Geum.ru

"Компьютерные гении" Южной Америки "Короли Сети" богатой маленькой страны Заниматься политикой тут глупо и опасно

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10




Глава 10

В первый рабочий день Себастьяна в Цитадели небо исказилось в конвульсиях. Молнии, готовые вот-вот обрушиться на город, рассекали и освещали вспышками свинцовые тучи. Их по пятам преследовали раскаты грома, порывы ветра проносились по улицам, сотрясая оконные стекла и забираясь под юбки рассерженных секретарш и прочих офисных работниц. Ливень застал Себастьяна, когда тот был уже почти у цели. Но несмотря на то, что он рысью промчался мимо последних отделяющих его от Цитадели кварталов, добравшись до дверей с двумя офицерами военной полиции на посту — невозмутимые оловянные солдатики, — он промок до нитки, по щекам ручьями стекала вода, а туфли кожи цвета кофе, кажется, были совсем плохи.
Исабель поджидала его у своего кабинета.
— Вид как у мокрой курицы, — улыбнулась она.

— Жена советовала надеть плащ, — ответил Себастьян, чувствуя, как опять разнылось правое колено. Травмированные связки жаловались на полученную физическую нагрузку. — Или хотя бы взять зонтик. А я сказал, мол, не преувеличивай, эти тучи ходят уже давным-давно, а дождем так и не пахнет. Теперь придется выслушивать все ее «я же тебе говорила, а ты не послушался». Невероятно, как женщины постоянно оказываются правы. Шестое чувство у вас, что ли?
— Нет, — покачала головой Исабель, — те же пять, что и у вас. Просто мы их лучше используем. Она показала, где находится туалет. Себастьян оторвал зеленое бумажное полотенце и вытер мокрые руки и лицо. Затем причесался перед большим зеркалом. Шевелюра начинала активно редеть, и его огорчали заметные залысины на лбу (впрочем, лицо, вполне корректируемое цифровым способом — как и у всех остальных).
— Найти вам сухую рубашку? Вы подцепите простуду.
— Нет, спасибо. Я привык.
— Потом не говорите, что я не предупреждала.
— Пятое чувство?
— На этот раз шестое.
И повела Себастьяна в его новый кабинет в цокольном этаже, располагавшийся в конце тускло подсвеченного коридора, звучное эхо шагов в кото-ром долго не стихало, отражаясь от стен. Под потол-ком тянулись металлические цилиндры, на углу подвешена видеокамера (такая же, как следящие за каждым шагом камеры в банках и торговых центрах, создающие целые спектакли из повседневной обыденности). Снаружи доносился шум льющейся по водостокам дождевой воды.
— Я здесь один? — спросил Себастьян, указывая на ряд закрытых дверей.
Он продрог. Нужно было переодеться.
— Пока да, — сказала Исабель, открыв дверь его кабинета, — но скоро у вас будет много коллег.
Комнатка была небольшой, и в ее голые желтые стены, казалось, въелась сырость (множественные известковые потеки, грозящие в скором времени захватить все помещение). С потолка мигала трубка люминесцентной лампы, ореолом — словно сияющий ангельский нимб — света вокруг привлекая насекомых. В углу, отслеживая движения двух показавшихся в ее радиусе действия пришельцев, пристроилась маленькая камера — поблескивающее недремлющее око. На столе серого металла по-хозяйски расположились Мак, сканер и принтер. Стул, тоже металлический, своими простыми линиями напоминал дизайн Альвара Аальто.
— Мы установили все программы, о которых вы упомянули, — заговорила Исабель, поглаживая подбородок. И при виде недовольного выражения
лица Себастьяна добавила: — Что-то не так?
— Эта камера.
— Стандартное оборудование. Распоряжение правительственной службы безопасности. К вам лично не имеет никакого отношения. Они у нас в каждом кабинете. Я даже не думаю, что ваша и на самом деле подключена.
— Не думал, что работа на правительство требует такого уровня безопасности.
— Это скорее внешнее впечатление, чем правда.
— Для мысли, что тут и в сортире не уединишься довольно и впечатления. Прошу прощения за грубость. Ладно. Я понял, что буду находится в некоторой изоляции. Телефон?
— На днях подключим вас к линии. Пока, чтобы позвонить, вам придется подниматься наверх.
— E-mail?
— Всему свое время. Придется потерпеть.
— Как долго терпеть?
— Пару дней. Вы же понимаете — бюрократизм цветет пышным цветом. Для каждого шага нужно собрать кучу подписей. Пожалуйста, войдите в наше
положение, — последние слова она произнесла почти жалобно.
