Граф Сессин вот-вот умрет в последний раз. Главный ученый Гадфий вот-вот получит таинственное послание, которого ждала много лет, из Долины Скользящих Камней

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 17

Глава 6 Ч.1

1
Она стояла на площадке посадочной башни, глядя на запад в направлении вершин сооружения.
Стены куртины (больше двух километров в высоту, с торчащими над ними полуцилиндрическими башнями) уходили по кривой в обе стороны, то поднимаясь, то опускаясь, повторяя неровности местности. Они постепенно уменьшались и наконец исчезали в туманной дали. Внутри этих изъеденных растительностью утесов простирались поросшие лесом холмы, сверкающие озера, ухоженные парки и широкие поля, там и здесь виднелись шпили и башни деревень и городков.
А еще дальше голубела сама крепость, навеки пронзившая небо. Она смотрела на это, открыв рот.

Серефа представляла собой застывший архитектурный хаос, поражавший не только своей монументальностью: земляные насыпи поднимались наподобие утесов, их широкие вершины поросли деревьями, мощные бастионы стояли как горы, ряд зубчатых бойниц уходил вдаль, напоминая собой выровненный горный кряж, стены, одетые облаками, поднимались однообразной громадой или смотрели темными провалами окон, поросшие лесом склоны крутых крыш, соприкасаясь друг с Другом, зеленели под теплым и высоким летним солнцем, парящие арки, и шпицы, и контрфорсы карабкались все выше и выше, громоздились друг на друга, и все это, купаясь в перемежающихся пятнах цвета, поднималось, высилось, вздымалось, стремилось туда, где слепящая белизна снега и льда вытянулась широкой полосой сжатого света, наброшенного на сияющее небо.
Повсюду на огромном, неохватном для взгляда пространстве центральной структуры устремлялись вверх гигантские башни чудовищного диаметра, пронзая несколько плывущих облаков, которые отсюда казались малыми лоскутками, отбрасывавшими почти неподвижные тени на устремленные к небесам стены, и сами оказывались в тени еще более высоких башен, чьи каменные тени падали как на облака, так и на беспорядочную громаду всего сооружения. Крещендо формы и цвета заполняло горизонт, находя свое высшее воплощение в голых сверкающих колоннах центральной башни, которая привлекала к себе взоры, словно заякоренная луна.
– Ну вот и он, во всей своей славе, – сказал Пье-тер Велтесери, присоединяясь к Асуре на балюстраде. Он махнул тростью в сторону замка.
Она посмотрела на него, широко открыв глаза.
– Большой, – сказала она.
Пьетер улыбнулся и взглянул на крепость.
– И правда. Самый большой артефакт на земле. Столица мира, можно сказать. И в некотором роде последний город.
Она нахмурилась.
– Разве других городов нет?
– Нет, есть, многие из них сохранились, но окажись там человек эпохи городов, он сказал бы, что это не города, а так, поселки. Населения там всего ничего.
Она снова повернулась к крепости.
– Вы знаете, зачем вам сюда нужно? – тихо спросил Пьетер.
Она медленно покачала головой, не отрывая взгляда от крепости.
– Ну что ж, позволю себе сказать, что, когда понадобится, вы вспомните.
Пьетер вытащил карманные часы из жилетки, нахмурился, зажмурил на секунду один глаз, потом сунул часы обратно. Он вздохнул и огляделся – на площадке, над столиками и барами кафе, ветер надувал противосолнечные зонты и маркизы. Сверху висел дирижабль, от его носа тянулся канат к посадочной башне. Несколько групп обитателей замка не торопились уходить, приветствуя прибывших, но большинство либо готовилось к отлету, либо прощалось с отлетающими.
… Кузена Юкубулер сообщает, что вот-вот будет, – сказал ей Пьетер. Он кивнул в сторону загородной части замкового двора. – Она где-то там, в медленном трубопоезде.
– Трубопоезд, – повторила она.
– Дорогая, думаю, вам стоит взять вот это. – Он пошарил по кармнам своего плаща и выудил маленький футляр с тонкой карточкой с буквами и цифрами на ней. Она посмотрела на карточку. – С нею вы становитесь почетным членом нашего клана, – объяснил Пьетер. – Юкубулер присмотрит за вами, но если вы решите, что вам нужно куда-то в другое место, за пределами Серефы, то с этой карточкой вам не надо будет искать постель в общежитии или тарелку супа в общественной кухне. Нельзя же, чтобы вы висели на подножках дирижаблей или трубопоездов.
Она смотрела на него непонимающе.
