О. А. Чеканова, заместитель директора по научной части Музея истории Ленинграда

Вид материалаДокументы

Содержание


Рабочая окраина
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7
26

ницы и решетки колесного обода. Скульптор-модельщик А. Громов восстановил утраченный орнамент на кузове колесницы Славы — Победы и реставрировал пробитые во время войны осколками крылья фигуры Славы.

Были заделаны мелкие пробоины на фигурах коней, выправлены вмятины, восстановлены венки и пики с венками.

Гранитчики, руководимые В. Е. Бочаровым, привели в первоначальный вид гранитные части арки. Медные части ворот очистила железными щетками бригада ма­ляров К. Мауричева. Кровельщики Алексеев, Алекаев и Наумов восстановили круглый лаз на чердак, а брига­да позолотчиков А. Юдина и В. Соколова очистила ра­нее закрашенные бронзовые буквы и покрыла их су­сальным золотом.

В 1952 году, семь лет спустя после окончания войны, Нарвские триумфальные ворота вновь предстали перед ленинградцами и гостями города во всей своей красоте. Вот уже более ста пятидесяти лет украшают они Ле­нинград. Не одно поколение жителей Петербурга — Петрограда — Ленинграда любовалось их красотой и величием.

РАБОЧАЯ ОКРАИНА

Уже в начале XIX века Нарвская часть столицы стала приобретать облик грязной промышленной окраины. В былом аристократическом дачном предместье появился новый обитатель: фабрично-заводской рабочий. В 1801 году на четвертой версте от Калинкина моста вы­рос чугунолитейный завод. Вслед за этим предприятием стали появляться и многочисленные ситценабивные, красильные, ткацкие, шерстепрядильные, деревообделоч­ные, шляпные и другие фабрики и заводы. Около Ека-терингофа построили фабрику сукон. На Гутуевском и

27

Резвом островах обосновались «дурно пахнущие» пред­приятия— костеварные, клееварные, салотопенные, мы­ловаренные, стеариновые, нашатырные и другие, воз­никали лесные биржи, различные мастерские, над бар­скими усадьбами и поместьями, над аристократически­ми дачами стелились клубы черного дыма. Промышлен­ные отходы загрязняли заставские реки — Таракановку, Емельяновку и другие. Копоть и пыль оседали на когда-то пышных садах, рощах и цветочных оранжереях.

Другим стал и Екатерингофский парк: еще в 1876 году здание воксала из-за полной ветхости снесли и со временем установили балаганы, качели, торговые палатки.

Рабочие приходили в парк семьями, приносили с со­бой еду, самовары, устраивались на траве отдыхать. В городских садах это не разрешалось.

Всегда толпился народ у высокого, гладко обструган­ного, точно отполированного, столба, наверху которого висели рубашка, сапоги или какой-либо другой приз. Кто сумеет добраться до него — тому он доставался.

На открытие парка приезжал городской голова. И он забавлялся: бросал в толпу пряники — весело ему было смотреть, как люди толкаются и давят друг дру­га за угощение.

Когда за Нарвской заставой проходили забастовки, их участники часто собирались в парке на сходки.

Купцы Масловы, Овсянниковы, Квасниковы, Екимо-вы и другие скупали господские усадьбы, дачи, дворцы и устраивали в них свои предприятия. В начале XIX ве­ка дачу графа Строганова приобрели фабриканты по изготовлению шляп братья Циммерманы. Позднее, в 1860 году, здесь был построен корпус нового предприя­тия, получившего название «Товарищество Российско-американской резиновой мануфактуры» (ныне объеди­нение «Красный треугольник», Обводный канал, 138). Другую часть строгановской усадьбы приобрел купец

28

Конради, который приспособил графский дворец для организации конфетно-шоколадного производства. Там, где находились оранжереи княгини Дашковой, раскину­лось коммерческое садоводство купца Ушакова.

Новые хозяева вырубали вековые деревья и на их месте строили небольшие деревянные дома для кре­стьян, которые потянулись из деревень на фабрики и заводы. Этот процесс особенно усилился после отмены в 1861 году крепостного права. Увеличивалось в связи с этим и население Нарвской части столицы. В 1840-х годах здесь уже проживало 20 333 человека и было 114 каменных и 360 деревянных домов.

За Нарвской заставой стали появляться крупные промышленные предприятия. В 1868 году казенный чу­гунолитейный завод перешел в руки Н. И. Путилова — рабочие Путиловского завода стали ведущей революци­онной силой Нарвской заставы.

Выше моста, перекинутого через речку Таракановку, на левом берегу располагалась извозчичья слобода. Здесь при каждом доме находился большой двор с ко­нюшней на десяток-другой лошадей.

В конце XIX века около водокачки, там, где теперь стоит Дворец культуры имени Горького, стоял стороже­вой дом, служащие которого взимали плату за прохо­дивший через Нарвскую площадь скот. За каждую голо­ву — 5 копеек.