В чье положение нужно войти, так это в его, подумал он, недовольно засопев и пытаясь сдержать растущее раздражение. Ему необходимо было получать записки от Никки, нежные послания, подтверждающие, что она хоть несколько минут посвятила мыслям о нем. Без этих записок Таиландочка имела в распоряжении весь вечер — словно поросший травой огромный луг, по которому можно бежать, раскинув руки и подставив лицо встречному ветру. Но этого сказать Исабель он не мог. Как признаться, что из-за Никки он был не способен представить себе двух вечеров без электронной почты. Как объяснить, что он не в силах понять, каким образом обходились разлученные влюбленные в те времена, когда еще не было электронки (да, конечно, телефон и письма. Но это было таким... таким безнадежно устаревшим. Сколько пар распалось по вине этих древностей?!)? Может, пора купить сотовый? Но он терпеть не мог их назойливое питюканье в самый неподходящий момент... Электронная почта была куда цивилизованнее мобильного телефона.
Себастьян промолчал. Еще одна тренировка. Закончив работу, он помчится домой, чтобы успеть ответить на послания Никки до ее возвращения. А когда она появится в дверях и он ее поцелует, e-mail в очередной раз станет темой для разговора:
«Получил два твоих письма. Такие трогательные. Думаю, ответ тебе понравится.
— Да? А что ты написал?
— Прочтешь — узнаешь.
— Ну, раз уж я здесь, можешь сказать мне все лично.
— Это прямое нарушение правил этикета. Что «мылом» пришло, «мылом» да отвечено будет.
— Себас, тебе говорили, что ты с приветом?»
Исабель протянула ему папку.
— Надеюсь, с инструкциями у вас проблем не будет — там постарались изложить все как можно яснее. Как только закончите с этой папкой, получите следующую. Если что — я у себя в кабинете. Вопросы есть?
— Пепельница?
- В правительственных зданиях курение запрещено. Простите, это новый закон. Вам, как и остальным, придется выходить на улицу.
Она вышла, и Себастьян остался один. Стуча зубами от холода, он уселся на стул и включил компьютер. Новый закон, новое дерьмо. Стандартное оборудование, черт бы их всех побрал. Посмотрел в глаз камеры — пальцы правой руки сами собой сложились в неприличную фигуру — и продемонстрировал ей оттопыренный средний. На.
В папке оказалось порядка пятидесяти фотографий, каждая в прозрачном пластиковом конверте в сопровождении листка с указанием даты, места действия и издания, где публиковалась. Все это были фотографии Монтенегро времен диктатуры, снятые на самых разнообразных общественных мероприятиях: открытие автомагистралей, подписание документов по продаже газа Бразилии и Аргентине, приветствие дипломатического корпуса в честь третьей годовщины своего прихода во власть, коронование очередной Мисс, его будущей любовницы(33), аплодисменты с трибуны во время шествия карнавала в Оруро. Себастьяна увлекли мелкие детали: огромные галстуки, словно забытые на шее после обеда салфетки; сложенные на уровне гениталий ладони как оставшийся со времен футбола рефлекс — Монтенегро, в молодости игравшего защитником, приходилось становиться в стенку, когда пробивали одиннадцатиметровые; то, как он всегда смотрел в объектив, даже украдкой, будто зная, что его всегда подстерегает камера, готовая захватить в плен тот или иной миг — сзади, сбоку, спереди — а он не иначе обладал инстинктом вовремя повернуть и принять нужную позу за несколько мгновений до срабатывания затвора.
Исабель не лгала — инструкции оказались столь же невинными, сколь и смешными. Монтенегро едва дотягивал до метра шестидесяти пяти сантиметров и вместе с фуражкой и погонами выглядел мальчишкой, нацепившим отцовскую одежду. Требовалось, чтобы президент, по возможности, сделался не ниже сопровождавших его на фотографии людей, то есть чтобы его средний рост на снимках получился от метра семидесяти семи до метра восьмидесяти сантиметров.
Себастьян успокоился. Он всегда был готов помочь обуреваемым тщеславием людям. Президенты тоже имели право быть людьми, переживающими за свой малый рост, лысину, ранние морщины и побитые оспой щеки. Больше всего придется попыхтеть над фотографией, где Монтенегро едва ли не привстал на цыпочки в попытках возложить золоченую корону на голову этой самой мисс, ростом никак не ниже метра восьмидесяти двух. Ему предстояло вырасти, а ей стать поменьше.
Себастьян отправил в сканер первый снимок. Вдалеке слышались раскаты грома — звук безнадежной погони за светом.




