Бориса Карташова, он долго вынашивал материалы для этой книги

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7

НЕУДАЧНЫЙ ДЕНЬ

Рыбалка сразу не задалась. С утра начал моросить дождь, поднялся ветер. Попытались поставить сети, но и это не удалось сделать – их скомило. Затем забарахлил лодочный мотор, потом, оказалось, забыли топор. В общем, намучились досыта.

К вечеру развиднелось, дождь и ветер прекратились. Григорич поехал проверять сети, а я занялся просушкой спальных мешков, установкой палатки и сбором валежника для ночного костра.

Спроси любого рыбака, как сварить уху, и он обязательно назовет десятки рецептов, один лучше другого. Но варево, которое мне пришлось попробовать на заливных лугах Оби, где рыбачили с напарником, запомнилось на всю жизнь.

Наш улов в этот раз оказался на редкость скромен, но на уху хватало. Через час мы дружно гремели ложками, запивая вареную рыбу наваристой юшкой из окуней, подлещиков и печени налима.

К вечеру опять начал накрапывать дождь. Дед, (так Григорича называли близкие знакомые) прибрав остатки пиршества, пристроил котелок с недоеденной ухой около кострища: чтобы была горячей, и завел нескончаемый разговор о рыбалке в ранешние времена. Это была излюбленная тема старшего товарища. Ведь родился он на Оби и знал эти места не понаслышке. Под неторопливую речь старика я заснул.

Проснулись рано. С вечера был уговор пораньше проверить снасти. Быстро подбросили валежника в прогоревший уже костер, подвесили на таган чайник и котелок со вчерашней ухой. Через пятнадцать минут завтрак был готов. Настоявшееся за ночь варево, было вкуснее вчерашней.

…Оставшийся кусок рыбы на дне котелка Григорич ненавязчиво подталкивал ложкой мне, зная, что вареная рыба – моя слабость. Я же, в свою очередь, чтобы товарищ не посчитал меня эгоистом, незаметно передвигал его напарнику. Наконец, не выдержав соблазна, я все – таки выловил этот кусочек рыбы. Поднося ложку ко рту, вдруг насторожился. Взгляд неожиданно остановился на том, что находилось в ложке! О, ужас! В моей деревянной ложке лежала дохлая мышь. Чувство, которое меня охватило словами, не передать. Тут же рванув за палатку, зажимая рот рукой… товарищ же, как ни в чем не бывало, стал рассказывать как во время войны, они, тринадцатилетние пацаны, от постоянного голода, ели, что попало.

– Конечно, мышей специально не пробовали. Но всяких там полевых зверушек - сколько хочешь! – успокаивал он, – а эта, видимо, ночью решила полакомиться нашей ухой. Вот и упала в горячую юшку, – глубокомысленно заключил напарник.

… Этот день был такой же неудачный, как и предыдущий.

ДВА ГЛУХАРЯ

Приглашение Григорича порыбачить на таежной речке в родовых угодьях знакомого ханты, я принял с удовольствием. Он давно меня обещал познакомить с легендарным Кирилкой Дуваевым, и как рассказывали, большим оригиналом – охотником.

Добрались до заветной избушки, притулившейся к вековому кедру на высоком берегу речки, только к вечеру. Место живописное: справа – дремучий кедрач, слева – небольшое озеро.

Встречал хозяин с женой, женщиной приветливой и смешливой. После знакомства, вошли в дом, вернее небольшую избушку. Внутри было чисто и скромно, как в любой хантыйской семье. Бросались в глаза сложенная из дикого камня печь, грубо сколоченный стол и пара табуреток. В углу находилась большая двуспальная кровать, отгороженная шторой.

Напарник достал из принесенного рюкзака провиант, состоящий из нескольких банок тушенки, двух бутылок водки, батона колбасы и большого куска халвы. Кирилка сделал вид, что его это мало интересует, хотя по выражению его лица, было видно: он доволен гостинцами.

Разговор зашел о предстоящей рыбалке: где тонь лучше, где рыба крупнее, где берег удобнее. Хозяин был немногословен, деловит и загадочен.

– Однако утром решим окончательно, куда пойдем рыбалить, многозначительно сказал Кирилка Дуваев. – Все будет зависеть от того, откуда ветер подует и какая погода проявится….

