется для меня под понятием «фантастический реализм».
Мне кажется странным, когда иные театральные деятели стараются убедить себя и других, что особенного страха у Городничего нет, что об этом и в пьесе говорится («Бывали трудные случаи в жизни, сходили, еще даже и спасибо получал»), что он, мол, быстро обвел Хлестакова. Но мне кажется, что вся пьеса говорит о всеобщей, заразительной силе страха. Страх захватывает даже тех, кому вроде, совсем нечего бояться. Вероятно, артистам и режиссерам кажется, что страх мешает комедийности. Думаю, что это не так. Мы видели городничих, которые не так уж боялись, а смешны они вовсе не были. Страх — это обстоятельство, которое не только не убивает смех, а, напротив, позволяет добывать его и искать в таких плоскостях пьесы, где он на первый взгляд и не предполагался.
Страх позволит нам проникнуть в фантастическую природу пьесы, создать атмосферу, в которой происходят необъяснимые с точки зрения нормальной логики явления. «...Это лицо фантасмагорическое, лицо, которое, как лживый олицетворенный обман, унеслось вместе с тройкой бог весть куда...» — так сказал Гоголь о Хлестакове, вполне реальном молодом человеке из Петербурга.
В сочетании реальности с фантасмагорией заключено художественное величие «Ревизора». Все объяснимо и в то же время фантастично, призрачно. Есть еще какая-то сила, которая управляет событиями пьесы, управляет героями пьесы, их жизнью. Эта сила вполне реальна — сила самодержавия, полицейская машина царской России. Но в художественном выражении эта сила, взятая в синтезе, в обобщении, вырастает в символ. Эта сила, когда ее не называют, приобретает характер фантастический, таинственный. Окрашивая и проникая во все поры произведения, эта сила создает фантастический реализм, полный неизведанного, свежего смысла.
Чтобы пробиться к этому, надо сделать попытку объявить войну водевилю с его «кви про кво», надо попробовать забыть, что это должно быть смешно, забыть, что играем комедию. Комедия свои права все равно возьмет.
281
Инфернальность, силу наваждения попробуем искать через умного, здравомыслящего человека, крепко стоящего на ногах, каким несомненно является Городничий. Его надо поставить в центр. Если мы этого не сделаем сознательно, он все равно займет собой три четверти пьесы и отомстит нам самим фактом своего традиционного существования.
Реальный, маленький, ничтожный Хлестаков в глазах Городничего становится страшным, инфернальным существом — фантомом.
Сила Гоголя в том, что он делает все, чтобы Хлестакова было как можно труднее принять за сановника, за ревизора. Он демонстративно опрокидывает все здравые мотивировки. Ревизором Хлестакова сделали Городничий и его окружение. Только с т р а х может оправдать столь стремительную общую ошибку.
Отличие Гоголя от его предшественников, которые разрабатывали ту же тему, в т о м , что Хлестакова не только п р и н я л и за ревизора, его с д е л а л и ревизором.
Страх Городничего сделал Хлестакова ревизором, говорит В. Белинский.
Развивая эту мысль в своем блестящем исследовании творчества Гоголя, советский литературовед Г. А. Гуков-ский пишет: «Происходит странная вещь. Фитюлька, спичка, мальчишка Хлестаков силою страха и благоговения к нему вырастает в «персону», с т а н о в и т с я сановником, становится тем, кого в нем видят. Он делается «на самом деле» грозен. И сам Гоголь в «Предуведомлении» подчеркивает, что Хлестаков в эти минуты вовсе не клоун, не опьяневший мальчишка-хвастун, а выглядит как то самое «значительное лицо», распекание коего убило Акакия Акакиевича».
И далее: «Он на наших глазах стал ревизором, сановником, взяточником. Его с д е л а л и всем этим. И он выполняет то, что ему положено... Уезжает он как ревизор и взяточник».
Гоголь показывает механизм этого «делания», он показывает, как общество, среда, уклад невозвратимо, неизменно делают из маленького, ничем не замечательного человека негодяя, грабителя и участника системы угнетения.
В этом гениальном гоголевском ходе мне видится возможность сценической метафоры, выражающей пласти-282
чески то, что составляет в «Ревизоре» фантастический элемент.
