Geum.ru

Граф Сессин вот-вот умрет в последний раз. Главный ученый Гадфий вот-вот получит таинственное послание, которого ждала много лет, из Долины Скользящих Камней

Вид материалаДокументы
Глава 8 Ч.2
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17




Глава 8 Ч.2

3
Сессин стоял на сыпучей дюне посреди пустыни, глядя в направлении высокой серой башни в конце полуострова, отрезанного от песков высокой черной стеной. Внутри стены у подножия башни был сад в виде зеленого треугольника. За стеной, с обеих сторон, катило свои волны море, похожее на складчатую бронзу, в которой отражался свет красно-оранжевой сети, горящей в небе. Он отвернулся на мгновение, пытаясь удалить изображение с небес, но оно не хотело исчезать.
Тот же самый свет окрашивал утесы сзади в розоватый оттенок, рябь волнами бежала по песку под его подошвами. В воздухе висел запах соли.
Он почувствовал что-то такое, чего давно уже не чувствовал, и не сразу признался себе, что это чувство – страх. Он пожал плечами, закинул рюкзак себе на плечо и продолжил путь в направлении башни вдалеке, оставляя глубокие нечеткие следы в мелком, как тальк, песке. В воздухе висело нечеткое, прозрачное облако сопровождавшей его ныли.
Шел десять тысяч двести седьмой день времени его пребывания в крипте. Он был здесь уже почти двадцать восемь лет. За пределами крипта, в другом мире, прошло чуть больше дня.

Стена была обсидиановая, местами выщербленная, а местами все еще отполированная до блеска. Она уходила в песок, как черный нож длиной в километр и высотой не меньше пятидесяти метров. Он стоял молча, глядя на почти плоский утес, потом побрел к ближайшему берегу. Стена вдавалась в море метров на сто. Он повернулся на каблуках и пошел в другую сторону.
Там было то же самое. Он присел на бережку и попробовал воду, когда накатила и разбилась о песок волна с пенистым буруном. Вода была теплая. Что ж, придется ему пуститься вплавь. Он решил, что ему это по силам.
Он начал раздеваться.
Он не придавал особого значения своему географическому положению в крипте, хотя крипт приблизительно соответствовал структуре базового уровня. Он полагал, что забрел куда-то в Южную или Северную Америку, когда встретил женщину с тонзурой с ее тщательно закодированным посланием. Это произошло, насколько он мог сообразить, в точке, приблизительно соответствующей североамериканскому Среднему Западу, Айове или Небраске. После этого дорога вела его по Канаде, Гренландии, Исландии, Британии, Европе и, через Малую Азию, в Аравию.
Пересекать моря было самым опасным в его путешествии. Не важно, были эти переходы представлены подобием моста или туннеля – в узких местах всегда скапливалось много путников, а такое собрание потенциальных жертв чаще всего вызывало нарушение экологического баланса этого уровня в пользу хищников. Несколько раз ему пришлось воспользоваться мечом, а противники – иногда – пытались победить его с помощью других уровней крипта: они воображали его в ситуациях, в которых, по их мнению, его можно было легче победить и поглотить.
Однако он обнаружил, что без особого труда брал верх в таких ситуациях. Выяснилось, что многое зависит от твоего интеллекта: общая гибкость и сообразительность, а также обширные знания (если только эти качества сочетались с изрядной долей безжалостности) – вот и все, что требовалось для успешных действий в таких вымышленных реальностях.
Он проходил по широким мостам и по громадным туннелям протяженностью в сотни километров, перемещался в пространствах, образованных огромными петлями информационных хайвеев, шел, пребывая в неком подобии транса, а когда движение было вынужденным и он не мог позволить себе сна, он представлял себя молекулой воды, оказавшейся на резьбе какого-нибудь архимедова винта, волной, несомой частицей света в подводном кабеле, песчинкой, влекомой темными пузырями глубинного потока, воды которого бегут под знойным небом пустыни.