Тем временем Агафья, – так звали супругу нового знакомого, – убрала со стола наши деликатесы, вместо них с пылу жару поставила большую скворчащую от жира сковороду с жареными карасями, пододвинула каждому в отдельной миске по большому куску холодной лосятины. Принесла моченую бруснику, хлеб. По всему чувствовалось: нас ждали.

Выпив принесенную с собой водку, мы с Григоричем вышли на берег реки. Хант с женой остался в избушке. Сильно опьянев, он улегся отдыхать. Агафья же принялась за уборку, хотя пили все поровну.

Сумерки были изумительными: спрятавшись наполовину за горизонт солнце, кусочками освещало кедрач. Казалось, это был не просто лес, а сказочная страна, в которой поместились все краски мира. Перекликались между собой лесные птицы, шептала о чем – то вода, шелестели растущие рядом кусты ивняка. С высокого берега озеро было видно, как на ладони. В нем, по словам Кирилки, водились двухкилограммовые караси. Усевшись на поваленное дерево, мы любовались вечерней зорькой. Молчали. Неожиданно луч солнца, на мгновение, вырвавшись из-за леса, на мгновение ослепил нас. Григорич толкнул локтем:

– Не пора ли на отдых?

И тут я услышал голос пьяного хозяина:

– Хорошо сидят эти два глухаря. Сейчас одним выстрелом сниму.

Обернувшись на голос, мы увидели Дуваева с ружьем. Он целился в нас. Не сговариваясь, сиганули с кручи вниз и спрятались в зарослях кустарника. Там просидели довольно долго. Успокоившись, прислушались, чтобы оценить обстановку. У избушки было тихо. Осмелев, стали выбираться наверх. Осторожно подошли к жилью. Заглянули в окошко. Кирилка спал на кровати, его жена, что-то напевая, возилась на кухне.

Тихонько постучали в стекло. Агафья тут же вышла на крыльцо и стала извиняться:

– Вы уж не обижайтесь на мужа – пить – то ему совсем нельзя. Это после фронтовой контузии. Видимо, приснилась ему охота – вот и схватился за ружье.

На всякий случай, ночевали мы в лодке. Утром, как ни в чем не бывало, Дуваев повел нас на рыбные места, всю дорогу ворчал, что мы ночевали не в доме.

– Места всем бы хватило. Сбрезговали?

В ответ Григорич что – то промямлил невразумительное, затем пристально посмотрел на ханта: неужели ничего не помнит?

… Клев в это утро был отменный. Удовольствие от рыбалки получили незабываемое. Вот только эпизод с двумя глухарями будоражил наше воображение.

ЕКАТЕРИНА ПЕРВАЯ

Издревле повелось: ханты и манси селились в лесу, недалеко от рек и озер. Вот и у нас на таежной речке жили несколько человек национальности манси. Их имена никто толком не знал, обращались только по прозвищам. Так, одинокую мансийку звали Екатериной первой. Мужиков – Николаем первым, Николаем вторым. За ними шел Павел первый. Кто назвал их так, не известно. Но клички к аборигенам приклеились намертво. Манси привыкли к этим названиям, и с удовольствием откликались на эти имена.

Весной, когда мелкие протоки разлились широко, и стали полноводными, мы с Григоричем отправились на моторной лодке на рыбалку. Путь предстоял не близкий. Поэтому с запасом взяли с собой горючего и продуктов.

– Захватите еще мешок сухарей и несколько кило сахара, – попросил старый знакомый, – все равно, придется делать остановку у Екатерины первой. Она слепая, живет, как говорится, чем бог послал. Порадуйте старушку.

– Как слепая? – подпрыгнул от неожиданности Григорич. – И живет совсем одна?

– Конечно.

– Вот, это да!

…Лодка шла по протоке ходко, маневрировала на частых поворотах. Притормаживала перед завалами и большими поваленными деревьями. За световой день мы прошли не более трети намеченного пути.

С ночевкой определились не сразу – долго искали подходящий берег. Наконец, подходящее место нашли. Выгрузились, поставили палатку и разожгли небольшой костерок. Поужинали консервами. Ночь прошла спокойно, не считая того, что пару раз нас посещала росомаха, пытавшаяся узнать, кто это вторгся на ее территорию.

Утром, после чаепития, тронулись дальше. Приключений особых не было, не считая того, что переодически налетали на топляки и меняли шпонку на винте. После полудня, в глубине соснового бора, что мысом выпирал в протоку, увидели дым, струящийся из трубы небольшой избушки.

– По – моему, это и есть жилье знаменитой Екатерины первой, – заметил напарник.

