Geum.ru

Владимир Васильев Дети дупликатора

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
Глава тринадцатая


Два дня Псих и Сиверцев «ленились» и пьянствовали. На третий Сиверцев решил: хватит. Тем более Псих как раз нарыл в захламленном столе результаты секвенирования, на которые Ване очень хотелось взглянуть. Да и перед завтрашним выходом неплохо бы прочистить мозги и организм. Скорее всего Тараненко появится не завтра, а только послезавтра, но все равно следующим утром придется тащиться в условленное место и выглядывать вездеход. Поэтому Сиверцев вплотную принялся за результаты, пока Псих досыпал.

Во-первых, Ваня немного удивился: Синоптики проанализировали Психу только ядерную ДНК, а митохондриальную почему-то не стали, хотя эта процедура считается более простой. Вот был бы фокус, если бы м-ДНК у Психа восходили не к условной митохондриальной Еве, как у всех людей, а куда-нибудь в сторону! Сиверцев проглядывал голографические изображения хромосом, непривычно многохвостые, с картированием всех генов. В общем и целом Псих, объясняя свою необычную природу на словах, говорил все верно. Но кто, как и зачем настолько тонко и сильно вмешался в его геном? Безусловно, Психу это давало бездну преимуществ перед обычными людьми. И, скорее всего, он был прав, когда задумывался — а не копия ли он настоящего человека Александра Солодухина? Скорее всего, этот человек давно умер, а его сознание каким-то образом было перенесено в новое, практически суперменское тело, которому нипочем радиация и болезни, которое либо не стареет вообще, либо стареет настолько медленно, что это практически незаметно, которое монстры Зоны не считают добычей и потому не трогают… Естественно, Сиверцев не мог знать как именно все это реализовано.Но если принять основное фантастическое допущение как данность, все остальное легко объяснялось в рамках сегодняшней науки и здравого смысла. Зона еще и не такое вытворяла.

В общем, когда часам к одиннадцати утра Псих проснулся, Ваня так ему и объявил: мол, я, цитолог Иван Сиверцев, склонен считать все, что ты мне по пути сюда наговорил, правдой.

Сиверцев, наверное, долго еще трепался бы на милую его душе тему, однако Псих, едва выполз из спальни в центральный зал, первым делом запустил ноутбук и поглядел чего кажут наружные камеры. И трепаться Сиверцеву резко расхотелось.

Прямо напротив входа в схрон, метрах примерно в полуста от него, у относительно целого и вертикального фрагмента агропромовского забора загорали трое парней. Загорали в переносном, разумеется, смысле. На деле они развели костерок, подвесили над ним закопченный чайник и сейчас сидели спинами к забору в ожидании пока закипит вода. Даже при максимальном увеличении подробности были неважно различимы, но вообще Сиверцеву показалось, что снаряжение у них разномастное и не слишком годное для Зоны. К примеру, рюкзаку одного из них был кричащего ярко-оранжевого цвета, второй был облачен в не менее кричащую ядовито-зеленую куртку-дутыш.

—Это что еще за зоопарк? — удивился Псих, глядя на экран.

—Наверное, прохожие, — осторожно предположил Сиверцев. — Присели на пенек в надежде сожрать пирожок…

—С таким прикидом скорее их самих сожрут,—неодобрительно процедил Псих. — Новички, что ли? Чечако?

Сиверцев про себя отметил, что Джека Лондона его нынешний напарник, по крайней мере, читал.

—Уж на что я новичок, — вздохнул Сиверцев, — но эти, видать, еще хлеще!

Некоторое время Псих глядел на них молча и насупившись. Потом кашлянул и сказал:

—Турнуть их надо бы. Только внимание к нам привлекут.

Сиверцев удивился: вход в схрон показался ему неприступным, о чем он и сообщил Психу, но тот имел в виду совершенно иное. Тишины и скрытности хотел Псих, а три балбеса способны были приманить кого угодно, от своры зомби до бандитов из трущоб. И поди еще угадай — кто лучше. В любой момент Психу с Ваней может понадобиться срочно покинуть схрон. А выходить при посторонних Псих не желал категорически.

—Придется турнуть их, — ворчал Псих. — Соберут они тут толпень, ой соберут…

—Ну, хорошо, — согласился Сиверцев.—Давай турнем. Только как? Выйти и сказать, что это частная территория?

—Да какая тут, к бесу, территория! Пугнуть их надо, да и все. Ладно, сиди, я сейчас. Псих встал и застыл — задумался.

—Знаешь, нет, — сказал он чуть погодя. — Давай-ка ты тоже собирайся. Совсем собирайся, словно мы уходим. Так оно вернее.

Поскольку сидеть в схроне без дела Сиверцеву давно надоело, упрашивать его не пришлось: сгреб голограммы с генами Психа в стопку и спрятал в ящик стола. Оделся. Обулся. Навьючил вещмешок. Повесил на шею автомат.

Псих деловито совал в свой рюкзачок плоские натовские рационы в зеленых упаковках. Минут через пять Псих обернулся к Сиверцеву:

—Ну, что? Готов?

—Вроде, да.

Псих поморщился - наверное, ему не понравилось это неопределенное «вроде», но вслух выговаривать Сиверцеву он не стал. Вместо этого сходил отключил и спрятал ноутбук.

У внутренней двери на притолоке висел маленький колокольчик в виде черепашьего панциря. Перед тем как открыть дверь, Псих потянулся к веревочке и коротко дилинькнул. Сиверцев вспомнил этот звук — когда входили, тоже дилинькало. Вероятно это был какой-то ритуал, типа, на счастье. Псих запирал двери тщательно и без суеты. Что внешние, что внутренние.

Когда они вышли из схрона, стало видно, что троица у забора хлопочет у костра и Психа с Сиверцевым попросту не замечает. Псих выразительно приложил палец к губам, сунул ключ-карту в считыватель меж плитами, блокируя замки в закрытом состоянии, а потом сцапал Сиверцева за рукав и потащил прочь от внешних мегадверей.

