Бориса Карташова, он долго вынашивал материалы для этой книги

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7

ОСЁТР

Народная молва донесла, что инспекции на воде не будет сутки: все уехали на совещание. Тут же кинулись на реку. Решили плавать двумя лодками: одна на плаву, другая дежурит на берегу. Мы настроили сети, и началась работа. Выбросились хорошо – сеть встала кошелем и плыла строго по фарватеру. Для страховки я подгребал веслами.

Полтора часа нервного ожидания и прислушивания прошли незаметно. Выборку начали не спеша, по всем правилам. Григорич периодически покрикивал, грозил кулаком, когда я неправильно подгребал к провязу или позволял ему наплывать на лодку. Уже добыли несколько язей, пару налимов, но ощущение, что сегодня будет удачный плав, нас не покидало.

– Есть, – шепотом произнес Григорич, – нельмушка, – и осторожно перевалил рыбину через борт вместе с сетями.

Я тут же приступил освобождать ее из ячеи и, полюбовавшись, спрятал в мешок. Еще выпутал щуку, затем еще… И тут дед заматерился:

– Однако, за корягу зацепились.

– Попробуй в натяг, не получится, мотором сдернем, – посоветовал я.

– Давай помогай, – и мы вместе стали вытягивать провяз в лодку.

Сеть потихоньку поддавалась, но шла тяжело.

– Вроде получается, вытягиваем. Лишь бы сети не очень порвали, – успокаивал себя и меня напарник.

Вдруг вода у борта забурлила и на поверхность всплыло полутораметровое бревно. По крайней мере, мне так показалось.

– Он! Черт возьми, точно он! – выдохнул напарник.

– Кто? – глупо поинтересовался я, понимая, что происходит нечто необычное.

Бревно шевелилось, причем, даже помахивало мне хвостом.

– Табань, табань осторожно, – Григорич в истерике бегал вдоль борта, подводя рыбину все ближе и ближе к лодке. Это был настоящий осетр.

И тут мы в ужасе увидели, что он зацепился всего несколькими нитками за жабры. Беспомощно смотрю на деда. Тот обреченно переводил взгляд то на осетра, то на меня, как бы спрашивая совета. Затем громко крякнул и с криком:

– Лови нас! Обматывай меня сетями! – плюхнулся прямо на рыбину.

Я быстро пытаюсь подтянуть обоих, но ничего не получается.

– Заводи мотор, – слышу Григорича.

Делаю все автоматически: завел, дал газ.

– Куда, бога мать, прешь, – орет дед, – подтягивай!

Как Григорич, обнявший осетра, словно родного брата, оказался в лодке вместе с ним, не знаю. Лежат они оба, напарник пытается выпутаться из сетей и матерится так, что мне стало стыдно. Начинаю просто рвать ячеи, дрожащими руками. Наконец, мокрый рыбак медленно отползает на корму. Только сейчас замечаю, как кровоточат его руки, лицо. Мне становится страшно.

– Прячь, прячь его – то, – машет рукой раненый, – не ровен час инспектора нагрянут.

Круто разворачиваюсь и устремляюсь к берегу. Замечаю небольшую протоку – направляю лодку туда, подальше от посторонних глаз. Тем временем Григорич умывшись, рассматривает улов.

– Однако, килограммов пятьдесят будет, – любовно поглаживает рыбину, – небось и икорка есть…

Светает. Мы в лихорадке разделываем осетра. Икру кладем в полиэтиленовые пакеты. Через два часа в лодке не осталось и следа от недавних событий: добыча надежно спрятана, в носу «субмарины» в мешке валяются щуки, язи, налимы. На сиденье водка, закусь, минералка. Играет, припасенный для этих случаев, транзисторный приемник. Красота!

Медленно движемся в сторону дома, всем видом показывая, что просто культурно отдыхаем. К обеду добираемся до поселка. Здесь, на берегу, все куда – то спешат: приплывают лодки, отъезжают люди. До нас никому нет дела.

