"Компьютерные гении" Южной Америки "Короли Сети" богатой маленькой страны Заниматься политикой тут глупо и опасно

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Глава 20

Похороны отца Пикселя прошли под нескончаемым дождем. Народу было мало: Браудель, еще кое-кто из «ТП» и несколько стариков, по очереди произносящих принятые по такому случаю слова, а Себастьян, пропуская их речи мимо ушей, наблюдал за скачущим между могилами с совершенно немыслимыми эпитафиями серым котом. Черный гроб вот-вот будет проглочен вырытой в земле прямоугольной пастью, где его с нетерпением ожидают проголодавшиеся черви. Старики, Пиксель, Браудель то появлялись в поле зрения Себастьяна, то вновь исчезали из него, словно расплывающаяся материя или на миг обретшие тела призраки. Ощущение того, что окружающие люди могли пропасть в любой момент и без всяческих усилий с его стороны, не оставляло Себастьяна с того самого мига, как он обнаружил собственное исчезновение со всех домашних фотографий. Не сохранилось даже его изображение на заархивированных в компьютере кадрах. Утром он стал случайным свидетелем того, как Большая Мамушка фотографировала на «полароид» своего мужа, и испугался, что стоит ему моргнуть, как тот навсегда канет в небытие. Фотографии, крадущие души людей.

— Отче, — басил облаченный в сутану священник с глазами навыкате, — прими своего сына...
Кто и почему? Люди из Цитадели, каким-то образом догадавшиеся о терзающих его сомнениях и решившие, что следующим должен исчезнуть он? Это наиболее правдоподобный вариант. Но откуда им стало известно? Исабель?
Никки?
Они снова поспорили. Когда она, благоухая духами, вчера вернулась домой, Себастьян уселся на диван и приготовился считать минуты, чтобы прикинуть, как быстро она обнаружит перемены. Не прошло и полминуты, как Никки заявила, что в их свадебной фотографии что-то не так. Да, я исчез. И показал все лишившиеся его присутствия пейзажи и альбомы. Если Никки действительно была к этому причастна, то сыграла роль как выдающаяся актриса — она выглядела по-настоящему изумленной и напуганной, хотела даже вызвать полицию. Себастьян сказал, что это лишь все усложнит. Он никак не мог отделаться от остатков подозрений, и Никки это заметила. Швырнув на пол цветочный горшок, она закричала, что не может так больше жить, и выскочила на улицу ловить такси. Себастьян бросился за ней.
— Успокойся, не надо, Никки.
— Отстань от меня, ради бога. Всему есть предел.
Теперь я не только наставляю тебе рога со всеми подряд, но еще стираю тебя с этих идиотских фотографий! Это тебе нужно успокоиться. Когда придешь в себя, я буду у Элианы.
Он чувствовал себя одиноким. И был одинок.
Может быть, во всем виноваты члены тайной оппозиционной группировки? Они знали, что Себастьян работает в Цитадели, а следовательно, — на правительство. Так они пытались сказать ему, что пора остановиться.
Ему больше не хотелось уничтожать людей, какими бы злодеями они ни были. Себастьян жаждал рассказать все Пикселю или кому-нибудь еще, но теперь ему было страшно, что любой из его знакомых мог оказаться врагом (и, что самое забавное, он так и не знал, кто его враги — люди правительства или оппозиция).
Другим выходом было бежать, оставляя позади мост за мостом, пока впереди не замаячит какая-нибудь граница, или затаиться в затерянном подвальчике. Или превзойти самого Пикселя, утонув в игре типа Nippur’s Call и принять новую личность.
Священник закончил молитву, гроб опустили в яму и забросали землей. Пиксель плакал, тело его содрогалось, словно в конвульсиях, а он все выкрикивал между всхлипами обещания мести. Мести кому? Себастьян испугался: а вдруг Пиксель произнесет пару заклинаний и искрошит их всех своим волшебным мечом? Подошел Браудель, и они вдвоем попытались успокоить беднягу.
Сегодня утром в «светлой комнате», сидя рядом с Николь и слушая Дэвида Боуи, исполнявшего лучшую версию Nine Inch Nails (девятидюймовые ногти — бывает же такое!), Себастьян обнаружил, что его электронная почта отключена. Этого следовало ожидать. Он ввел пароль, лелея слабую надежду, что его ждет хотя бы строчка послания от Никки, но компьютер отказался его принять, выдав стандартную безобидную фразу, которой научили его электронный мозг программисты. Круг сужался, постепенно обрывая связи Себастьяна с внешним миром, и он бы не слишком удивился, если бы по возвращении домой выяснилось, что телефон тоже отключен. Оставался лишь голос, способный кричать и шептать, но страх давно парализовал голосовые связки, а слизь затягивала горло, так что теперь было уже слишком поздно — звуковым волнам при всем желании было не суждено выйти на поверхность (а если бы и вышли, то несли бы в себе лишь нейтральную информацию о погоде или о новом обнаруженном в Photoshop’е фокусе).
Себастьян, сам не зная зачем, побрел пожаловаться на технику в кабинет Алисы. Она кричала на кого-то по сотовому, отвернувшись к окну, из которого открывался вид на урбанистический пейзаж Рио-Фухитиво (пора бы уж сменить этот утомительный фон).
— Алиса, у меня не работает электронка,— сказал Себастьян, как только она закончила разговор.
— А мне-то какое, к чертям собачьим, дело? — прорычала она, набирая очередной номер, яростно сверкая серыми глазами. — Ты в курсе, что случилось с Инес? Чертова Инес. Вот зараза. А твой любимый президент решил нанести внезапный визит в Чапаре, мэр огранизует манифестацию в его поддержку. Мир рушится, а этот козел лезет ко мне сосвоей электронкой! Алло, соедините, пожалуйста, с... Дерьмо!