Глава 11

Голова Лабастиды с телом Жанет Рено. Пенелопа Круз и Роналдо. Карла Морон и Габриэль Гарсиа Маркес. Альмодовар и Грасиэла Родо де Боланжер. Владимиро Монтесинее и Сесилия Болокко. Дарио Градинетти и Ригоберта Менчу.

Население Цифровых Созданий, хоть и не с той неукротимой мощью первых недель, но тем не менее неуклонно росло. Химеры вошли в фазу, когда новизна уже подыстерлась, но интерес читателей — пусть и не столь изумляющихся каждому очередному творению, как поначалу, — еще и не думал угасать. Даже «XXI» запустил похожую игру — Кибер-звери, — состоящую в поисках и определении животных, скрывающихся в цифровой сельве (очень популярную среди детей, но не нашедшую отклика в сердцах подростков и взрослых). Себастьян предложил усложнить забаву, составляя персонаж из деталей различных людей (брови Софи Лорен, ноги Евгения Кафельникова, глаза Бетти Дэвис, губы Карлоса Менема), но Джуниор с Алисой воспротивились, аргументируя свой отказ тем, что так игра станет такой же элитарной, как кроссворды Ларедо. Тогда Себастьян принялся развлекаться с фоном, помещая Ирену Саэз— Виктора Гюго Карденаса в тропический лес, а Серхио Рамиреса— Мадонну — в декорации к съемкам «Касабланки». А еще он начал играть с ракурсами, порой отлавливая Цифровых Созданий с потолка бара или словно снимая их с пола камерой, объектив которой направлялся вверх почти под прямым углом.
Себастьян посещал издание по утрам и пытался сделать в заполненной сигаретным дымом Пикселя и молчанием Брауделя комнате все возможное. Времени постоянно не хватало, и в конце концов он стал заниматься лишь дизайном приложений. Пиксель просил его вернуться работать полный день, но в его словах сквозила фальшь: в глубине души он был рад, что Себастьян принял предложение Цитадели, поскольку чувствовал, что еще немного, и сам он оказался бы не у дел — расположение Алисы и Джуниора к творцу Цифровых Созданий было весьма ощутимым. Теперь они могли сохранять дружеские отношения. Себастьян придерживался того же мнения и говорил себе, что предложение Исабель пришлось как нельзя кстати, благодаря этому ему удалось ускользнуть из искусно расставленных ловушек Алисы, стремящейся поставить его во главе «Фаренгей-та 451». Все имело свой смысл. Возможно, Исабель появилась в его жизни, чтобы сохранить и упрочить отношения с Пикселем.
Алиса не переставала соблазнять Себастьяна. Она говорила, что Себастьян — именно тот, кто нужен в обновленных «Тьемпос Постмо», которые вот-вот увидят свет — уругваец уже представил свой проект, но тс-с-с, это top secret, — и уверяю тебя, мы легко станем лучшим изданием страны. Алиса была женщиной энергичной и властной, она привыкла добиваться своего. Всегда подтянутая и элегантная — узкие юбки, черные чулки и черные же туфли на высоком каблуке — она дефилировала по коридорам редакции, с каждым разом все меньше пытаясь скрыть, что именно она на самом деле обладает здесь истинной властью. Во избежание проблем с мэром Алиса урезала объемы возмущающей спокойствие рубрики Валерии Росалес. Следуя советам уругвайского кон-сультанта, она предоставила картбланш Лазарте, полностью передав в его руки ведение ежедневного спортивного приложения, в котором было почти столько же страниц, сколько и в основном выпуске. Элисальде уже лишился власти. Считалось, что рано или поздно Себастьян возглавит «Фаренгейт 451». Для начала она предложила ему небольшое увеличение жалования, но у нее под рукой были и более грозные методы, которые могли вот-вот пойти в ход. Это всего лишь вопрос времени.
В субботу после обеда Пиксель попросил Себастьяна сопровождать его в клинику — ему не хотелось оставаться наедине с мучающимся отцом; при виде этих страданий он ломался и в итоге сбегал из палаты, пропахшей лекарствами и умирающей плотью. Может, в сопровождении друга ему будет легче. Представляешь, каково видеть собственного отца, плачущим как ребенок? Видеть, как он умирает, а ты ничем не можешь помочь? Такого и худшему врагу не пожелаешь. Или лучшему.