Когда Городничий и другие «отцы города» узнают о приезде ревизора, об инкогнито, то в их представлении сразу возникает определенный типический образ этого ревизора. Мы тоже можем реально представить себе облик этого человека, одно ожидание которого вселяет всеобщий ужас. Образ этого человека — результат наваждения. Он сам становится воплощением наваждения. В его незримом присутствии уже есть элемент фантастики, ирреальности, хотя это вполне реальное лицо. Он уже едет в этот город и действительно приедет, о чем мы узнаем в конце пьесы.
Это призрачное лицо, по моему глубокому убеждению, должно появиться в спектакле. С самого начала. Это фантом, воплощающий «идею призрачности», о которой писал В. Белинский. Для появления фантома необходимо начать спектакль с самой высокой ноты. Для этого чрезвычайно важно найти «вздыбленность» существования актеров на сцене. Страх возник сразу, как только было получено роковое письмо. Такой страх, который проникает в сердце, в мозг, в кровь и заставляет подкашиваться ноги. Д л я этого совсем не нужно громких голосов и суеты. Напротив. Внутреннее напряжение подчеркивается внешней тишиной. И вся первая сцена — тихая сцена. Все наставления Городничего, которые обычно играются впрямую, не затрагивают истинной глубины преступлений, совершаемых в этом городе. Они гораздо серьезнее. О них даже и вслух сказать нельзя. И вот в эту атмосферу напряженного страха и лихорадочных дум врывается призрак — в черном пространстве сцены над колосниками все собравшиеся у Городничего внутренним зрением видят того, кого они ждут. И когда они все молниеносно поверили, что молодой человек в гостинице, заглядывающий в чужие тарелки, и есть ревизор (какой накал состояния нервов и ума нужен для этого!); и когда Городничий впервые лицом к лицу столкнулся с Хлестаковым, он увидел не дрожащего от страха и голода мальчишку, а того самого ревизора, которого должен был встретить. Грозного, «классического» ревизора, в крылатке, в очках... Через мгновение призрак исчезнет и Городничий увидит реального Хлестакова. Но и в нем он теперь видит ловкого, хитрого, притворяющегося оборотня.
283
Этот призрак-фантом появится в спектакле несколько раз. Для этого нужно достичь такого градуса существования актеров, какой только и может оправдать лихорадочную игру воображения.
«Ревизор» — комедия превращений. В ревизора превращается фитюлька Хлестаков, в вельможу превращается в момент своего мнимого торжества сам Городничий. И сила разоблачительного таланта Гоголя в том, что эти превращения реальны, что они могут происходить в самом деле, что они жизненны. Если можно принять Хлестакова, пустышку и ничтожество, за власть, то можно поверить в Нос статского советника, который разгуливает по Невскому проспекту.
В этом переплетении сказочного, невозможного и реального и заключен смысл фантастического реализма Гоголя.
Фантастический реализм — принадлежность гениального художника, он дает ему возможность идти от правдивого изображения жизни к огромным обобщениям философского и социального порядка.
Мне бы хотелось средствами театра передать величие комедии, вскрыть серьезность смысла происходящего, уйти от водевиля и пронести это в каждом персонаже, в каждой сцене через весь спектакль. И чтобы в результате прозвучал через «незримые миру слезы» и всеочи-щающий смех вопрос великого гуманиста и художника: как же это получается, что человек, созданный для высокого, становится негодяем, обманщиком, мучителем и разорителем и угнетателем ближнего своего.
12 января 1972 года.
Репетируется начало пьесы — чиновники приходят по вызову Городничего, который получил письмо — предупреждение о приезде ревизора из Петербурга.
ТОВСТОНОГОВ. Тема страха, о которой я говорил, пока привела к игре в состояние. Страх — это результат, проявления его целиком зависят от характера, поэтому каждому надо искать свое действие, свою линию поведения. Выигрыш будет у того, кто избежит изведанной дороги.
284
МАКАРОВА. У Лаврова у одного пока получилось, он очень серьезен и занят делом. Поэтому его замечания смешны.
