Учебное пособие Под редакцией Г. Б. Корнетова асоу 2010 удк 37(091) ббк 74. 01

Вид материала

Учебное пособие

Содержание Возрождение интереса

Подобный материал:

• Учебное пособие Под общей редакцией доктора технических наук, профессора Н. А. Селезневой, 1419.51kb.
• Учебное пособие Москва, 2009 ббк-63. 3 /2/я 73 удк-930. 24 Степнова Л. В. Россия, 242.42kb.
• Учебное пособие Ульяновск 2010 удк 004. 8(075. 8) Ббк 32. 813я73, 1559.86kb.
• Учебное пособие удк 159. 9(075) Печатается ббк 88. 2я73 по решению Ученого Совета, 5335.58kb.
• Учебное пособие Москва 2010 удк 001(09) ббк 72., 823.15kb.
• Учебное пособие Волгоград 2005 удк 93: 008: (470+571) (07) ббк 63 (2), 2780.67kb.
• Учебное пособие Чебоксары 2007 удк 32. 001 (075. 8) Ббк ф0р30, 1513.98kb.
• Учебное пособие Санкт-Петербург 2005 удк 662. 61. 9: 621. 892: 663. 63 Ббк г214(я7), 546.15kb.
• Учебное пособие Уфа 2005 удк 338 (075. 8) Ббк, 1087.66kb.
• Учебно-методическое пособие Москва, 2009 ббк-63. 3 /2/я 73 удк-930. 24 Степнова, 154.54kb.

Е.Г. Ильяшенко (Москва)

ВОЗРОЖДЕНИЕ ИНТЕРЕСА
К ПЕДАГОГИКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИМ ИДЕЯМ
К.Д. УШИНСКОГО В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПЕДАГОГИКЕ
ВТОРОЙ ТРЕТИ ХХ ВЕКА

Запрещение педологических исследований и расправа над учеными-педологами привели к тому, что во второй половине 30-х гг. ХХ в. отечественная педагогика стала "бездетной", из нее исчез ребенок, исчез предмет воспитания, без которого педагогика, взявшая на вооружение марксистско-ленинскую методологию, стала все больше напоминать политизированную демагогию, превращаясь в науку о должном, без учета объективных составляющих развития ребенка. Анализируя причины "бездетности" советской педагогики, А.В. Петровский главную из них видит именно в "педологобоязни", так как "педагогика, покончив с педологией, выплеснула вместе с "педологической водой" и ребенка, которым та, пусть не всегда удачно, но направленно начала заниматься. Изучение того, что есть ребенок, все более заменялось декларированием того, каким он должен быть"¹⁷¹.

В результате ко второй половине 30-х гг. ХХ в. из отечественной педагогики ушла педагогико-антропологическая составляющая и как ее научное основание, и как методологический принцип.

Образовавшийся в научной педагогике второй половины 30-х гг. вакуум стал заполняться повышением интереса к деятельности и педагогическому творчеству великого русского педагога К.Д. Ушинского. Почему именно к нему?

Во-первых, идеи К.Д. Ушинского о народности образования, воспитывающем значении труда, о необходимости сохранения и изучения русского языка, его приверженность гербартианству как нельзя лучше укладывались в рамки курса на возрождение российской имперской гимназии. Начало этого процесса было положено еще в конце 20-х гг., когда вместе с переходом к индустриализации страны и сплошной коллективизации, отказом от рыночных идей и началом фактически абсолютной диктатуры одного человека была, по словам А.В. Петровского¹⁷², разрушена творческая педагогика 20-х гг. с "бригадным методом" обучения, "Дальтон-планом" и другими методами, которые были объявлены враждебными марксистской педагогике. Специальными постановлениями ЦК партии "О начальной и средней школе" (1931), "Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе" (1932), "О структуре начальной и средней школы" (1934) деятельность школы унифицировалась, централизировался контроль по всем направлениям образования. Последующие события – введение единой формы одежды, ученического билета, раздельного обучения мальчиков и девочек, а также введение в программу логики и психологии, предметов, существовавших в дореволюционном гимназическом курсе – были продолжением процесса возрождения имперской гимназии, полностью укладывавшегося в рамки взятого И.В. Сталиным курса на построение Российской империи

Во-вторых, К.Д. Ушинский не скомпрометировал себя ни педологией, к которой он не имел отношения, ни политическими пристрастиями. Имя К.Д. Ушинского советскими педологами никогда не употреблялось.

