Религиозные традиции мира

Вид материалаДокументы
Глава: 34 Индуизм сегодня
Лватара — нисхождение, манифестация или воплощение божества, например, Вишну. Авидья
Ахимса — непричинение вреда любому живому существу. Ачарья
Варна — один из четырех классов в иерархии человеческого общества; каждая из варн включает в себя значительное количество джати.
Варна вайшьев
Варна кшатриев
Вахана — четвероногое, крылатое или любое другое существо, служащее ездовым животным для божества. Веда
Гаятри — главная мантра индуизма, произносимая при обряде инициации каждого «дважды рожденного». Гопи
Грихья — домашний, домашнее хозяйство. Гуна
Гуру — учитель, духовный наставник. См, также ачарья.
Дикша — ритуальное посвящение, обряд инициации. Дхарма
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Глава: 34 Индуизм сегодня


4 СЕНТЯБРЯ 1987 г. РУП КАНВАР, восемнадцатилетняя жительница деревни Деорала, штат Раджастхан, была усажена среди дров погребального костра своего мужа и сгорела заживо. Практика сати — самосожжения вдов — очень древний обычай Северной Индии, хотя и не освященный ни одним санскритским текстом. Осужденная реформаторами XIX в., такими, как Раммохан Рай, и запрещенная рядом постановлений, начиная с 1829 г., она сохранилась и периодически давала о себе знать в течение последних двух веков, показывая, каким образом Индия и индуизм приспосабливаются к новому времени.

Развернувшиеся по всей стране споры, вызванные сати в Деорале, весьма поучительны для того, кто хотел бы понять судьбы индуизма на пороге XXI в. Индийское правительство, представляющее интересы секу­ляризированного современного государства, управляемого конститу­ционными законами, отреагировало быстро и сурово, издав закон, грозящий пожизненным тюремным заключением или смертной каз­нью за подстрекательство к совершению сати. В прессе появились статьи, осуждающие этот анахронизм и его сторонников, цитирую­щих в его защиту древние тексты, прославляющие верность жены своему мужу, вплоть до принесения себя в жертву. Однако в пылу полемики почти ничего не было сказано о тысячах активно действую­щих по всему субконтиненту святилищ, увековечивающих случаи сати, имевшие место в прошлом. Некоторые из известных лидеров индуистских сект даже выступили в поддержку «добровольного сати» и «сати дхармы». В качестве одного из своих аргументов они выдви­гали тот факт, что идеалу женской преданности, прославленному всем корпусом индуистской мифологии, собраниями народных сказаний, ритуальными и символическими системами, соответствуют лишь очень немногие женщины, подобно тому как идеалу отречения от мира в действительности следуют весьма редкие санньяейны.

Через несколько недель после смерти Руп Канвар, которая, по заявлению свидетелей, была насильно принуждена к акту самосожжения родней покойного мужа, в тридцати двух городах и деревнях четырна­дцати районов Раджастхана был проведен опрос11. Большинство из опрошенных (63%) составляли женщины. Результаты показали сле­дующее: 86,6% всех респондентов знали о существовании культа сати, 80,7% знали о смерти Руп Канвар и 63,4% одобряли ее поступок. Лишь 3,65% опрошенных осознавали, что совершить сати молодую женщину вынудили насильно: Определенное количество респондентов заявило, что она стала богиней (Сати Деви).

Бурные дебаты по поводу этого единичного случая и общественное мнение Раджастхана напоминают нам о том, что не следует делать поспешных обобщений касательно современного индуизма. Из окон квартиры какого-нибудь многоэтажного жилого комплекса в Бомбее, Канпуре или Хайдарабаде может быть не видно ни храмов, ни традиционных костюмов, ни праздничных действ, ни внешних при­знаков принадлежности к определенной касте. С другой стороны, на перекрестке любого города или деревни могут стоять два или три храма и полдюжины святилищ и статуй, там можно увидеть процес­сию в честь местной богини, цветные одежды садху или традицион­ных нищих, совершающих свой ежедневный обход домов, а также обилие кастовых признаков в одежде, профессиональных занятиях и в поведении людей. Однако степень религиозности и участия в ритуальной практике, «принадлежности к индуизму», зачастую не может быть правильно определена по внешним признакам. Было бы ошибкой полагать, что модернизация и другие свидетельства западно­го влияния, столь очевидные в крупных индийских городах, полно­стью стерли все следы важнейших индуистских традиций. Персональ­ный и семейный порядок поклонения, участие в деятельности храмов, матх и других религиозных институтов, посещение мест паломничест­ва и святилищ, устроенных в честь предков, хотя зачастую модифи­цированные и сокращенные требованиями современной городской жизни, продолжают соблюдаться так же, как и в деревнях и традици­онных  городах.