Деревни Тентелевка, Волынкино, Емельяновка, Авто-во, Вологодско-Ямская, входившие в Нарвскую заставу, были населены рабочими, но в значительной степени они сохраняли деревенский уклад и быт. В Тентелевке (теперь на этом месте находится Детский парк имени 9 Января) рано утром выходил пастух с трубой сажен­ной длины. Он гулко трубил, идя по Петергофскому шоссе; коров становилось все больше, стадо с шоссе сво­рачивало на пастбище к Балтийской железной дороге.

29

К началу XX века Петергофское шоссе (так стала теперь называться былая першпектива) и прилегающие к нему улицы были застроены деревянными двухэтаж­ными домишками, похожими как близнецы. Дома друг к другу стояли так близко, что в некоторых дворах из окна в окно можно было здороваться за руки. По име­ни хозяев этих домов назывались и улицы: Новосивков-ская, Ушаковская и другие. В первых этажах домов по­мещались многочисленные пивные, кипяточные, кисло-щейки, погреба, ларьки...

Водопровода и канализации за Нарвской заставой не было. Действовало несколько водоразборных будок.

Петергофское шоссе было замощено крупным булыж­ником. По краям тянулись деревянные тротуары шири­ной в 3—4 доски, прикрывавшие канавы, куда стекала грязь с улиц и дворов. Канавы были постоянно запол­нены зловонной жижей.

На большинстве улиц вообще не было тротуаров. Шоссе, две-три улицы освещались керосиновыми фона­рями на невысоких столбах. Фонарь давал очень мало света — его называли «волчьим глазом».

До заставы ходила конка. А за ней — так называе­мые таратайки. Их всего было 7, в каждой помещалось 6 человек: три с одной стороны, три — с другой. Они ходили от Нарвских ворот до Путиловского завода.

Таков был облик Нарвской заставы — громадной рабочей окраины. Он мало менялся: много огородов, улицы «худо вымощены, строения скудны и некра­сивы».

Каждое утро застава оглашалась заводскими гудка­ми. Под их гул она пробуждалась. Распахивались две­ри, хлопали калитки. Люди медленно брели по Петер­гофскому шоссе, по заставским улочкам и переулкам, с трудом вытаскивая ноги из густой грязи: начинался новый трудовой день. А к вечеру рабочий люд выходил из заводских и фабричных ворот. Утомленные непосиль-

30

ным. трудом, шли тысячи и тысячи рабочих домой. Об этом и песня была сложена:

Измученный, истерзанный

работой трудовой,

идет, как тень загробная,

наш брат мастеровой.

С утра до темной ноченьки

стоит за верстаком, —■

в руках пила тяжелая

с пудовым молотком.

Он бьет тяжелым молотом,

копит купцу казну.

А сам страдает голодом,

порой несет нужду...

Тяжелы были условия работы на предприятиях: 70— 80 копеек за 12—13-часовой рабочий день. Но и после работы дома тоже было нелегко. Норма жилой площа­ди, как говорили тогда,— «гробовая» — 2 квадратных метра на человека. Официальные медицинские докумен­ты свидетельствуют: «Окна в квартирах запотевшие и грязные от насевшей пыли и копоти: подоконники по­стоянно мокры от стекающей с окон влаги... стены оби­ты в большинстве случаев изодранными обоями, испещ­ренными узорами от раздавленных клопов... в комнатах, где только возможно, поставлены кровати, число кото­рых до шести и более... Воздух в этих квартирах тяже­лый, удушливый... Одежда и постельные принадлежно­сти жильцов зачастую зловонны. Очень часто можно ви­деть целые ряды просушиваемых портянок, мокрой одежды... Постельные принадлежности у семейных со­стоят обыкновенно из большой деревянной или железной кровати, соломенного или мочального матраца, изредка перины, ситцевого из разноцветных лоскутков одеяла, двух-трех подушек и цветных занавесок, отделяющих кровать с трех сторон». Во всех квартирах Нарвской части в L870-X годах «на каждого человека,—сообщает «История рабочих Ленинграда», — приходится немногим

31

более половины кубических сажен воздуха. Помещения грязны, стены и потолок покрыты копотью. Вдоль ком­нат в два ряда идут койки, на каждой из которых спят по два человека».

Пожалуй, еще в худшем положении находились «уг­ловые» квартиранты. Жили они в подвальных и чердач­ных помещениях, порой в одной комнате вместе с хо­зяйкой. Воздух в этих квартирах был тяжелый, удуш­ливый. «Подчас на одну кровать приходилось четыре человека. Двое в ночь на работу ходят, двое — днем. Вот и спят по очереди. А кровать-то из чего? Два та­бачных ящика и две доски»,— вспоминали о своей жиз­ни на заставе рабочие А. Григорьев и Е. Меляев.

В 1890-х годах квартиры Нарвской заставы по пе­реуплотненности занимали одно из первых мест в сто­лице, они уступали, пожалуй, только ночлежкам — тру­щобам у Сенной площади. В Нарвском ночлежном до­ме, рассчитанном на 382 человека, обитало более ты­сячи человек.

Об ужасных условиях, в которых жили рабочие Нарвской заставы, писал Александр Блок. В его архиве сохранилась записка, в которой говорится, что за Нарв­ской заставой «густое население и крайняя нужда», в связи с чем поэт обращается «ко всякому, кто мог бы взять на себя обследование хоть одного дома».