– Все просто, – сказал он; вложив футляр ей в руки, он погладил ее пальцы. – Может быть, вам это и не понадобится, но если кто-нибудь спросит, из какого вы клана, покажите это.
Она кивнула.
– Фремилагисты и инклиометристы.
– Этот клан уже не принадлежит к действующим, но он древний и весьма достойный. Надеюсь, кое-что нам удалось.
Она улыбнулась.
– Вы приняли меня и доставили сюда. Спасибо. Пьетер кивнул в сторону деревянной скамейки сзади них.
– Присядем на минуточку.
Они сидели и какое-то время просто созерцали замок.
Когда с дирижабля раздался гудок, она подпрыгнула. Пьетер снова посмотрел на свои часы.
– Ну что ж, мне пора. Кузена Юкубулер будет с минуты на минуту. Дождетесь ее?
– Да. Спасибо вам.
Она встала вместе с ним, он взял ее руку и поцеловал. Она ответила ему тем же, и он тихонько рассмеялся.
– Не знаю, моя дорогая, что у вас тут за дела и что вас ждет, но я надеюсь, что вы еще посетите нас, когда узнаете, что это за история такая. – Пьетер помедлил, на его лице промелькнула обеспокоенность, но он прогнал тревожные мысли. – Уверен, все как-нибудь уладится. Обязательно возвращайтесь к нам.
– Непременно.
– Рад это слышать. До свидания, Асура.
– До свидания, Пьетер Велтесери.
Он вернулся на дирижабль. Немного спустя она увидела его на прогулочной палубе. Он махнул ей, она махнула в ответ, держа в руке полученный от Пьетера футляр, потом засунула тот в карман. Зажужжали двигатели дирижабля, он поднялся, развернулся и направился назад – на восток через холмы Экстремадура.
Она смотрела, как судно растворяется в воздухе, становясь все меньше и меньше, а потом повернулась назад, чтобы насладиться зрелищем замка.
– Вы Асура? – спросила женщина.
Она подняла глаза. У скамейки перед ней стояла высокая дама в строгой голубой одежде, с глазами такого же цвета и бледной кожей.
– Да, я Асура. А вы Юкубулер?
– Да. – Женщина протянула руку. – Да, я Юкубулер. – Асура почувствовала шершавое пожатие – на руках у женщины были перчатки из тонкой, но жесткой сеточки. – Рада вас видеть. – Она показала на высокого плечистого мужчину, от которого исходило впечатление силы. Его глубоко посаженные глаза смотрели чуть раскосо. – Это мой друг. Познакомьтесь – Лунс.
Человек кивнул. Асура улыбнулась. Тот ответил ей мимолетной улыбкой.
– Идем? – сказала женщина.
– Куда? В крепость? Да, идем.
Женщина улыбнулась едва заметной улыбкой.
– Да, конечно.
Она встала и пошла с ними.
2
Член Консистории Кволиер Онкатерий VI сидел в ледовой лодке-одиночке, изо всех сил налегая на весла. Сиденье ходило под ним туда-сюда, дыхание со свистом вырывалось из легких. Когтевесла вонзались в ровную сверкающую поверхность по обеим сторонам. Лодка представляла собой отрезок углеродной трубы в форме буквы «А». Она была такой легкой, что ребенок поднял бы ее одной рукой, и скользила по льду на трех тонких, как волосок, килях, издавая назойливое шуршание и чуть потрескивая.
Ледяной ноток воздуха обдувал его облегающий костюм, устремляясь к липу через обвязку сиденья.
Гребок скольжение, гребок – скольжение, вдох выдох, сердце, легкие и мышцы подчинены тому же ритму, мелькают весла, переносясь назад, а потом идут вперед, толкая лодку. Когти на концах весел цепляются за лед, давая опору на резком гребке.
Хитрость гребли на льду состояла в том, что нужно было точно определить усилие и угол атаки (или вреза) когтей и одновременно соизмерять вертикальную и горизонтальную составляющие гребка, чтобы таким образом достичь, с одной стороны, достаточного, но не чрезмерного углубления в поверхность льда, дающего мощный толчок, но без лишней траты сил на извлечение когтей изо льда; а с другой – придать лодке такой ход, что она на каждом гребке почти отрывалась от поверхности льда, но только почти. Соблюдение этих двух принципов было делом нелегким, требовавшим тонкого чутья и огромной концентрации внимания. В жизни политика (а точнее – правителя) было много занятий, требовавших такого же подхода.
Онкатерий гордился навыками, которые приобрел благодаря этому спорту.
