Владимир Васильев Дети дупликатора
Вид материала | Документы |
- Н. Ю. Белых «О реализации мер по противодействию коррупции на территории Кировской, 115.08kb.
- Список книг, 77.95kb.
- Васильев А. А. В191 Художник Константин Васильев, 2049.91kb.
- В. И. Васильев Федерализм и избирательная система в Германии, 1311.76kb.
- Курсовая работа по дисциплине, 442.28kb.
- Владимир Владимирович Шахиджанян Перед вами самая необычная книга, 4740.87kb.
- Владимир Владимирович Шахиджанян Перед вами самая необычная книга, 4883.42kb.
- Председатель Президума Лиги международной молодежной диплом, 116.57kb.
- Акимов Владимир Иванович. Да, давно это было! Лет тридцать назад! Октябрята, пионеры,, 38.74kb.
- Васильев Владимир Вениаминович Допущено Редакционно-издательским советом Омского института, 1786.57kb.
Спал Сиверцев плохо. Точнее, сначала-то нормально, но в середине ночи внезапно начали грезиться разнообразные кошмары, из-за чего Ваня несколько раз просыпался весь в поту и испуге. Кошмаров он не запомнил, осталось только ощущение бесконечного ужаса и отчаяния пополам с безнадегой. Убедить себя, что это был всего лишь сон, всякий раз оказывалось не так уж просто, и только окончательно проснувшись Сиверцеву удавалось наконец-то придти в себя.
В четвертый раз вскинувшись на спальнике с колотящимся сердцем, Сиверцев не выдержал, нашарил фонарик, подсветил, огляделся. Психа в комнате не было Тогда Ваня встал и направился к выходу из здания.
Псих нашелся на ступеньках крылечка—сидел, глядел в ночь. На Сиверцева он только молча покосился, а потом чуть сдвинулся влево. Ваня воспринял это как приглашение сесть рядом. И сел.
—Фонарик погаси, — тихо сказал Псих.
Сиверцев подчинился — действительно, зачем афишировать собственное присутствие ?
Несколько минут глаза привыкали к темноте и Ваня провел их в мире звуков. Ночь полнилась шорохами, далеким воем, даже чьи-то крики были слышны, но кричали не от страха или боли. Если бы не Зона, Сиверцев решил бы, что это пьяная вдрызг компания галдит на шашлыках. А потом глаза привыкли и оказалось, что вокруг не так уж и темно. Над Зоной висела вечная облачность, но от облаков словно бы исходило слабое свечение, как от ночника или светодиодов в коридоре перед кабинетом Покатилова — ровно столько, чтобы кое-что различать и не биться лбом о стены.
Определенно, в созерцании ночной Зоны была своя мрачноватая прелесть, это даже неофит Сиверцев ощутил. Что ж говорить о Психе, который неделями и месяцами отсюда не вылезал? К тому же, он и сам уже, похоже, смирился с фактом, что является порождением Зоны. И как Психу ее не любить?
Ваня хотел выразить то, что почувствовал — сказать что-то хорошее о ней, о Зоне, но никак не мог найти подходящие слова. Биолога, конечно, трудно назвать технарем, но все равно Ваня человек достаточно точной науки. А тут нужен гуманитарий, чистый лирик. Поэт, например. В итоге высказался Псих:
—Ты чего вскочил-то? — поинтересовался он.
—Да муть какая-то снится, — признался Сиверцев. — Все время просыпаюсь в поту…
—То-то ты стонал…
—Стонал? — смутился Сиверцев.Может быть. Что снилось — хоть убей не помню, помню только, что-то страшное.
—Значит, точно будет, — непонятно о чем сказал Псих. — Посидим еще немного и пойдем в подвал, прятаться.
—От кого? — насторожился Сиверцев.
—Не от кого, а от чего, — поправил его Псих. — Выброс будет. И, по-моему, сильный, у меня вся кожа зудит, и под кожей тоже зудит.
—А! — понял Сиверцев. — Вот почему меня кошмары душат! Перед выбросом всегда так. Только раньше не так сильно плющило, честно говоря. Но раз говоришь, сильный будет выброс, тогда понятно.