– Вот теперь давай наливай по соточке за удачную рыбалку, – улыбается дед, – лет, эдак, десять так не везло. Смотри, никому ни гу-гу.

Согласно киваю головой.

Через месяц на очередном вояже по Оби, знакомый рыбак по секрету поведал нам о том, что недавно его сосед поймал осетра, килограммов на пятьдесят… Как раз в том месте, где рыбачили и мы… Переглянувшись с Григоричем, внимательно слушаем знакомого, удивляясь, что повезло человеку.

Отплывая на сор, напарник как бы про себя говорит:

– От народа ничего не скроешь. Ты никому не болтал?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил я.

Расхохотавшись, прибавили газу, и лодка понеслась навстречу новым приключениям.

СИБИРСКИЙ АИСТ

Весной, отправились по протоке в сор, где ловился неплохой карась, и было кормовое озерцо, куда всегда садились утки отдохнуть – сезон весенней охоты еще не закончился. Взяли знакомого, который очень хотел побывать на обских просторах. Место было обжитое: останавливались там несколько раз. Смастерили стол, установили таган, расчистили территорию под палатку.

Обустроились, поставили сети и разошлись по скрадкам попытать удачу в охоте. К вечеру стало ясно, что утятиной полакомиться не удастся. Стаи летели ходом – то ли были уже напуганы другими охотниками, то ли присмотрели другое озеро. Довольствовались ухой из пойманных карасей и домашними припасами, которые обычно берем в дорогу на первое время.

Поскольку дел оказалось немного, решили расслабиться по русскому обычаю. После очередной рюмки, Григорич завел свою коронную байку о прошлой жизни, когда рыба сама выпрыгивала из воды в руки рыбаков, дичь можно добыть прямо в собственном огороде, а люди были все бессребреники. Чуть позже, обидевшись, что его плохо слушают, отправился проверять сети. Вернулся на гребях – мотор никак не хотел заводиться.

Виновато пробормотав, что утро вечера мудренее, залез в палатку и захрапел. Почертыхавшись, тоже забрались отдыхать, понимая, что в данное время ничего изменить не можем.

Утром не обнаружили деда в палатке.

– Чай, небось, готовит. Чувствует вину за вчерашнее, – толкнул меня в бок сосед.

Однако, у костра Григорича не было. Не было его и около лодки: подумалось –ремонтирует мотор. Сонное состояние быстро улетучивалось. А когда я не обнаружил его и в скрадке, заволновались. Конечно, ничего плохого не предполагали – тот слыл опытным таежником и бывал в ситуациях покруче. Но, все же, выстрелив из ружья, стали ждать.

Совсем рассвело. Оглядываюсь вокруг – все как обычно. Тот же бор напротив протоки, блестит на утренней зорьке поверхность озера, одинокая береза покачивает свои ветки, на которых набухают почки. Стоит банка, наполненная за ночь березовым соком. Поднял глаза на макушку дерева: там много лет пустует громадное гнездо местной достопримечательности – орлана белохвоста.

Гнездо показалось мне не таким, каким должно быть. Подойдя поближе, не поверил себе. Свернувшись калачиком в нем сопел… Григорич. И это на высоте более трех метров!

– Дядя, ты чего там яйца высиживаешь? – поинтересовался я.

Сопение прекратилось.

– Вы так храпели, что сбежал, – как ни в чем не бывало, спускаясь на землю, промолвил пропавший.

– Как же ты залез туда? И зачем?

– Бзик у меня такой – на дерево тянет, когда разнерничаюсь, – по секрету поведал он, – поэтому частенько сплю у дерева, а тут гнездо такое манящее…

Вскоре отремонтировали мотор и спокойно вернулись домой.

НА ГРАНИ

На плаву около острова под названием «Цыганка» (узнавал, почему так называется, но, увы…), что в сорока километрах от райцентра, поставили на яму провязы т. к. местные рыбаки заверяли, что в ней водятся десятикилограммовые щуки. Устроились на гриве попить чайку. На реке стоял полный штиль. Солнце грело так, что сняли ветровки и тельняшки.