Он греб, не замечая ничего вокруг, сосредоточившись лишь на впечатанной в лед расплывчатой черной полоске – разделительной линии его ряда. Вокруг простирались километры льда, где лишь изредка встречались люди на коньках, айсбордах и буерах. Разреженный воздух Большой Летательной Комнаты пятого уровня был наполнен звоном полозьев, выписывающих узоры на поверхности замерзшего озера-пола, и жужжанием пропеллеров мотодельтапланов, описывающих неторопливые кривые в необозримом пространстве под сводом.
В мозгу Онкатерия что-то щелкнуло, и на поле его зрения наложился дисплей с высвеченным результатом километрового заезда.
Он убрал весла в лодку и расслабился; дыхание еще не успокоилось, и лодка продолжала быстро скользить по льду. Он поднял глаза на мотодельтапланы у резного висячего выступа центрального сталактита под коньковым сводом потолка.
Он подумал, что скоро, может даже через сто лет, от всего этого не останется и следа. От Большой Летательной Комнаты, от Серефы, от самой Земли. Даже солнце никогда не будет таким, как прежде.
От этой мысли Онкатерий погрузился в какую-то сладостную тоску, меланхолический экстаз, делавший повседневность еще желаннее. Ценить каждое мгновение, наслаждаться каждым ощущением, вкушать каждое из многогранных чувств, отдавая себе отчет в том, что события движутся к финалу, что впереди больше нет иллюзорной бесконечности времени. Это было настоящее.
Все, что они и их предки знали на протяжении однообразного тысячелетия, начиная с Диаспоры, являло собой некую разновидность красивой смерти, элегантно-безличную жизнь автомата: пустую оболочку без сути. Теперь все это уходило. Огонь, освещавший путь к цели человечества (настоящего человечества, той его части, которая решила хранить верность прошлому и тому, что оно значило), горевший на протяжении многих неспокойных веков, начал гаснуть.
Финал. Завершение. Окончание… Закрытие.
Онкатерий наслаждался мыслями и ассоциациями, которые тянулись за этими словами, он впитывал в себя их смысл, их коннотации, как втягивал в свои легкие морозный, колючий воздух, сухой и бодрящий, несмотря на всю его стерильность. В особенности если ты знаешь: возможно, тебе не придется разделить судьбу других землян или всего, что вокруг.
Лодка катилась по тонкой водяной пленке на льду, постепенно замедляясь.
Онкатерий откинулся назад, прижался затылком и шеей к эргономичному подголовнику сиденья. Он на мгновение вошел в крипт, проверяя состояние безопасности.
Они продолжали поиски Сессина, который все еще оставался на свободе, хотя прошло уже немало времени. Вероятно, где-то прятался.
Служба безопасности распространяла полуофициальные утечки о том, что любая асура является агентом хаотических уровней крипта и послана с целью нарушить нормальное функционирование криптосферы. Слухи воспринимались по-разному, и тем не менее многие люди/сущности верили этому, поскольку по крайней мере в некоторых областях базы данных воцарились удовлетворительно полезные параноидальные настроения.
О потере солдата в соларе на пятом уровне первым сообщил сам король. Нужно было еще выяснить, в какой степени это ставит под угрозу выполнение проекта. Посольство Часовни пока никак не отреагировало, хотя и пришлось допустить, что эмиссары инженеров получили эту информацию по своему тайному каналу связи с Дворцом.
Озабоченность вызывала и необычная активность в нижней части крипта; какой-то редкий вид птиц-химери-ков вел себя совершенно не по чину, а потому возникло подозрение, что они являются агентами хаоса; эти птицы будут выловлены и задержаны при первой же возможности. Каким-то образом с этим, вероятно, был связан и молодой ходок, который доставлял массу неприятностей и имел подозрительно необычный склад ума. Ему, как и Сессину, удалось улизнуть. Онкатерий мысленно изругал тысячелетие мира и процветания, которое расслабило службу безопасности, и теперь та не могла решать серьезные проблемы. Однако они продолжали наблюдение. Мальчишка рано или поздно появится.
И наконец-то его коллеги по Консистории согласились с тем, что пора предпринять действия против заговора, который, насколько им было известно, существовал вот уже пять лет.
С этим… они понемногу начали разбираться.
Главный ученый Гадфий со своим персоналом покинула офис верховного гадателя, а непонятные сигналы из крипта так и остались неразгаданными. Они вернулись в Большой зал на следующий день и поднялись в Фонарный дворец, чтобы Гадфий могла присутствовать на еженедельном брифинге кабинета. Эти встречи выводили Гадфий из себя. Назначение их состояло в том, чтобы информировать собравшихся о последних событиях и подтолкнуть к действиям, полезным в нынешних чрезвычайных обстоятельствах; но пока что участники заседаний лишь ублажали самомнение кого-нибудь из присутствовавших и производили множество пустых слов, подменявших дела, но никак их не направлявших.