Она выскочила из кабинета, на чем свет стоит кроя мобильную связь. Себастьян поплелся за ней и в коридоре встретил Росалес, быстрым шагом направляющуюся в редакционный отдел. Он спросил ее, что случилось с Инес.
— Скандал, — на ходу бросила она. Себастьян зашагал вслед и уже в отделе получил основную информацию на тему: «XXI» напечатал интервью с невестой того молодого человека, что сбросился с моста, и которого сфотографировала Инес. Девушка заявляла, что у нее есть доказательства, что Инес заплатила за право сделать эти снимки. Молодой человек уже давно помышлял о самоубийстве, а через своего знакомого, работающего в газете, узнал о проекте Инес и связался с ней, заверив, что готов спрыгнуть с моста, если та выплатит компенсацию его невесте. Инес, не долго думая, приняла предложение, невеста тоже не отказалась, но, получив деньги, раскаялась в участии в подобном кошмаре.
Себастьян остался в отделе, читая ежесекундно поступающие на компьютер новости. Смысл сказанного дошел до него только через несколько минут. Инес? Невероятно. Она с горячностью вещала, что в прежние времена тоже делали то, чем теперь занимались цифровые фотографы, что в манипуляциях фотоизображениями не было ничего нового. Тем не менее одно дело манипулировать изображением и другое — подгонять под изображение саму реальность, превращать ее в конкретное событие, достойное быть запечатленным на фото- или видеопленке. Отличная иллюстрация на тему того, что существуют различные уровни манипуляции вещами и событиями. Пока Себастьян делал это у экрана компьютера, искренне считая себя самым извращенным жителем Рио-Фухитиво, другие запросто обходились без помощи электронного мозга, без зазрения совести прогибая реальность под личные замыслы и амбиции.
Инес? Не может быть. Кто скажет. Где теперь правда? Во что верить?
Позже, по телевизору в кафе издательства показали растерянную моргающую Инес, заявляющую, что все это — ловушка, подстроенная конкурентами из «XXI», чтобы очернить ее и воспользоваться ситуацией. Рядом стоял ее адвокат, доктор Доносо. А рядом с Доносо, хоть в кадр вошла только малая частичка ее тела (правое плечо и ухо), стояла — голову на отсечение — Никки. Черные вьющиеся волосы, смуглая кожа.
Он попросил официанта переключить на другой канал — вдруг там он увидит ее целиком? Но нет. Остальные каналы больше заботились повтором вчерашних сериалов.
Весь день после обеда Себастьян проторчал в Цитадели. Нужно было сделать хотя бы несколько фотографий, а то его бездействие вызовет подозрение. Он хотел поговорить с Исабель; худой мужчина с вытянутым лицом, оказавшийся в ее кабинете, сказал, что она здесь больше не работает.
— Очень приятно, — и он протянул Себастьяну руку. — Роландо Пеньяранда — ваш новый шеф. Я только что прибыл из Ла-Паса.
— А Исабель? Где она?
— Мне дали понять, что она взяла отпуск и уехала куда-то на Карибы.
Себастьян недоверчиво прищурился.
— Не может быть. Вы что же думаете, я полный идиот? Могли бы наплести чего-нибудь получше.
— К сожалению это все, что мне известно.
— Вы... Вы... — и выскочил из кабинета, тщетно пытаясь успокоиться.
Заныло колено. Себастьян, прихрамывая, шел по коридору и размышлял, что могло случиться с Исабель. Может, бросили где-нибудь в полях с точечкой выстрела между бровей. Ублюдки.
А что он так беспокоится об этой женщине? Это ведь она толкнула его на тропу продажности, она была тем центром, вокруг которого вращался проект цифровой реконструкции прошлого Монтенегро. Но тем не менее.., несмотря на свою сухость, Исабель всегда была добра к Себастьяну и, похоже, стремилась его защитить. Она любила министра сельского хозяйства, о котором говорили, что он один из возможных преемников Монтенегро. Конечно, ему было не с руки, чтобы все прознали о любовнице.
Что же сталось с Исабель?
Затем Себастьян подумал, что когда Исабель советовала ему уходить из Цитадели, то это было не столько посланием для него, сколько отчаянным криком о помощи. Она ничего не могла сказать ему прямо в лицо, ей пришлось искать нужный ключ. Она хотела, чтобы он бежал, и мечтала сбежать сама. Себастьян прочел лишь ту часть послания, которая касалась непосредственно его, оставив Исабель на растерзание Цитадели.
Он представил себе Цитадель в виде одного из этих автономных организмов, как показывали в каком-то фантастическом фильме, а может, и в Пикселевской видеоигре. Организм, который сам себя поддерживал, создавая тех, кто в свою очередь создавал его, а потом избавлялся от исчерпавших свой ресурс. Двери запирались, ворота закрывались, скоро не останется мостов, которые можно перейти, скоро придут и за ним.
Но этот организм не полностью автономен. Существовали те, кто управлял его жизнью из светлых кабинетов (фотографии в рамках и альбомах). Существовал и Монтенегро.
По дороге домой Себастьян поймал такси и проехал мимо манифестации в поддержку Монтенегро. Он считал, что хорошо знает президента — ведь он практически вырос во время его правления — но никогда не видел лидера лично. Только на фотографиях в газетах и на компьютере, да на рекламных плакатах и в видеороликах. Нужно бы пойти на площадь и посмотреть на него вблизи, хоть это «вблизи» и будет означать не менее ста метров, плюс тычки, пинки и противный запах толпы. И это чтобы увидеть удаленный силуэт, знакомый профиль с характерным резким движением головы — словно гусь во главе стаи — и ощутить, как это бывает на концертах, близость и религиозный экстаз от присутствия известной звезды?