Он стал вплавь огибать стену. Сначала он пытался удержать рюкзак у себя на голове, но когда море слишком уж разволновалось, принялся толкать его перед собой.
Волны дыбились, ветер крепчал, и он понял, что его уносит от берега и от стены. Он продолжал плыть, напрягая все свои силы, но, глотнув несколько раз воды и погрузившись под воду, он в конце концов был вынужден уступить свой тяжелый, напитавшийся водой рюкзак и все его содержимое морю. Рюкзак быстро пошел на дно. Из последних сил греб он к берегу, мелькавшему за одетой бурунами волн чернотой стены.

Только сновидения тревожили его на пути к этому месту, они и теперь продолжали докучать ему своими образами медленных затмений и смерти звезд, сверкающими над батальными сценами.
По мере его приближения к тому, что, как он полагал и надеялся, было целью его путешествия, сновидения стали изменяться, и вместо всеисторических образов Вторжения на него накатывало то, что казалось предчувствием последствий этого катаклизма.
Он видел ночное небо, совершенно черное, если не считать луны, светившей в половину обычной яркости. Он видел безоблачный день, который тем не менее был сумрачным, и в этой потухшей ясности продолжало светить солнце, высокое и полное, но в то же время тускловато-оранжевое, а не огненно-желто-белое. На это солнце можно было смотреть незащищенным взглядом, не испытывая неудобства.
Он в своих снах видел, как изменяется погода и умирают растения, а потом и люди.
Благодаря местоположению Серефы в ней не было четырех времен года с чередованием жаркого сухого и жаркого влажного сезонов. Внешние воздействия погоды смягчались высотой сооружения, а также продуманно измененной географией ландшафта вокруг него, но он помнил весну, а потом и лето, пришедшие в Сиэтл и Куйбышев в тот год, когда он вышел из базовой реальности, и в его снах то лето продолжалось не так долго, как предшествующее, а потому зима наступила раньше. В Южном полушарии то же самое воспроизводилось с большей очевидностью.
Следующая зима затягивалась на всю весну и наконец разрожалась летом ничуть не теплее осени, в которую оно быстро переходило. А после этого естественным образом наступала зима, зима с тусклым ликом солнца, висевшего высоко в небе, или зима внутри зимы, когда солнце едва поднималось над горизонтом.
Объем пакового льда постоянно возрастал, вечная мерзлота опоясывала землю, посылая ледяные жилы сквозь почву, еще недавно находившуюся в умеренном поясе. Воздушные и океанические потоки изменились, когда замерзли реки и озера, а сердца континентов и верхние уровни океана охладели.
Флора стала умирать, создавая новые пустыни, в которых растительность, привыкшая к обильным жаре и свету, засохла, а растения, лучше приспособленные к холодным условиям, обжить эти места еще не успели, потому что сами пали под внезапным неумолимым натиском снега и льда.
Животные всех видов оказались сосредоточены на все уменьшающемся пространстве вокруг экватора, и борьба за выживание там стала невиданно свирепой. Жизнь в океанских водах, даже относительно теплых, постепенно утратила свое разнообразие, по мере того как белые ставни замерзающих морей медленно смыкались вокруг несущих ледяную шугу волн, а слабые потоки солнечного света, дававшие энергию начальному звену пищевой цепочки, почти сошли на нет.
Словно издевательская компенсация за сокрытое солнце, по ночам в небесах бушевали сильнейшие световые штормы, сверкавшие, как полярные сияния, холодные и бескрайние, безжизненные и студеные.
Но в этих сновидениях он продолжал видеть и людей, сидевших на корточках вокруг костров, пробирающихся сквозь метели со своими пожитками, находящих приют в шахтах и туннелях по мере того, как растут снежные сугробы и надвигаются ледники, а у экваториальных берегов громоздятся айсберги и паковый лед распространяется от обоих полюсов, точно кристаллы в неком усыхающем растворе.