Они спрятались за холмиком, под которым располагался схрон, а парни у забора так ничего и не заметили— уселись пить чай. Или что они там пили? Сиверцев пошевелил ноздрями и к немалому изумлению уловил слабый аромат кофе.

«Ну и ну!—изумился он.—С такого расстояния унюхать кофе? Вот это я даю! Может, ветер удачный? »

Но ветра, похоже, не было совсем — дым от костра поднимался в серое небо практически отвесно.

Вообще после почти трех суток взаперти все чувства обострились. Помимо аромата кофе Сиверцев улавливал отчетливые запахи травы, земли, слышал множество звуков, да и на взгляд сама Зона, обычно тусклая и невыразительная, сейчас выглядела чуть ли не празднично. Особенно если взглянуть на оранжевый рюкзак и ультразеленую куртку.

—Ну, чего?—вопросительно прошептал Сиверцев. — Будешь пугать?

—Погоди-ка, — так же тихо отозвался Псих. — Кажется, эти орлы не только нас заинтересовали! Сиверцев глянул—и обомлел.

Точно над кофеманами над забором показалась чья-то голова. Человеческая, не монстр какой-нибудь. Кто-то по ту сторону забора уцепился за край, подтянулся и сейчас разглядывал отдыхающую троицу сверху.

—Знаешь, кто это? — прошептал Псих. — Покатиловский охранник! Мы их во второй день у входа в схрон видели.

—Значит они никуда не ушли, здесь сидят, — отозвался Сиверцев. — Ждут чего-то!

—Нас они ждут, Ваня, не тешь себя напрасными надеждами! Точнее, не нас ждут, а меня.

—Так что, зря вылазили?

—Не зря! Если нас никто не заметил — самое время убраться отсюда подобру-поздорову. А заметили нас или нет мы сейчас и выясним.

Человек с забора исчез. Наверное, увидел все, что хотел и сейчас готовился либо обрушиться на кофеманов сверху, либо обойти забор и приблизиться вдоль него снаружи, либо просто тихо слинять, так и не обозначив собственного присутствия.

Холмик очень удачно скрывал Психа с Сиверцевым от всего Агропрома, но стоит им просто отойти от холмика — оба будут видны всем, это понимал даже ученый - цитолог, не шибко искушенный во всяческих казаках- разбойниках для взрослых. Тем интереснее было поглядеть — что же придумает хитрюга Псих.

А тут как раз и события начали развиваться: слева из старого пролома в ограде вышел один из покатиловских—худощавый, а справа через забор перемахнул тот, который недавно выглядывал — крепыш. Поскольку теперь охранники не крылись, их заметили даже беспечные кофеманы. Засуетились, побросали кружки, попытались схватиться за оружие, но было уже поздно: худощавый и крепыш моментально оказались даже не рядом, а просто среди них и незадачливая троица мигом была приперта к забору с поднятыми руками. Худощавый держал их на стволе, крепыш принялся рыться в вещах, предварительно отбросив трофейное оружие чуть в сторону. Параллельно он что-то старательно внушал застигнутым врасплох кофеманам, но Сиверцев разбирал только отдельные, громче всего произносимые слова.

По всей видимости, ничего ценного крепыш не обнаружил — либо, если его целью не был банальный грабеж, не нашел ничего такого, что встревожило бы или хотя бы насторожило покатиловскую охрану. Незадачливые ходоки в Зону, скорее всего, были именно теми, кем и выглядели — чечако, как удачно выразился Псих. То есть, новичками-простофилями. Оранжевый рюкзак и зеленая куртка посреди окружающей серости выглядели призывными фонариками во тьме. Вероятнее всего, именно это и не нравилось покатиловской охране—тем тоже ни к чему была лишняя реклама, как и Психу с Сиверцевым, а если долго и настойчиво мигать в ночи фонариком, непременно явится кто-нибудь голодный и неприятный. Так оно, наверняка, и обстояло, поскольку после очередной фразы крепыша троица чечако вдруг одновременно опустила руки и засуетилась у вещей и у костра — торопливо подбирали вынутое, как попало запихивали в поклажу, а потом похватали оружие и трусцой ломанулись в сторону Свалки. Последним бежал обладатель зеленой куртки — на одном плече неловко накинутый и постоянно сползающий рюкзак, в этой же руке то ли автомат, то ли винтовка без магазина, в другой—чайник. Зрелище было довольно комичное, но Сиверцеву почему-то было совсем не смешно.

—Не высовывайся, — еле слышно прошептал Псих, сползая чуть ниже по склону. Сиверцев тоже по-рачьи попятился и старательно вжался лицом в траву.

Крепыш тем временем переговаривался с худощавым, но Сиверцев все так же не мог разобрать ни слова — на этот раз потому, что предательски заколотилось сердце и в ушах отдавался главным образом пульс.

Пролежали они, по ощущениям Сиверцева, меньше минуты. Разговор охранников в какой-то момент стих и Ваня уже было подумал, что они убрались в свою ухоронку, но тут в его голову сверху уперлось что-то твердое и кто-то громко и отчетливо произнес:

-Ку-ку!

Сиверцев рефлекторно попытался поднять голову, но ему не позволили — ствол (а в затылок ему упирался именно ствол), прижал Ваню к грунту. Мгновением позже правая рука Сиверцева перестала осязать «калаш» — его отобрали.

Давление на затылок исчезло. Сиверцев поспешил приподнять голову: над ними с Психом стоял охранник-крепыш. В руках он держал незнакомый Сиверцеву модерновый автомат, но не такой пугающий и навороченный, как у Филиппыча- попроще, без всяких подствольников и лазерных целеуказателей, а оба «калаша» висели у крепыша на сгибе локтя. Стало быть, Псих тоже безоружен.

—Ме-е-едленно встаем! Сиверцев повиновался: с четверенек сначала встал на колени, потом в рост.

—И ручки, ручки держим на виду! — продолжал командовать крепыш.

Второй охранник, который худощавый, с точно таким же автоматом стоял чуть поодаль, у подножия холма.