Расположенные поблизости от центра улицы были блокированы. Себастьян расплатился и вышел из такси. Повсюду полно полицейских с собаками; он представил их покрытыми толстым слоем сочной краски с металлическим блеском и оттенком, как у Наоми в «светлой комнате». Народ топтался на площади со знаменами партии и фотографиями президента и мэра в руках. Какие-то студенты выкрикивали в их адрес оскорбления, называли убийцами и требовали вернуть Марино. Себастьян подумал, куда это его несет, но тем не менее продолжал идти. Он чувствовал, что за ним кто-то следит и снимает на видео.
Народу было море, подойти ближе не представлялрсь возможным. Себастьяну удалось разглядеть вдалеке колышащиеся на послеобеденном ветерке огромные полотнища с изображением Монтенегро с его лучшей улыбкой и мэра с его лучшими усами. Вскоре из громкоговорителей раздастся энергичный голос президента: «И по отношению к этим предателям, антипатриотам, не желающим приобщаться к нашему проекту, мы должны быть настолько безжалостными, насколько это возможно». Как объяснить им? Что сказать? Кому?
Себастьян почувствовал тянущую боль в животе. Он вот-вот исчезнет. Когда за ним придут, будет уже поздно.
Он удовлетворился, увидев Монтенегро на плоском экране активно рекламируемого в последнее время телевизора Sony — такого плоского, что его можно было повесить на стене гостиной вместо картины — в витрине магазина бытовой электро-ники неподалеку от дома Пикселя. Рядом просил милостыню Библиотекарь. У него в руках был номер «Тьемпос Постмо»; медленно, клочок за клочком нищий отправлял газету в рот, тщательно пережевывал, делал из измочаленной бумаги плотный шарик и сплевывал его на мостовую.

Глава 21

Об аресте Инес Себастьян узнал по телевизору, вернувшись домой. Чтобы успокоить общественное мнение — как заявила женщина в синей до колен юбке и белой блузке, стоящая на фоне здания «Тьемпос Постмо». В руках она сжимала микрофон, который то и дело, словно пистолет, нацеливала на прохожих (они размахивали руками и выстреливали оскорбительные формулировки).
Себастьян покормил скалярий и меченосцев, изголодавшихся из-за вопиющей невнимательности хозяев, и полил цветы. В гостиной все еще пахло ор-хидеями от разбрызганного Никки освежителя воз-духа. Должно пройти какое-то время, прежде чем они поймут, что делать.

Инес Себастьян знал мало, но уважал: серьезный фотограф, отличный профессионал. Хоть она и не вызывала у него теплых чувств, но явно не заслуживала того, что с ней сейчас происходило. Он не мог представить ее погрязшей в коррупции, как все остальные (как он сам, к примеру). Но кто знает.
Было странно видеть на свадебной фотографии вместо себя пустое место. Огромный пробел — дыра — там, где раньше находилась тень, тщившаяся сойти за его образ. Тому, кто это сделал, не пришлось ничего взламывать. Похоже, у него были ключи. Его впустила Никки? В памяти всплыло, как мама постоянно перекладывала фотографии в альбомах: если ссорилась с мужем, то убирала оттуда его фотографии; когда же особенно хорошо ладила с одной из своих четырех сестер, то ее фотографии тут же занимали в альбоме ведущие позиции. Может, и эта проблема была личной и ни к чему было приплетать сюда всякие конспиративные интриги и политические теории? Может, Никки больше не любит его и заплатила кому-то, чтобы Себастьян исчез из метафорической реальности ее фотографий?
Пикселю?
Слишком просто. Да и чересчур много работы, чтобы справиться в один день. Наверняка работала группа людей, причем каждый занимался чем-то своим: взять фотографии, вытащить из рамок, сканировать, исправить, поставить новые фотографии на прежние места.
Себастьян пошел в комнату, и она показалась ему странно пустой, он даже не сразу понял почему. Потом догадался: Никки забрала свою одежду и личные вещи. Проволочные плечики одиноко покачивались в шкафу, а на ночном столике не осталось ни следа от многочисленных баночек крема, флакончиков духов, помады и книг. Вот и настал тот день, которого так страшился Себастьян. Никки устала от жизни с ним и снова окунулась в приключения. Наверняка Доносо оплачивает ей пятизвездный люкс где-нибудь в центре.
Сердце заходилось в бешеном ритме тахикардии. Себастьяна тянуло рухнуть в кровать и выплакать свою слабость. Но нет, он должен держать себя в руках.
На ковре он заметил темные пятна и вообразил, что это следы крови, такие же, как и в его подвальном кабинете в Цитадели — все, что осталось от убитого во время диктатуры преподавателя-марксиста. Теперь он решил, что это пятна крови Никки. Она вернулась домой днем, и на нее напали поджидавшие его незнакомцы. Ее могли запихать в багажник автомобиля или, с пулей во лбу, отправить на дно реки.
А может быть, эти пятна оставили здесь для того, чтобы заставить его думать именно так, а Никки в данный момент получала гонорар за отлично проделанную работу.
Исключено.
Чему верить? Себастьян испугался второго и решил остановиться на первом. Чуть погодя он вы-шел пройтись по парку. Луна заливала поздний вечер своим мягким желтоватым светом. На каче-лях болтала влюбленная парочка. Себастьян вспомнил, сколько раз они с Никки так же сидели в парке. На баскетбольной площадке молодежь слушала Garbage, до предела вывернув звук на радиоприемнике; отчаянные цикады предпринима-ли тщетные попытки конкурировать с мощными басами и синтезаторами. Были ли влюбленные и подростки случайными элементами пейзажа, или они находились там, старательно отмечая его ма-лейшее движение? Под подозрение попадали все без исключения: Большая Мамушка, каждый раз стремящаяся сфотографировать его «полароидом». Записывающий его на магнитофон Пиксель. Снимающая на видео Алиса. Его собственные следы, по которым его можно выследить — с целью проконтролировать или использовать как материал для создания Цифрового человека, внешне неотличимого от Себастьяна и совершающего такие поступки, на которые настоящий Себастьян никогда бы не пошел.