Итак, они сидели у кушетки на разболтанных стульях, скрипящих всеми составными частями при малейшем движении. Пиксель включил магнитофон, но его отец спал, и на пленку ложился только звук его дыхания. Себастьян смотрел на исчерченное морщинами лицо, иссохшую и обвисшую — словно мышцам было уже не под силу удержать ее натянутой — кожу, красноватые пятна на бритой голове. Это лицо не имело ничего общего ни с лицом того молодого мужчины, что улыбался на фотографии в рамке на рабочем столе Пикселя, ни с лицами  на снимках, которые Пиксель дал Себастьяну для создания образа отца в детстве и юности — пока что совершенно бесплодные попытки — это были лишь бледные тени, убеждавшие зрителя в том, что тут скрывалась некая сущность, на мгновение захваченная во время своего стремительного бега в ничто (то самое ничто, что поджидало отца Пикселя со дня на день, чтобы избавить его от страданий умирающего тела и химиотерапии). Куда подевались те черты? И откуда взялись эти? Где скрылись штрихи преемственности, точки, отмечающие переход от одного этапа к последующим?
Пиксель до сих пор не проронил ни звука; он переводил взгляд то на пыльный экран выключенного телевизора, то на увядшие гвоздики в вазочке на ночном столике. Разговаривать было не о чем. Себастьян же продолжал разглядывать утонувшее в подушках и простынях сморщенное лицо, и его пробивала дрожь при мысли о давным-давно не виденном лице собственного отца. Отца, которого он практически не знал. Как обошлось с ним время? Какие линии оставило в качестве свидетельств его возраста, кошмаров и бессоницы? Его отец, который в детстве приучал его к изысканным вкусам: сыр рокфор, салями, сардины в томате, пицца с анчоусами, маринованные артишоки. Нужно навестить маму и попросить у нее посмотреть старые альбомы, которые наверняка хранились в каком-нибудь древнем сундуке вместе с пожелтевшими письмами и высушенными лепестками роз.
Себастьян вдруг увидел отца в столовой их дома: молодой, уплетающий сардины с хлебом и читающий газету, голубая рубашка в полоску и галстук с распущенным узлом. Это могло быть как воспоминание, так и игра воображения, основанная на всплывшем из затерянного в глубинах сознания колодца впечатлении детства. Неважно. Пиксель прав — нужно иметь фотографию этого воспоминания. Чтобы оно снова не пропало где-то в дальнем уголке мозга. Чтобы не всплыло снова спустя тридцать лет, когда его отца уже не будет в живых, а на него, стареющего и слабого, накатит ностальгия и тоска.
— Идем? — подал голос Себастьян.
Пиксель наклонился к отцу и поцеловал его в лоб. Затем они ушли.
В машине Пиксель заговорил на отвлеченные темы.
— Чем в действительности ты занимаешься в Цитадели?
— Цифровыми грезами, — ответил Себастьян, все еще думая об отце.
О его анчоусах и артишоках. Что толкнуло человека столь рафинированных вкусов поселиться в халупе, затерянной среди бесконечных равнин севера? Что таили люди в своих беспокойных сердцах, как они решались так внезапно и резко изменить жизнь, словно судьба — не более, чем тающий в воздухе след метеора?
— Но что именно?
— Кое-что для рекламной кампании правительства.
— Разве этим занимается не «Имадженте»?
— Отчасти.
Как ему хотелось рассказать о своей работе! Но, как и в случае с Никки, Себастьяну пришлось прикусить язык. Может, когда-нибудь потом. Да и говорить в общем-то было особо не о чем. На данном этапе он методично подправлял усы, прически, пиджаки, размеры и типичные ошибки фотографа. С помощью алгоритмов Photoshop’а устранял огрехи и нежелательные мелочи: смятые смокинги, грязь на ботинках, красноту глаз, прикрывающие лица руки и плечи и случайно попавшие в кадр фигуры, которые, оказавшись не в фокусе, выглядели на фотографиях темными пятнами. Себастьян получал удовольствие при виде того, как серость и посредственность — этот распространенный атрибут большинства фотографов — с такой легкостью исчезали из обновленных им снимков.
— Как идут дела с Никки?
— Спасибо, все отлично. А с чего им идти плохо?
— Да так, я просто спросил. Ладно, не ершись.
Вот бы действительно все шло хорошо, но... что-то было не так. Хорошо, но не совсем. Себастьян и сам себе не мог объяснить, в чем тут дело. В картине имелось какое-то странное место, но какое именно и в чем странность — Себастьян определить не мог. Может быть... наверное, то, что и всегда. Он подозревал, что не в силах избавиться от ужасной неуверенности во всем, что связано с Никки. Даже в ту ночь, когда она столь полно отдалась ему, приковав себя цепью и отдав ему ключ, сказав, что он может делать с ней все, что хочет, он боялся прийти домой на следующий день и не застать там ни ее, ни ее вещей.
Ему хотелось вернуться в ту пору, когда они еще не были женаты. В жаркие спокойные вечера в Антигуа, где они занимались любовью на пустынных пляжах. В утренние часы тех дней, когда Никки еще не успела поделиться с ним своими самыми странными и извращенными фантазиями.
Он представил себе существо с телом отца и лицом Никки, поедающее салями с сыром рокфор в столовой дома его детства.