В-третьих, идеи К.Д. Ушинского были привлекательны для тех, кто в душе сохранял верность педологии и считал, что воспитуемый ребенок должен быть предварительно изучен во всех отношениях.

Педагогическое наследие К.Д. Ушинского к этому времени, по словам историка педагогики В.Я. Струминского, находилось "в состоянии значительной заброшенности"¹⁷³, что затрудняло задачу изучения и освоения его идей. Причину такого положения В.Я. Струминский видит в попытке теоретиков и историков педагогики отмежеваться в первые годы советской власти от буржуазных и феодальных традиций.

Так как в педагогических статьях первого издания "Большой советской энциклопедии", в "Педагогической энциклопедии", в учебниках педагогики, истории педагогики и других изданиях К.Д. Ушинский трактовался как педагог с порочной философской и общественно-политической идеологией, неприемлемой для советской школы, "советский педагог, – по словам В.Я. Струминского, – в течение 20 лет или ничего не читал об Ушинском, или читал только статьи, порочащие его"¹⁷⁴.

Свидетельством возрождения интереса к творчеству К.Д. Ушинского являются две публикации 1937 г.: статья П.И. Девина "Значение Ушинского в истории педагогики" в журнале "Советская педагогика" (№ 2) и опубликованная 10 апреля в "Правде" статья Д. Мурманова "Великий русский педагог и его судьи" (Д. Мурманов – псевдоним В.Е. Гмурмана).

В редакторской сноске к статье П.И. Девина говорится, что статья "является первой попыткой положительного изложения педагогических взглядов Ушинского". Автор статьи, называя К.Д. Ушинского основоположником педагогической теории, утверждает необходимость углубленного изучения педагогических воззрений К.Д. Ушинского для выведения его педагогической системы "из загона и забвения" и возвращения ее "в надлежащем и новом освещении советскому учительству и советской и всемирной педагогике"¹⁷⁵. В этой связи К.Д. Ушинскому уже "прощается" допущение "совершенно неверных трактовок в освещении общественно-педагоги­ческих вопросов"¹⁷⁶, "реакционное, благоговейное отношение к религии вообще и к православию в частности", "идеализм" и "неправильное утверждение, что воспитание всегда должно быть и не может не быть национальным"¹⁷⁷, так как "не все эти неправильные воззрения и установки Ушинского и не ряд других крупных и мелких его ошибок делают его ценным для нас, а те собственно-педагогические высказывания, которыми он заложил основу русской педагогической теории и практики"¹⁷⁸. П.И. Девин призвал "серьезно взяться за глубокое изучение и критическую переработку наследства Ушинского"¹⁷⁹.

В статье Д. Мурманова "Великий русский педагог и его судьи" также указывалось на содержательность и разнообразие педагогического наследства К.Д. Ушинского, способного теоретически и практически обогатить советского педагога, а все предыдущие подходы к деятельности К.Д. Ушинского как реакционной, проникнутой религиозными идеями признаны антиисторическими.

Можно считать, что с выходом этих статей педагоги Советской России получили своеобразное разрешение на обращение к творчеству К.Д. Ушинского.

Вероятно, подобное официальное "возрождение" интереса к творчеству К.Д. Ушинского было продолжением антипедологической кампании, в рамках которой необходимо было в первую очередь "восстановить полностью в правах педагогику и педагогов"¹⁸⁰. В этой связи советской педагогике было предложено искать научную опору в трудах признанного русского педагога К.Д. Ушинского.

Одним из первых к важнейшему произведению К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии" обратился В.Я. Струминский в 1942 г. в статье, посвященной 75-летию со дня его выхода в свет¹⁸¹. В.Я. Струминский обращает внимание читателя на тот факт, что монументальная работа великого русского педагога занимает в истории русской научной педагогики совершенно особое положение и является первым опытом "построения системы научной педагогики в России, задуманной в таком грандиозном масштабе", и "первой научной работой, подводившей научные психологические основы под воспитательную работу"¹⁸².