Он предпочел считать, что Никки исчезла не по собственной воле, а вследствие очередного витка безжалостно удушающей его цепи событий. Не нужно было ничего ей рассказывать; как только он это сделал, как бедняжка тут же превратилась в еще одну мишень, еще одну цель для его преследователей. Не нужно даже было показывать свое беспокойство Исабель: это сработало как настоящий детонатор, положив начало его концу. Нужно было делать вид, что счастлив и доволен работой, не задавать лишних вопросов и не выказывать сомнений по поводу получаемых заданий. До того разговора с Исабель за ним никто не следил — и только паранойя и комплекс вины заставляли его думать иначе. А теперь он исчез с собственных фотографий, а вскоре пропадут и те, кто его окружает — начиная с Исабель, — пока он не останется совершенно один, как потерявшийся на ринге сле-пой боксер.
Нужно что-то делать. Ну, хоть что-нибудь.
Ночью позвонил Браудель.
— Я у Пикселя. Пожалуйста, приезжай скорее.
Он ждал Себастьяна у дверей подъезда. Они вошли в лифт.
— Ума не приложу, что делать, — пожаловался Браудель. — Мы разговаривали, и вдруг он начал бредить. Перестал меня узнавать. Заперся у себя в
комнате. Боюсь, как бы он чего не натворил.
— Он выпил?
— Немного.
— Наркотики?
— Я наблюдал за ним. При мне он не принимал.
В квартире воняло какой-то гадостью. На полу грязь, на столе остатки заплесневевшей еды, перед включенным телевизором (крутили документальный фильм о жизни индейцев) тоже. Пустые бутылки из-под пива, засыпанный окурками ковер.
— Он там, — шепнул Браудель и кивнул на дверь.
Себастьян взглянул на стены и содрогнулся — вместо прежних коллажей комната была завешана фотографиями некоего индивидуума, начиная с самых юных лет и до самой смерти. Мальчик, выглядывающий из дупла огромного дерева; подросток на велосипеде; молодой человек, отмечающий получение диплома адвоката... Стоп, третья фотография настоящая; первые две были грубыми попытками спроецировать облик отца Пикселя в молодости на несколько лет назад. Мальчик и подросток были мало похожи друг на друга и оба они почти не имели ничего общего с юношей на третьем снимке. Патетичный, вызывающий сочувствие музей впустую потраченных усилий, подумалось Себастьяну.
Браудель осторожно толкнул ведущую в рабочую комнату дверь. Не заперто. Стоя на пороге, они наблюдали за Пикселем, погруженным в неестественно яркий и сочный мир компьютерного леса. Тот что-то бормотал на непонятном языке.
— Пиксель, как поживаешь? Как твой Nippur’s Call? — оттарабанил Себастьян самым естественным и непринужденным тоном, на который оказался способен.
Ответа не последовало. Пиксель, казалось, был слишком поглощен происходящим на экране монитора.
Себастьян положил ему руку на плечо и тут же получил мощный удар кулаком. Пиксель вскочил и вплотную приблизился к Себастьяну.
— Ты его не узнаешь? — спросил Браудель. — Не может быть. Это же Себастьян.
— Ларакрофт! — закричал Пиксель. — Ларакрофт! Ларакрофт!
Браудель вклинился между ними и попытался развести на безопасное расстояние. Пиксель навалился на них обоих. Тогда Браудель чуть сместился в сторону и, сделав легкое движение, уложил Пикселя на пол. Тот беспомощно упал на живот.
- Так ты мастер боевых искусств, — заметил Себатьян, пытаясь прийти в себя после пережитого страха. — Это отсюда твой шрам?
— Нет, в пять лет меня укусил боксер.
- Видать, хорошо хватанул, раз шрам так и не сошел.
У Себастьяна болела рука. Глаза Пикселя были пусты. Он их совершенно не узнавал.
— В какой-то мере я его понимаю, — снова заговорил Браудель, усевшись за стол. — После смерти мамы я был просто невменяем. Иногда мне кажется, что я до сих пор остался таким же. Мне помогает молчание. Тишина. Мои мысли сводят меня с ума — они все крутятся и крутятся без остановки, как заведенные. Но я не собираюсь сводить с ума остальных.
— Инес намекнула, что тебе пришлось несладко.
— Да уж. Это верно.
— А что случилось с тобой?
— У мамы обнаружили рак в последней стадии. Один из тех случаев, когда организм потихоньку разрушается и умирает. Ночь за ночью она страдала от жутких болей, и я вместе с ней.
Он немного помолчал.
— Однажды она сказала, что больше не может это терпеть и хочет покончить с собой. Умоляла помочь ей. Я много думал, и однажды утром, проснувшись, я встал, взял подушку и, зажав маме рот и нос, задушил.
Себастьян посмотрел Брауделю в глаза. Неужели он говорит серьезно? Они столько времени работали вместе и никогда не говорили о личном. Браудель выключил компьютер.
— Я убил ее, но это было самоубийство, — продолжил он. — Меня никто не понял. Я отсидел в тюрьме для умалишенных семь лет.
— А здесь никто об этом не знал?
— Я не из Рио. И приехал сюда, потому что тут никто обо мне не слышал и не знал о моем прошлом. Ползли какие-то слухи, но не более того.
— Инес говорила, что поместит тебя на обложку своей книги.
— Пора поведать мою историю людям. Она довольно противоречива. Большинство скажет, что я хладнокровный убийца и не заслуживаю места на обложке. Но противоречия обеспечивают книгам неплохой тираж, верно? Инес мне нравится, я хотел бы ей помочь.