Псих, разведя полусогнутые руки в стороны и удерживая их на уровне плеч, медленно пошел к худощавому. Сиверцев, скопировав положение рук, направился следом, а крепыш выдержал дистанцию метра в четыре и только потом начал спускаться.

—От они, голубцы, видал, Налим? — обратился крепыш к худощавому. — Не зря Оцеола схроном интересовался: в нем они и сидели!

Худощавый Налим что-то неопределенно промурчал в ответ. Псих подошел к нему почти вплотную, разве только животом в ствол автомата не уперся.

А потом произошло нечто странное. Очень быстро, почти мгновенно. Сознание Сиверцева попросту не успело за событиями.

Сначала Ваню пихнули в грудь — кажется, это сделал Псих, но до конца Сиверцев не мог быть в этом уверен, потому что в этот самый момент повернул голову и покосился на крепыша. А полусекундой позже Ваня обрушился на крепыша всем весом. Тот довольно легко сбил Ваню на землю, но при этом уронил оба трофейных «калаша». Сиверцев рухнул на траву, почти плашмя; позади гулко грянул выстрел, а потом кто-то сдавленно охнул, словно ему от души засадили под дых на вдохе. Кажется, охал худощавый.

Ваня как мог быстро перевернулся и пригляделся: действительно, худощавый валялся на траве, и как раз в этот момент Псих ногой отшвыривал его автомат подальше. Практически одновременно с этим крепыш сделал молниеносный выпад и зацепил Психа своим автоматом, но, видимо, в последнее мгновение Псих чуть сместился, поэтому крепыш не устоял и неловко повалился набок. Однако он словно бы собрался в комок, легко и пружинисто, и в следующий момент, на обратном ходе вскочил. Автомат по-прежнему был при нем, но теперь в неудобном положении — крепыш держал оружие левой рукой за цевье и чтобы выстрелить ему требовалось перехватить его второй рукой.

Перед крепышом стоял Псих, безоружный—он тоже моментально вскочил на обе ноги, хотя совсем недавно стоял на одном колене.

Псих сделал выпад — крепыш увернулся. Второй — крепыш снова увернулся, а потом молниеносно ответил, но Псих в свою очередь ловко отскочил.

Тут Ваня сообразил, что должен как-то помочь Психу. Но как? Взгляд сам собой зацепился за валяющиеся «калаши». Оба были без магазинов —крепыш их в самом начале предусмотрительно отсоединил и отбросил куда-то в сторону. Сердце у Сиверцева колотилось, словно у марафонца перед финишем. Он подобрался, как был, в горизонтали, чуть сместился к автоматам и, схватив ближний из них за ствол, прямо из положения на корточках распрямился, одновременно замахиваясь, а затем с воплем обрушил автомат на голову крепышу.

В последний момент тот отследил движение и дернулся чуть в сторону, но Ваня все равно угодил ему оттопыренным штырем затвора прямо в висок. Он специально не целился—просто так получилось и так лег в руки ствол «калаша». Секундой позже крепышу добавил Псих — в шею, что ли, Сиверцев толком не рассмотрел. Крепыш обмяк и мешком осел на траву, так и не выпустив из рук цевье своего автомата.

Псих тотчас метнулся к худощавому, который тяжело ворочался на земле, пытаясь встать. Короткий тычок—и худощавый перестал ворочаться.

—Бегом, Ваня! — рявкнул Псих, в движении поправляя лямки рюкзака, а через пару шагов нагибаясь за своим автоматом. — Ходу!

У Сиверцева автомат был уже в руках, поэтому он его только перехватил поудобнее и на плохо гнущихся ногах последовал за Психом.

Через несколько шагов он увидел магазин от «калаша», почему-то один, и рискнул потерять секунду, но подобрал его.

Псих обежал холмик справа и рванул вдоль агропромовского забора на север, а когда забор завернулся к западу, направился туда же. Сиверцев изо всех сил старался не отставать.

Территорию Агропрома они обогнули с севера. Псих продолжал бежать на запад, к невидимой отсюда реке, феноменальным своим чутьем выбирая безопасную дорогу. Сиверцев быстро запыхался, но сцепил зубы и зациклился на одной единственной мысли: «Не отставать! Не отставать!»

Так они неслись минут десять. Псих иногда оглядывался, но от Агропрома за ними никто гнался, поэтому помимо воли бег их начал замедляться. А когда Псих с Ваней нырнули в перелесок, первый из многих, и вовсе перешли на шаг.

Вдоль реки растительность была не в пример пышнее, чем на пустошах вокруг Агропрома. И этому факту оба сейчас очень радовались.

Однако радость Сиверцева была с горьким привкусом: только сейчас он сообразил, что охранники-то покатиловские. А Покатилов, в общем-то, считает его своим человеком. Стало быть, подчинившись звериным инстинктам (напали — надо обороняться) Сиверцев выступил против Покатилова. И что теперь делать? Покатилов точно не погладит за такое по головке.

—И куда мы дальше? — угрюмо поинтересовался он у Психа.

—Обойдем Болото, — ответил Псих, — и выйдем к старому кордону. Там и заночуем. А с утра уже и вездеход выглядывать можно.

—А разве с этой стороны можно обойти Болото? — усомнился Сиверцев.

—Можно. Если переправиться через реку. За рекой нас искать точно не будут. А если и будут—в чистом виде концы в воду, никаких следов… Стоп, Ваня!

Сиверцев машинально встал. Раньше, чем сообразил мозгами—на рефлексе. Вопросительно поглядел на Психа.

—Ничего впереди не видишь?—поинтересовался тот.

Сиверцев пригляделся. Прямо по ходу меж деревьев действительно угадывалось что-то такое эфемерное, словно прогретый воздух дрожал над землей в жаркий день. Но день был обычный, апрельский, а в Зоне даже летом не бывает настоящей жары.

—Аномалия? — спросил Сиверцев, практически не сомневаясь в ответе.

—Угу. Трамплинчик. Уже на издыхании, но еще вполне живой. Земля около аномалии в нескольких местах была отчетливо-бурая.