Пи огненные пики, ни двигатели, основанные на более совершенной энергии, не поднимали беженцев в космическое пространство, но, невзирая на все трупы, брошенные на обочинах дорог, несмотря на всех мужчин, женщин и детей, оставленных умирать или замерзать в машинах, вагонах, домах, деревнях, городках и городах, люди еще оставались на земле, хотя и отступали, создавали запасы, закапывались в землю, запечатывая себя в ее глубинах.
Бывшая крепость Серефа медленно падала, сдаваясь нагромождению мегатонн льда, пока не осталась одна только крепость-башня – кренящийся надгробный памятник человеческой гордыне. Потом ледники стали сползать с гор на юг и на север и стерли даже башню с поверхности Земли; единственное, что еще раз напомнило миру о крепость-башне, было непродолжительное вулканическое извержение – выброс термоядерной энергии, порожденный окончательным падением башни.
Вот так человечество уступило поверхность Земли льду, ветру и снегу, а само, униженное и нищее, укрылось в каменном чреве планеты и наконец уподобилось паразитам в холодеющей шкуре некоего огромного животного.
С собой человечество унесло все знания о Вселенной, все воспоминания о своих прежних достижениях и всю закодированную информацию, определяющую животных и растения, выживших, невзирая на все злоключения времени, невзирая на эволюцию и (в особенности) на давление прежде безжалостного рода человеческого.
Эти зарытые в землю цитадели стали маленькими мирками беженцев и породили еще более мелкие сообщества, когда новые машины взяли на себя работу по поддержанию уровней крипта, пока постепенно все большая и большая часть того, что во всех смыслах было человечеством, не перешла жить не просто в рукотворный мир туннелей, пещер и шахт, но в мир реальностей, созданных компьютерами.
Потом Солнце стало разбухать. Земля сбросила с себя мумифицирующий ледяной кокон, быстро прошла короткий лихорадочный период весны, полной водных потоков и штормов, а потом завернулась в растущую тучу, набухшую проливным дождем. Атмосфера сгущалась, росли жара и давление, а между кипящих туч гуляли молнии. Океаны съежились. Распухшая громада невидимого Солнца поставляла энергию в углубляющийся котел с газами вокруг планеты, преобразуя его в гигантскую колбу, где происходят химические реакции, и осаждая множество едких агентов на голую, окутанную нарами поверхность Земли.
Земля превратилась в то, чем когда-то была Венера, Венера стала напоминать Меркурий, а Меркурий взорвался, растекся и распался на части, превратившись в кольцо расплавленной лавы, помчавшейся по спирали к поверхности Солнца, сквозь багровую темноту.
Но то, что осталось от человечества, не сдавалось, оно отступило дальше от открытой топки поверхности и в конце концов оказалось в ловушке между тем, что происходило наверху, и жаром от жидкого ядра планеты. Именно тогда люди прекратили борьбу за сохранение в макрочеловеческой форме, полностью перешли в виртуальную среду и обратились к переводу своего древнего биохимического наследства в цифровую форму, надеясь, что когда-нибудь на лице Земли вновь появится хрупкая оболочка воды и минералов.
Отныне время потекло для человечества медленно, хотя раньше мчалось стремительно. Фотосфера Солнца продолжала расширяться, она поглотила Венеру, а вскоре настала и очередь Земли. Остатки человечества на Земле погибли разом в смятой сердцевине, когда вышли из строя ее охлаждающие системы, а что до незаконченного спасательного космического корабля, который они пытались соорудить, то он расплавился еще раньше, превратившись в никчемную гору металла.
… Он страдал вместе с каждым ребенком, брошенным в снегу, с каждым стариком или старухой, оставленными под грудой промерзшего тряпья и настолько изможденными, что и дрожать от холода уже не могли, страдал со всеми людьми, унесенными ревущими огненными ветрами, с каждым сознанием (упорядоченная информация о котором свелась к бессмысленному набору данных), уничтоженным все более и более мощным жаром.