— Ты потеряешь работу.
— Я готов к этому.
— Ты потеряешь еще множество разных вещей.
— Самое главное я уже давно потерял. Так что я не боюсь. Мои мысли не дают мне покоя. Я чувствую себя запертым в заколдованном доме. Я почти не
сплю. Максимум два часа.
С пола послышался шум. Пиксель уснул и теперь раскатисто храпел. Глаза Брауделя светились покоем; Себастьяну захотелось подойти и обнять его, но он не пошевелился и остался стоять, где был, отведя глаза на погасший экран монитора.
На следующий день он обедал с Алисой и Николь в ресторанчике, расположенном примерно в квартале от издательства. Пока Алиса разглагольствовала о юридической стороне дела Инее, а Николь с отсутствующим выражением на лице молча жевала салат, Себастьян мысленно пролистывал возможные варианты собственного положения. Сначала ему пришло в голову связаться с кем-нибудь из представителей оппозиции. С одним из союзников Марино. Или выяснить, кто считается наиболее уважаемым из критикующих Монтенегро интеллектуалов или историков, и рассказать о происходящих с ним событиях. Затем он отбросил оба варианта: это только поставит под удар жизни выбранных им людей. По той же причине он решил не обсуждать эту тему с Пикселем (хотя, конечно, существовала крохотная вероятность того, что Пиксель как-то связан с Цитаделью...).
— Люди привыкли верить фотографиям, — говорила Алиса, — и не задумываются, как легко внести любые поправки, чтобы получить на выходе необходимый на данный момент результат. Это существовало и раньше, но сейчас все стало значительно проще. Одно дело небольшие изменения, не затрагивающие дух фотографии, но совсем другое — то, что совершила Инес. Может быть, пора внести изменения в законы или обязать фотографов давать что-то вроде клятвы Гиппократа? Даже не знаю.
Еще Себастьян подумывал ночью пробраться в издательство и опубликовать на первой полосе сфабрикованную им фотографию времен диктатуры, представив план Монтенегро жадным глазам общественного мнения (уже слепнущим от обилия увиденного). Отпадает: его проверяли каждый раз при выходе из Цитадели, так что попытка выкрасть фотографию обречена на провал.
— У Инес отличный адвокат,— заметил он
вслух. — Доносо. Моя жена работала с ним.
— Да, адвокат первоклассный. Но мы-то понимаем, как это делается. Сейчас у него, благодаря контактам в правительстве, все на мази. Он учился вместе с Сальмоном Барриосом.
— Министром внутренних дел?
— Это единственный известный мне Сальмон
Барриос. Чертов ублюдок. Таких в стране полно.
Так. Доносо и правительство, Доносо в попытках выяснить, не собирается ли Себастьян их предать... значит, история Никки о шантаже — правда? Или это очередная замысловатая ложь? Кому и чему верить? Племянница занялась кроссвордом.
Алиса сказала, что Пиксель попросил отпуск на месяц и его отпустили.
— Он совершенно уничтожен смертью отца. Нужно проявить понимание и оказать ему помощь.
Себастьян представил, как Пиксель блуждает по заколдованному лесу Nippur’s Call и предлагает свое роскошное тело цифровым бандитам, забравшимся туда из своих домов в Сиэтле, Куритибе и кто знает, откуда еще. Его изнасилуют или, может, он превратится в сову. Нет, он уже не вернется в издательство. Ни через месяц, ни через два. Не вернется, с грустью подумал Себастьян. Станет новым Библиотекарем Рио-Фухитиво, будет бродить по улицам с именем Ларакрофт на губах и CD-дисками вместо книг в карманах плаща.
Официант принес дымящиеся тарелки — баранина и сочный бифштекс для Себастьяна и Алисы. Николь заказала гуарану. Алиса поделилась с Себастьяном их с Джуниором очередными идеями. Себастьян перевел взгляд на грудь Николь. Совсем крохотная. Оцифровать бы да подправить (так же, как и его собственные виски, где волосы уж больно стремительно начали пятиться назад).
— Уругваец вне себя, — продолжала Алиса поигрывая вилкой. — Подавай ему ежедневное литературное приложение на восьми полосах. Мясо замечательное. Передай соль, пожалуйста. Это слишком шикарно — конечно, мы хотим сохранить традиции газеты и, если возможно, быть лучшими в своем деле. Но ведь это же анахронизм. Кому сейчас нужно литературное приложение? Публика требует другого. И если мы сейчас хорошо продаемся, то потому, что отвечаем ее запросам. Мы с Джуниором планируем запустить цифровое издание. Оно должно быть независимым от печатной версии и не повто-рять ее. Мы решили поручить это Брауделю.
Себастьян еле сдержал ухмылку. Ну и лица у них будут, когда Инес опубликует свою книгу с Брауделем на обложке. Сколько он продержится на своем посту? Ну и ладно. Себастьян сомневался, что захочет работать с ним в одном помещении после того, что узнал о его прошлом. Каждый раз, вспоминая историю художника, его била дрожь. С разрешения, из сострадания и любви — но, что ни говори, все равно это убийство. Себастьян пытался понять Брауделя, поставив себя на его место, но так и не смог.
К ним подошел торговец с плакатами и наклейками. Себастьян отрицательно мотнул головой, но тут заметил нечто, привлекшее его внимание. Он поднес поближе один из стикеров: фигура с головой Че и телом Ракель Уэлч. Копия жуткого качества, содранная прямо с «Фаренгейта».
— Ты попал, — рассмеялась Алиса. — У тебя
сперли идею. Нужно было слушаться сестру.
— Да пошла она...