—Обходим! — Псих отклонился вправо и принялся обходить трамплин прямо через кусты.

«Что бы я без него делал? — подумал Сиверцев с легкой грустью. — Ведь вляпался бы сослепу прямо туда, в это еле заметное дрожание, точно вляпался бы!»

Только с некоторым запозданием Сиверцев внезапно сообразил, что не встреться Псих команде Тараненко в «Рентгенах», сам Ваня сейчас благополучно пребывал бы в городке, на реабилитации, скорее всего потягивал бы пиво в каком-нибудь баре и знать не знал бы ни о каких трамплинах посреди мрачного леса.

Тот факт, что подсознательно он уже не мыслил себя отдельно от Зоны, Сиверцева огорчил и немного насторожил.

«Вот так она людей и сжирает,-философски подумал Сиверцев, старательно вышагивая за Психом, след в след. — По крупинке каждый день. Через месяц-другой глядь — а ты уже не себе принадлежишь, а ей…»

Один перелесок, второй. Псих уверенно выбирал дорогу, правда сейчас сильно отклонился к северу, хотя Болото вообще-то лежало в противоположной стороне, на юге. Но Сиверцев не удивлялся: раз идет туда—значит так надо.

А потом с очередного лесистого пригорочка открылась влажно поблескивающая лента реки. Вода в ней казалась почти черной, но это, наверное, только сверху и издалека. Сиверцев подозревал, что стоит подойти ближе, как тут же все в очередной раз изменится.

Псих действительно знал куда вел: чуть правее пригорочка река завивалась петлей, в этой излучине притаился небольшой песчаный пляжик, перед которым на воде желтели два бревенчатых плота, почему-то с мачтами.

—Гляди-ка! — приободрился Псих.—Живы еще плотики! Почитай, год, как я в этих местах не появлялся, а они все такие же! И он принялся спускаться с пригорочка к пляжу.

Противоположный берег напротив пляжа был довольно высокий — наверное, метра два от уровня воды, как это обычно и бывает с внешним берегом речной излучины. Но присмотреть место и взобраться туда, несомненно, можно, даже с плота и даже если у берега глубоко. А по идее там и должно быть глубоко.

На последних метрах перед водой Псих замедлился и принялся разглядывать пятачок пляжа. Вообще он совсем не был похож на настоящие морские песчаные пляжи, и к тому же при ближайшем рассмотрении оказался вообще не песчаным, а земляным, только земля была не черно-серая, как везде вокруг, а желтоватая, похожая на глину. И трава на этом пятачке совсем не росла, хотя вокруг пляжика ее было предостаточно, да и в воде у берега торчали высокие, в рост человека, стебли камыша. Сиверцев тоже пригляделся: ему стало интересно — что же там высматривает Псих.

Сейчас глина у воды была совершенно сухой, но, ясное дело, иногда случалось и обратное. После дождей, к примеру. И у воды, что естественно, Отпечатывались следы местных обитателей. По краю пляжика отчетливо просматривались несколько цепочек собачьих следов; поверх них виднелись конические ямки, словно кто-то вонзал в глину тонкие деревянные колышки. Сначала Сиверцев не мог понять - кто оставил эти странные следы? Потом догадался: псевдоплоть. Копытцами своими крабьими. Видимо, зверушки часто наведывались к этому пляжику на водопой.

А вот в правой части пляжика следы были посерьезнее. Словно из воды выволокли бревно, или даже лодку. Только по бокам от бревна или лодки виднелись четкие отпечатки лап, да вдобавок в нескольких местах словно расческой по грязи провели — Сиверцев разглядел перед каждым отпечатком по семь узких параллельных борозд. Вероятнее всего, это были следы когтей. А что их семь, а не пять — так Чернобыль же…

—Ого! — не сдержался Ваня и присвистнул. — Тут и крокодилы водятся?

—Крокодилы, не крокодилы, — вздохнул Псих, — а сволочи преизрядные. Много в свое время народу перекушали.

Крокодилов Сиверцев помянул, безусловно, зря: ярко выраженных когтей у этих рептилий точно нет. Однако остальные следы соответствуют—брюхом по земле, лапы сбоку…

Псих понаблюдал еще немного и что-то тихо и неразборчиво пробормотал. А потом обратился к Сиверцеву:

—Слушай сюда, Ваня, и запоминай. Эти сволочи больше активны ночью, но, бывает, и днем выныривают. Поэтому шуметь и плескать по воде не рекомендуется. Отходим вообще по-тихому—оттолкнемся посильнее, и дрейфуем по инерции. Тем более, приставать нам все равно ниже по течению, там берег не такой высокий. В общем, садимся в центр плота, шест в руки, и никаких телодвижений. Не только резких, вообще никаких. Толь- ко в самом крайнем случае я шестом подгребу малёхо.

—Шестом? — удивился Сиверцев. — Подгребешь?

—А что тут такого? — в свою очередь удивился Псих. Сиверцев пожал плечами:

—Гребут обычно веслом.

—Ты видишь тут весло?

Ваня огляделся — действительно, весел в округе не наблюдалось, но, с другой стороны, ничего похожего на шесты он тоже не увидел.

—Короче, сиди и не дергайся, а что жопа будет мокрая — так это терпимо, — подытожил Псих. —Главное, что целая! Все, пошли!

Он решительно вошел в воду, причем сделал это почти бесшумно, без плеска, и взобрался на дальний плот. Сиверцев тоже вошел в воду — она оказалась пронзительно-холодной, ноги заломило даже сквозь обувь и одежду. Хорошо хоть глубоко заходить не понадобилось — вода дошла Сиверцеву лишь до середины икр, а потом он ступил коленом на бревна, выдернул вторую ногу из вязкого ила и оказался на плоту.

Плот, если описывать очень грубо, был пятиугольным: центральные бревна были самими длинными, соседние с ними покороче, дальше еще короче — словом, у плота имелось некое подобие острого носа, в то время как корма была ровная. То, что Сиверцев сначала принял за мачту, на деле оказалось шестом, вогнанным в илистое дно через небольшое рубленное отверстие почти в центре плота — чуть ближе к носу. Одновременно и якорь, и швартов.