—По-моему, сильный, — подтвердил Псих. — Тихо сегодня, даже мутанты попрятались.
—Кстати, Саня, — полюбопытствовал Сиверцев.—А тебе-то чего прятаться? Чисто за компанию?
—Не только. Выброс мне не вредит. Но это не значит, что я во время выброса кайфую. Неприятная это хрень и боль во время выброса адская. Даже если спрятаться. А наверху так вообще сознание потерять можно.
—Сознание, — вздохнул Сиверцев. — Там, где ты только сознание потеряешь, остальные просто умрут.
—С этим не спорю, — вздохнул Псих. — Но прятаться буду все равно. Пойдем, скоро уже.
И Псих встал. Сиверцеву ничего не оставалось, как подняться на ноги тоже. По ходу он мучительно вспоминал — видел ли лаз в подвал во время вечернего обхода всего здания. Кажется, не видел.
Оказалось, что попасть в подвал можно только снаружи, а внутрь Псих пошел просто чтобы собрать вещи. Действительно, не оставлять же их сверху, пока сами они будут пережидать выброс!
С противоположной от крыльца стороны здания, на самом углу, в землю вдоль стены заглублялась лесенка на восемь ступенек. Над лесенкой, похоже, собирались соорудить козырек из труб и листового железа, но то ли не успели, то ли сделали, но козырек со временем разрушился — целой осталась только одна секция, непосредственно над дверью. А над лесенкой выжил только каркас из гнутых труб, похожих на водопроводные.
Подвал был заперт, но у Психа имелось дежурное заклинание: из растрескавшейся кладки справа от двери он вынул полкирпича, а внутри, в щели между двумя другими кирпичами, откуда за долгие годы вылущился раствор, нашелся ржавый ключ. Замок тоже был ржавый и скрипучий, но пока работал.
—Сам понимаешь, — прокомментировал свои действия Псих. — Замок этот только от безмозглых мутантов. От большинства людей не поможет.
Подвал был добротный — собственно, его строили именно для защиты от выбросов, чтобы дежурная смена в любой момент могла укрыться, когда кордон еще служил кордоном и разделял Зону от ближайших окрестностей. Стены подвала были раза в четыре толще, чем надземные, да еще, как рассказал Псих, проложенные меж кирпичами просвинцованной тканью в несколько слоев.
—Ну, — пригласил Сиверцева Псих, — располагайся!
В подвале был сухой бетонный пол; такое впечатление, что его постоянно мели — ни пылинки, ни соринки нигде, разве только в углах немного припорошено. А вот в центре — чисто. Практически весь объем подвала занимало одно помещение, только в дальнем углу виднелся отгороженный пятачок с дверью — на вид безусловный сортир. Сиверцев из любопытства взглянул — сортир и оказался. Даже унитаз сохранился, правда от времени пожелтевший и совершенно сухой. В углу за унитазом один на другой были сложены пяток кирпичей, а рядом стояла синяя пластиковая швабра и такое же синее ведро. В свете фонаря все это выглядело достаточно сюрреалистично.
—Лучше устраиваться подальше от стен, — посоветовал Псих, расстилая надутый спальник. Именно расстилая: состоял спальник из отдельных надувных сегментов, чтобы в случае пробоины он не сдулся весь.
Сиверцев таки произвел с утра ревизию в вещмешке и знал, что там имеется пенка, которую он сначала принял за полужесткий каркас самого мешка. Вынул, тоже расстелил, улегся и крякнул с чувством: на надутом спальнике лежалось, определенно удобнее.
Возились и устраивались они еще минут десять. Потом Псих погасил фонарь. Ваня еще некоторое время поудобнее умащивал голову на вещмешке и половчее укрывался курткой. А потом накрыло.
Ощущения были омерзительные — Сиверцева словно выворачивало наизнанку. Туда-сюда, туда-сюда. Как с жуткого перепою, только сильнее, когда одновременно хочется поблевать, погадить и сдохнуть. Наверное, ломка у законченных наркоманов тоже происходит в этом же стиле. Невзирая на самочувствие, Сиверцев умудрялся и на Психа поглядывать — того тоже корежило, плющило и колбасило и со стороны это выглядело довольно неприглядно. Однако Сиверцев не сомневался, что сам выглядит не лучше. В конце концов он свернулся калачиком, сжался, крепко зажмурил глаза и застыл, тихо поскуливая. А потом все закончилось, так же внезапно, как и началось.