ТРОФИМОВ. Сейчас получается, что один Городничий боится, будто он один во всем виноват, все остальные в порядке.
КУЗНЕЦОВ. Невольно снимаешь напряжение, когда отчитывают не тебя, а другого. Надо найти свою жизнь и не успокаиваться, когда ругают другого.
ТОВСТОНОГОВ. Вам нельзя забывать о ревизоре, может быть, он едет по вашему доносу. Как только появляется мысль — получается живой кусок. ТРОФИМОВ. Вдруг становится очень смешно. ТОВСТОНОГОВ. Когда они не стараются быть смешными. Нельзя терять событие.
М Е Д В Е Д Е В . Мы рано садимся. Хочется походить, подумать каждому о своем.
Актеры сидят молча, они очень озабочены и не смотрят друг на друга. Молчание длится долго.
ТОВСТОНОГОВ. Вот сейчас вы очень хорошо сидите. Так и начните.
Сцена повторяется.
ЛАВРОВ. Спокойный с виду разговор, и страх прорывается физически.
ТОВСТОНОГОВ. Происходит осмысление того, что каждому грозит. (Кузнецову.) Вам не надо горячиться, надо сохранить саркастический тон — «Ну, это еще ничего. Колпаки, пожалуй, можно надеть и чистые». Мол, мы знаем кое-что посерьезнее «колпаков».
Важно вскрыть внутренние связи всех между собой. Момент объединения перед лицом опасности для всех будет потом, а сейчас, в первые минуты, каждый думает о себе и хочет найти виновника. Городничий держит себя в руках, внешне очень сдержан, от этого у него с сердцем неважно. Срывается на мелочах. Вдруг набросился на Гибнера, который хотел подать ему воды. (Лаврову.) Распекая чиновников, не теряйте своих дум, он ни в кого не влезает, он над ними.
285
13 января 1972 года.
Первое действие.
ТОВСТОНОГОВ. Я думаю, вы все понимаете, что страх сыграть нельзя, это состояние. Но обстоятельства таковы, что страх перед ревизором определяет поступки, действия и слова персонажей. Они говорят именно то, что может быть сказано только при этих обстоятельствах. Когда это получается — начинается действие. Иначе все стоит на месте и начинается изображение. МАКАРОВА. Они не все говорят.
ТОВСТОНОГОВ. Да, конечно. О главном — не говорят. Каждый боится другого, кроме того, вдруг рухнул авторитет Городничего. Каждый проявляется по-своему, ни в коем случае нельзя попадать в штампованное изображение страха. Начало сцены очень замедленное, иначе некуда будет раскручивать пружину действия. Необходимо уйти от раскрашивания слов. Если вы почувствуете это — остановитесь.
Начало сцены.
ТОВСТОНОГОВ. Мы слишком хорошо знаем текст, все звучит знакомым и привычным. Играется слово само по себе. Надо идти только по мысли, каждая фраза — результат напряженной работы мысли.
Сцена повторяется. Городничий долго сидит один. Чиновники появляются не вместе, а по одному. Сначала судья, потом Хлопов, потом Земляника... Последним входит Гибнер. Долгое молчание. Узнавая о ревизоре, каждый реагирует по-своему, у Хлопова слова «как ревизор?» вырываются как истерический вскрик.
ТОВСТОНОГОВ (Лаврову). Попробуйте сказать «ревизор из Петербурга, инкогнито» — самым обыденным тоном, как будто это обычное сообщение и ревизоры являются ежедневно.
Прогон первой сцены, ищут органику мысли и поведения.
286
ТОВСТОНОГОВ (Медведеву.) У вас сейчас притупился конфликт с Городничим. «Своим умом дошел!» — это независимо, гордо, мол, раз ты, городничий, не сумел уберечь нас от ревизора, то слушай умного человека. В целом в сцене нет остроты. (Абрамову — Хлопову.) У вас все не органично, он самый слабый и трусливый, его пугает все. Как бы надвигается гора на маленького человечка. Тут органика решает все, иначе неубедительно. (Пальму — Гибнеру.) У вас абракадабра не звучит, надо за основу взять подлинные акценты немецкого языка. (Кузнецову — Землянике.) Вы влетаете так, будто все уже знаете и про письмо и про ревизора. Формально, нет оценки. (Абрамову.) Крик у вас может получиться, если вы к нему подготовитесь. Нужна полная отрешенность, расслабленность, а не активное участие в сцене. Закон обратного хода. Полное непонимание происходящего, и — вдруг дошло! После слов «секретное предписание» даже можно упасть в обморок. (Медведеву.) Вы делаете массу каких-то мелких движений, все разрушается. Полная статика внешне, а мысль работает, и вдруг одно какое-то нелепое внешнее выражение.