—Садись! — скомандовал Псих. Сиверцев послушно уселся по-турецки. Задница действительно мгновенно намокла.

Псих тем временем в несколько приемов выдернул шест, уперся им в дно правее плота и сильно оттолкнулся. Плот ощутимо колыхнуло и плавание началось.

Псих тоже уселся, положив шест себе на бедра. Сиверцев с опаской обернулся и поглядел на пляжик, который неожиданно быстро отдалялся. Плот дрейфовал не поперек реки, а в большей степени вдоль ее, по течению. Но и до покинутой суши расстояние все увеличивалось и увеличивалось. Постепенно плот закрутило и Сиверцев оказался обращен лицом к берегу, от которого они недавно отвалили — вон и поросший лесом пригорочек замечательно виден, откуда они с Психом совсем недавно любовались видом на реку. Еще пару минут — и плот уже движется кормой вперед. Но нужный берег, вроде бы, приближается.

—Ваня, — тихо произнес Псих. — Сиди не вставай! Что бы не случилось! «Ладно,—недоуменно подумал Сиверцев. — Не буду вставать. Я и не собирался…»

И тут плот вздрогнул. Сначала Сиверцеву показалось, что бревна просто чиркнули по дну, но вода оставалась темной и никакого дна сквозь ее толщу не просматривалось. А у берега дно, цока воду не замутили, было видно вполне отчетливо — Сиверцев запомнил.

Псих, неподвижно, словно изваяние, сидел чуть впереди Сиверцева. А плот вздрогнул вторично.

Кто-то там, под водой касался бревен. Тыкался в них тупой и несомненно зубастой мордой. Тот самый обладатель лап с семью огромными когтями — кто ж еще?

Плот продолжал плыть по течению, только перестал закручиваться в прежнюю сторону, шел почти точно носом вперед.

Вроде бы тычки снизу прекратились. Но спустя некоторое время чуть правее плота из воды ненадолго показалась спина какого-то крупного существа. Точно так же из воды выныривали продышаться самые обычные дельфины — Сиверцев когда-то видел их с теплохода в Черном море. Только нынешнее существо не имело спинного плавника, было минимум раз в десять крупнее любого из черноморских дельфинов и спину выставило совершенно беззвучно, без характерного дельфиньего выдоха. Спина была широкая, лоснящаяся, темная с прозеленью, словно ил в стоячем пруду. Вода скатывалась с нее крупными округлыми каплями.

Неизвестная зверюга мелькнула у поверхности — и снова ушла под воду. Сиверцев сидел ни жив, ни мертв — способность двигаться временно оставила его, но это было, пожалуй, и к лучшему.

Минут пять-семь они сидели наподобие памятников самим себе. До западного берега реки оставалось метров пятьдесят, река начала изгибаться в другую сторону, а течение несло плот мимо удобного и низкого места, чем-то неуловимо напоминающего пляжик, с которого они отправились. Вон, и плоты приколотые шестами ко дну виднеются, целых три.

Псих наконец решился, шевельнул шестом и действительно принялся осторожненько подгребать слева от плота. Веслом, разумеется, было бы удобнее, но и так результат не замедлил сказаться: плот заметно отклонился к нужному месту. Псих старался грести тихонько, без плеска, и это у него неплохо получалось.

Когда до суши осталось метров десять, а скорость ощутимо упала, поскольку плот выбрался из основного течения, Псих осторожно встал на ноги и немного постоял на плоту во весь рост. Потом вертикально окунул шест в воду, пытаясь нащупать дно. Не нащупал, поэтому погреб еще немного и попробовал снова — на этот раз удачно. Уперся в дно, пару раз толкнулся и наконец-то вывел плот на настоящее мелководье — теперь дно прекрасно просматривалось, не то что на стремнине.

—Финита, — объявил Псих деревянным голосом и с силой вогнал шест в дырку у центра плота.

Сиверцев, сам не свой, с трудом поднялся на задеревеневшие ноги — для этого ему сначала пришлось встать на четвереньки. Уже на берегу, осипшим голосом он обратился к Психу:

—Саня! Кто это был? Тот бесстрастно ответил:

—Вообще-то ты уже интересовался, еще на том берегу. И я тебе ответил. Зверь какой-то местный. Монстр. Их тут порядочно расплодилось, оттого и переправой давно уже никто не пользуется. Странно, что плоты не сгнили.

—И ты, зная обо всем, потащил меня через реку? — устало поинтересовался Сиверцев.

—А что нам оставалось? И, потом, я-то переправой иногда все - таки пользуюсь, и меня они никогда не трогают. Видишь, ты вел себя смирно — и тебя не тронули. Но вообще-то без меня повторять переправу не советую. Если днем всплывет хоть один — стопудово перевернет плот и схрупает тебя за милую душу.

Сиверцеву хотелось грязно и длинно выругаться, но не осталось душевных сил — слишком уж даванула на психику гигантская зверюга в реке.

А Псих как ни в чем не бывало снял ботинки, вытряхнул из них просочившуюся воду, отжал носки и снова обулся. Он взглянул на Сиверцева снизу вверх и призывно качнул головой:

—Давай тоже, чего стоишь? Отойдем от реки, сделаем привал, с костерком, как положено. Обсохнем и все такое. Здесь не резон — с того берега засекут в момент Покатиловская охрана давно очухалась и, ручаюсь, рвет и мечет. А вернее всего — уже вовсю спешит по следу сюда же, к реке. Так что давай, наука, сливай воду, обувайся и потопали.

Сиверцев последовал его примеру: снял ботинки, потряс их и отставил; отжал, а затем с отвращением натянул мокрые носки, поверх — мокрые ботинки и встал. Чтобы двинуться с места ему потребовалось собрать в кулак всю волю — всю, сколько было.

«Ну, что? — подумал он зло. — Кажется, Ваня, ты начал нюхать Зону всерьез, а не из-за забора заимки».