Довольно долго оба валялись, блаженствуя. Избавление от мук всегда воспринимается как блаженство, ничего удивительного в этом нет. Отдышавшись, Псих зажег фонарь и поглядел на часы.
—Угадай, сколько длился выброс, — хрипло спросил он.
—Минут десять? — предположил Сиверцев.
—Четыре минуты двадцать шесть секунд.
—Всего-то? — удивился Сиверцев. — Мне казалось, дольше. Псих прокашлялся и уже более-менее нормальным тоном сказал:
—Да оно всегда так. Что-нибудь хорошее — пролетает. Все неприятное — длится и длится, тянется и тянется…
—Согласен. — Сиверцев даже сподобился на метафору. — Десять минут в обнимку с девчушкой и десять минут в кресле у дантиста — это такие разные десять минут, что словами и не передашь…
Ближайшие полчаса ушли на то, чтобы привести мысли в норму и обрести что-то сходное с самочувствием. Псих то и дело поглядывал на старомодные наручные часы, сработанные, наверное, даже не при Брежневе, а еще при Сталине.
—Вот-вот светать начнет, — сообщил Псих зачем-то, словно рассвет в Зоне был вовсе не обязательным явлением. — Надо, наверное, назад перебраться, наверх.
—Зачем? — поинтересовался Сиверцев. — Там все открыто, припрется еще тварь какая-нибудь. Выброс всех перебудил, поди, как раз на охоту повылазят.
—В подвале можем вездеход зевнуть, — объяснил Псих. — А наверху и слышно, и видно.
—Думаешь, так рано явятся? — усомнился Сивер- цев. — Тараненко вообще говорил, что в среду приедут, скорее всего. А сейчас только вторник начался.
—Тараненко спешит, — убежденно сказал Псих. — Он из кожи вон вылезет, чтобы провернуть все пораньше. Поэтому я практически не сомневаюсь, что вездеход появится в ближайшие два часа. И в наших интересах его не проворонить. Так что давай, Ваня, собирай манатки. Спать больше не будем.
Делать нечего, пришлось скатывать пенку и пихать ее в вещмешок. Пенка упиралась, ей не хотелось снова в душную неволю; Сиверцев боролся с ней, как Геракл с гидрой, но все-таки поборол. Затянув горловину мешка Сиверцев встал и надел куртку. Псих тоже уже собрался.
Подвал, как уже говорилось, был довольно просторный, и Псих с Сиверцевым пережидали выброс в самом его центре. От дверей их отделяло добрых метров пятнадцать. И в подвале царила тьма кромешная, а тот факт, что собираясь оба подсвечивали себе фонариками, тьму за пределами освещенного пространства делал только гуще и плотнее.
Сиверцев не ожидал ничего худого, он просто направился ко входной двери, направив луч фонарика на саму дверь, примерно на уровне пояса. Поэтому когда Псих вдруг рявкнул: «Стоп! Замри!», Ваня вздрогнул, но автоматически повиновался — застыл на одной ноге, словно аист в гнезде. Месяцы на заимке, а также частые выходы наружу, за ограждение, многому его научили. Во всяком случае, научили беспрекословно повиноваться более опытным и главное — сначала повиноваться, а потом уж думать и глядеть, что там и как там.
Псих уже стоял рядом с Ваней и зачем-то освещал пол перед дверью. Ване показалось, что свет его фонарика почему-то имеет странный зеленоватый оттенок.
—Что такое? — настороженно справился Сиверцев.
—Холодец, — коротко ответил Псих.
Ваня присмотрелся и наконец-то понял, что это не фонарик Психа светит зеленоватым. Это пол перед выходом сплошь затянут студенистой массой, в которой, как говорили сведущие люди, растворяется даже титан. Холодца было много — наверное, и не перепрыгнуть. К тому же дверь была закрыта на замок и ее сначала нужно было отпереть.