Как в капле воды отразилась в Нарвской заставе вопиющая социальная несправедливость царской столи­цы: блестящий центр и убогие рабочие окраины.

В 1903 году об этом говорилось в одной из листовок Петербургского комитета РСДРП: «Крестьянин и рабо­чий выстроили... всю императорскую Россию; но не кре­стьянин и рабочий живут в тех светлых дворцах и тех светлых домах, которые сами построили, не они живут на тех широких улицах, которые сами провели. Крестья­нин и рабочий построили всю Русь, они создали все не­сметные богатства..., а попала эта Русь и эти богатства

32

в чужие руки — в руки фабрикантов, попов, министров, царей... Нас они вытеснили в грязные закоулки, в ноч­лежные дома, в дырявые чердаки, гнилые подвалы. Они живут во дворцах, не ими построенных... Мы строили — они живут...»

Немудрено, что в таких условиях заставские рабочие часто болели. Из каждых ста человек в течение года болело 97. Туберкулез, дизентерия, холера, оспа, тиф ежегодно уносили тысячи молодых людей, поэтому-то стариков здесь можно было редко встретить. Если в центре Петербурга на каждые 1000 жителей в год уми­рало 10—12, то за Нарвской заставой — 30—33 чело­века.

Не хватало врачей, больниц, медицинской помощи. На крупнейшей рабочей окраине столицы, где в годы империалистической войны работало около 100 тысяч человек, было только три больницы—Ушаковская, Ала-фузовская и Путиловская. Даже лучшая из них — Пу-тиловская — была рассчитана только на 80 коек. Глав­ным врачом здесь работал К. С. Лозинский, поддержи­вавший дружеские связи с народовольцем Д. П. Якубо­вичем. Он оказывал всяческую помощь рабочим и за это был уволен администрацией завода.

В приюте-яслях на Богомоловской улице (ныне ул. Возрождения) помещалось 70 сирот. Содержался приют за счет «дамской благотворительности». Какова была «благотворительность», можно судить по таким фактам: дамы вносили годичный взнос в размере... 1р. 20 копеек и дарили детям подарки. Из отчета «Общест­ва детского приюта за Нарвскими воротами за 1913 год» видно, что это были за подарки: шляпы, дам­ские перчатки, 3/в фунта ваты, 2 пуда газет, 2'Д фунта тряпок...

Отличалась застава изобилием питейных заведений. Одних трактиров насчитывалось 38. Названия были са­мые броские: «Остановись», «Смоленские землячки»,

3 И. И. Левнтаи

33

«Ташкент», «Лондон», «Королева», «Яр», «Японский чайный дом». Действовало 35 постоялых дворов, где также продавали «горячительные напитки».

В 1880-х годах на заставе работали две школы: зем­ская Ушаковская и Путиловская. Кроме того, было не­сколько церковноприходских классов. Во всех этих шко­лах и классах училось около 600 детей. Книжный фонд библиотеки при Ушаковской школе размещался в двух небольших шкафах.

Существовал за Нарвской заставой любительский театр Путиловского завода. Работал он в летнее время.

По субботам, дважды в месяц, Нарвская застава преображалась: в ожидании покупателей, которые полу­чали в эти дни жалованье, вдоль Петергофского шоссе появлялись палатки, лотки, базарные столики, за кото­рыми стояли торговцы, трактирщики выкатывали бочки пива, выставляли водку, закуску. До ночи в эти дни за Нарвской заставой- буйствовал разгул, а наутро, в вос­кресенье, народ стягивался к местам кулачных боев. Бой, как правило, начинали мальчишки 8—10 лет, а по­том вступали и взрослые. Дрались улица против улицы, Московская застава против Нарвской. Число «бойцов» доходило до 100—150 человек.

«Праздничный досуг у молодежи распределялся по большей части между трактиром, кулачным боем и бес­цельным шатанием по улицам, по бильярдным комна­там...»— так вспоминал о днях своей юности А. И. Гу­ляев, рабочий фабрики художественной-бронзы.

В праздничные дни из многочисленных трактиров и пивных раздавались пьяные голоса, они сливались со звуками гармошки и хрипом граммофонов. На улицах, близких к Петергофскому шоссе, крутились карусели, играли гармонисты, шли представления кукольного те­атра Петрушки.

В ночное время не всегда безопасно было появлять­ся на заставе. Рабочий Н. Карбовский вспоминал об

34

этом: «Извозчики на заставу по ночам не ездили — до ворот довезут, а дальше — нет.., хулиганья было много. Пропадали извозчики вместе с лошадьми».

Невежество, религиозный дурман, пьянство, тяже­лый каторжный труд накладывали, конечно, свою мрач­ную печать на заставскую жизнь, но одновременно про­буждали силы протеста и борьбы против царского са­модержавия и капитализма. Рабочие Нарвской заставы одними из первых в России начали борьбу против угне­тателей. Волнения трудового люда происходили здесь еще в 1808—1814 годах.