Мы аккуратно причалили к берегу и вышли из лодки. Нас тут же окружила стая собак. Они не лаяли, не виляли хвостами, а внимательно следили за нами.

Не делай резких движений, – посоветовал я Григоричу, – это зверовые собаки, реагируют на незнакомых без промедления.

Тут в дверях избушки появилась пожилая женщина с палкой в руках. Она уверенно двинулась в нашу сторону.

– Здравствуйте, – ну, и собаки у вас… Прямо личная охрана, – заметил дед.

– А оно так и есть, – добродушно откликнулась женщина, – и охрана, и добытчики, и просто товарищи по совместному проживанию. Да вы сейчас их не бойтесь. Они уже убедились, что вы не принесете мне зла – не тронут. Понимают, как люди.

– Вы и есть Екатерина первая, – резюмировал я,

– Так кличат.

– Мы вам гостинцы привезли от вашего знакомого, – и назвал его фамилию.

– Не помню я никого по фамилии. Люди есть люди. Есть хорошие, есть плохие. Первые – помогают, чем могут. Вторые – стараются навредить: то ловушки изломают, то лабаз искурочат. Всякие люди бывают, – ощупывая наши лица, говорила мансийка.

Ее неподвижный взгляд, казалось, пронизывал насквозь. Было не по себе. Мы стали выгружаться. В избе, на удивление, были чистота и порядок. На плите – горячее варево.

– А я вас ждала, – усмехнулась мансийка, – ваш мотор я услышала еще час назад. Здесь речка петлю делает. Очень слышно.

На ужин старуха предложила вкуснейший кулеш из глухарятины и чай, заваренный брусничным листом.

Перед сном я попросил Екатерину рассказать о себе – уж больно симпатичной показалась она мне.

– Родилась я в пятидесяти верстах от этого места. Семья жила дружно и в достатке. В лабазе было полно мяса и рыбы. Добытые шкурки соболя, горностая, белки отец сдавал охотоведам, навещавших эти места. Взамен мы получали необходимые продукты: соль, спички, сахар, муку и т. д. Шкуры зайца, лисы, оленя и волка пускали на личные нужды – шили себе одежду и обувь. Пришло время: вышла замуж. Суженный – пелымский манси, нарушив законы предков, переехал жить в наше родовое угодье. Тут и начались несчастья.

Вначале на реке утонули братья. (По мансийским обычаям, если человек выпал из лодки, сопротивляться не должен – дух воды позвал к себе жить). Затем отца задрал медведь. После этих несчастий мать стала угасать на глазах, потеряв интерес к жизни. Вскоре ушла в тайгу и не вернулась.

Через полгода мужа Екатерины забил лось, когда тот его подстрелил. От переживаний и навалившихся несчастий женщина стала слепнуть. Пришлось учиться жить заново. Сменила место жительства. Пока видела, охотилась, благо собаки были хороши: загоняли зверя прямо к избушке. Оставалось только прицельно выстрелить. Через год ослепла совсем. Вскоре о ней узнали в округе все охотники и рыбаки. Стали помогать во всем.

– Вот так и живу, на судьбу не жалуюсь, – задумчиво сказала старуха. – Каждый должен нести свой крест до конца. Кстати, я крещенная. Отец настоял, когда была еще маленькой. Считал, что молиться богу и поклоняться своим духам, хорошо.

Мансийка не спеша закурила. Немного помолчав, произнесла:

– Однако пора отдыхать! Завтра рано вставать.

Покидали мы Екатерину первую со смешанными чувствами. Обещали на обратном пути еще раз заглянуть на огонек. Слово сдержали. Оставили ей остатки продуктов, курева.

Побывали мы у Николая первого. Принимал гостей он хорошо. Хотели завернуть и к Николаю второму. По рассказам, у него уж больно отменные рыбные места. Но не повезло. Нам сказали, что несколько месяцев назад манси умер.

ДЕНЬ НАРОДНОГО ЕДИНСТВА

Эта история оставила у меня неприятный осадок, но так было… Приказ отправиться контролировать ход выборов в отдаленный поселок, был ожидаем: в райкоме партии в то время я курировал социальные вопросы малых народностей. В паре с Григоричем, который был членом избирательной комиссии, нас, направили к хантам на вертолете. Через пару часов лета винтокрылая машина доставила в хантыйскую акваторию. Здесь нас уже ждали.