Глава 12

цифровые создания как ему такое в голову приходит что за фантазии голова никки и тело сукиного сына тело таиландочки с головой элианы давно не смотрела симпсонов они мне так нравятся скалли слишком холодна ей не хватает интрижки с малдером хочется хорошего кино видео столько фильмов говорят последний фильм спилберга вполне ничего или с кэмерон диас не помню как называется диас диас наверное с латинской кровью как и ракель уэлч так значит голова никки с телом бена стиллера черт возьми себас ты что ищешь во мне вдохновения голова никки и тело доносо что за странные представления о людях с ума сойти нужно бросать эту работу как ему в голову пришло чтобы я шпионила за мужем очередная блестящая идея и куча денег будто дело в этом а как он это провернул словно ни в чем не бывало решил что я не поняла гильермо шпионил за мной а я в конце концов нашла проводки в автоответчике все записывалось на магнитофон так ему и надо лучше не слышать того что не нужно небось решил что после всего этого я буду сидеть сложа руки и смотреть в окошко

он все звонит и говорит что когда я меньше всего буду ожидать появится в рио не думаю что он отважится такая сволочь только не это себаса удар хватит не нужно было разговаривать повесить трубку и точка в следующий раз буду избегать проблем красное вино телевизор да так тишина и покой черт как нам выплатить эти долги лучше не думать нужно было купить машину тяжело тащиться пешком каждый вечер ветер с ног валит на мосту снова кто-то покончил с собой полиции плевать освещение да туда даже посмотреть и уже голова кружится я бы так не сделала нет не так не на этом жутком мосту по мне лучше яд хотя почем мне знать придет же в голову с ума сойти правда иногда на меня находит как-то ночью накатило и прошло прошло что имеем не храним ценить что имеем бедная мама она обожала пословицы ценить что имеешь какого черта зачем удовлетворяться почему не желать большего не беспокойтесь господин полицейский я не прыгну страшно хочу бросить работу и как можно скорее доносо просто ужас продажен выше некуда что делать когда стану адвокатом они все такие и если хочу быть адвокатом придется поступать так же иного пути нет будем есть живых лягушек и сырых крабов собачатину в рассоле и маринованную саранчу нет не все такие вальтер другой по крайней мере насколько мне известно лучше не знать меньше знаешь крепче спишь не представляю себя адвокатом встречаешь иногда таких чудесных увлеченных людей как себас но их мало в основном такие как я учатся потому что нужно учиться иметь чем защититься что подстелить при падении гильермо кричал какого хрена будешь делать ты разведенка без профессии без диплома с тобой будут встречаться чтобы затащить в постель да да сукин сын ублюдок болтай что хочешь мне все равно я требую развода и получу профессию столько времени а сердце молчит не знаю чего хочу адвокат смешно представить зачем следить за себасом черт возьми разве то что он делает государственная тайна цифровые создания может он использует их для отправки секретных сообщений оппозиции дурацкий ветер как все достало слава богу еще немножко все пялятся в телек даже