И он пробуждался после таких снов, спрашивая себя иногда: неужели все, что показывают ему, может и в самом деле быть правдой? А иногда он просыпался, будучи настолько убежден в реальности случившегося, что проникался верой: увиденное им является неизбежным будущим, а не просто вероятностью, предположением или предупреждением.

На берег он выбрался в сумерках и упал на золотой песок; ароматы роскошных садов ласкали его обнаженную кожу, а тело сотрясалось и корчилось от чрезмерного напряжения.
Тяжело дыша, он смотрел перед собой, волны омывали его ноги. Потом он с трудом поднялся и побрел по ровному участку берега к низкой белой каменной стене, отделяющей прибрежную полосу от садов. Вверх вели ступеньки. Он постоял, потом, немного дрожа, сел на каменные перила и стал смотреть.
В ветвях поросших мохом деревьев летали птицы, струи фонтанов журчали в прохладных бассейнах, поросшие травой лужайки пересекались тропинками, а яркие цветы на клумбах раскрывали бутоны навстречу неторопливому жужжанию насекомых, собирающих поздний нектар.
Серая башня в центре сада казалась темной и заброшенной на фоне насыщенных синеватых тонов неба.
Дыхание у него восстановилось, а когда дрожь снова охватила его, он принял разумное решение – направился к башне.

Он вышел из тени, образованной кронами деревьев.
Темно-серая поверхность башни имела грубовато-ровную текстуру яичной скорлупы. Она стояла на порфировом с прожилками фундаменте и была окружена неглубоким рвом, где плавали лилии. Через ров был переброшен узорчатый деревянный мостик, выкрашенный красным.
Он увидел, как что-то загорелось в небесах у вершины башни, а потом к нему стал спускаться ангел. Он громко рассмеялся.
4
Йа устал кричать. А ищо больши миня даставало то-што миня малотит па галаве маска каторая свалилась у миня с лица. Ана фсе ищо была прикреплена к ваздушнаму балону у миня на спине и висела у миня за шеей и калотила па затылку.
Йа заважу руку за спину и срываю маску с балоном.
В ушах у миня хлоп хлоп хлоп. Воздух абтикаит миня с такой силай что и смысла кричать пачти нет. Здесь пачти полнастыо тимно. У миня смутнае ащущение што стены нисутся мима миня а йесли изагнуться то йа магу взглянуть вверх и увидить в чернате смутнае питно темнасерава цвета.
Внизу сплашная черната.
Йа пытаюсь закриптаватца, но ничиво не палучаитца. Не знаю толи эта патамушта йа двигаюсь слишкам быстра или патамушта шахта экраниравана или патамушта йа слишкам напуган и ни магу толкам сасридаточитца. Йа снова начинаю кричать, патом прикращаю и хватаю ртом воздух.
Йа бы уже давно абасрался в штаны, вот только йел слишкам давно, а патаму и ни магу.
Воздух здесь халодный хатя и ни лидяной но йа дражу. Спустя какоито время йа принимаю форму ниустойчивай буквы X – йа видил што так делают парашутисты в свабоднам палети. Йа устремляюсь к адной стине патом маниврирую штобы атайти в другую сторану. Мне ириходитца фсе время сглатывать иначи уши разарвутца. Йа пытаюсь саабразить на какой высате был и как долга придетца мне литеть до дна, йесли тока имена дно и астановит мае падение. Йа нанимаю что между мной и дном можит аказатца что-нибуть ище и йа в любой мамент магу врезатца в эта и патаму йа снова ничинаю кричать.
Спустя какоито время йа замалкаю. Па лицу у миня струятца слезы, но эта ни патамушта йа плачу проста их из глаз выдавливаит свирепый ветир.
Йа ищо ни разу ни умирал. Йа ни знаю што эта такое. Ат других людей йа слышал аб этам и патом йа бывал в мазгах редек, каторыи умерли и знаю аб их впичатлениях но они гаварят што у каждава эта праисходит паразнаму и йа ни знаю как эта будит у миня. Йа надеялся ищо какоито время слава богу ни знать этава но вот вам пажаласта.