Вскоре к нам подъехала еще одна лодка со знакомыми. Пошли беседы, где лучше ставить сети, кто, сколько поймал рыбы в прошлые выходные. Затем стали угощать друг друга спиртным. Не заметили, как наступил вечер.

– Надо бы проверить сети, может, пару щук попало, – предложил Григорич, – и мы отплыли к ним.

…Северный ветер налетел неожиданно и резко. Небо затянули свинцовые облака. На реке вначале появилась рябь, затем волны. Они казались такими тяжелыми и к берегу, лодка двигалась так медленно, что стало страшно. Рыбу из провязов уже не выбирали: складывали на нос вместе с уловом. Дождь превратился в град, который больно бил по лицу. До берега добрались злыми и уставшими до чертиков.

Знакомые отправились ночевать в близ лежащую деревню.

– Ну, что делать будем? – усаживаясь у почти прогоревшего кострища, поинтересовался я. – Здесь точно простудимся: мокрые до нитки.

Григорич не слушал: сооружал нодью.

Нодья! Спасительница многих рыбаков и охотников. Она дарила жизнь, казалось бы, в безысходных ситуациях. Кто придумал ее неизвестно. Скорее всего, она была придумана людьми, которые были на грани жизни и смерти в экстремальных условиях либо в тайге, либо на реке. Ее изобретение гениально и просто. Заготавливается четыре сухары и два свежих бревна. Складывается на две сухары одно свежее бревно с одной стороны и точно такое же кострище с другой, поджигается. Между ними расстояние, чтобы можно было обсушиться и не обгореть. Когда сухары прогорают, сгребают угли и на них укладываются сырые, чуть подгоревшие, бревна. На месте, где был костер, настилается лапник ели или сосны – делается спальное место. Сверху натягивается тент. Снизу тепло, сбоку тлеют бревна. Обогревать они будут долго: до утра. Дождь не достает.

К утру, одежда сухая, кости не ломит и хочется жить и искать приключений дальше. Единственно, что в этих случаях нельзя ни в коем случае – употреблять спиртное. Сколько человек, пренебрегших этим правилом, обгорели у костра или замерзли. Потеря контроля над собой, расслабуха водкой всегда приводила к несчастью.

– Чего стоишь? Помогай. Сейчас снег пойдет.

Мы споро принялись за дело. Полчаса спустя было не понятно: то ли промок до костей, то ли вспотел. Так или иначе, когда запылало два костра, сухих вещей на мне не было.

… Управились мы часа за два. Когда все было готово, пошел снег, как и пророчествовал Григорич. Быстро перекусив, уютно устроившись между двух нодей, заснули.

Утром увидели, что вокруг нас все бело от снега. Нас это не радовало: надо было разбирать сети, выпутывать рыбу. Делать это когда провязы смерзлись и в них запутанная рыба, ох как нелегко и холодно. Тем не менее, мы, молча, принялись за работу. Когда чувствительность пальцев рук исчезала, надевали перчатки, заботливо припасенные старым товарищем впрок. Так продолжалось, пока весь улов не был обработаны и сети уложены в нос лодки.

Между тем, погода продолжала буйствовать. Ветер завывал как настоящей зимой. Волны на реке были полутораметровые, что редкость в среднем Приобье. По приметам старожила, ждать улучшения не приходилось, поэтому решили выбираться прямо сейчас. Была одна проблема – для того, чтобы попасть в нашу протоку, нужно переплыть через Обь на другую сторону.

– Рискнем? – товарищ был как никогда серьезен, – иначе куковать на этом месте еще суток трое.

– Только за рулем ты, – поставил условия я, честно говоря, испугавшись ситуации.