За Нарвской заставой была проведена первая в Рос­сии маевка. Она проходила недалеко от Автова, там, где сейчас находится проходная завода имени А. А. Жданова. В 1958 году место маевки было отмечено ше­стиметровым обелиском из розового гранита, выпол­ненным по проекту архитектора К. Л. Иогансена. Па­мятник в верхней части украшен барельефом с разве­вающимися знаменами, ниже которого надпись: «Здесь в районе завода имени А. А. Жданова (бывшей Пути-ловской верфи) 5 мая 1891 года питерскими рабочими была проведена первая в России революционная маев­ка». На обелиске высечены две даты: первой маевки — 1891 и сооружения памятника — 1958.

На заставе часто вспыхивали забастовки. Особое значение в развитии пролетарского движения имела зна­менитая стачка на Российской бумагопрядильне в 1896 году (ныне фабрика «Веретено»). Конфликт вы­лился в общую стачку текстильщиков столицы (в ней участвовало 30 тысяч человек), которую Ленин назвал «петербургской промышленной войной». Впервые в ис­тории петербургского рабочего движения стачечники на сходках, постоянно проходивших в Екатерингофском парке, выработали под руководством «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» общие требования ба­стующих.

35

В 1895 году В. И. Ленин организовал петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», став­ший зачатком будущей партии большевиков. В том же году пять кружков этой организации уже действовали на предприятиях Нарвской заставы, а молодой рабочий Путиловского завода Борис Зиновьев стал районным организатором «Союза». Его квартира (Огородный пе­реулок, № 6, дом не сохранился) осенью и зимой 1895 года стала центром партийной работы за Нарв­ской заставой. Здесь неоднократно бывали В. И. Ленин, Г. М. Кржижановский, В. В. Старков, П. К. Запоро­жец. Под именем Федора Петровича Ленин принимал участие в собраниях социал-демократов, встречался с передовыми рабочими заставы. Встречи происходили в доме 21 на Петергофском шоссе, недалеко от Нарвских ворот. Это был небольшой двухэтажный деревянный до­мик. В первом этаже помещались мастерская гробовщи­ка и магазин по продаже гробов под названием «Веч­ность». Наверху были три квартиры. Одна из них (№ 10) состояла из двух комнат, чулана и кухни. Окна квартиры выходили на две улицы. Было удобно следить за тем, что происходит вокруг: не появилась ли поли­ция, нет ли слежки за домом.

В квартире хранились большевистские листовки, про­ходили заседания Нарвского районного комитета пар­тии, здесь проводились беседы о партийной работе в районе, о революционных событиях. Иногда Владимир Ильич оставался ночевать в квартире.

Одна из участниц этих бесед Чистова-Виноградова в своих воспоминаниях о встрече в этой квартире с Ле­ниным рассказывает: «Однажды явился какой-то незна­комый мастеровой, закутанный в шарф, с кепкой на го­лове и тихо сел в углу. Сперва он внимательно слушал нас, а затем стал интересоваться, как идет партийная работа в районе, каково настроение путиловцев, как распространяется марксистская литература. Расспро-

36

сив, стал нам советовать, что именно нужно делать. Речь его- была какой-то особенной, легко ловилось каж­дое его слово. После беседы он сразу же ушел. Как ока­залось, быстрое исчезновение Владимира Ильича было не случайным. Дежуривший у окна рабочий заметил подозрительные движения казаков, несших полицейскую службу в Петергофском участке. Ленину удалось неза­метно уйти из дома».

21 мая 1906 года Ленин выступил на собрании рабо­чих социал-демократов Нгрвского района с докладом о IV (Объединительном) съезде РСДРП:' Через месяц, 28 июня, он в той же аудитории докладывал об аграрной программе, обсуждавшейся на съезде. По предложению Владимира Ильича участники собрания приняли резо­люцию, одобрив решения межрайонной конференции Пе­тербургской организации РСДРП по вопросам тактики по отношению к Государственной думе, об единстве пар­тии и о совещаниях с социал-демократической фракцией в Государственной думе.

Путиловец А. М. Буйко, руководитель подпольной большевистской организации Петергофского района, член Петербургского комитета РСДРП, писал: «Помню в это время (1907 г.) в широких кругах партийных ра­бочих, и у меня в том числе, как-то незаметно, сам по себе сложился такой взгляд, что по всем трудным воп­росам хотелось знать мнение В. И. Ленина. Так авто­ритетны были уже тогда все высказывания Ленина, и рабочие воспринимали его взгляды, его убеждения как свои собственные. Для меня, как и для всех партийцев-рабочих, Ленин, еще до личных бесед с ним, по его статьям и книгам был вождем, учителем, который от­вечал на волнующие нас вопросы. Личные беседы еще больше укрепили меня в мысли, что это близкий, по­нятный, несравненный товарищ, помогающий преодо­леть всякие сомнения и трудности, дающий живую силу и укрепляющий волю к работе».

37

Свидетелем многих событий была площадь Стачек. И одно из них — расстрел царскими войсками мирного шествия рабочих Нарской заставы 9 января 1905 года—• стало началом первой русской революции 1905—• 1907 годов. Здесь, у Нарвских ворот, прогремели первые выстрелы Кровавого воскресенья, тут пали первые жертвы.