Йа начинаю спрашивать сибя станут ли миня ваапще возвращать к жизни. Черт вазьми! Што йесли йа папал в такую периделку што они проста ришат избавитца ат маей идентификационай карты в крипти? Што йесли ани перихватят май придсмертные мысли и проста дапросят миня или ваашце ни станут миня спасать?
Мне становитца нихарашо.
Реф вакрук ни стихаит. В глазах стала суха и жет. Уши балят.
Черт йа ни хачу умирать.
Ни магу поверить што эта длитца так долга. Мне кажитца што йа нахажусь в крипт-времени. Мне приходит в голаву што можит так ано и йесть можит быть йа закриптавался сам таво ни зная. Но эта нивазможна. Йа йавна ни в крипти. Йа здесь падаю па этай шахти черт бы ие драл. Йа снова пытаюсь закриптаватца.
Палучаитца. Йа на уравне втарова падвала, а тачнее на уравни моря.
Какая жи длина у этай праклятай шахты? Йа пиримищаюсь в крипт. Пакрайний мери смагу избижать мамента удара. Май импланты пиринисут миля назат кагда йа умру такшта двух миня ни будит, по пакрайний мери… 100й падаждика минуту.
Судя па местнаму инструминтарию йа па ирежниму нахажусь на том жи уравни. Крипт щитаит што йа нипадвижен. Што эта тут такое праисходит?
Йа правиряю 2 раза, 3 раза, 4 раза. Фсе верна криптасфера считаит што йа астанавился. У миня праисходит штота вроди умствинай атрышки а потом йа вазвращаюсь назат.
/Воздух папрежниму войт у миня в ушах. Тут фсе ищо чирната, но имея тирмавизор йа магу различать стены са фсех старой. Ани канешна выглядят нимнога иначи впичатление такое што ани уже ни нисутца. Йа сматрю внис.
Нивижу ничиво кроме чернаты но тииерь мне кажитца што звук нимнога другой; реф стал дажи сил нее.
И вдрук пафеюду загаритца свет и аслипляит миня.
Йа закрываю глаза. Йа думаю. Черт йа ничево ни пачуствавал. Йа типер умер и эта длиный тунель со светам ф канце иво видит каждый и йа наверна уже ударился аб дно вот тока ни заметил этава.
Но рев в ушах прадалжаитца и ветир папрежниму бьет мне в лицо. Йа снова аткрываю глаза.
Пряма перида мной штота вроди васьмиуголнай сетки ис провалаки митала или чивота такова а в нескаких метрах за ришоткай фсе эти агромныи праиелиры, 7 штук и фсе ани крутятца и ривут и пасылают на миня патоки воздуха.
Йа сматрю ф сторону.
В стине на адном уровне самной йа вижу дверь и парочку птиц давольна злавещива вида с чишуйчатыми шеями сидят рядам и смотрят на миня. Глаза как бусинки, а перья тапорщатца на витру.
Йа ни знаю што мне делать дальши. И патаму йа машу им.

Вот так мы и дабирались прежди до нашива дома, гаварит мне адна ис птиц.
Йа иду па широкаму йарка асвищенаму тунелю. Два барадача-йагнятника двигаютца в ногу са мной типа паря в воздухи с двух старой ат миня их крылья слихка трипещут – йа дажи ни знал што ани так умеют.
Йа иду нимнога враскаряку патамушта йа думаю што все жи нимнога паднасрал сибе ф штаны но ани кажитца ни заминают или слишкам вежливы.
Вы хатите сказать што вас зокидывало на верх винтилятарами? гаварю йа патихоньку надергивая штаны у сибя на заднице.
Точна, гаварит птица (йей приходитца перикрикивать шум сваих крыльеф).
Так пачиму жи вы ушли? кричу йа. И кто там навирху сталкнул миня внис?