Индуизм в продолжение всей истории своего существования обла­дал безграничными возможностями подчинять любые события своим символическим системам, и он продолжает делать это и в современ­ный период. Гипсовые бюсты Индиры Ганди, премьер-министра Индии, убитой в Дели в результате покушения в октябре 1984 г., можно увидеть сейчас в любой деревне и каждом городе. Подобно какой-нибудь богине, она стоит обычно на перекрестках дорог, украшенная гирляндами цветов, со свеженанесенным красным пятном на лбу. Большая часть неграмотного населения Индии поклоняется ей, признавая, что ее бюст обладает силой, которую можно увидеть, к которой можно прикоснуться, которую можно позаимствовать. Пока не известно точно, возникнет ли новый культ богини Индиры, но процесс мифологизации уже идет, переводя события секуляризиро­ванной политической жизни на язык агиографии, создавая новое житие, демонстрируя непрекращающееся стремление индуизма к са­мообновлению.

Одному из показателей жизненности и экспериментального характе­ра индуизма ученые присвоили название процесса «санскритизации», в рамках которого брахманическая вера и ритуальная практика, вкупе с санскритскими текстами, становятся все более значимыми среди не­брахманских слоев индийского общества. Процесс этот, разумеется, был зафиксирован еще в ранний ведийский период, и следы его сохрани­лись на каждой фазе исторического развития индуизма. Брахманы, когда-то ученая и обучающая элита, сохраняли санскритский язык, Веды и шастры и ограничивали доступ к сборникам законов, круп­ным храмам, тиртхам и институтам монашества. В современной Индии основания их былой власти разрушаются законами секуляри­зированного государства, подвижностью кастовых групп, стремящихся занять более высокое положение в обществе, и институтами полити­ческими. Образование открыто для всех желающих. «Неприкасаемым», племенным народам, «низшим классам» и «слабейшим партиям» пре­доставлены специальные привилегии и положения, утвержденные действенными   программами.   Храмы   не   являются   больше   местом, недоступным для «неприкасаемых»; некоторые ведийские школы и даже центральные храмы управляются государственными служащими, а Веды и религиозные санскритские шлоки читаются для всеобщего слуха в общественных заведениях для ритуальных омовений, на ярмарках и празднествах. Сеть радио- и телевещания значительно демократизировала веру. Мантры начитываются женскими голосами на магнитофонные пленки, а эпос «Рамаяна» был экранизирован и стал телесериалом, демонстрация которого идет каждое воскресное утро. Способности чтецов-брахманов оказываются невостребованны­ми, если классические санскритские тексты стали доступны с помо­щью домашнего видеомагнитофона.

Вместе с упадком брахманской гегемонии и ростом всеобщего образования постепенно повышается обилие средств, позволяющих представителям средних и низших классов общества обогащать свою духовную жизнь: путешествия по священным местам и региональным ярмаркам; разработка новых, более утонченных ритуалов; религиозное обучение в матхах и общинах; благотворительная поддержка святилищ и храмов; благочестивая преданность «богочеловекам» и живым боги­ням; приобретение религиозных книг, трактатов и плакатов.

В качестве иллюстрации обратимся к опыту жителя Южной Индии средних лет по имени Раджу, чья принадлежность к одной из каст варны шудр исключает его из общества трех традиционных «дважды рожденных» классов и отстраняет от санскритского образования. Духовное озарение, посетившее его в возрасте около тридцати лет, и материальная независимость — результат успешной работы в качестве мелкого служащего — позволили ему занять наиболее значительное положение в религиозной жизни своих соседей. По существу, он сделал сразу две духовные карьеры, поглощающие сейчас все его время: одну — видимую для общества, другую — частную, личного характера. Он является целителем верующих, снабжая их священной золой (вибхути), соком лайма и мантрами в качестве средств от фурункулов, сыпи, а также укусов многоножек, скорпионов и змей. Матери носят к нему детей, пораженных дурным глазом и неблаго­приятными ветрами и духами. Кроме того, он пользует и взрослых, страдающих от «слабости тела», наступившей в результате влияния темных планет, и широко известен как знаток заклинаний, амулетов, драгоценных камней и талисманов, предназначенных для самых раз­личных целей. На некоторых местных празднествах он выступает как экстатический бог-танцор, для которого является обычным время от времени становиться одержимым могущественным и опасным божест­вом. Будучи знаменит в качестве благотворителя религиозных инсти­тутов, он собственными руками соорудил несколько святилищ, посвя­щенных богиням, в различных районах города, в одном из которых, например, поселилась обладающая всеиндийской славой Дурга, а в другом — богиня, защищающая от эпидемий какой-то одной кон­кретной болезни. Недавно он стал спонсором местного приюта для странствующих садху, регулярно одаривая их медными колокольчика­ми, сумами для сбора подаяния, однодневными тарелками из листьев и даже балуя их небольшим количеством наличности, чтобы гаранти­ровать им, как он выражается, сбалансированную диету.