—Во блин! — с досадой произнес Сиверцев. — И как мы теперь? Вброд нельзя же?
—Нельзя. Ботинки сожрет. Не сразу, но минут за пять разлезутся. Зараза, пол тут ровный, никаких углублений, вот он и растекся, не обойдешь!
—Слушай, я в сортире кирпичи видел! — осенило вдруг Сиверцева. — Раз тут ровно, то слой этой дряни совсем тонкий. Перейдем по кирпичам! Псих оживился:
—Дело! Айда!
Они бросили оружие и поклажу посреди подвала и метнулись к дверям сортира. Сиверцев сунулся внутрь, отодвинул швабру с ведром и передал кирпичи Психу, оставшемуся в дверях—два, потом еще два и последний, пятый.
—Швабру тоже бери! — велел Псих. - Не швырять же их, в самом деле? Или разобьются, или, не дай бог, брызнет на нас. Лучше шваброй задвинем куда надо.
—Пластик… — с сомнением протянул Сиверцев. — Съест ее холодец!
-Да и хрен с ней, — фыркнул Псих. — Тоже мне, ценность!
—Может, она для того тут и оставлена, людей выручать!
—Вот и выручит.
—Нас-то выручит, — сказал Сиверцев. — А что после нас? Хоть потоп?
—После нас останутся готовые кирпичи, — усмехнулся Псих. — Не о том ты, Ваня, заботишься. Давай, бери швабру и пошли, время идет. И кирпичи оставшиеся подбери.
Сиверцев вздохнул, покорно взял швабру, два оставшихся кирпича и поспешил за Психом.
—Свети! — велел Псих, отдавая Ване свой фонарик. И Сиверцев стал светить, двумя фонарями с двух рук.
Все пять кирпичей Псих положил на пол за полметра до холодца. Отобрал у Вани швабру и крайний слева аккуратно выдвинул примерно на шаг вперед, в зеленую лужу. Туда же пододвинул и остальные—даже чуть дальше первого. Перекладинка швабры, краем макнувшаяся в холодец, начала покрываться сине-зеленой пеной, поэтому Псих торопился.
Шагнул на первый кирпич и пододвинул остальные четыре. Потом на второй и пододвинул три. При этом он предусмотрительно целился не точно к двери, а чуть правее — дверь открывалась вовнутрь и нужно было оставить ей место, чтобы не уперлась в кирпичи в процессе открывания.
С третьего кирпича Псих уже мог дотянуться до замка — дотянулся, открыл, дернул дверь на себя. Сиверцев опасался, что металл двери коснется холодца и дверь снизу частично будет «съедена», но небольшой зазор между нижней кромкой двери и слоем холодца вроде бы остался. Во всяком случае, пены, как от швабры, видно не было.
Псих, вероятно, ожидал, что холодец разлит и за порогом, потому и взял все кирпичи, сколько было. Так оно и оказалось: вся площадка снаружи перед дверью была залита все той же зеленой массой, вплоть до первой ступеньки.
Кое-как вытолкав один из кирпичей за порог, Псих вернулся в подвал на сухое и бросил швабру прямо на пол. Перекладина к этому моменту уменьшилась в размерах вдвое и кислота продолжала пожирать пластик, превращая его в неопрятную пену с резким химическим запахом.
—Не стой, Ваня, хватаем вещи и ходу! Подвалу все равно каюк, двери и порог выест, а незапирающейся ухоронке грош цена.
Сиверцева не нужно было упрашивать: он вернул фонарик Психу, живо навьючил вещмешок на плечи и схватил автомат.
—Давай вперед! — скомандовал Псих.
Сиверцев повиновался. Чуть раскинув руки в стороны для равновесия он прошел по кирпичам и перепрыгнул на ступеньки. Псих подпирал сзади. Однако, невзирая на спешку и разлитый холодец, он все же закрыл и запер дверь и спрятал ключ в тайник. Сиверцев дожидался его вверху, у начала лесенки.