Мы ушли патамушта там стала небизапасна а мы были нужны здесь, арет птица. А вот кто сталкнул тибя в шахту так йа думаю эта был какойнибуть гасударственый чиновник.
Что агент службы бизапаснасти, да? Но?…
Прашу тибя ни спрашивай больши йа сказать ни магу. Можит наш камандир сможит атветить на какой-либа твой другой вапрос. Слушай ты ни протиф йесли бигом?
Бигом? гаварю йа. Ашто за нами ктота гонитца? Йа сматрю назат ажидая увидить там агентов бизапаснасти приследующих нас но там нет ничиво кроми длинава асвищенава тунеля тиряющивася вдалике.
Нет проста эта скорость перидвижения нас жутка выматываит.
Извини, гаварю йа и перихажу на бек. Маей беднай заднице эта йавна ни на пользу, но зато барадачи-йагнятники щастливы бьют крыльями рядам са мной.
Вот так йа и папал в штап барадачей-йагнятникоф – задыхаясь как сумашетший и са штанами в гавне.

Главный барадач-йагнятник агромная сильная птица вышы миня кагда сидит а размах крыльеф больши маиво роста. И он сафсем ни старый, он в расцвети лет у ниво черные с белым халеные перья кокти как стальныи голая шея выглядит нималадой и яркай а глаза черные как смоль. Йа ни знаю йесть ли у ниво имя нас толкам друк другу ни придставили.
Он сидит на насести а йа на палу. Комната имеит форму варонки а шырокая кругавая крыша вглядит как галубое неба с малинькими нушыстыми аблачками. Тут йесть ищо сполдюжины или окало таво других барадачей-йагнятникоф сидящих здесь и там.
Ты для некатарых людей был хужи чумы, гаспадин Баскул, гаварит эта балыная птица глядя на миня и раскачиваясь ис стараны ф сторону и вроди как пирибирая нагами на насести. Такая чума – ни атвяжышься.
Пакорнийше благадарю, гаварю йа.
Эта был ни камплимент! кричит птица взмахивая крыльями.
Йа сижу и маргаю (глаза у миня фсе ище жжет после таво дутья кагда йа падал). Што ты хочишь сказать? спрашиваю йа.
Впалне вазможна што мы уже выдали сибя, вклю-чиф эти лифтавыи винтилятары штобы спасти тваю ни-шасную шкуру! кричит птица.
Йа канечна жи прашу пращения но мне сказали што у тибя может быть инфармация о том где находитца мой друк.
Что? у птицы важака нидауменый вит. Кто?
Эта муравей. Ие завут Эргейтс.
Птица смотрит на миня. Ты ищишь муравья? каркаит он и вит у ниво удивленый.
Эта очинь нсабыкнавеный муравей. (Я прищюриваюсь.) И ие унес барадач-йагнятник.
Птица качаит галавой. Никто из наших этава ни делал, гаварит птица, тряся перьями.
Ниужели? гаварю йа.
Мы химерики, гаспадин Баскул. А этава… муравья наверна унес дикий барадач-йагнятник.
И где жи ани могут быть? спрашиваю йа. (Черт йато уже думал што наканецта вышел на слет.)
Ани мертвы, гаварит птица важак.
Йа маргаю. Мертвы?
Гасударство приказало их убить фчера вечиром кагда поняло што мы протиф ниво. Бальшинство из них были заклеваны варонами химериками. Мы считаем што на самам дели ани хатели убить нас. Двое из наших были пойманы и уничтожины. фсе дикие барадачи-йагнятники мертвы.
Айай, сказал йа. Божи мой, падумал йа.
Чтош, сказал йа, ты наверна ни знаишь гаварил ли ктонибуть из них ап…
Пагадика, гаварит важак махая мне крылом. Он на мгнавение закрывает глаза а патом аткрываит снова.