Невидимая сторона его религиозной жизни еще более удивительна. Хотя и будучи шудрой, он носит священный шнур, а его ежедневные медитации   и   ритуалы,   отправляемые   на   беглом   санскрите,   могут поспорить в своей точности с церемониями, совершаемыми самым строгим брахманом. После утреннего омовения в реке он медитирует над лингамом, который всегда висит у него на шее, — вырезанный из серого агата и окруженный миниатюрными фигурками Ганеши, Лак-шми, Дурги, Парвати и Сарасвати, он заключен в оправу в форме крупного серебряного яйца. Одна из трех небольших комнаток в городской квартире, которую он занимает со своей женой и двумя детьми, полностью отведена под мини-святилища и алтари, и здесь он каждый день в течение Двух часов совершает пуджа на санскритском языке, за которым следует занимающая еще один час медитация; все это — до начала рабочего дня. Раджу соблюдает молочную и расти­тельную диету, придерживается полового воздержания (брахмачарья), отпускает свои длинные, спутанные волосы до состояния сбитых прядей на голове Шивы. Он описывает свою цель в соответствии с требованиями Упанишад: знание Высшей Души, брахмана.

Духовная жизнь этого человека наглядно демонстрирует сознательно и добровольно осуществляемую программу «санскритизации». Она также служит корректировке мнения непосвященных людей, склонных отделять шамана или целителя «несанскритской» народной религии от санскритской традиции индуизма высших каст. Разъезжая по городу на мотороллере, подставляя встречному ветру свои спутанные пряди волос, Раджу чувст­вует себя счастливым, потому, что сумел охватить и заключить в себе одном весь широкий ряд индуистских феноменов.

Другой процесс, протекающий сейчас в современном индуизме, можно было бы назвать «ачарьизацией». Он выражается в тенденции образованных городских классов упрощать учение индуизма, сводя его к избранным высказываниям немногих великих учителей (ачарья) и очищая его от всех остальных общинных, местных, деревенских, сектантских и «излишних» аспектов. Во главе стандартного списка ачарий можно поставить таких средневековых деятелей, синтезировав­ших традиции индуизма, как Шанкара и Рамануджа, затем сразу перескочить к недавним реформаторам — Раммохану Раю, Даянанде Сарасвати,   Рамакришне   и   Вивекананде   или   Ауробиндо.   В   более величественный список могут войти также такие лица, как Гаутама Будда, Иисус Христос, Гуру Нанак и Ганди, а списки, учитывающие местных свами и гуру, приобретших национальную и международную известность, могут упомянуть Сатхья Сай Бабу, Рамана Махариши, Махариши Махеша Йоги или Раджниша, умершего в Индии в 1990 г. под именем «Ошо» после высылки из Соединенных Штатов. Следует обратить внимание на один любопытный момент, заметный при сопоставлении процессов «санскритизации» и «ачарьизации»: в то время как Раджу носит на себе изображения четырех богинь (вместе с изображениями Шивы и Ганеши) и ежедневно поклоняется еще нескольким женским божествам, обычный список почтенных ачарий представлен только мужчинами.

Подобно «санскритизации», данный феномен, ставящий в центр высказывания ачарий, соотносится с процессами демократизации веры за счет брахманской элиты, а также с ростом значимости западных ценностей, с расширением возможностей образования и с распростра­нением современных средств массовой информации (которые, как и в Соединенных Штатах, способны в кратчайший срок сделать из какого-либо религиозного деятеля фигуру, известную всей стране). В основе этого эклектического и часто догматического направления индуизма лежит стремление к модернизации, желание продемонстрировать, что господствующее вероучение Индии до сих пор сохраняет свое значение не только в пределах Южной Азии, но и для всего человечества, что это универсальное учение, вечное и основополагающее для любых проявле­ний духовности человека.