Под открытым небом уже чувствовалось близкое утро, во всяком случае, фонари смело можно было выключить и прятать, видно было и без них. Псих поднялся по лестнице и поравнялся с Ваней.
—Правильно, что дальше не пошел, — похвалил он. — После выброса сейчас веселуха будет—новых аномалий без счета, в самых неожиданных местах. Холодец нас уже поприветствовал.
—Куда дальше-то? — Ваня попытался вернуть разговор в практическое русло.
—Можно доспать, — пожал плечами Псих. — Только лучше этого не делать. А то зевнем еще вездеход.
—Да куда спать, окстись. — Сиверцев совершенно точно знал, что в ближайшее время все равно не уснет, даже если и заляжет на пенку.
—Правильно.—кивнул Псих.—Тогда можно просто посидеть на крылечке. Или в курилке. Тебе где больше нравится?
—Честно говоря, мне бы больше понравилось в «Ать-два» или в «Вотрубе». Если учесть время — то и родная койка в общаге устроила бы, — мечтательно сказал Сиверцев. — Вот там бы я вопреки всему отрубился!
—Ну, потерпи немного. Сегодня твоя командировочка скорее всего закончится. Сядешь в тараненковский танк — и расслабишься. «А ведь действительно, — сообразил наконец Сиверцев. — Неужели правда? »
Он до того привык к Зоне и к постоянному ощущению близкой опасности, что уже и поверить не мог в реальность возврата к беспечному существованию за ее пределами.
—Это если Тараненко приедет сегодня, — проворчал он вслух. — Что не есть непреложный факт.
—Приедет, никуда не денется, — убежденно сказал Псих. — Помянешь мои слова!
Они прошли к шестиугольной беседочке, в которой когда-то располагалась курилка. Теперь у беседочки заметно просела крыша, а одна из пяти закрытых сторон была проломлена, словно какой-нибудь тупой псевдогигант решил попасть внутрь не со стороны входа, а где придется. В остальных местах даже лавочка уцелела и не сгнила — на ней до сих пор можно было безбоязненно сидеть. Там Псих с Сиверцевым и обосновались.
Сидели они не то чтобы очень долго — минут пятнадцать. Небо на востоке начинало помалу светлеть, далеко в лесу тявкали и перекликались собаки перед утренней охотой. Если бы Сиверцев отчетливо не понимал, что находится в полной опасностей Зоне, утро можно было бы назвать идиллическим.
Псих развалился на лавочке — руки в стороны, на бортик беседки. Расслабленная его поза выглядела обманчиво: Сиверцев знал, что этот товарищ умеет мгновенно переходить из расслабленного состояния в рабочее или боевое. Видели-с…
Вот и сейчас он сидел-сидел, а потом вдруг подобрался, шевельнул головой и приобрел такой вид, словно старательно во что-то вслушивался.
Сиверцев конечно же насторожился, но благоразумно не подавал голоса, просто внимательно следил за Психом.
—Кто-то идет! — прошептал тот. — Оттуда! Он указал на юг, в сторону границы.
—Что делаем ? — тихо отозвался Сиверцев.
—Давай-ка в здание. — Псих уже подхватывал свой рюкзак.
Они вернулись к крыльцу и поднялись. Псих выбрал комнату, из которой была видна и беседка, и дорога за ней. Причем в этой комнате было сразу два окна в двух стенах - одно на беседку, частично даже застекленное, второе в сторону Свалки, без рамы, просто пустой проем.
—Кого ж это черти несут? — риторически вопросил Псих. — Тараненко должен на вездеходе, а эти пешком…
Через несколько минут из-за крайних деревьев, загораживающих дорогу на юге, показались двое. Оба высокие, но один еще и широкий — здоровенный детина, одетый обычным для Зоны образом—камуфляж, легкий шлем, полумаска, ботинки. На шее висит что-то огнестрельное, руки сложены на этом огнестрельном, походный вариант. Второй худощавый, в бесформенном плаще и нахлобученной широкополой шляпе — лицо, небось, и вплотную не разглядишь. Оружия не видно.
Они дошли до места, где от колеи к зданию старого кордона, в котором сейчас прятались Псих с Сиверцевым, отворачивала тропинка. Ненадолго задержались, словно переговаривались и решали — свернуть, не свернуть. И все-таки свернули.