В.Я. Струминский не считает исследование К.Д. Ушинского устаревшим, так как и спустя 75 лет педагогика все еще ограничивается скучной рецептурой, не имеющей надлежащего научного обоснования. Причину этого он видит в том, что "доныне еще не разрешена представителями научной педагогики проблема, как они должны синтезировать все те научные основы, на которые может опереться педагогическая наука, дающая опору педагогической практике"¹⁸³.

В.Я. Струминский характеризует работу К.Д. Ушинского как первый опыт построения педагогической науки в России на психологической основе, называет ее "образцом целостного синтетического разрешения проблемы построения педагогической науки на психологической основе"¹⁸⁴.

Исследование К.Д. Ушинского, по мнению В.Я. Струминского, разрешает одновременно две задачи – педагогическую и психологическую, причем первенствующее значение имеет все-таки задача педагогическая.

Хотя основное внимание в своей статье В.Я. Струминский уделяет психологической разработке проблемы человека как предмета воспитания, мысль о том, что работа по изучению человека вообще и каждого ребенка, в частности, для того, чтобы выработать цель воспитания и идти к этой цели, "должна быть проделана не только в области психологии, но и в области каждой науки, имеющей отношение к человеку"¹⁸⁵, соотносится с основным принципом педагогической антропологии, обозначенным еще К.Д. Ушинским.

В.Я. Струминский считает, что задача разработки научных основ педагогики, поставленная еще К.Д. Ушинским, так до сих пор и не решена, и обозначает главную проблему – проблему синтеза научных основ, на которые может и должна опереться педагогическая наука.

Статья В.Я. Струминского в то время была первым и, пожалуй, единственным обращением к монументальной работе К.Д. Ушинского, в которой автор обратил внимание именно на принципиальные вопросы, поставленные "педагогической антропологией", – необходимость целостного изучения человека и синтез наук, изучающих человека – для построения научных основ педагогики. В.Я. Струминский характеризует "Педагогическую антропологию" К.Д. Ушинского как классическую научную работу, которая поставила задачу построения научной системы педагогики на психологической основе и в условиях своей эпохи методологически осмыслила эту задачу.

Следующим событием, которое привлекло внимание ученых и педагогов и стало своеобразным этапом в обращении к творчеству К.Д. Ушинского, были официальные мероприятия, посвященные памяти великого русского педагога.

В январе 1945 г. широко отмечалось 75-летие со дня смерти К.Д. Ушинского¹⁸⁶. В своей речи на торжественном заседании, посвященном этой дате, президент Академии педагогических наук РСФСР В.П. Потемкин называет великого педагога "смелым преобразователем школы", "основоположником науки о воспитании", "героем и подвижником своего высокого призвания"¹⁸⁷, а "Педагогическую антропологию" К.Д. Ушинского – единственным в мировой литературе трудом, который "открывал широкую дорогу для создания педагогики как науки"¹⁸⁸.

Событие вызвало многочисленные публикации в педагогической прессе. В 1945–1946 гг. количество опубликованных материалов, связанных с именем и творчеством К.Д. Ушинского, в 10 раз превышало количество публикаций о нем за все предыдущие 28 лет советской власти¹⁸⁹. Большинство их были посвящены личности К.Д. Ушинского¹⁹⁰, обзору и анализу его педагогического наследства¹⁹¹.

Называя К.Д. Ушинского "основоположником русской педагогической науки", который "создал стройную оригинальную педагогическую теорию, охватившую все основные проблемы педагогики, разработал психологические предпосылки воспитания"¹⁹², Е.Н. Медынский отмечал, что "многие педагогические и дидактические идеи К.Д. Ушинского являются актуальными для нашей педагогики, для советской школы и советской семьи"¹⁹³. Однако он не анализировал главную идею К.Д. Ушинского о необходимости целостного изучения человека воспитуемого и, говоря о главном труде К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания", не упоминал его подзаголовка – "Опыт педагогической антропологии".

Исследуя вклад К.Д. Ушинского в развитие русской научной психологии, Б.Г. Ананьев опирался на его "Педагогическую антропологию"¹⁹⁴. Он называл К.Д. Ушинского "зачинателем русской педагогической психологии" и писал, что "в истории научной мысли еще не было случая, чтобы систему психологических знаний создавал педагог"¹⁹⁵.