От реки они отошли недалеко, не больше полукилометра. Этот берег был повыше противоположного, поэтому болот здесь не было. Холмистая, поросшая кустарником местность. Пока идешь — видно тебя далеко, чуть присел—и все, никто не заметит. В таких вот кустах Псих и решил сделать привал.

Развели костерок, принялись сушиться. От штанов и подвешенных на веточке носков быстро пошел пар. Сиверцев, хлюпая носом, держал у костра ботинки, чтоб внутренность быстрее высохла. Псих над ним посмеивался — сам-то он сначала вырубил два колышка, забил их в землю у костра и уже на них надел сами ботинки — подошвами вверх, понятное дело. Ваня похлопал глазами, пробурчал: «Умно!» и сделал так же. Заодно и остатки воды вытекут.

—Побыстрее бы носки высохли, — вздохнул Сиверцев, отгоняя от босых ног комарье.

—А у тебя смены нет, что ли? — отозвался Псих. Он уже с полминуты целеустремленно копался в рюкзаке. — Как же ты собирался?

—Хм! — задумался Сиверцев. Откровенно говоря, он не особо и рассматривал то, что ему вручил Забиран перед выходом. Броник, комбез и шлем он надел в первые же минуты, а вот содержимое вещмешка, выданное вояками, так и лежало в пакете без движения.

Ваня глянул и сразу нашел то, что нужно — носков нашлось аж три пары. Кроме того, обнаружилась смена нательного белья, мыло, зубная щетка и паста и три одноразовых станочка для бритья.

—Ну, ё-моё! — выдохнул Сиверцев с легкой досадой. — Зря я тебя на раритет ограбил. Оказывается, есть у меня зубная щетка! И паста есть. Псих только головой покачал:

—Ну ты даешь, хлопче! Сам не знаешь, что за плечами таскаешь?

—Да мне вояки что-то выдали, а что — я и поглядеть не успел. Сверху сухпай и вода, а глубже я не рылся. Как-то не до того было.

—Мы же два дня в схроне сиднем сидели! —не успокаивался Псих.— Времени было — вагон!

—Да отвлек ты меня своей «Массандрой», — признался и покаялся Сиверцев. — А как первая бутылка ушла, я обо всем и думать забыл. Блин, как алкаш какой-нибудь, стыдно признаться. Вроде бы и не особо долго в Зоне сидел, да и не на сухую… Правда, на заимке народ спиртягу в основном хлещет, причем не всегда разведенку.

—А тут «Массандра»!—хохотнул Псих.- понимаю. Но ты бы все-таки сделал ревизию припасам, а то будешь помирать и ни сном, ни духом, что за плечами спасение имеется. Псих натянул сухие носки и слегка пошевелил пальцами ног.

—Эх, — сокрушенно вздохнул он. — Сапоги с портянками лучше, честное слово! Ноги не так устают.

Сиверцев недоверчиво покосился на Психа. Сам он сапоги в последний раз надевал в глубоком детстве — резиновые, по лужам бродить. И, понятное дело, не с портянками. Портянок Ваня не то что никогда не носил — даже и не видел ни разу. И вообще, этот давно вышедший из обихода предмет туалета для Сиверцева был чем-то сродни лыковым лаптям или ветхозаветному кокошнику. Что-то такое русское, но принадлежащее ко временам бояр, смуты и крепостного права.

—Как-то слабо верится, что лучше, — усомнился Сиверцев. — Небось, ноги натереть — минутное дело.

—Да щаз! — возразил Псих. — Как раз наоборот. Я за два года по жарище ни единой мозоли не заработал! А были олухи, кто пытался носки носить — мозоли за два часа, грибок за неделю. Правда, у меня почти все время сапоги хорошие были, яловые, но и в кирзачах я первые полгода не помер.

Сиверцев подумал и не стал спорить. Мало ли ? Вдруг и правда. Не зря же эти самые портянки народ несколько столетий носил и не жаловался. Да и Псих за время, проведенное рядом, не показался любителем приврать. Обычно все, что он говорил, оказывалось правдой и быстро подтверждалось.

Пока ботинки окончательно подсыхали, Псих выудил из рюкзачка банку гречневой каши с мясом, вскрыл ее, зачерпнул пару ложек и протянул Сиверцеву.

—Держи! Чего-то пузо подвело. Сейчас в два жала баночку схомячим, и до вечера жить можно.

Возражать или отказываться было глупо. Да и после пережитых треволнений не на шутку разыгрался аппетит — Сиверцев подозревал, что одной банкой дело не ограничится, но он к счастью уже знал, что в своем вещмешке тоже имеются какие-то консервы. Покажется мало — достанет, вскроет и вот оно, продолжение банкета. Псих, видимо, принялся вспоминать сегодняшние приключения.

—Вовремя ты того детину у схрона по башке треснул, — произнес он задумчиво. — В одиночку я бы с ним, думаю, не справился, сильный, черт.

—Ну, а что ты хотел, Покатилов слабаков вряд ли будет при себе держать.

И снова Ваня вспомнил, что вроде как выступил против Покатилова. Видимо, судьба ему окончательно принять сторону Тараненко и держаться к шефу поближе — вдруг и правда в Европу с собой прихватит? Хотя, такие люди обещают много, а чуть становишься не нужен - все обещания мгновенно забывают и под зад коленом…

Долгое балансирование между молотом и наковальней невозможно, думал Ваня. Рано или поздно прилипаешь к чему-нибудь одному, либо к молоту, либо к наковальне. Но вообще глупо получилось, даже и подумать не успел ни о чем таком — хрясь человека автоматом по башке и баста! И ведь кого — здоровенного мужика, телохранителя, ходячую машину для убийства. Наверное, Псих тоже не промах, раз охранник так на нем сосредоточился, что об олухе-ученом и думать забыл. И, как пить дать, никакого подвоха охранник от Сиверцева не ждал, иначе ничего бы у Вани не вышло.

Потом Ваня сообразил, что охранник наверняка считал его своим, потому и развернулся спиной. А его по башке… Было от чего загрустить.