псы и коты а кто-то роется в интернете ищет болтает в чате бесплатно читает газеты скачивает статьи для работы смотрит порно пишет e-mail как сумасшедшие хочу писать настоящие письма но каждый раз e-mail берет верх это так легко и быстро и вообще можно написать там что хочешь любую фигню и вперед сразу полегчает экран все стерпит бумага нет забыла полить цветы нужно покормить скалярий не надо идти завтра на работу не пойду и все тут любовь после любви но что делать все не так просто нужны деньги нужен билет на карибы больше не поедем уже позабыла об антигуа нужно было сделать больше фотографий у вальтера были деньги я бы и не взглянула на него если бы не гильермо с той секретаршей знаменитая капля а теперь я отрицательный персонаж в сериале голос вальтера в автоответчике ну и лицо у гилле не умею врать он чуял с первой же ночи вальтер был хорош в постели супер-супер все из-за пьяного скота на получи гилле гильермо нужно было сделать больше фотографий больше фотографий рио-фухитиво элиана не поняла я сказала что хочу ее сфотографировать а она навыдумывала себе невесть чего будто нельзя без повода сказать что эта женщина красива я хочу реализовывать свои собственный фантазии а не чужие и не думай что я не заметила я тебя насквозь вижу тебе следовало бы научиться притворяться да мы же вместе учимся представляешь как раз у меня никого нет дома родители уехали раздевайся тебе будет удобнее сниму туфли и чулки ох на одном стрелка я сейчас вернусь я в душ на минутку какую музыку хочешь что-нибудь для настроения нежный голос натали что-то там имбру имбру не помню фиг ее знает хотела купить себе последний диск мигелито босе он такой милый да ну ее эту имбу не помню как лучше шаде да отлично в гилле было что-то садистское ему нравилось причинять боль он делал мне больно когда входил я говорила осторожнее гилле а ему все нипочем что-то садистское но это не самое страшное когда терпишь можно потерпеть и еще почему люди женятся кто бы говорил себас не такой мой нежный осьминожек мне было больно и я говорила для него мои слова всегда как дождь а я спасибо хорошо хочешь выпить нет элиана мы же собирались учиться или нет? а она с таким лицом какая к чертям учеба у нее в голове совсем другое и было бы неплохо как в колледже с веро как там она лесбиянка еще та хотела обратить меня в свою веру и мне нравилось I’m losing my religion(34) но я такая как есть ничего не попишешь и точка лучше уж трахаться с этим подонком я пред-почитаю себаса ценить что имеешь хорошо бы по-пробовать втроем это не так уж много она будет кувыркаться с себасом а я руководить шоу и держать руку на пульсе себас взбеленится это гильермо ви-новат вбил мне в голову идею дерьмо как он только мог подумать что я соглашусь с его секретаршей теперь элиана ладно наезжайте я это сделаю раз уж мысли не дают мне покоя звучит приятно ладно хорошо но не тогда когда хотел гильермо и не тогда когда хочет элиана а тогда когда хочу я и все тут и с себасом очень заманчиво только вот страшновато могут произойти странные вещи ну и что если мне понравится и что если ему понравится прыгнуть в воду и вперед подумаешь ничего особенного.