В своей статье Б.Г. Ананьев обратил внимание на главный принцип педагогической антропологии – необходимость всеобъемлющего знания о человеке воспитуемом абсолютно во всех отношениях. Цитируя слова К.Д. Ушинского о том, что "воспитатель должен стремиться узнать человека, каков он есть в действительности", Б.Г. Ананьев подчеркнул, что "действительный человек – вот истинная проблема для психолого-педагогической концепции Ушинского"¹⁹⁶.

После Великой Отечественной войны к творчеству К.Д. Ушинского и, в первую очередь, к его "Педагогической антропологии" обратился в 1948 г. М.А. Данилов в исследовании, посвященном изучению дидактического наследия К.Д. Ушинского¹⁹⁷.

Следуя за К.Д. Ушинским, М.А. Данилов утверждал, что "педагогика и дидактика должны обосновываться антропологическими знаниями"¹⁹⁸, считая необходимой организованную совместную работу по проблемам воспитания представителей различных наук, изучающих человека, – "педагогов, специалистов в медицине, анатомии и физиологии человека, историков, филологов и т.п."¹⁹⁹. Соглашаясь с мыслью К.Д. Ушинского о том, что воспитатель должен стремиться узнать человека, каков он есть в действительности, М.А. Данилов видит путь определения оснований педагогики и дидактики только в исследовании закономерностей развития человека и анализа условий, в которых протекает педагогический процесс, при этом научные основы педагогика, а следом за ней дидактика, должны черпать из "обширного круга антропологических наук".

М.А. Данилов отмечает, что ценность исследования К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания" в том, что он впервые "подошел к психологии как педагог, и его интересовали, прежде всего, педагогические возможности, таящиеся в психологическом изучении человека"²⁰⁰. Следует отметить, что исследование М.А. Данилова "Дидактика Ушинского", изданное в 1948 г., – первая большая попытка после статьи В.Я. Струминского (1942) анализа труда К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии". Впервые после запрета педологии в этом исследовании со ссылками на К.Д. Ушинского делается попытка показать необходимость изучения человека для его обучения и воспитания.

Следует заметить, что после "реабилитации" К.Д. Ушинского исследователи его творчества не часто обращались к "Педагогической антропологии". С 1942 г., когда в журнале "Советская педагогика" появилась статья В.Я. Струминского "Человек как предмет воспитания" К.Д. Ушинского", и до 1948 г. можно отметить несколько публикаций (кроме отмеченных выше), где делается попытка анализа труда К.Д. Ушинского²⁰¹.

Авторы статей, восхищаясь замыслом К.Д. Ушинского, в основном обращали внимание больше на соотношение материалистических и идеалистических черт в произведении великого русского педагога, пытаясь доказать его близость к материализму, не обращая внимания на глубину замысла К.Д. Ушинского – исследование не существовавшей ранее области научного знания – педагогической антропологии, призванной изучать во всех отношениях человека воспитуемого.

В.Я. Струминский являлся редактором и составителем собрания сочинений К.Д. Ушинского в 11 томах, куда впервые после Октябрьской революции был включен полный текст "Педагогической антропологии"²⁰². Основываясь на высказываниях К.Д. Ушинского о намерении продолжить подробное рассмотрение ряда вопросов в третьем томе, В.Я. Струминский предпринял попытку составить возможное содержание завершающего, третьего тома "Педагогической антропологии". Он опирался на материалы к третьему тому, впервые опубликованные в 1908 г. А.Н. Острогорским.

Спустя почти десять лет, в 1957 г., В.Я. Струминский, исследуя педагогическое наследие русского педагога, отмечал, что и спустя 85 лет со дня смерти К.Д. Ушинского его "Педагогическая антропология" остается для педагогов "книгой за семью печатями", так как до сих пор этот труд не исследован с точки зрения его генезиса, структуры, содержания. Неудивительно, писал В.Я. Струминский, "что эта глубокая психолого-педаго­гическая работа трактуется и оценивается по-разному, но чаще всего приходится встречаться с непониманием ее основного содержания"²⁰³.

О "Педагогической антропологии" К.Д. Ушинского вновь заговорили в 1968 г., в связи с 100-летием со дня выхода в свет первого тома книги "Человек как предмет воспитания". Исследователи обратили внимание на значение этого труда для современности, о чем ранее либо не говорили совсем, либо говорили очень осторожно.