Себастьян попросил еще несколько наклеек: «Петиция Каста и субкоманданте Маркое. Марадона и Анна Курникова. Монтенегро и Дэйзи Фуэнтес. Мать Тереза и Туто Кирога. Где же его подпись? Он и сам уже не помнил, среди каких именно пикселей притаился его крохотный интеграл.
— Ну так что, приятель, вернешься к нам? —
Алиса перешла наконец к теме, ради которой и вытащила Себастьяна на обед. — Насовсем, я имею ввиду.
И в этот момент Себастьяна осенило, что он должен сделать в Цитадели.
— Да,— улыбнулся он. — Вернусь.
— Отлично. Но ты заставил себя поупрашивать.
Ладно, дело сделано. У меня тебе сюрприз. Николь, будь добра, подай мне сумку.
Алиса протянула ему коробку в подарочной обертке. Себастьян сорвал бумагу и увидел цифровой фотоаппарат Nikon CoolPix 950.
— С программным приложением, позволяющим снимать на все триста шестьдесят градусов.
Так что оцени подарок и изобрази неподдельную радость.
Несмотря на то, что он не испытывал абсолютно никакого желания снова сделать когда-нибудь хоть один снимок, Себастьян послушно выполнил, что от него требовалось.
Вечером, сидя в Цитадели, он начал подписывать прошедшие через него фотографии стилизованной буквой «S». Сначала Себастьян увеличивал кадр чуть ли не до появления надмолекулярных структур и, дрожа от страха и возбуждения, прятал среди них миниатюрный интеграл, свой товарный знак. В него вселился дух авантюризма: вот его подпись — это клетка кроссворда в смятой газете, которую держит в руках секретарь Монтенегро; а здесь — в виднеющейся вдали табличке с искаженным названием улицы (вместо одной из букв вставлена вездесущая «S»); или вот тут — около правого уха коня Монтенегро во время парада; на брошенной на столе пачке на снимке одного из заседаний Кабинета.
Шесть дней Себастьян трудился не разгибая спины. Все это время его не оставляли мысли о Никки, он спрашивал себя, когда же она вернется домой и обнимет его. Каждый день проходил в ожидании конца, но, видимо, в Цитадели его работа была пока что нужна. Каждая помеченная им фотография представляла собой нечто вроде запечатанного в бутылке послания в будущее: может быть, через месяц или через пятьдесят лет дотошный историк (из тех, что готовы облазать с лупой — или с более продвинутой, чем Photoshop, программой — каждый миллиметр попавшего им в руки материала) обнаружит странный значок и сможет доказать, что фотография не является подлинной и была изменена. Это подтолкнет его к поискам оригинала и анализов других фотографий того периода. Вполне вероятно, что Себастьяна записывали на видео, и, возможно, уже стало известно, что он пытается превзойти в таинственности самих Тайных Властителей Тайн. Интересно, они уничтожат фотографии или снова попытаются подделать их, стремясь избавиться от его подписи? Да, все его усилия могут пойти насмарку. Но стоит одной лишь фотографии проскочить невредимой сквозь когти Цитадели — и его старания окажутся ненапрасными. Стоит только одному из следящих за ним людей осознать — как это случилось с самим Себастьяном — весь ужас того, что они совершают и позволить хотя бы одной подписанной им фотографии сохранить на себе эту подпись в качестве доказательства изменений, совершенных цифровым мечтателем, как у потомков будет свидетельство проводимых в Цитадели эксцериментов. Тогда можно будет воскресить мертвых, вызволив их из неизбежности химических оков солей серебра.
В конце шестого дня автобус вез Себастьяна домой, а у него перед глазами все стояло изображение выстроившихся по краю эспланады симметричных зданий. Он проникся нежностью к этому месту — своему вечернему офису — захватившему его воображение так, как это не удалось зданиям «Имадженте» и «ТьемпосПостмо».
Себастьян представил себе Цитадель с кричаще-оранжевыми или пронзительно-желтыми стенами, населенную существами со взаимозаменяемыми телами и головами, лицами, на которых то появлялись гротескные носы, то исчезали пухлые складки губ (как у Джины Гершон), меняющими цвет кожи и бровями, то истончавшимися до невесомого изящества, то превращавшимися в буйные тропические заросли. Представил самого себя, создающего Цитадель цифровых грез, в то время как некие люди использовали его труды, пытаясь превратить Рио-Фухитиво и другие города в части страны с поддающимся цифровой коррекции прошлым и обладающими послушной эластичной памятью гражданами.
Где же его Таиландочка? Он тосковал по ней до бреда. Себастьяна уже не тянуло забыться в ностальгии по Антигуа. Он жаждал, чтобы она разделяла с ним настоящее — и неважно, с предательствами или без, двуличная или искренняя. Он хотел, чтобы она была рядом, любил и желал только ее одну или вместе с Варой или с кем-то похожим, с кем уж сведет их судьба в очередную безумную ночь — одновременно насыщенную и пустую. Он желал ее одну и желал вместе с Николь.
Себастьян неторопливо брел к дому с мятной жвачкой во рту (это территория Никки). Мечтал открыть дверь и увидеть, что все в порядке. Чтобы Никки сидела и читала или смотрела кино. Они поцелуются и скажут, что страшно скучали друг без друга. Он приготовит ужин, затем, вооружившись красным вином, они проведут всю ночь, занимаясь любовью на ковре под равнодушными взглядами скалярий и пронизывающим воздух голубоватым светом телеэкрана.
Браудель сказал, что Инес скоро освободят. Обвинившая ее девушка не смогла предоставить до-статочных доказательств своих слов. Себастьян об-радовался. Алиса обходила тему стороной, ни разу не упомянув о виновнице скандала. Неужели?., да нет, скорее всего нет. Да и какая разница? Вот кто действительно казался влюбленным по уши, так это Браудель. Он чуть ли не порхал вокруг Николь. Бедняга, тут его шансы были равны нулю.