Уложили все вещи, закрыв их полиэтиленовой пленкой, завели мотор и тронулись к заветной цели. Но чем дальше мы отплывали от берега, тем больше становилась волна, тем чаще стали проваливаться между ними. Сердце, казалось, выпрыгнет из груди, появился холодок в желудке – признак того, что происходит нечто страшное. Мы уже не разговаривали. Григорич, вцепившись за руль, старался лодку вести по гребню волны, чтобы нас не захлестнуло.

Вода пеной бурлила за бортом. Глянув вниз, захватило дух: полтора метра волна, столько же образовывавшаяся от нее яма! Почувствовал себя песчинкой на реке, которую совсем не трудно смыть. Мотор ревел и периодически захлебывался. В эти моменты казалось, что все кончено – сейчас накроет водой, и мы камнем пойдем ко дну. Минуты тянулись так медленно, противоположный берег был так далек, что, казалось, этому кошмару не будет конца. Я закрыл глаза. Но и в таком состоянии чувствовал все, что происходило.

Вся одежда на мне покрылась коркой льда и не давала даже шевелиться. И только дед, стоя на ногах, упорно старался удержать лодку. Как это удавалось одному богу известно и ему самому.

Но вот стало стихать. Я почувствовал, что швыряет лодку реже – приближались к берегу. И тут, видимо, последними усилиями, не желая нас отпускать, волна накатила прямо на корму, залив мотор! Стало тихо-тихо. Открыв глаза, увидел растерянное лицо деда и очередную волну, набегавшую на нас. Моментально лодку закрутило как щепку. Григорич в отчаянии крутанул руль и, о чудо, нас вынесло опять на гребень, по которому пролетели те нужные метры, чтобы лодка не перевернулась. Не сговариваясь, схватились за весла и, что есть силы, стали грести: в трех метрах от нас находился куст ивняка – значит, берег рядом.

Лодка ткнулась в песок, и ее тихо поволокло в заводинку. Мы сидели, бессильно опустив руки, ни о чем не думая и не разговаривая. Было все равно: идет ли снег, дует ли ветер, целы ли мотор и весла. Апатия охватила все тело, которое тоже не хотело двигаться. Просидев так минут двадцать, старый рыбак подал голос:

– Где у нас водка?

– В бардачке.

Он попытался извлечь емкость, но у него это плохо получалось – не слушались руки. Только сейчас я обратил внимание, что он без перчаток. Из потрескавшейся кожи пальцев сочилась кровь.

В это время к нам подошел мужик, живший недалеко от протоки.

– Вы, что, сумасшедшие? – поинтересовался он. – В такую падеру через Обь переваливать – чистое самоубийство!

– Значит, ты видишь сразу Есенина и Маяковского вместе, – попытался пошутить я.

Однако тот шутки не оценил.

– Помоги, – обратился к нему дед, – достань бутылку из бардачка, а то руки не слушаются.

Новый знакомый с недоверием поглядел нас: не разыгрываем ли, но все же достал спиртное.

– Что ты держишь ее в руках! Открывай! – нетерпеливо прикрикнул на него Григорич.

Мужик торопливо отвинтил пробку и протянул бутылку моему напарнику. Тот взял емкость двумя ладошками и стал из горлышка поглощать живительную влагу. Сделав три больших глотка, протянул бутылку мне. Проделав тоже самое, я в изнеможении откинулся на сидение.

Прошло еще какое – то время, пока мы начали потихоньку отогреваться. Достали кружку и повторили еще по одной. Остатки спиртного предложили знакомому. Тот с удовольствием выпил и крякнул:

– Ребята, вы же были на грани…

– Знаем, – оборвал его Григорич, – значит не судьба.

ДРУГ НАВЕК

За два дня рыбалки добыли по рюкзаку белорыбицы (так Григорич называл ценные породы рыб), несколько мешков налима.

С вечера из нельмушных голов и хвостов сварганили котелок ухи, но одолеть его не удалось. Много! Утром остатки ухи дед взял с собой в лодку.

– Пригодится, если задержимся в дороге, – резюмировал он.