Банка с гречкой быстро опустела, пришлось вынуть сайру в масле и пару сухарей, поэтому Сиверцев малость отвлекся от невеселых мыслей. Против добавки Псих не возражал и в итоге закусили плотнее, чем рассчитывали с самого начала. А как запили водичкой (с чаем решили не возиться), Псих потрогал ботинки и сказал, что отдыхать хватит. Надо собираться и идти, иначе ночевать придется в прямом смысле под кустом, А в Зоне это чревато.

И они двинули на юг, параллельно реке, но не рядом с ней, а в некотором удалении. Пейзажи здесь все так же отличались от тех, к которым Сиверцев привык около заимки. Когда избирались на холм и если слева случалась низина — вдалеке можно было рассмотреть реку. С такого расстояния вода казалась вообще черной, как смола. Сиверцев при ее виде невольно передергивал плечами, потому что перед глазами опять мелькала спина неведомого речного зверя.

«Проклятое воображение! — сетовал сам на себя Сиверцев. — Видел же несчастный фрагмент холки, а рисуется, черт бы его побрал, настоящий супераллигатор, в подробностях!»

И еще Ваня вынужден был отметить сильный сумбур в душе и мыслях. Вероятно, сегодняшний день выдался чересчур богатым на события и нервная система не выдержала, начала сбоить. По хорошему ему сейчас следовало забросить все дела, в особенности работу, и умотать куда-нибудь на природу, на дачу. Закутаться в плед, умоститься в кресле качалке и потягивать глинтвейн, стакан за стаканом. И бесцельно любоваться садиком. И чтобы вишня цвела. И прудик, обязательно прудик…

Едва подумав о прудике, Сиверцев опять вспомнил о звере из реки и окончательно расстроился. Никак у него не получалось «не думать о белой обезьяне», хотя, казалось бы — человек науки, должен быть хозяином своих мыслей. Ан нет: чуть прижало - и полезли из подсознания атавистические первобытные страхи, а вся интеллектуальная дисциплина полетела кувырком. Слаб все-таки человек, даже если вооружен автоматом.

Очень непоследовательно Сиверцев в очередной раз перескочил мыслями на стычку у схрона. Видимо, так и суждено ему сегодня мысленно метаться между дракой и переправой. А Психу, кстати, хоть бы хны—идет себе, разве только не посвистывает на ходу. Надо думать, еще и дорогу умудряется выбирать, чтоб никакой пакости на ней не оказалось. Уникум, человек с двойным геномом, владелец дупликатора… И тут Ваня вдруг сопоставил два факта. У Психа двойной хромосомный набор.

Дупликатор — по сути тот же удвоитель. Правда, он работает иначе и не копирует живое. Но не имеют ли странности Саниного генома и свойства дупликатора общей природы? Конкретно этот дупликатор — составной. Два редких артефакта и сейф определенной модели. Может быть, если добавить еще какой-нибудь артефакт, или, скажем, взять другой сейф, побольше, или и то, и другое вместе—может быть тогда получится дупликатор с расширенными возможностями? Например, способный работать с живыми тканями? Кто-то же нашел способ удвоить Психу хромосомный набор, причем один комплект запрограммировать на эталонность и свернуть от греха подальше, чтоб не повреждался радиацией.

Сиверцев обдумывал свою неожиданную догадку долго, минут двадцать. Пытался мыслить холодно и академично, но получалось, честно говоря, не очень. Собственно, кроме самого факта дупликации необычный геном Психа с небанальным составным прибором дупликатором ничего и не связывало. К тому же, дупликатор отказывался копировать органику и это казалось самым сильным контрдоводом.

Однако если внимательнее покопаться в принципе работы… Он, разумеется, неизвестен, но если опять же пытаться мыслить системно и спросить себя: а что происходит в момент дупликации? Несомненно, читается молекулярная структура копируемого предмета. Именно молекулярная, а не атомная: на атомном уровне разницы между органикой и неорганикой нет, а вот на молекулярном есть, и существенная. Стало быть, либо один, либо оба артефакта генерируют некое поле (а что еще, если не поле?) и сканируют образец. Далее — данные сканирования где-то хранятся, в некой «оперативной памяти». А потом собирается молекулярная копия по этим самым данным. Вроде бы все просто.

Но сразу же возникает закономерный вопрос: из чего собирается? Где дупликатор берет субстрат, из которого лепит нужные молекулы? В прямой доступности — только воздух. Ну, еще металл, из которого сделан сейф, но поскольку сейф при дупликации не повреждается, стало быть из него вещество не тянут. Остается исключительно воздух. Однако воздух — это в основном азот и кислород, ну примеси еще, но в мизерном количестве. Спрашивается: как дупликатор копирует золотые слитки? В воздухе золота нет. Стало быть — синтез. Ядерный синтез при нормальных условиях? Без запредельных температур и давлений? Без побочных эффектов в виде различного излучения?

М-да. Ученый в Сиверцеве скептически поджимал губы. А ведь ты, обращался к мечтателю - Сиверцеву ученый - Сиверцев, работу дупликатора воочию не наблюдал. Судишь о ней только со слов Психа. О какой достоверности может идти речь?

Однако, далее: не менее важный вопрос — энергия. Дупликатор где-то должен черпать энергию для синтеза (затраты на сканирование и на поддержку оперативной памяти в сравнении с синтезом ничтожны, смело можно ими пренебречь). Однако тут имелась вполне правдоподобная версия: аномальная энергия Зоны. Во время выбросов ее изливается очень много. Если она способна подпитывать существ Зоны, значит и синтез обеспечить в состоянии. В пользу этого говорила и необходимость зарядки артефактов — зарядка и есть накопление нужного объема аномальной энергии. Бездоказательно, но в целом хотя бы правдоподобно.

В конечном итоге Сиверцев вынужден был признать, что попытки грамотно обосновать работу дупликатора порождают больше вопросов, чем непротиворечивых догадок.

—Ваня! Не спи! - отвлек его Псих.

—Я не сплю, — уныло отозвался Сиверцев. — Я думаю!