Время определяло интерес к "Педагогической антропологии" К.Д. Ушинского. События, последовавшие за смертью И.В. Сталина, в том числе и так называемая хрущевская оттепель, в первую очередь поколебали общую ненависть к педологии с ее необходимостью изучения ребенка и, как пишет А.В. Петровский, "наконец появилась возможность обсуждать тему, столь долго считавшуюся запретной"²⁰⁴. Во-вторых, сложившаяся историческая ситуация, простимулировав возрождение интереса к запрещенной науке, открыла перспективы развития и педагогической антропологии.

А.А. Смирнов полагал, что труд великого русского педагога может быть объектом не только исторического изучения. Он считал, что в "Педагогической антропологии" можно найти "еще немало также и того, что не потеряло своей ценности и в настоящее время", особо подчеркивая значение антропологического принципа, не осуществленного в современной науке²⁰⁵.

"Началом новой эры в педагогике" назвал "Педагогическую антропологию" К.Д. Ушинского Н.К. Гончаров. "В истории развития педагогической мысли, – писал он, – впервые была поставлена фундаментальная проблема – изучение и раскрытие природы человека во всех ее сложных аспектах"²⁰⁶. Однако автор статьи критиковал антропологизм К.Д. Ушинского за то, что человек у него отрывается от конкретных общественно-эконо­мических условий жизни.

Отмечая огромный вклад учения Ушинского в развитие отечественной педагогики, Д.О. Лордкипанидзе считал актуальнейшей задачей для современности глубокое изучение труда "Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии"²⁰⁷. Главной ценностью труда К.Д. Ушинского он считал то, что "центральным предметом исследования… является не человек вообще, а человек как предмет воспитания"²⁰⁸, и был согласен с мнением К.Д. Ушинского, что главный путь всякой рациональной педагогики заключается не в голом изучении педагогических правил, а в основательном знании человека как предмета воспитания.

Но глубже других понял замысел гениального труда К.Д. Ушинского Б.Г. Ананьев, который в своих работах этого времени не только продолжает развивать главный принцип "Педагогической антропологии" К.Д. Ушинского – необходимость всеобъемлющего знания о человеке воспитуемом абсолютно во всех отношениях, но и впервые в отечественной педагогической литературе акцентирует внимание на важной проблеме, поставленной К.Д. Ушинским, но не нашедшей продолжения в дальнейшем, – определению научного статуса педагогической антропологии. Именно Б.Г. Ананьев впервые в России заговорил о перспективах педагогической антропологии²⁰⁹.

Анализируя современное значение "Педагогической антропологии" К.Д. Ушинского, Б.Г. Ананьев отмечает, что "прошлое педагогической антропологии почти исчерпывается тем фундаментом, который был построен самим Ушинским". Настоящее педагогической антропологии должны составить современные исследования, проводимые совместно или отдельно педагогами, методистами, психологами, философами, врачами, социологами. Б.Г. Ананьев впервые говорит о педагогической антропологии как отдельной науке. Он не относит ее, как педагогику, к гуманитарным наукам, а считает, что педагогическая антропология "относится к области антропологии или антропономии как синтезу естественных и общественных наук о человеке"²¹⁰ и изучает разные связи и отношения, в которых раскрывается формируемый обществом реальный и конкретный человек – как индивид с его возрастно-половыми, конституционными, нейродинамическими и другими особенностями, как личность с ее общественными отношениями, функциями, различными ролями в обществе, как индивидуальность со своим внутренним миром, своеобразным поведением, характером и талантом. По мнению Б.Г. Ананьева, "единство этих связей и отношений определяет современный подход педагогической антропологии к познанию законов формирования целостного человека"²¹¹.

Именно Б.Г. Ананьев впервые в России определил педагогическую антропологию как отдельную самостоятельную отрасль научного знания. К.Д. Ушинский никогда не говорил о педагогической антропологии как о самостоятельной науке. Его опыт педагогической антропологии есть попытка синтеза научных знаний о человеке как предмете воспитания, который должен был составить научный фундамент педагогики. Таким образом, К.Д. Ушинский видел педагогическую антропологию фундаментом, основанием педагогики, Б.Г. Ананьев впервые признал ее самостоятельной наукой.