– Ну, пошли волеизъявлять гражданскую позицию наших националов, – подтолкнул меня в спину товарищ.

Я взял в руки переносную избирательную урну, опечатанную и закрытую на маленький замочек. Он – тяжелый пузатый портфель. Тронулись к избушке, в которой ждали избиратели.

… Их было шестеро: слепая старуха, лежащая на топчане у маленького окна, три ее сына и две молодые женщины. У всех была одна фамилия – Каурваевы. Семья чинно сидела на кровати и неотрывно глядела на портфель. Я недоуменно посмотрел на товарища.

– Ставь урну на стол и раздай бюллетени присутствующим, – сказал Григорич, – и неторопливо достал из портфеля несколько бутылок водки и закуску.

Ханты с интересом наблюдали за напарником. Вот он налил полную кружку водки и поднес ее одному из мужчин. Тот, понюхав содержимое, передал кружку матери. Старуха приподнялась, взяла кружку двумя руками и стала медленно цедить спиртное. Все, затаив дыхание, наблюдали за хантыйкой. Выпив до дна, женщина опустила бюллетень в урну, услужливо поданную сыном, и, откинулась на подушку. Через минуту она уже спала.

Наступила очередь сыновей. Каждому Григорич подносил полную кружку водки и тут же государственный документ оказывался в ящике под замочком с печатью. Охотно выпили спиртное и молодые женщины…

Затем семья приступила к обеду. К трапезе были приглашены и мы. На столе опять появилась водка. Но уже хозяев.

– Голосование прошло успешно, поздравляю семью с всенародным праздником! – торжественно произнес Григорич. Кружка опять пошла по кругу.

Через час мы попрощались и направились к вертолету.

– А почему сын первую кружку подал матери? – поинтересовался я у коллеги.

–Это знак уважения. У них же до сих пор матриархат. Женщина – главная в родовой общине. Хотя это и не афишируется.

… На другой день доложили руководству района о том, что выборы в национальном поселке прошли организованно: проголосовало сто процентов избирателей.

КАК ХАНТ МАМКУ РАДОВАЛ

Случалось нам с Григоричем браконьерничать. Особенно, когда хотели добыть муксуна. А что делать? Лицензию на отлов этой ценной рыбы достать было невозможно. Их в ограниченном количестве выделяли только коренному населению, да начальству. Выходили из положения, как могли. Рыбачили по ночам, приглашали знакомых хантов с лицензиями к себе в лодку. Таким образом, рыбачили вроде как официально. (Дурацкие российские законы – непременный атрибут нашей действительности). Однажды вот такого знакомого мы и пригласили на очередную рыбалку.

Выбрали более-менее чистую тонь и стали сплавлять по течению сеть. Сделали один заход, второй – в ячеях ни хвоста. Решили рыбалку перенести на раннее утро. Стал вопрос о ночевке. Михаил, так звали нашего нового знакомого, предложил переночевать у него в избе.

Поужинали, выпили. Хозяин сильно захмелел, стал путать наши имена, время от времени старался запеть песню на своем языке. Керосин в лампе кончился, и нам волей неволей пришлось идти спать. Мы с дедом расположились на полу, Михаил с женой за занавеской – на кровати.

После напряженной работы на реке не спалось. Я негромко переговаривался с товарищем, строил планы на завтрашнюю рыбалку. Вдруг за шторкой послышался шепот, затем методично заскрипела кровать. Отлично понимая, что происходит в двух шагах от нас, напал неудержимый смех.

Вот наступила тишина. Мы примолкли. И вдруг, как гром среди ясного неба:

– Это кто хохотал, когда я мамку радовал?

Из-за шторы торчало дуло ружья, направленное в нас.

В себя пришли уже в лодке, которую завели вполоборота и поплыли неизвестно куда. Посмотрели друг на друга – и снова хохотали до икоты. То ли от страха, то ли от ситуации, в которой только, что побывали.

… Забытые у Михаила вещи привез еще один знакомый Григорича. Он жил недалеко от ханта.

АМАЗОНКА ИЗ ЛЕСА

Каждую весну, как только вскрывались местные реки, мы трое сотрудников редакции (заядлые рыбаки и охотники) и незаменимый Григорич, выбирали наиболее спокойную речушку и на байдарках сплавлялись по ней. Маршрут выбирали такой, чтобы в конце путешествия оказаться в родовых угодьях знакомого ханты. В пути мы много снимали на фотоаппарат и кинокамеру. По вечерам ловили рыбу на спиннинг, охотились на водоплавающую птицу, устраивали пикники. Лагерь разбивали на гористом берегу реки, где росли хвойные деревья и было много сушняка.