Он в упор смотрит на миня некаторае время а патом типа трисет галавой. Так вот, гаспадин Баскул, гаварит он. Как йа уже сказал ты праявил агромную настойчивость. И ты ни пабаялся рискавать сваей жизнью. Он снова топаит нагой. Есть коешто што ты можишь сделать.
Для чиво для каво?
Этава йа тибе ни магу сказать, маладой гаспадин. Лучше тибе не знать слишкам многа уш ты мне паверь. Но тут сичас праисходят важный вещи каторые влияют – павлияют – на фсех нас. Гасударство – те люди като-рыи напали на наших друзей линифциф и пытались убить тибя – пытаютца коешто придатвратить. Ты паможишь нам сделать так штобы эта фсетаки праизашло?
Што праисходит? иадазрительна спрашиваю йа. Гаварят што из хаатичиских уравней крипта прислан эмисар каторый хочит инфициравать верхний уравни.
Бальшая птица нитериилива трисет крыльями. Эмисар, гаврит барадач-йагнятник, заветна асура и он йавился ис тех абластей крипта каторый ни затронуты хаосом. У ниво йесть сретства для нашиво спасения аднака иво мисия над угрозай. Гасударство припятствуит эта-му эмисару патамушта выпалнение иво мисии привидет (придпалажительна) к разрушению нынишней структуры власти. Гасударство канечна же использавало жупил хаоса штобы папытатца настроить других против асуры штобы никто этай асуре ни стал памагать. Но факт астаетца фактом асура наша идинственая надежда. Йесли ие мисия правалитца то фсем нам канец.
Йа чуть аттягиваю штаны ат задницы. Нужна было сначала папрасить у них памытца. Канешна йесли судить па таму што тут тваритца на налу то в этам абиталищи барадачей-йагнятникоф врядли йесть ваная. Йа абдумываю тошто токашто услышал ат этава птичьева важака. Можит быть это фсе и правда тока йа думаю што он сказал мне ни фсю правду.
И што жи йа должин делать? спрашиваю йа.
У птицы важака йавна смущеный вит он чуть пахлопал крыльями. Эта апасна, гаварит он.
Йа аб этам типа дагадался, вежлива гаварю йа, чуствуя сибя сафсем взрослым. Пакорна благадарю. Ты што имееш в виду? спрашиваю йа.
Барадач-йагнятник устримляит на миня сваи халодныи черный глаза. Нужна вирнутца наверх на кренасть-башню, гаварит он. Тока на сей рас нада паднятца ищо вышы. (Он паочиреди топаит нагами и другии птицы делают тоже самае.) Гаразда вышы.
Ни нравитца мне эта. В горли у миня пирисохла.
Тут у вас туалет йесть? спрашиваю йа.

Пахоже эта триклятая крепасть-башня пална всяких шахт. Мы находимся внизу адной из них. Ана больши той па каторая йа падал, гаразда больши. Эта шахта в нентри башни и ие диаметр впалне может быть равин киламетру. Очинь слабый свет падаит с… черт ни знаю аткуда. Но очинь далико уш этато точно.
Мы аказались здесь благадаря вайне, гаварит мне птица. Оби стороны щитают што кантралируют эта прастранство.
Ниужели?
Да. Фпалне вираятна што фскори ани придут к саглашению а патаму и таропятца паскарее разабратца с нынишней ситуацыей.
Птица важак с полудюжынай сваих таварищей сидит на чемта пахожем на намятые абгарелые астатки ракеты пачти ф серидине аснавания шахты. Вакрук сумерки и там литают другии барадачи-йагнятники. Каминый пол шахты пахоже кагдата был ровным но типерь он весь ф сколах и выбаинах, пафсюду на нем валяют-ца дитали разбитых машын. Тут йесть два ряда рельсоф каторыи видут ис той части шахты аткуда мы и пришли. Там йесть бальшая пищера в каторой штота вроди музея ракетных палетаф или чивото такова там пално фсяких таинственых штуковин фсякава абарудавания ржавых ракет и здаравеных сфирических цистерн тилископаф и радарных тарелак и спущеных сиребристых балоноф пахожих на выкинутый бальный наряды.