В начале января 1905 года на Путиловском заводе несколько рабочих были уволены из-за конфликта с ма­стером. К этому времени в столице развернул свою про­вокационную деятельность поп Гапон. Созданная им с ведома и под контролем царского правительства орга­низация «Собрание русских фабрично-заводских рабо­чих г. Санкт-Петербурга» ставила своей целью отвле­кать пролетариат от классовой борьбы путем развраще­ния его мелкими подачками, социальной демагогией. Ис­пользуя темноту и неразвитость значительных масс, ра­бочих, сохранявших еще веру в царя, Гапону удалось вовлечь в свою организацию около 9 тысяч человек. Немало среди них было и путиловцев.

...На Петергофском шоссе, там, где в настоящее вре­мя находится парк имени 9 Января, обосновался деше­вый трактир «Старый Ташкент». В этом помещении 11 апреля 1904 года состоялось официальное открытие Нарвского отдела гапоновского общества. По этому слу­чаю Гапон послал телеграмму царю и получил от него благодарность.

Уволенные с завода рабочие тоже состояли членами гапоновской организации, и они обратились к Гапону с просьбой помочь им. Дирекция, однако, отказалась вер­нуть уволенных на работу.

В их поддержку путиловцы объявили 3 января 1905 года стачку, которую Ленин назвал «больше всего стачкой во имя пролетарской солидарности» Забасто-

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 9, с. 220. 38

вавшие рабочие потребовали кроме восстановления уволенных ввести 8-часовой рабочий день, повысить зар­плату чернорабочим и т. д.

Петербургский комитет РСДРП принял меры для превращения этой забастовки во всеобщую стачку пе­тербургского пролетариата.

Через несколько дней, 7 января, в столице бастовало уже 100—150 тысяч рабочих. Это был такой гигантский взрыв классовой борьбы, которого, как указывал Ле­нин, Россия еще не видывала.

В этой обстановке, когда события нарастали с ис­ключительной быстротой, Гапон выдвинул провокацион­ный план: организовать шествие рабочих к Зимнему дворцу для вручения петиции царю, в которой рас­сказать ему о своем тяжелом положении и просить по­мощи.

Немало рабочих поддалось на эту провокацию. «Все убеждены в том,— писал в своих воспоминаниях старый рабочий Нарвской заставы П. П. Александров,— что в воскресенье, придя к царю, рабочие откроют ему глаза на произвол чиновников и фабрикантов, что царь, как добрый отец, сделает все по правде: прогонит плохих чиновников, накажет злых фабрикантов и заводчиков... в суббету только и слышно: завтра к царю! Оденемся в лучшие одежды, в церквах возьмем иконы и хоругви».

В дни, когда обсуждалась петиция, большевики на фабриках и заводах разъясняли, что свободу надо до­бывать не петициями и прошениями, а организованной борьбой против самодержавия. 8 января Петербургский комитет партии распространил прокламацию «Ко всем петербургским рабочим», в которой убеждал не подда­ваться на гапоновскую провокацию.

Однако предотвратить шествие к Зимнему дворцу не удалось. Правда, под влиянием большевиков в пети­цию были внесены поправки, изменения и дополнения в духе программы-минимум РСДРП.

39

Основное содержание петиции, с которой рабочие шли к Зимнему дворцу, можно свести к следующим по­ложениям. В первом разделе, озаглавленном «Меры против невежества и бесправия русского народа», были выдвинуты требования свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, собраний, свободы со­вести, равенства всех граждан перед законом, ответст­венности министров перед народом, амнистии политза­ключенным, введение всеобщего и обязательного народ­ного образования за государственный счет.

Второй раздел — «Меры против нищеты народа» — содержал требования отмены косвенных налогов и за­мены их прогрессивным подоходным налогом, отмены выкупных платежей и постепенной передачи земли на­роду.

В третьем разделе — «Меры против гнета капитала над трудом» — были выставлены классовые требования рабочих: охрана труда законом, свобода профсоюзов, установление восьмичасового рабочего дня, свобода ста­чек и др.

Петиция заканчивалась такими словами. «Нам неку­да дальше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу».

Царские власти хорошо знали о готовящемся шест­вии к Зимнему дворцу. Копия петиции с письмом Та­лона была открыто передана министру внутренних дел П. Д. Святополк-Мирскому. Предотвратить кровопроли­тие попыталась делегация, в составе которой был М. Горький, но правительство ее не приняло. 10 января почти весь состав делегации был арестован и заключен в Петропавловскую крепость.

Правительство готовило кровавую расправу над ра­бочими. Еще 8 января войска заняли вокзалы, электро-и телефонную станции, трамвайные парки. Столица военными властями была разделена на восемь боевых секторов. В каждом из них находился своей боевой

40

штаб. Право стрелять было дано офицерам по их ус­мотрению.

Петербургский гарнизон привели в боевую готов­ность, из ближайших губерний вызвали дополнительные войска. Солдат уверяли, что рабочие хотят разрушить Зимний дворец и убить царя.

Руководство военными операциями принял на себя дядя царя —великий князь Владимир, полагавший, что русский рабочий слов не понимает, с ним нужно разго­варивать пушками и поэтому, дескать, верное средство излечить народ от конституционных иллюзий — повесить сотню недовольных в присутствии их товарищей. Вели­кий князь Владимир решил «открыть жилы России и сделать ей небольшое кровопускание».