Б.Г. Ананьев не только признает самостоятельность педагогической антропологии, но и начинает разработку ее проблематики. В круг проблем педагогической антропологии он включает:

1) проблему многообразия гомогенных и гетерогенных взаимосвязей между воспитанием и развитием, сочетания этих взаимосвязей в общей структуре развития;

2) проблему соотношения между учением и созреванием в процессе развития;

3) проблему акселерации развития подрастающих поколений в современных условиях.

Главнейшей проблемой и педагогики, и педагогической антропологии Б.Г. Ананьев называет активность человека.

В полный перечень проблем педагогической антропологии Б.Г. Ананьев не включал проблему взаимодействия между людьми в процессе воспитания. Он не занимался разработкой методологии педагогической антропологии и не говорил о ней как о перспективной учебной дисциплине. Тем не менее его деятельность имела особое значение для возрождения педагогической антропологии в России – Б.Г. Ананьев стоял у истоков придания педагогической антропологии статуса самостоятельной науки.

Но идея создания педагогической антропологии как самостоятельной дисциплины не нашла в то время должной поддержки. Когда в 1974 г. в связи со 150-летием со дня рождения К.Д. Ушинского в научной литературе появились статьи о нем и его творчестве, они содержали в основном анализ идей К.Д. Ушинского с признанием их важности, но о дальнейшей разработке педагогической антропологии речи не шло.

Г.С. Костюк, интерпретируя "педагогическую антропологию" К.Д. Ушинского как "антропологический подход к рассмотрению основных вопросов психологии"²¹², делает основной акцент на ее психологических основах, считая знание и правильное понимание педагогами закономерностей психической жизни воспитанников необходимым условием выбора методов воспитания, соответствующих его целям.

Вновь обращаясь к великому труду К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания", Н.К. Гончаров указывает на зависимость педагогики от антропологии, "ибо основной целью воспитания может быть только человек, а все в этом мире существует только для человека. Поэтому надо знать природу человека в ее вечных основах, историческом развитии и современном состоянии"²¹³.

В монографии, посвященной исследованию педагогической системы К.Д. Ушинского, признавая "Педагогическую антропологию" К.Д. Ушинского первой попыткой осуществления целостного подхода к человеку и историческому процессу становления личности²¹⁴, Н.К. Гончаров не говорит о возможности существования педагогической антропологии как самостоятельной науки, видя в ней антропологический подход к педагогике.

Называя К.Д. Ушинского "первым профессиональным педагогом-теоретиком в России, заложившим основы построения научной педагогики, опирающейся на разносторонние знания о человеке"²¹⁵, А.И. Пискунов подчеркивает, что родоначальником педагогической антропологии является именно К.Д. Ушинский, который "не только поставил проблему связи педагогики с другими науками, но и правильно понял ее существо, состоящее в сопоставлении и критическом осмыслении фактов, добытых всеми антропологическими науками, с педагогической точки зрения"²¹⁶. А.И. Пискунов отмечает, что западные авторы, разрабатывающие идеи педагогической антропологии, несправедливо не упоминают К.Д. Ушинского в своих исследованиях.

В 1974 г. Академия педагогических наук СССР начала издание "Педагогической библиотеки", в которой должны были быть представлены выдающиеся памятники отечественной и мировой педагогической мысли. Первым в этой серии вышел двухтомник избранных сочинений К.Д. Ушинского, составленный и подготовленный к 150-летию со дня рождения великого педагога Э.Д. Днепровым. Издание включало в себя части "Педагогической антропологии" К.Д. Ушинского, причем те ее части, которые посвящены рассмотрению непосредственно педагогических проблем, и те главы, где педагогические выводы суммированы и даны сжато и рельефно. При этом составитель взял подготовленные К.Д. Ушинским некоторые законченные главы для третьей, педагогической, части "Антропологии", названные им "Педагогическими приложениями", и объединил их с теми главами "Педагогической антропологии", приложением к которым они призваны были служить, – с главами о нервной системе, привычках, памяти, чувствованиях. Расположение глав и приложений отражало структуру "Педагогической антропологии" и отчасти преемственность, связь и систему ее идей. По словам Э.Д. Днепрова, задачей издания избранных частей "Педагогической антропологии" было знакомство возможно большего числа читателей с этим крупнейшим творением русской педагогической мысли, пробуждение интереса и желания обратиться к полному его тексту²¹⁷, так как публикация "Педагогической антропологии", осуществленная в 1948–1952 гг. В.Я. Струминским, была адресована специалистам-исследова­телям. В отборе фрагментов "Педагогической антропологии", осуществленном Э.Д. Днепровым, отражалась позиция К.Д. Ушинского, созвучная современной науке, и прослеживалась попытка соединения исторического и теоретического подходов к анализу идей К.Д. Ушинского.