Йа сматрю пряма вверх. Йа и ни думал никагда што у миня можит кружитца галава йесли сматреть наверх.
Эта главная шахта, гаварит птица важак и астанавливаитца. Кагдата ана вила к звездам.
Йа снова наднимаю голаву – очинь можит быть. Галава у миня кружитца ат этай мысли и йа чуть ни надаю.
Виршина крепасть-башни нидаступна ваапще уже никто ни знает кагда туда кто паднимался, гаварит мне барадач-йагнятник. Туда многий пытались забратца бальшинство фтайне. Но фсе папытки были ниудачны. Он паднимаит адну ногу и смотрит вниз на астатки ракеты на каторай сидит. Ты жи видишь фсе эти абломки вакрук.
Да-да вижу, гаварю йа. Штота там навирху сбрасы-ваит их внис, так?
Нет. Но пахоже што в верхний части башни на вы-сате окало 20 киламетраф имеитца бранированый канический наканечник сквось каторый никто ни можит пробитца.
Йа сматрю на все эти ракетный абломки. Власти абычна ни пазваляют литатильным апаратам действавать внутри замка патамушта баятца что сталкнавения могут аслабить структуру, йа уш ни гаварю а самих апаратах. Можна тока дагадыватца какии павреждения были нанисины там навирху фсеми этими абломками.
Ну такшта жы? гаварю йа.
У нас йесть паследний вакумный балон, гаварит барадач-йагнятник.
Што?
Вакумный балон, павтаряит птица. Тихничиски эта очинь прочная нипраницаимая мимбрана в ней создано высокае разряжение и она аснащена надвисной системай.
Падвисной системам, гаварю йа.
+ у нас йесть койкакое высотнае дахательнае абарудавание.
Значит у вас ано йесть, да? гаварю йа. (И думаю, о-о…)
Да гаспадин Баскул. Мы просим тибя паднятца на этам балони скока можна а патом ище фскарабкаться туда куда на балони ни паднятца.
А эта вазможна? А какой высате мы гаварим?
Канечна эта вазможна хатя и ни биз риска. Высата окала 20 киламетраф.
А ктонибуть ище паднимался так высако?
Да, паднимались.
А назат ани вирнулись?
Да, гаварит барадач-йагнятник пириминаясь аиять с наги на нагу и слихка хлопая крыльями. В прошлам нескако икспидиций паднимались на такую высату.
И што жи йа должин там делать?
Ты палучишь с сабой пакет. Тибе нужно токо даставить иво.
Куда? Каму?
Ты сам увидишь кагда дабиресся. Больши сказать ни магу.
Йесли эта так важно то пачиму вы сами ни можите эта сделать? Спрашиваю йа абвадя взглядам других птиц.
Адин из нас папробавал, сказал важак. Мы думаим он умир. Другой сабирался придпринять ищо адну папытку перид тваим наявлением но в успехи мы самнивались. Бида ф том што мы ни можим литать и на палавини такой высаты и кагда на балони выше уже ни паднятца то наилутший спосап двигатца дальши проста карабкатца. Но мы ни созданы для этава. Ты – другое дела.
Йа абдумываю тошта он сказал.
В сущнасти задача нитрудная, гаварит важак, но биз этава мисия асуры абричина на правал. Но эта апасная придприятие. Йесли у тибя ни хватаит мужиства то ты можиш быть уверин што балыиинство людей чуствавало бы тоже самое. Можит быть с тваей стараны разумние фсиво была бы атказаться. Вить ты сафсем ищо мальчик.
Важак апускаит нимнога шею и смотрит на двух сваих ближайших таварищей.
Мы просим слишкам многава, с горичью в голасе гаварит он. Идем, и он раскрываит крылья словна сабираясь улитеть.
Йа с трудом глатаю слюну.
Йа эта сделаю, гаварю йа.