Плывем на лодке вдоль луговой стороны Оби. На берегу неожиданно увидели мужика с двумя закидушками. Рядом стоял шалаш из веток. Мы подошли к берегу.

.– Мужик, слышь, хочешь ухи из нельмы? Осталось полкотелка. Выливать жалко.

Рыбак недоверчиво посмотрел на нас – откуда такая благотворительность?

– Тащи емкость.

Рыбак мигом принес трехлитровый бидончик, и наше варево благополучно перекочевало в его посудину.

– Ребята, у меня выпить есть, может, по рюмке? Мы были не против.

Через полчаса стали, друзьями навек.

– Вася, – так звали новоиспеченного знакомого, – может, налимов возьмешь?

– С удовольствием. А то за целый день ничего не поймал.

– Забирай мешок.

– Серьезно? Вот это подарок. Да я, я … , – от избытка чувств рыбак не мог ничего сказать.

– Теперь три дня буду пировать, а дома рассказывать, как налимов на закидушки ловил.

Расстались друзьями навек.

ОХОТНИЧЬИ РАССКАЗЫ

ГЛУХАРИНЫЙ ТОК

На эту удивительную охоту, на боровую дичь, первый раз меня взял с собой все тот же Григорич.

У нас в Среднем Приобье весенние глухариный и тетеревиный тока начинаются в начале мая. В это время еще лежит снег в лесу. Поэтому охота на глухарей приобретает азартный, увлекательный характер. Одновременно создает и определенные трудности. Ведь начало любовных песен птиц приходится на три, четыре утра, когда еще практически ничего не видно в двух шагах. Попробуйте в таких условиях тихо и незаметно подойти к токующему глухарю по насту, запинаясь о кочки и коряги, которые создают такой шум, что, кажется, слышен на много километров вокруг? Глухарь, несмотря на свое название, очень хорошо слышит и видит.

А как он поет! Откуда-то изнутри всего его существа, горлом, широко раскрыв клюв, раздается «тек, тек, тек, тек…», затем завершающаяся песню дробь: «…т -р - р -р». Ты замер, затаив дыхание. В момент окончания своей серенады, самец ничего не слышит и не видит. Всего две секунды! Но тебе надо именно за эти мгновения сделать один-два шага. И так пройти, проскакать, пробежать до полукилометра, пока подойдешь на расстояние выстрела.

Сердце, кажется, вот – вот выскочит из груди, Зрение, слух обостряются настолько, что видишь любое движение в радиусе ста метров, слышишь еще дальше. Наконец, наступает апогей охоты – один единственный выстрел, который ставит последнюю точку, ради которого ты, столько, перетерпел, перенервничал. С трепетом смотришь, как красавец – глухарь падает под дерево, на котором еще минуту назад пел песню любви.

Все! Тебя полностью покидают силы. Но ты победитель! Ты добытчик! Весь мир у твоих ног! Солнце только, только занимается на востоке.

Начинается новый день…

ШАТУН

Вторую неделю мотаемся по лесу в надежде найти свежие следы лося. Надо отрабатывать выданную лицензию на отстрел крупнорогатого зверя. Десять дней поездок – безрезультатно. Жена уже ворчит:

– Ездите, ездите, а толку никакого. Лучше бы ремонтом детской комнаты занялся. А то отпуск кончится и ни мяса, ни ремонта.

Ее монолог я оставил без внимания, молча собираясь на охоту – друзья уже ждали в машине.

В этот раз мы с вечера объехали вокруг выруба леса и увидели след лося, уходящий в заросли молодняка. Выхода из него не было: значит, зверь остался ночевать в нем. У нас появился шанс реабилитировать себя.

Чуть забрезжил рассвет. Погода ясная и прохладная – октябрь как – никак. Снег лежит тонким слоем так, что видна еще земля. Однако и лосиные следы проступают четко. Зверь еще оставался в мелколесье. Машина, в которой мы находились, медленно двигалась по волоку, оставшемуся после вырубки леса.