Себастьяну хотелось сблизиться с ним, но никак не мог отделаться от картины — сын душащий мать подушкой...
Примерно за квартал до дома он заметил, что что-то не так, и ускорил шаг. Метров через двадцать остановился. Невероятно. Но придется поверить тому, о чем кричали его глаза. Себастьян снова двинулся вперед — на этот раз очень медленно — и приблизился к тому месту, где у входа обычно парковался порш.
Порша не было, как, впрочем, и самого дома: от его квартиры и от занимавшей второй этаж квартиры Большой Мамушки не осталось и следа... Будто кто-то унес их, положив в карман, как детальку детского конструктора. Или как строительный блок, который можно просто засунуть в кузов грузовика и увезти. На углу, на месте дома раски-нулся небольшой пустырь утоптанной и еще влажной земли, где выли друг на друга два кота-соперника. В парке подростки как ни в чем ни бывало курили марихуану и слушали Мигеля Босе, исполнявшего что-то из Фито Паэса. Такое впечатление, что этот пустырь всегда был неотъемлемой частью квартала — необходимый кусочек свободного пространства для дружеской попойки или нетерпеливого секса. Но в парке сидели не те подростки, которых он знал. Эти были какими-то другими, слишком чистенькими и рафинированными, слишком вписывающимися в окутывающую всю вокруг атмосферу подделки и продажности. На стенах зданий по ту сторону парка не осталось ни пятнышка от оскорбляющих Монтенегро граффити.
Невероятно. Но придется поверить тому, о чем кричали его глаза.
Спрашивать этих юнцов, да соседей тоже, видели ли они что-нибудь странное — совершенно бесполезно. Все всё видели, но никто ничего не видел. Все отлично и очень естественно играли свою роль, так что Себастьяну не остается ничего иного, как смириться и молча аплодировать тому, кто срежиссировал и организовал подобное представление, мастерски закрученное вокруг его жизни за какие-то несколько недель (а может, все началось значительно раньше — когда он только познакомился с Никки... или еще раньше, в тот день, когда он появился на свет).
Но нужно хотя бы попытаться. Да, он обойдет дом за домом и будет спрашивать соседей, не замечали ли они в последние недели чего-нибудь странного. А как же? Приходили какие-то люди с цифровыми фотографиями и уносили с собой оригиналы. Еще какие-то здоровяки тащили на спине бесчувственную Никки (а может это был ловко разыгранный фарс). А после прихода очередной группы исчез его дом. А как же?
Себастьян почувствовал, что задыхается.
Но он не успел ни с кем поговорить. Кто-то выкрикнул его имя, и Себастьян понял, что время пошло. Он бросился к мосту так быстро, насколько ему позволяли хрупкие связки больного колена. Здесь каких-то пять кварталов. Если он сможет их миновать, то ему удастся вырваться из зоны теней. Туда в щедро освещенный огнями город с множеством пешеходов и автомобилей, где на полных народа улицах уничтожить его будет значительно труднее.
Мчась во весь опор мимо этих пяти кварталов обшарпанных зданий, с освещенными голубым сиянием телеэкранов окнами, припаркованными на улице бразильскими «фольксвагенами» и разбросанными по тротуарам детскими велосипедами, Себастьян вдруг понял, что так и не знает, вернется отец или нет. И понял, что не хочет, чтобы тот возвращался; а еще вспомнил, что полярные медведи живут не в Антарктике, а в Арктике. Подумал, что Никки, скорее всего, насквозь фальшива, но он любит ее, как никогда. Промелькнула мысль, как долго «геймбой» с фотокамерой будет интересной новинкой для дочери Патрисии и что станется с легкими мамы, которая просто немилосердно смолит табак. Интересно, где сейчас Исабель и где закончит Пиксель— на улице или в джунглях Nippur’s Call; и будет ли Алиса и дальше избавляться от текста в своем издании, в то время как Библиотекарь продолжит воровать книги. И останется ли Браудель до конца дней узником смерти своей матери.
Никки, скорее всего, насквозь фальшива, но он любит ее, как никогда.
С той стороны моста в него целились два солдата военной полиции. Приснится ли ему черно-белый Монтенегро? Себастьян остановился. Жутко болело колено.
Он пошел шагом, вдыхая зловоние реки. Перила приобрели пурпурный оттенок. Полицейские приказали ему остановиться. Себастьян не обратил внимания, подумав, что Инес оказалась права во всем. Иногда возникали достаточно веские мотивы, чтобы броситься с моста в поисках пурпурных вод и камней в глубине реки Фухитиво.
Выживут ли его Цифровые Создания? Если нет, то найдется другой увлеченный компьютером дизайнер, вроде него, художник Photoshop’a, который вызовет его призрак из зоны теней или, наоборот, — навеки поместит туда весь мир. Пришло время цифровых снов, цифровых грез.
Все его усилия могли оказаться напрасными. Но достаточно лишь одной подписанной Себастьяном фотографии просочиться сквозь хищные когти Цитадели, как появится надежда возродить правду. Одна только фотография с его подписью в качестве свидетельства производимых в Цитадели экспериментов — появится шанс воскресить мертвых, вызволив их из неизбежности химических оков солей серебра.
Он посмотрел налево и, сделав два стремительных шага, прежде чем полицейские успели что-либо предпринять, легко вскочил на парапет. Поцеловал аметист. Затем, вознеся хвалу небесам, что по крайне мере в этот момент поблизости не оказалось ни одной фото- или видеокамеры, нетерпеливо поджидающей случая пленить уже готовую освободиться от плоти тень, бросился в пустоту пропасти, отделявшую его от поверхности реки — глубокая прожорливая глотка, — по берегам, словно скорбные плакальщики, служащие поминальную мессу, вытянулись эвкалипты.