«Ачарьизированный» индуизм игнорирует или упускает из виду препятствия, стоящие на пути универсального распространения этого вероучения. С его точки зрения такие моменты, как проводимое пандитами различие между шрути и смрити, кастовая иерархия, инсти­тут «неприкасаемости», различие между «чистым» и «нечистым», магия и колдовство, астрология, целительство с помощью заклинаний, такие «варваризмы», как сати, жертвоприношение детей, ритуальная одержи­мость духами мертвых, хождение по углям или приношения цыплят, свиней, коз, овец и буйволов местным богиням, даже чрезмерное количество богов и богинь, упоминаемое в пуранических мифах, — все это должно остаться за бортом программы развития современного индуизма. Акцент ставится на самореализации, осуществляемой по примеру самореализовавшегося учителя. Данная программа обычно про­возглашает строгое равноправие и выделяет благочестиво-медитативные моменты ритуальной практики, с непременным морализированием, демонстрируя приверженность явному монизму или провозглашенному в Упанишадах и Веданте тождеству между собственным «я» и божест­венной мировой Душой. Часто ударение ставится на «современных научных принципах», используемых не ради удовольствия или приобре­тения материальных выгод (как это происходит на «прогнившем Запа­де»), но ради достижения тех духовных целей, которые явлены в вечно существующей дхарме и открыты в духовном опыте ачарий.

Редко встречающийся в деревнях и довольно нечасто — в традици­онных городах, индуизм, основывающийся на учениях ачарий, широко распространен в англоязычных городских районах по всей Индии и весьма успешно прививается на Западе, благодаря деятельности различ­ных религиозных движений, начиная с «Теософского общества» и «Мис­сии Рамакришны» и заканчивая более молодыми «Обществом трансцендентальной медитации» и «Миссией Божественного Света». Следу­ет отметить, что наряду с появлением гуру, поставляющих на Запад технику йоги и гибридный, модернизированный индуизм, традици­онные индуистские храмы и матхи прочно обосновались по всей Европе и Америке. Они выстроены индийскими каменщиками и скульпторами, освящены индуистскими пуджари и пандитами, состав­ляющими их штат, и обслуживают большие общины иммигрантов-индусов. Население Запада имеет теперь возможность посещать эти новые религиозные институты, где совершаются подлинные индуист­ские обряды и проводятся теологические дискуссии, ранее не извест­ные за пределами Индии, хотя и в них сейчас намечается общая тенденция поощрять развитие вероучения, морально и интеллектуаль­но более подходящего для западного общества и присоединившихся к нему индусов.

Для большинства же индусов, проживающих в Южной Азии, прилагательное «современный», стоящее перед словом «индуизм», не имеет никакого смысла. Даже новые динамичные движения — пора­зительные для философов, изучающих длительную историю этого вероучения, — воспринимаются верующими как освященные древней традицией, вполне нормативные формы выражения. Внезапное появ­ление какой-нибудь популярной богини типа Сантоши Мата или широкий всплеск паломничеств к богине Вайшно Деви в Северо-Западной Индии — это явления, которые легко вписываются в традиционное русло поклонения классическим богиням индуизма. А когда сотни тысяч одетых в черное, воодушевленных молодых людей по всей Индии, объединенные расцветающим культом Айяппана, садятся в поезда и автобусы, а после прибытия на место пешком взбираются на вершину Сабарийского холма (штат Керала), где расположено его святилище, они рассматриваются в конечном счете как обыкновенные паломники со всеми стандартными атрибутами: обетами, благочестивым пылом, постами, воздержанием и рецитация-ми божественного имени. По сути, любопытным результатом беско­нечного экспериментирования индуистской традиции стало то, что подлинные нововведения в ней сейчас практически невозможны: оказывается, что в ту или иную эпоху все на свете уже имело место.

В то время как мир вступает в XXI век, а Индия догоняет Китай по численности населения, превращаясь в самую густонаселенную страну на земле, Южная Азия изнемогает от жестоких межобщинных столкновений — между индусами и мусульманами, индусами и сик­хами, тамильскими индусами и сингальскими буддистами, между представителями различных племенных общин. Несмотря на прове­денную в 1970 г. «зеленую революцию», половина населения страдает от страшной нищеты и недоедания, не имея никаких надежд на будущее. Две трети всего населения составляют неграмотные, а демо­кратические институты Индии, Шри-Ланки и либерального индуист­ского Королевства Непал зажаты между меняющимися режимами соседних государств, постоянно находясь под угрозой полной анар­хии. Однако индуизм как господствующее в Южно-Азиатском регио­не вероучение проявляет слабую озабоченность очередной сменой века, экономических условий или правящей династии. Его древние способы слушать, мифологизировать, классифицировать, возвращать на круг своего существования и поглощать Вселенную позволяют ему смотреть на мир и его болезни отстраненным взглядом.