Популяризатором идей К.Д. Ушинского выступил С.Ф. Егоров. В своей небольшой книге о жизни и творчестве великого русского педагога, обращенной к широкой аудитории, в том числе и учащимся старших классов школ, он показывает важность попытки К.Д. Ушинского свести в систему все положительные знания о важнейших закономерностях развития человеческого организма, которые должны составлять основу теории воспитания²¹⁸.

В начале 80-х гг. XX в. было принято решение об издании педагогических сочинений К.Д. Ушинского в шести томах. Одним из критериев отбора сочинений для шеститомника явилась, по словам его составителя С.Ф. Егорова, "их актуальность с точки зрения современной педагогической науки и потребностей практики в условиях осуществления реформы общеобразовательной и профессиональной школы"²¹⁹. Пятый и шестой тома издания содержали главный труд К.Д. Ушинского "Человек как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии". В отличие от академического издания 1948–1952 гг., тираж нового издания сочинений К.Д. Ушинского был вдвое больше и составлял 50 тыс. экземпляров.

В статье "От составителя", предваряющей "Педагогическую антропологию", С.Ф. Егоров подчеркивал непреходящую ценность и еще бóльшую, чем в годы первых ее публикаций, актуальность этого труда К.Д. Ушинского, заостряя внимание читателей на том, что "Педагогическая антропология" представляет собой редкий пример научной работы, где автор излагает методологические принципы, которыми он руководствуется в исследовании и в оценке достоверности полученных результатов.

Итак, после разгрома педологии идеи педагогической антропологии тем не менее не были забыты окончательно. Идеи педагогической антропологии К.Д. Ушинского явились предпосылками для зарождения в России педагогической психологии, а сам термин был предложен в 1874 г. П.Ф. Каптеревым, пытавшимся последовательно продолжать и развивать идеи К.Д. Ушинского. Первоначально термин педагогическая психология существовал наряду с другими, принятыми для обозначения дисциплин, пытавшихся заниматься изучением человека воспитуемого – педологией и экспериментальной педагогикой. Более того, экспериментальная педагогика и педагогическая психология первоначально трактовались как разные названия одной и той же области знания. Только в первой трети ХХ в. их значения были дифференцированы. Экспериментальная педагогика стала пониматься как область исследований, направленных на приложение данных экспериментальной психологии к педагогической реальности, а педагогическая психология – как область знания и психологическая основа теоретической и практической педагогики. Благодаря тому, что после разгрома педологии с 30-х гг. ХХ в. некоторые функции педагогической антропологии в нашей стране взяла на себя педагогическая и возрастная психология, педагогико-антропологический методологический подход продолжал существование в рамках советской педагогики.

Таким образом, в России за 50 лет между разгромом педологии в 1936 г. и началом своего возрождения как самостоятельной отрасли знания во второй половине 80-х гг. идеи педагогической антропологии как методологического принципа продолжали существовать в теории и практике образования. Термин педагогическая антропология не применялся для обозначения области научного знания и употреблялся в связи с изучением наследия К.Д. Ушинского. Но, обсуждая историческую проблематику педагогической антропологии, ученые косвенно или прямо выходили на обсуждение ее современных перспектив.

И хотя термин К.Д. Ушинского педагогическая антропология не утвердился в России, методологический принцип необходимости познания человека как основы для построения системы образования в первой четверти ХХ в. прочно укоренился в науке и в общественном мнении.

Однако официальная советская педагогика по преимуществу продолжала оставаться "бездетной", а идеи педагогической антропологии оставались невостребованными вплоть до второй половины 80-х гг., когда кризисное состояние образования, бывшее отражением кризиса всего тоталитарного режима, не обнажило объективную потребность вернуть в педагогику человека.