Примечания

1 - Джексон Поллок (Jakson Pollok) - амер.художник, основатель “живописи действия” - метод спонтанного нанесения живописи на полотно. Известен так же как “Джек-каплеметатель”.
2 - Hasta la vicoria siempre - Всегда до победы (исп.).
3 - Карл-Хайнц Руммениге (Karl Heinz Rummenige) - вице-президент мюнхенского футбольного клуба “Бавария”.
4 - Gameboy - электронные игровые приставки и принадлежности.
5 - “Дом духов” (La casa de los espiritus) Исабель Альенде.
6 - Буквальный перевод названия города с испанского на английский - Rio Fugitivo - Река-Беглянка - Fugitive River City.

7 - Любовь после любви (исп.)
8 - Прямо сейчас (англ.)
9 - Судя по всему, под Монтенегро подразумевается генерал Хуго Банзер Суарес (Hugo Banzer Surez(1926-2002)), бывший военный диктатор (1971-1978), после нескольких неудачных попыток, наконец, в 1997 г. Избранный президентом демократическим путем. Крайне заботился о том, чтобы избавиться от репутации кровавого диктатора.
10 - В романе Операция “Ворон” (Operacion Cuervo), намек на известную кровавую Операцию “Кондор” (Operacion Condor) - полоса прокатившихся практически по всей Латинской Америке (Чили, Бразилия, Уругвай, Парагвай, Боливия, Аргентина) в семидесятых годах двадцатого века репрессий и преследований приверженцев “левых партий”.
11 - За время диктатуры Хуго Банзера в Боливии подверглось репрессиям более 35 000 человек.
12 - Прототип Монтенегро - Хуго Банзер - в результате несчастных случаев потерял двоих сыновей. Один погиб от случайного выстрела, второй - в автокатастрофе.
13 - Subcomandante Marcos - лидер современных мексиканских партизан, философ, аналитик-антиглобалист.
14 - Jorge (Tuto) Quiroga Ramirez - молодой политик. С 1997 г. - вице-президент Хуго Банзера. В 20012002 гг. исполнял обязанности президента после того, как Банзер подал в отставку по состоянию здоровья.
15 - До бесконечности (лат.)
16 - Mediterraneo - Средиземноморье (исп.).
17 - Острый томатный соус с чесноком.
18 - Pepe Cortisona - персонаж латиноамериканских комиксов.
19 - Cocaleros- боливийская Федерация крестьян-производителей коки; под Уилли Санчесом, вероятно, имеется в виду Эво Моралес Айма (Evo Morales Ayma) - политический деятель, лидер Cocaleros.
20 - Alfredo Bryce Echenique - современный перуанский писатель, лауреат множества престижных литературных премий.
21 - Кролик, герой комиксов и мультфильмов студии Warner Brothers.
22 - Так себе (англ.)
23 - Мой собственноличный Унабомбер (англ). Unabomber - террорист Теодор Кажински - в конце 70-х посылал известным исследователям в их университеты взрывчатку по почте. Известен свои “Манифестом”, суть которого можно свести к тому, что промышленная революция - проклятие и во имя спасения человечества нужно объединиться и путем новой революции уничтожить научно-технический прогресс и изменить структуру общества.
24 - Quinua - выращиваемая перуанскими индейцами злаковая культура. Продукт высокой питательной ценности.
25 - Девочки (португ.)
26 - Игровая приставка
27 - Роман Хавьера Мариаса (“Corazon tan blanco”, Javier Marias).
28 - Кукурузная водка
29 - Колониальное название города Сукре, являвшегося к последней четверти XVIII века интеллектуальным и политическим центром долины так называемого “Верхнего Перу”
30 - Игра слов. Получившееся слово можно перевести как “соратник по шайке”.
31 - Oscar Cerruto (1912-1981) - боливийский поэт, писатель журналист и дипломат.
32 - Guerra de Chaco - вооруженный боливийско-парагвайский конфликт в 1932-1935 гг.
33 - Прототип Монтенегро, Хуго Банзер Суарес, действительно имел связь с претенденткой на звание Мисс Боливия-1970 Марией Исабель Доносо, родившей ему внебрачного сына Хуго.
34 - Песня Боя Джорджа.
35 - Эдвард Штейхен (Edward Steichen), 1897-1973 гг., американский фотограф
36 - Ласло Мохой-Надь (Laslo Moholy-Nagy), 1895-1946 гг., венгерский художник, работавших в живописи, скульптуре, кино, промышленном дизайне и фотографии. Преподавал в университете и писал о проблемах творчества.
37 - Вокалист австралийской группы INXS Майкл Хатченс (Michael Hutchens) был найден повесившимся в номере отеля на собственном ремне.
38 - Рамиро Кастильо (Ramiro Castillo) один из сильнейших игроков боливийской футбольной сборной, повесился в своем доме после смерти неизлечимо больного 9-летнего сына.
39 - Хосе Асунсьон Сильва (Jose Asuncion Silva), 1865-1896 гг., колумбийский поэт-романтик, по его собственным словам “жених смерти”. Накануне самоубийства врач пометил ему место, куда стрелять.
40 - Название компании и ее продукции - программные пакеты и оборудование для систем управления цветом и т. д.
41 - “El condor pasa”.
42 - Luis Donaldo Colosio Murrieta - кандидат в президенты Мексики, застреленный в 1994 г. В Тихуане.
43 - Abraham Zapruder - человек, сделавший любительскую запись момента убийства президента Джона Кеннеди. Запись известна как “пленка Запрудера”.
44 - Пятьдесят на пятьдесят (англ.)

Blog

"Компьютерные гении" Южной Америки "Короли Сети" богатой маленькой страны Заниматься политикой тут глупо и опасно