– Стой! – остановил уазик Григорич, – Я выйду и пойду в чащобу. А вы двигайтесь дальше.

Надев поверх фуфайки белый маскхалат, он скрылся в ельнике. Не проехав и ста метров, услышали выстрел, почти следом второй. Быстро развернулись и рванули на звук. На дороге улыбаясь во весь рот, стоял напарник. Весь его вид показывал, что дело сделано.

– А лось то совсем рядом был. Лежка в метрах тридцати была.

Бык оказался громадный. Судя по отросткам рогов – восемь лет.

– Килограммов триста потянет, – обходя лося, прикинул Григорич.

Водитель и я достали ножи, топор и приступили к разделке туши. Это только легко написать – «приступили к разделке туши». На самом деле закончили мы только к трем часам дня, ни разу не присев перекурить. Мясо было уложено в машину, шкура и внутренности закопаны: В общем, все сделали как надо. Правда, устали как собаки.

– Давайте выедем на магистраль и там попьем чаю, перекусим, а то от голода даже голова кружится, – предложил я.

Все молча, согласились, и машина двинулась в сторону дома. Выехав на большак, остановились. Разложив на сидение нехитрую снедь, принялись утолять голод. Вдруг сбоку раздался громкий треск, и на дорогу выскочила лосиха. Не обращая внимания на транспорт, крутанула головой и кинулась через дорогу в чащобник. Следом за ней на обочине появился… медведь! Увидев нас, резко затормозил, встал на дыбы. В это же время не сговариваясь, я и водитель выскочили из машины и одновременно выстрелили в хозяина тайги. Тот рыкнул, развернулся и кинулся обратно. Только тогда у меня затряслись руки и стали подгибаться ноги. Водитель, видимо, испытывал тоже самое. Мы дружно уселись на корягу и нервно закурили.

– Сходи, посмотри, где он, – затягиваясь, предложил мне водитель.

– Я что, похож на идиота? Пойдем вместе посмотрим, сделав круг. Если выхода нет, значит готов.

Докурив сигареты, отойдя друг от друга метров на двести, пошли закольцовывать территорию. Следов медведя не было! Теперь уже смело пошли в чапыжник, куда он скрылся. Мишка лежал почти рядом с дорогой. Точно в горле были отверстие от пули.

– Вот это точность, ты, что прицеливался?

– Откуда. Навскидку бил, от страха, наверное, попал, – подбодрил я товарища.

Григорич же уже суетился около туши, прикидывая как ее разделать. Совсем стемнело.

– Значит так, – распорядился он, – сейчас быстро снимаем шкуру вместе с головой и лапами, а за мясом приедем завтра утром.

Когда начали ошкуривать, удивились, подкожного жира практически не было.

– А мишка то – шатун оказывается. Жиру совсем не нагулял… И все потому, что хромой был. Видимо где – то поранился. Поэтому и за лосем гнался. Последняя надежда на него была. Если бы завалил, лег на зимовку спокойно. Но видимо не судьба, – ловко орудуя ножом, просвещал нас дед.

Закончили работу уже ближе к полуночи. Шкуру медведя с головой положили так, чтобы было видно на сидение его силуэт. Это был сюрприз для супруги. Домой подъехали, когда уже все спали.

– Жена ворчала, что ездим зря. Сейчас обрадую ее, – я постучал в дверь. – Ты, что спишь уже? Принимай дары леса. Там в машине рюкзак с добычей. Принеси.

Та не ожидая подвоха, подошла к машине, открыла дверцу и…. завизжала во весь

голос от страха. Еще бы, нос к носу столкнулась с медведем, вернее с его головой и лапами, которые лежали на сидении. Шутку мою она не оценила: не разговаривала целую неделю.

Зато всю зиму ели тушенку из лосятины и медвежатины, да нахваливали.

Blog

По признаниям автора сборника рассказов «У берегов «Овечки» и«Турпана» Бориса Карташова, он долго вынашивал материалы для этой книги