Падения Хлопова в обморок от «страшных слов» — короткие выключения, он моментально выходит из «обмороков», никто на это даже не реагирует. Только Гибнер привычно щупает пульс.
ТОВСТОНОГОВ (Лаврову.) Больше всего Городничего раздражает переглядка и какая-то связь между Земляникой и Ляпкиным-Тяпкиным. Отсюда и сарказм и ирония. М Е Д В Е Д Е В . А как это задать, что они на самом деле совершали поступки похуже, чем говорят вслух? ТОВСТОНОГОВ. Ничего задавать не нужно, это прочитывается. Круговая порука дает им право так себя вести. Все друг про друга знают, а говорят о незначительном, о ерунде с вельможной важностью. Сейчас это получилось. Со слов «вдруг заглянет» начинаются как бы галлюцинации Городничего. Это заражает всех. «А подать сюда...» — каждый невольно замирает; когда очередь доходит до Хло-пова, он может упасть в обморок от одного слова «а...» Как он повторяет это «а» — хлоп в обморок!
287
АБРАМОВ. Получается искусственно. У меня нет такого накала, чтобы ответить на это «а»... ТОВСТОНОГОВ. А что надо, чтобы получилось? АБРАМОВ. Вероятно, в предыдущую сцену надо накопить это, чтобы одно слово «а» вызвало картину допроса ревизором.
ТОВСТОНОГОВ. Вот именно.
ЛАВРОВ. Вероятно, Хлопов, помимо того, что боится ревизора, один по-настоящему боится и Городничего как огня. Остальные перемигиваются между собой, намекают, что и у Городничего рыльце в пуху, входят в сговор, а Хлопов безумно боится.
ТОВСТОНОГОВ. Должны быть отношения дрессировщика с тиграми. Есть более опасные, менее, а есть совсем ручные. Хлопов — ручной. (Кузнецову и Медведеву.) Вы слишком открыто глумитесь над Городничим. Они это делают исподтишка, один раз он их поймал и не на шутку разгневался. Все-таки он начальник, они знают, как он умеет выкручиваться, а их может утопить и продать запросто.
Появление Почтмейстера.
ТОВСТОНОГОВ. Принес событие в легкомысленной форме — вскрыл письмо, узнал, что какой-то чиновник едет — глупейшая история!
ЛАВРОВ. Что-то подозрительно он себя ведет. ТОВСТОНОГОВ. Почтмейстера безумно радует, что будет война с турками. А когда Городничий рассказал ему о письме, которое получил он, почтмейстер безумно заволновался — как это письмо прошло без его контроля? Все думают, что донес Земляника. Давайте попробуем эту версию. (Кузнецову.) Ликующего настроения у вас быть не может. Вы еще не знаете, по вашему ли доносу едет ревизор. Пока вы во власти Городничего. После слов «Не было ли на меня доноса?» — все смотрят на Землянику. Но сам он будто не замечает этого: окаменевает, перестает слышать и видеть. (Волкову.) Почтмейстер говорит с Городничим по секрету. Прохаживайтесь и говорите с ним, гоголевский текст сочетайте с шепотом, которого мы не слышим. Наслаждайтесь секретностью беседы. Надо сыграть чрезвычайное обстоятельство, а пока сцена снижает предыдущую, напряжение снимается. Надо принести «войну с турками» как реальное событие.
288
Н. Гоголь « Р Е В И З О Р »
Городничий — К. Л а в р о в
Анна Андреевна — Л. Макарова
Хлестаков— О. Басилашвили Анна Андреевна — Л. Макарова
Сцена из спектакля