—Думать будешь, как на ночлег устроимся. А пока не отвлекайся!

Очередной перелесок неожиданно оборвался и впереди открылась железнодорожная ветка, тянущаяся перпендикулярно вектору движения Психа с Сиверцевым. Псих указал влево:

—Вон там когда-то был мост через реку. Сейчас он обрушен, только быки сохранились. Там тоже можно переправиться, но туда мы сейчас не пойдем. Нам еще южнее.

Они взобрались на насыпь, переступили через рельсы и двинулись дальше. Сиверцев быстро ощутил изменения: воздух стал более влажным, а еще явственно стали чувствоваться смрадные испарения, поднимающиеся с Болота. Вроде и ветра не было, а миазмы нос недвусмысленно улавливалдаже здесь. Странно—поту сторону железнодорожной ветки Сиверцев не чувствовал ровным счетом ничего. Нетипичная граница для запахов, вообще-то!

Если не брать в расчет запахи, о близости Болота Сиверцев за добрые два часа вспомнил лишь однажды: далеко слева кто-то жалобно заверещал. Раз, другой, а потом звук резко оборвался. Легко было представить— почему. Кому-то финиш жизненного пути, а кому-то всего-навсего очередной обед…

С некоторой тревогой Сиверцев задумывался о второй переправе, и чем дальше, тем чаще. Опять плот, опять мокрые ноги и, что хуже всего, спина речного чудища рядом с плотом? От подобных мыслей неприятно холодело вдоль позвоночника.

Однако все оказалось еще неожиданнее: Псих вывел Ваню к довольно странному месту—грубой бревенчатой плотине в одном из узких мест ниже по течению. Плотина держала воду не очень — щелей в ней было предостаточно и струило оттуда будь-будь, но это и Психа, и Сиверцева интересовало мало. Главное, что по кромке плотины можно было пройти практически не замочив ног.

—Ты, главное, осторожнее,—предупредил Сиверцева Псих. — Особенно, когда ступаешь. Помни: все, что слева, легко может оказаться не плотиной, а просто плавником. Ступишь на бревнышко и тут же окунешься вместе с ним. К плотине много всякого дерьма сплывается. Ну а справа сам видишь…

Справа около плотины уровень воды был примерно на метр ниже и сверзиться туда с бревенчатой кромки не больно улыбалось. К тому же неизвестно — глубоко там или нет. Но даже если и неглубоко, мало ли — торчит какой-нибудь кол или арматурина. Нанизаешься, словно дичь на вертел. Будет крокодилам шашлык.

- А кто ее построил-то? — поинтересовался Сиверцев, с сомнением глядя на замшелые бревна, торчком вбитые в дно реки.

—Не знаю,—пожал плечами Псих.- Какая разница? Давай за мной.

Следующие минут пятнадцать Ваня ни на что не отвлекался, почти не смотрел по сторонам и малость взмок. Но по истечении указанного времени они с Психом стояли на сухом и река теперь была позади.

—По-за-ди крутой поворот, по-за-ди обманчивый лед, — тихо пропел Псих, вздохнул и добавил: - И еще холод в груди, тоже позади.

Они стояли на изначальной границе Зоны — после второй катастрофы именно здесь она проходила. Все, что севернее, а севернее располагалось Болото, уже тогда было Зоной. Все, что южнее, Зоной стало несколько позже, после первой волны расширений. Где-то там, впереди, километрах в четырех-пяти к востоку возвышалось неказистое зданьице старого кордона.

—Вторая переправа мне понравился больше, — признался Сиверцев с нескрываемым облегчением. Псих состроил виноватую рожу и неожиданно признался:

—Я вообще-то не хотел тебя пугать, поэтому не сказал… В общем, бывали случаи, когда людей снимали прямо с плотины. Сиверцев невольно напрягся.

—Кто? —уточнил он, заранее уверенный в ответе.

—Да эти самые, зубастые-когтистые… Сволочи, одним словом.

Фраза, в сердцах произнесенная Сиверцевым, была категорически непечатной, но удержаться он не смог, да и не пытался. Псих, выслушав, понимающе кивнул и заверил , что совершенно со всем вышесказанным согласен.

А еще примерно через час они дотопали до кордона. Откровенно говоря, от солидного слова «кордон» Сиверцев ожидал большего. А оказалось, что это одноэтажное здание в несколько комнат, с плоской крышей и без единого целого стекла. Кое-где и рамы были из оконных проемов безжалостно выворочены. А еще стены белого кирпича были щербатыми от пуль, ни дать, ни взять — Рейхстаг в сорок пятом.

—Не хилая тут война когда-то шла… — задумчиво протянул Сиверцев, глядя на отметины.

—Говорят, да, — согласился Псих. — Ну, пошли под крышу. Там никого, я чувствую.

«Чувствует он, — недовольно подумал Сиверцев. — Хорошо ему чувствовать! А тут идешь и на лужи уже с опаской смотришь — вдруг кто вынырнет…»

Тем не менее на ночлег они устроились с относительным комфортом. Погрелись у костра (кстати, вот он, плюс выбитых окон: можно жечь огонь прямо в помещении без риска угореть), еще раз перекусили, на этот раз с чаем и даже какими-то сладкими печенюшками, Псих надул спальник и предложил Сиверцеву отдыхать, а сам вызвался подежурить. Ваня не возражал. За два дня они с Психом отоспались капитально, но сегодняшний день Сиверцева преизрядно вымотал, причем больше морально, чем физически. Поэтому Ваня отрубился быстро, даже сам не заметил когда это произошло. Вроде бы только прилег, поерзал, прикидывая насколько удобно будет почивать на модерновом надувном спальнике, и вдруг разом провалился в кромешную черноту. Даже внутрь спальника не забрался—так и уснул поверх.

Тяжелый выдался день. А ведь собирались — всего-то! турнуть беспечных чужаков-чечако от схрона. Молодец Псих, велел экипироваться как на реальный выход. Каково бы сейчас им было, выскочи оба налегке? Воистину: идешь на час, припасов бери не меньше чем дня на три.