...Второе воскресенье недавно наступившего нового, 1905 года выдалось в Петербурге на редкость солнечным и тихим. Даже улицы и переулки Нарвской заставы, по­стоянно задымленные и закопченные фабричными и за­водскими трубами, искрились свежим снегом.

За несколько дней до воскресенья на дверях дома, где помещался нарвский отдел гапоновского общества, было вывешено объявление о том, что здесь должны со­браться рабочие, отправляющиеся с крестным ходом к царю. Сюда-то и собралось 4—5 тысяч человек.

В путь тронулись около 12 часов дня. Дорогу шед­шим расчищало шагавшее впереди местное началь­ство— пристав Жолткевич и околоточный Шорников. За ним шел старый путиловец Прокофий Лаврентьев.

В руках у него был большой портрет царя. Другие несли иконы, хоругви. Шли, несмотря на мороз, обна­жив головы и пели церковные песни и молитвы. Чем ближе подходили к Нарвским воротам, тем громче пели.

Не доходя до Нарвских ворот шагов триста, шест­вие было остановлено войсками. Сначала отряд конни-

41

цы с шашками наголо бросился на толпу, разрезал ее на две части и промчался назад к воротам.

Рабочие снова сомкнулись и продолжали путь. «Толпа напоминала темный вал океана, едва разбужен­ный первым порывом бури, она текла вперед медленно. Серые лица людей были подобно мутнопенному гребню волны» — так писал М. Горький в своем очерке «9-е ян­варя».

Слышны были призывы: «Вперед, товарищи! Вперед! Вперед! Свобода или смерть!»

Из-за конницы выступила пехота. Это были две роты 93-го пехотного Иркутского полка, специально достав­ленные накануне из Пскова в Петербург для расправы с рабочими. Заиграл горнист. Наступившую тишину прорезали залпы. Они следовали один за другим. Когда действие огня кончилось, в ход пустили конницу, и она стала действовать шашками. Людей рубили, упавших топтали лошади. Толпа бросилась бежать. Кресты, ико­ны, хоругви валялись рядом с трупами, залитыми кровью.

«Это была бойня... Это было самое подлое, хладно­кровное убийство беззащитных и мирных народных масс» — так писал Ленин о Кровавом воскресенье1.

Леденящие душу факты о кровавой бойне 9 января у Нарвских ворот приводятся в докладе, составленном присяжными поверенными Петербурга. «Одна стару­ха,— говорится в докладе, — желая дать возможность мальчику лет 17 видеть царя, дала ему икону и поста­вила перед толпою, мальчик был убит залпами солдат... фонарь крестного хода нес мальчик лет 10—11. После первого залпа он, раненный, упал, не выпуская фонаря из рук. Он попытался подняться, но в эту минуту раз­дался снова залп, и он погибает...»

Цитируемый документ содержит неопровержимые до-

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т, 9, с. 212—214, 42

казательства мирного характера шествия рабочих. «По больничным правилам, имущество поступающих в боль­ницу,— писал врач Алафузовской больницы за Нарв-ской заставой, — принимается от них на хранение обя­зательно у всех. Поэтому у всех больных и убитых было обыскано платье, карманы и прочее. И вот оказалось, что ни у кого не нашлось никакого оружия, даже камня не было найдено».

Мирный характер шествия подтверждает и петер­бургский корреспондент французской газеты «Юмани-те». Он писал: «Сказать, что манифестация 9 января была мирной, недостаточно. В ней было что-то наивное, душевное, религиозное... Нельзя представить себе, с ка­ким детским доверием большая часть рабочих присо­единялась к кортежам, которые в воскресенье потяну­лись к Зимнему дворцу».

О том, что рабочие готовились идти к царю с мир­ными целями, свидетельствуют и архивные документы. В своем письме на имя генерала Д. Ф. Трепова дирек­тор департамента полиции писал: «Священник Гапон благодарил рабочих за полный порядок и отсутствие насильственных мер».

Преследование и избиение рабочих продолжалось до позднего вечера. После расстрела у Нарвских ворот дворники сгребали лопатами красный от крови снег, утрамбовывали его в мусорные бочки, потом на подво­дах увозили под присмотром городовых.

Размеры этой бойни царские власти всячески стара­лись приуменьшить. Департамент полиции известил: «9 января убито 95 человек, ранено 333!» Это был яв­ный обман. Чтобы скрыть число погибших, их тела по­ездами отправляли в другие города. Хоронили и на за­городных кладбищах. Чиновник особых поручений при Санкт-Петербургском градоначальнике секретно сооб­щил, что «ночью с 11 на 12 января 1905 года до 5 ча­сов утра будут доставлены из больниц на Николаевский

43

/

вокзал для отправки на загородные кладбища тела убитых 9 января». Обманным целям служили похороны погибших в общих могилах. В ночь на 12 января на Преображенском кладбище таким способом похоронили 40 покойников, «в эту же ночь сюда прибыл поезд из пяти вагонов, заполненный покойниками...».

Оценивая события 9 января, Владимир Ильич писал, что «рабочий класс получил великий урок гражданской войны; революционное воспитание пролетариата за один день шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни»'.