На очередной стоянке отмечали день рождения редактора районной газеты Марата Мухаметшина. Приготовив незатейливый подарок – добротную ветровку имениннику, мы дружно уселись за импровизированный праздничный стол. В это вечер Марат узнал, какой он умный и добропорядочный семьянин, отличный рыбак и охотник, опытный руководитель. По секрету скажу, раньше об этом он даже и не догадывался. Затем орали во все горло песню: «Белоруссия, молодость моя…», клялись друг другу в вечной дружбе и порядочности.

… Она вышла из темноты неожиданно и бесшумно. Отблески костра высветили ее тонкую фигурку и собаку, жавшуюся к ее ногам. В руках женщина держала преломленное ружье. Одета она была в дождевик, под которым была видна куртка и штаны, заправленные в короткие сапоги.

Мы, молча, смотрели на невесть откуда взявшуюся «амазонку», не зная с чего начать разговор. Я машинально посмотрел на часы – была половина четвертого утра – время далеко не для прогулок по урману для женщины.

Григорич потряс головой, видимо, посчитал неожиданное появление у нас молодой женщины, наваждением. Но это была реальность. Гостья присела у костра и спросила:

– Можно передохнуть? Немного устала.

Все дружно закивали головами. На вид хантыйке было около тридцати лет. Да и выглядела она довольно симпатичной. Помолчали. Нам было неудобно расспрашивать гостью, кто она и откуда. В свою очередь женщина не считала нужным рассказывать о себе. Спиртное было выпито все, поэтому мы предложили ей только кружку крепкого чая. Она приняла ее с благодарностью.

– Вы хорошо пели, слышно было далеко. Вот на голоса и пришла, – наконец, нарушив молчание, - сказала незнакомка, – чай душистый!

Опять наступила пауза.

– Ну, спасибо за гостеприимство, однако, пойду дальше, – сказала «амазонка».

– Куда же вы? Еще заблудитесь? – Марат попытался ее остановить .

Та снисходительно посмотрела на него:

– Так, я же дома, изба в километрах тридцати отсюда. Ходила к брату в гости. Утром на своих угодьях необходимо быть. Делегаты должны объявиться с буровой. Скандалить будут.

Мы понимающе хмыкнули: нефтяники уже достаточно изгадили тайгу, и управы на них пока не нашлось. Гостья, позвав лайку, растворилась в темном лесе. Так же бесшумно, как и появилась.

– Из вас кто – нибудь бывал в подобной обстановке? – обратился к нам редактор? Я – в первый раз.

Все согласились с ним. Посидев еще немного у костра, полезли в палатку спать. Григорич остался у костра. Он любил коротать ночь у огня.

КАРАСИ В СОБСТВЕННОМ СОКУ

Наши приключения после встречи с «амазонкой» не закончились. На следующий день, доплыв до очередной излучины реки, заметили легкий дымок в глубине леса.

– В этих местах охотников не должно быть, – заметил Григорич, – нет рядом и жилья коренных жителей.

Осторожно причалив к берегу, (благо байдарки движутся бесшумно) выбрались на гриву. В двадцати метрах стояла коптильня для рыбы. Чуть дальше – небольшой шалашик. Дух от копченостей на поляне стоял такой, что у нас у всех слюни потекли. Людей не было. Мы решили здесь сделать небольшой привал, тем более, что начало уже смеркаться. Пока перетаскивали из лодки на берег вещи, объявился хозяин. Им оказался… Петька – мой сосед по улице – страстный охотник и рыболов. На удивление, сегодня он был трезв и деловит, чего не скажешь о нем в поселковые будние дни. Не дожидаясь наших расспросов, он пояснил:

– Каждый сезон в это время бываю здесь – сюда забрасывают знакомые вертолетчики. Конечно, не бесплатно: расплачиваюсь с ними рыбой и дичью, иногда шкурками ондатры. Места тутошние знаю, как свои пять пальцев: в прошлом двадцать лет подряд здесь добывал живицу. Да и прикипел уже к тайге. Если в году не выберусь сюда, начинаю болеть. Не браконьерю. Правда, не считая, ондатры. Ее тут столько развелось – всем хватит.

Монолог сосед совмещал с работой – он снимал с крючьев прокопченную рыбу и аккуратно укладывал в приготовленные ящики.