—Ваня, — шепотом произнес Псих. — Будь готов по команде сигать в окно! Сиверцев скрипнул зубами и кивнул.
«Начинается! — с досадой подумал он. — Нет чтобы Тараненко на вездеходе приехал! Тогда точно все приключения завершились бы, сиди себе в вездеходе, дуй хозяйский коньяк…» Но приключения только начинались.
Псих вдруг сделал круглые глаза, словно прислушивался к чему-то внутри себя. А в следующий момент лицо у него сделалось непонимающее и испуганное.
—Что такое? — испуганно спросил Сиверцев.
-Мутанты, — прошептал Псих чуть ли не обречен- но. — Много! Идут сюда. Только что никого не было — и тут р-раз!
—Откуда идут? — Сиверцев пытался мыслить рационально. Раз идут, надо понять откуда и драпать в противоположном направлении, что тут думать?
-Отовсюду! Кольцом!
- Саня! — Сиверцев схватил Психа за плечи. — Нука встряхнись! Что за мандраж? Тикать надо! Давай, включай чутье, куда бечь?
Псих грустно взглянул сначала на Сиверцева, потом на оконный проем, который без рамы.
-Поздно, — выдохнул он почти обреченно.
Ваня рывком обернулся. Снаружи в оконный проем заглядывал долговязый жлобина с вытянутой, как дыня, головой, а около рта болталась неприятного вида борода из толстых кальмарьих щупалец. И это был не полудохлый кровосос-подросток, какого они с Психом встретили в первый день у забора Свалки. Это был крупный взрослый кровосос, сильный и злой.
Зато над высоченным лбом кровососа, примерно на полпути к темени, отчетливо виднелось небольшое, только палец просунуть, отверстие, темное от запекшейся вокруг него крови. А еще боковым зрением Сиверцев засек кого-то в дверном проеме.
«Вот тебе и хваленое чутье, — неожиданно спокойно подумал Сиверцев о способностях Психа. — Подвело таки».
—Эй, вы, внутри! — донеслось с улицы. — Выходите! И без фокусов!
Сиверцев в последней надежде взглянул на Психа, надеясь, что тот, как обычно, что-нибудь придумает и тут же учудит. Но тот покорно встал и грустно произнес:
—Пойдем, Ваня! Кажется, отбегали мы свое.
«Как же так? — Сиверцев все не мог поверить, что Псих просто так, без боя, будет сдаваться. — Что значит — отбегали?» Но делать нечего — встал и направился за Психом.
В коридорчике поджидали два типа—с виду сталкеры, но почему-то без шлемов, неопрятные какие-то и очень уж пахучие. И вдобавок — застывшие, без выражений на лицах, с пустыми глазами и, кажется, все с теми же фистулами в головах — насчет последнего Ваня только предполагал, потому что внимательнее разглядеть ему не хватало роста.
Двое пришлых поджидали в беседке. Вокруг беседки тоже было не пусто, Сиверцев даже испугался сначала. Еще несколько типов с разномастной огнестрелкой и без, пара псевдогигантов, три кровососа, целая свора слепышей, несколько чернобыльцев, несколько мерзейшего вида карликов, кабан и пяток тварей, которых Сиверцев опознать не смог. И у всех, просто у всех в головах дыры разной степени окровавленности.
И у Психа, и у Сиверцева почему-то не стали отбирать автоматы, так что теоретически оба могли открыть пальбу, но вряд ли это облегчило бы их участь — противник просто задавил бы числом.
Псих шел к беседке. Сиверцев за ним. Из-за спины Психа Ваня толком не мог разглядеть тех, кто сидел в беседке, да и зоопарк вокруг нее волей-неволей отвлекал, притягивал взгляд. Поэтому только внутри, когда Псих оказался не впереди, а рядом, Сиверцев сумел рассмотреть хозяев зоопарка.
Об одном сказать было нечего—плащ, да шляпа, лица, как Сиверцев и предполагал, не видно. Зато второго Ваня узнал без труда. И реально офигел. Это был Покатилов.