Не страх, растерянность и панику, а гнев, возмуще­ние и ярость вызвало Кровавое воскресенье у рабочего класса. Уже в тот же день и особенно 10 января во мно­гих местах Петербурга, в том числе на Нарвской пло­щади, появились баррикады, на них красовались крас­ные флаги, лозунги: «Долой самодержавие!»

Многие тысячи рабочих, еще утром 9 января не же­лавшие слышать о борьбе с царизмом, стихийно подня­лись на вооруженную борьбу. «Дома у нас, как и везде за заставой, царит возбуждение и озлобление, — вспо­минал рабочий П. Александров. — Участники шествия рассказывают все новые подробности, клянут царя. гневно поминают бога — как же он, всесильный, позво­лил топтать в грязь свое изображение, стрелять в без­оружный народ».

Как писал Ленин, «недаром европейские буржуаз­ные газеты говорят, что Россия 10 января уже не то, чем была Россия 8-го января»2.

На похороны жертв расстрела собралось десять ты­сяч человек. Явились и полицейские с солдатами. «Шап­ки долой, палачи!» — кричали им рабочие. На могиль­ных крестах, установленных в день похорон, была сде-

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 9, с. 201—202.

2 Там же, с. 216.

44

лана одна надпись: «Невинно убиенный 9 января 1905 года».

...На кладбище Жертв 9 Января, которое находится на станции Обухово, установлен памятник в виде ги­гантской бронзовой фигуры рабочего, символизирующе­го призыв к борьбе.

О январских событиях на Нарвской площади напо­минают слова, высеченные на мраморной доске, укреп­ленной на стене Дворца культуры им. А. М. Горького: «9 января 1905 года здесь, у Нарвских ворот, пролилась рабочая кровь. Царское правительство расстреляло мир­ное шествие рабочих, направлявшихся к Зимнему двор­цу с петицией о своих нуждах».

В память о событиях 9 января, о пролитой крови ра­бочих мостовая на площади выложена красной брус­чаткой...

А борьба рабочих Нарвской заставы против само­державия не ослабевала. Как и прежде, на площади у Нарвских ворот проходили демонстрации, на митингах произносились антиправительственные речи. Полиция и городовые разгоняли народ.

Чтобы дать отпор реакции, за Нарвской заставой организовали боевые дружины. В воскресный день 1 мая 1905 года состоялась демонстрация на Петергоф­ском шоссе — участники ее дошли до Нарвской площа­ди, протестуя против царского произвола и насилия.

19 июля 1905 года путиловцы вывесили на самой высокой трубе завода красное знамя. Два дня вся за­става наблюдала, как в бессильной злобе бегали вокруг трубы полицейские, пока им не удалось сорвать флаг.

Бурные события развернулись на Нарвской площади в октябре — ноябре 1905 года. 13 октября Путиловский завод примкнул к всеобщей Октябрьской политической забастовке. Громадной толпой рабочие направились к Нарвским воротам, закрывая по пути лавки и магази­ны. Недалеко от них они построили баррикады. Именно

45

в этот день, 13 октября, генерал-губернатор Петербурга Трепов издал свой позорно знаменитый приказ: «Холо­стых залпов не давать, патронов не жалеть». Но репрес­сии не помогали самодержавию. К середине октября в стране сложилась ситуация, когда, говоря словами Ле­нина, «царизм уже не в силах,— революция еще не в силах победить» '.

В этих условиях самодержавное правительство вы­нуждено было пойти на уступки: 17 октября оно издало манифест, в котором были обещаны свободы. Что это за свободы, стало ясно уже на следующий день, когда во многих городах начались избиения и убийства револю­ционеров. Хорошо сказал об этом манифесте пролетар­ский поэт П. А. Арский. «Царь испугался, издал мани­фест: мертвым — свободу, живых — под арест».

17 октября 1905 года большевистская организация Нарвской заставы в доме на углу Петергофского шоссе и Новосивковской улицы (ныне улица Ивана Черных) открыла свой клуб. Здесь разместился организованный тогда же Нарвский райсовет. Его председателем был избран путиловец Василий Буянов. В конце 1905 года полиция закрыла клуб.

В дни всеобщей Октябрьской политической забастов­ки активно действовали дружинники заставы. Постоян­но собираясь на Нарвской площади, отправлялись от­сюда на боевые задания. Так, выполняя решение Петер­бургского Совета, они приостановили работу столичного почтамта.

После жестокого подавления восстания матросов и солдат в Кронштадте в октябре 1905 года арестованным грозила смертная казнь. Протестуя против расправы-с участниками восстания, петербургские пролетарии объ­явили 2 ноября всеобщую забастовку. В этот же день рабочие заставы на Нарвской площади опрокинули ва­гон конки, взорвали петарды.

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 12, с. 5.

46

В годы реакции революционная работа на заставе, как и повсюду в стране, несколько ослабла. Но и в это время Нарвская партийная организация стремилась ис­пользовать легальные формы работы, сочетая их с под­польными. В доме № 16 на Нарвском проспекте было открыто общество, ставившее перед собой образова­тельные цели, но здесь проводились читки запрещенных книг Максима Горького, «Овода» Войнич, «Спартака» Джованьоли, большевистских газет, журналов.