Видя наши жадные глаза, Петька предложил попробовать продукт. Уговаривать не пришлось. Угощение плавно перешло в ужин. На предложение принять соточку Петр отказался:

– Я мужик запойный. А здесь работать надо. Да и тайга пьяных не любит – обязательно отомстит. Так что не обессудьте…

Настаивать мы не стали, вспомнив десятки случаев, когда водка была причиной смерти людей не только в тайге, но и на реке.

Наступила ночь. Тихо потрескивали угли в костре, в глубине урмана ухал филин, слышалась возня полевок. Тысячи поздних мотыльков зонтом висели над кострищем. Мы лениво переговаривались друг с другом, лежа на ворохе лапника, который загодя приготовил Григорич. На душе было спокойно, каждый чувствовал себя частицей природы.

Рано утром, когда еще не рассосалась дымка, мы снялись со стоянки и тронулись дальше. Нам предстояло преодолеть еще более двухсот километров водного пути, где жила знакомая семья охотника – ханты. Там нас должен был забрать вертолет. Прилетал он туда раз в месяц. А оставалась ровно неделя, за которую мы должны были добраться до него.

На следующей ночевке обнаружили, что у нас из рюкзака исчезла соль. Почесав затылок, Григорич произнес:

– Это Петьки, гаденыша, рук дело. Ведь он жаловался, что у него соль на исходе. Спер, сука? Появись только в поселке …

От слов товарища легче не стало. Предстояло семь дней питаться без жизненно важного продукта. Скажу вам, это были кошмарные дни. Запеченные на углях рябчики, сваренные куски глухарятины, уха – без соли были до невозможности противны. Григорич старался добавлять в варево какую – то траву, но и она мало помогала. Немного спасал густой настой из шиповника, но избыточное его употребление приводило к изжоге. В общем, по прибытию в поселок настроение у нас было далеко не радужное.

Посетили старого знакомого. Хант принял гостеприимно – накормил до отвала тушеными карасями в собственном соку. Их великолепно приготовила его жена Полина. Но особенно мы смаковали… вкус соли. Впервые за несколько дней насытились ей по- настоящему.

Неожиданно наше настроение испортил хозяин, заявив, что прилет вертолета задерживается на неопределенное время по причине отсутствия керосина: сообщило по рации начальство. Переглянувшись, мы кинулись к своим рюкзакам в поисках оставшихся продуктов. На четверых насобирали пачку сахара, две банки тушенки и небольшой мешочек гречки. Но самое главное – отсутствовало курево. Для нас троих, заядлых курильщиков, это было самым страшным испытанием.

Первые два дня прошли в ожидании вертолета в «сложных» расчетах распределения продуктов питания на завтрак, обед и ужин. На третьи сутки всем стало проще – продукты кончились, распределять было нечего. К счастью, нам сообщили, что вертолет прибудет к концу недели.

Курить хотелось больше, чем есть. Мы аккуратно подобрали все «бычки», которые валялись вокруг дома и на улице и сделали из них несколько «козьих ножек». Тут Григоричу пришла хорошая идея. Он, критически осмотрев мою меховую безрукавку, заявил:

– Ее можно выменять на хлеб и макароны у Полины.

– И табак, – добавил Марат.

Сказано – сделано! Вечером мы ели все те же караси в собственном соку и экономно курили папиросы «Север». Через сутки старому хрычу приглянулись новые резиновые сапоги–болотники, которые он тут же снес знакомым. И вновь все повторилось. В конце ужина я осторожно заметил:

– А что, Полина больше ничего не умеет готовить, кроме карасей? Дала бы нам продукты – сами бы сгоношили что – нибудь.

– Ни в коем случае этого делать нельзя! – категорично заметил Григорич, – обидится, ведь тогда ее значимость в доме будет ничтожной – жратвы не даст. Этого она позволить не может. Ты заметил, даже папиросы Николай дает по ее счету. Вот тебе и хантыйская субординация!

… Когда вертолет распахнул двери, мы влетели внутрь кабины с криками:

– Х–ле-ба и закурить!

Только накурившись, с кусками батона в руках и убедившись, что винтокрылая машина без нас не улетит, выбрались обратно на площадку за вещими и байдарками.

От карасей в собственном соку меня тошнило полгода.

Blog

По признаниям автора сборника рассказов «У берегов «Овечки» и«Турпана» Бориса Карташова, он долго вынашивал материалы для этой книги