 

Словарь терминов

Адвайта — недвойственность; философская предпосылка, ставшая известной в учении Веданты благодаря Шанкаре, объявившему, что реально существует один только брахман.

Лватара — нисхождение, манифестация или воплощение божества, например, Вишну.

Авидья — неистинное знание, «земная», ложная мудрость, т.е. невежество.

Атман — истинное «я», душа, дух, являющийся вечным и неуничтожимым со смертью последовательно сменяющихся телесных оболочек, пока состояние мокши не позволит достигнуть полного освобождения от череды перерождений.

Ахимса — непричинение вреда любому живому существу.

Ачарья — духовный учитель или наставник, сведущий в религиозных предписаниях. См. также гуру.

Ашрам — одна из четырех жизненных ступеней; спокойное, часто уединенное место, в котором пребывает достигнувший третьей и четвертой жизненной ступени человек; уход от людей или отшельничество.

Бхакти — одна из форм поклонения божеству, эмоциональная привязанность, наиболее популярный путь к освобождению; адепт бхакти носит название бхакт.

Брахмачарин — ведийский ученик, живущий «в соответствии с брахманом» на первой жизненной ступени из четырех (см. ашрам).

Брахман (ср. род) — предвечная сущность сакрального мира; позже — высшая реальность, неуничтожимый абсолют, в котором гуны пребывают в непроявленном состоянии; Упанишады отождествляют брахман с атманом. Другая форма — брахман (муж. род) — старший жрец при исполнении ведийских ритуальных церемоний.

Варна — один из четырех классов в иерархии человеческого общества; каждая из варн включает в себя значительное количество джати.

Варна брахманов — высший из трех «дважды рожденных» классов индийского общества, традиционно представленный жреческим сословием; брахман — то же самое, что и брамин.

Варна вайшьев — последний из трех «дважды рожденных» классов, традиционно представ­ленный «производителями» (скотоводами, землепашцами, людьми, занимающими опре­деленными видами ремесла), но сегодня включающий в основном торговцев.

Варна кшатриев — второй из трех «дважды рожденных» классов индийского общества, традиционно — военная знать.

Варна шудр — четвертый класс индийского общества, представители которого, шудры, не входят в число «дважды рожденных»; во многих регионах Индии шудры и другие касты, стоящие еще ниже на лестнице социальной иерархии, т.е. «неприкасаемые» и предста­вители некоторых племен, составляют большинство населения.

Вахана — четвероногое, крылатое или любое другое существо, служащее ездовым животным для божества.

Веда — сакральное знание, сборник текстов, передающих откровение, ставшее известным древним мудрецам.

Врата — индивидуальный обет, часто связанный с постом, паломничеством, благотворитель­ным даром, особым видом пуджи или аскетическим деянием.   .

Гаятри — главная мантра индуизма, произносимая при обряде инициации каждого «дважды рожденного».

Гопи — пастушки, влюбленные в Кришну; в религиозной поэзии, песнях, живописи и инструментальной музыке олицетворяют человеческие души, тоскующие по своему Богу.

Грихья — домашний, домашнее хозяйство.

Гуна — волокно, нить, качество, свойство; тремя качествами проявленного мира, в соответствии с учениями основных философских школ Индии, являются: чистота или ясность (сатва), страсть (раджас), инерция (тамас). По этому признаку часто проводят различие между безличным абсолютом (брахманом), который лишен всех качеств (ниргуна) и персональным абсолютом, или высшим существом, обладающим качествами (сагуна).

Гуру — учитель, духовный наставник. См, также ачарья.

Даршана — созерцание божества, священного места или святого человека; подобное созерцание трансформирует сущность наблюдателя.

Дикша — ритуальное посвящение, обряд инициации.

Дхарма — духовные обязанности, находящиеся в соответствии с космическими законами и порядком; вероятно,  наиболее точно понятие дхарма можно передать при помощи понятия «религия». Слово «дхарма» заменило собой более ранний ведийский термин «рита».