В 1908 году Нарвская партийная организация, кото­рую возглавлял А. Васильев, выпустила подпольную га­зету «Новые силы».

Нарвская площадь и в предреволюционные годы, и в 1917 году была революционным центром Нарвской за­ставы. К этому времени ее большевистская организа­ция справедливо считалась одной из сильнейших в сто­лице. Петербургский комитет РСДРП прикрепил к ней таких видных членов партии, как Н. Толмачев, С. Ро­шаль, Н. Подвойский, В. Невский.

1 мая 1912 года рабочие заставы организовали мощ­ную демонстрацию протеста в связи с Ленским расстре­лом. С пением революционных песен под красным фла­гом демонстранты по Петергофскому шоссе дошли до Нарвской площади. Они требовали сурово наказать ви­новников расстрела. Общеизвестно, как на это требова­ние ответил министр внутренних дел царского прави­тельства Макаров. «Так было и так будет впредь»,— заявил он в Государственной думе.

Мощное стачечное движение развернулось в Петер­бурге в 1914 году. 9 января Нарвская застава отмечала годовщину Кровавого воскресенья. Рабочие попытались прорваться в центр города, но были задержаны поли­цией. Митинг состоялся на Нарвской площади.

Весною того же года на фабрике «Треугольник» ад­министрация, погнавшись за грошовой выгодой, стала добавлять в состав для склейки галош плохо очищен»

47

ный бензин, выделявший много ядовитых газов. Произо­шло массовое отравление работниц. В связи с этим на заводах и фабриках заставы в знак протеста начались забастовки. Была организована демонстрация. Ее уча­стники (собралось около трех тысяч человек) подняли красные флаги и с пением революционной песни «Вар­шавянка» направились к Нарвской площади. Здесь со­стоялся митинг, на котором большевистский оратор при­звал к борьбе с самодержавием и капиталом. Демон­страцию разогнала полиция.

В 1917 году, в день, когда отмечалась очередная годовщина Кровавого воскресенья, демонстранты, со­бравшиеся на Нарвской площади, вступили в схватку с полицией. Чувствовалось, что наступают решающие бои с самодержавием. Они не заставили себя долго ждать.

14 февраля 1917 года путиловцы, рабочие других предприятий заставы вышли на демонстрацию не только с революционными песнями, но и с политическими ло­зунгами: «Долой войну! Долой правительство! Да здрав­ствует республика!»

Революционная волна в столице поднималась все выше и выше. 23 февраля 1917 года на Нарвской пло­щади состоялся грандиозный митинг. Он не был похож на митинги прошлых лет. Большевистские лозунги про­износились открыто, полиции никто не боялся — городо­вые сами остерегались появляться за Нарвской заста­вой.

В воскресенье 26 февраля все население заставы вы­шло на Петергофском шоссе; рабочие, боевые дружин­ники с присоединившимися к ним восставшими солда­тами «снимали» полицейских. Одним из оплотов поли­ции за Нарвской заставой был участок на Ушаковской улице (ныне улица Зои Космодемьянской). Молодежь заставы взяла его приступом.

В Нарвских воротах, в их внутренних помещениях,

48

в которых находился городской архив, засели жандар­мы с пулеметами. Между ними и солдатами, перешед­шими на сторону восставшего народа, завязалась пере­стрелка. Загорелись бумаги архива. Вместе со старин­ными рукописными книгами их стали выбрасывать на площадь. Целую неделю они дымились и тлели здесь.

Ареной последних схваток рабочих с полицией яви­лась дача, некогда принадлежавшая княгине Дашковой.

Весь воскресный день Нарвская площадь была за­полнена людьми. Один за другим к ней подъезжали грузовики, переполненные рабочими и солдатами. Они кричали: «В Петропавловской крепости много оружия, едемте с нами!». Машины быстро наполнялись людьми.

27 февраля восставший народ одержал победу. Са­модержавие было свергнуто. Шумно, радостно, торжест­венно отмечала ее Нарвская застава. Народ ликовал. Здесь были рабочие, солдаты, инвалиды войны. Неда­леко от ворот стояла специальная телега с подъемной вышкой для ремонта трамвайных проводов. Один за другим поднимались на вышку ораторы. Их речи звали к борьбе, к установлению восьмичасового рабочего дня, к быстрейшему окончанию войны. В любое время ора­торы находили здесь трибуну и внимательную аудито­рию. Сюда же, на площадь, приходили и воинские под­разделения. На солдатских штыках алели красные флажки.

Восторженными криками митинговавшие встретили появившийся высоко в небе аэростат, запущенный в честь победы над самодержавием, за которым на, ве­ревке тянулось большое красное полотнище.

В эти дни Нарвская площадь стала своего рода по­литическим клубом. Рабочие обсуждали здесь свои де­ла, политические новости. Митинг на площади решил: открыть на заставе все лавки, и добровольцы направи­лись следить за тем, чтобы торговцы не припрятывали товары, не продавали их втридорога. Митинг на пло-

49




з 5
■ •

=~..-,,

aS •« J 3

t- о *