И тем не менее, испытывая знакомое ощущение, что она без пользы тратит время на вопросы, которые куда как проще (и гораздо быстрее) решать, обращаясь к базе данных, она высказала свое мнение по разным проблемам, с которыми ей пришлось столкнуться за последние семь дней, включая ход работ на кислородном заводе, странный узор в Долине Скользящих Камней и тревожные нарушения в криптосфере, из-за которых прогнозы гадателя становились ненадежными.
На встрече (происходившей в довольно точной копии Зеркальной галереи древнего Версаля) лично присутствовали большинство участников, включая короля и Пола Ксерсе от криптографов, хотя Хелн Остремис, второй член Консистории, находилась на испытаниях ракет в Огуэ-Маритим, а потому была представлена своим придворным атташе, чьими устами и говорила. Атташе был тощий человек средних лет в облегающей придворной униформе. Гадфий подумала, что именно так будет выглядеть Расфлин, сидевший вместе с Госкил у нее за спиной.
– И тем не менее, главный ученый, испытания снарядов как прямого подъема, так и с аэрокрыльями идут согласно плану, – сказал атташе. Говорил он собственным голосом. Единственным свидетельством того, что он озвучивал не собственные мысли и подчинялся чужой воле, была прямая посадка и отсутствие мелких телодвижений, обычно свойственных людям. Гадфий давно уже не удивлялась возможности разговаривать с отсутствующим человеком посредством третьего лица, которое (в известном смысле) тоже отсутствовало.
– Я это не оспариваю, мадам, – сказала Гадфий. – Но некоторые из нас встревожены отсутствием свежей информации. Критический характер этого проекта…
– Я не сомневаюсь, что главный ученый понимает важность сохранения профилактической дистанции, которую нам, к счастью, удается поддерживать между нами и хаосом криптосферы, – сказал атташе.
Гадфий помедлила, прежде чем ответить. Она обвела взглядом часть присутствующих за длинным столом; группа состояла из короля, члена Консистории Ксерсе, атташе Остремис, представителей других влиятельных кланов и различных чиновников, инженеров и ученых. Гадфий показалось, что король, одетый строго в белую рубашку, черные лосины и мундир, томится от скуки, хотя и на изящный, привлекательный манер.
Возможно, криптует где-нибудь что-то поинтереснее.
– Прошу прощения, мадам, – сказала Гадфий, вздохнув. Она уже теряла терпение. – Мне кажется, я перестаю вас понимать. Получение нами сведений не может представлять угрозы…
– Напротив, – сказал атташе. – Если главный ученый проконсультируется с членом Консистории Ксерсе, то, возможно, она вспомнит, что недавно проведенные исследования крипта указывают: передача вируса неупорядоченных данных возможна через контакт на уровне интерфейсов и механизмы проверки ошибок. Даже тот канал, по которому я с вами говорю, вполне возможно, не застрахован от заражения.
Я полагала, что существуют относительно простые, математически проверенные программы, которые могут решить эту пробл…
– Я полагаю, что мадам главный ученый…
– Будьте добры, позвольте мне закончить фразу, мадам! – крикнула Гадфий.
Король при звуках ее голоса проснулся. Все сидящие за столом неловко задвигались. Атташе оставался абсолютно невозмутимым.
– Насколько мне известно, – ледяным тоном сказала Гадфий, – эта проблема решена.
На другом конце стола чуть выпрямился на своем стуле Адиджин. Этого было достаточно, чтобы все повернулись к нему.
– Возможно, госпожа главный ученый соблаговолит сформулировать причину ее озабоченности из-за отсутствия свежих данных? – сказал он, улыбаясь ей.
Гадфий почувствовала, как краска бросилась ей в лицо. Это часто случалось, когда она обращалась к Адиджину.
– Ваше величество, я уверена, что персонал объекта в Огуэ-Маритим являет собой эталон преданности и усердия. Однако мне представляется, что независимая проверка полученных ими результатов поможет нам убедиться в том, что этот проект, потенциально имеющий огромную важность, и думаю, в этом мы все согласны, – она скользнула взглядом по другим присутствующим в поисках пары-другой одобрительных кивков, и получила их, – безукоризнен с точки зрения методологии, а потому и результаты его надежны.
Король чуть наклонился вперед, ущипнув нижнюю губу пальцами, – всем своим видом он показывал, как поглощен ее речью.
– Еще я позволю себе высказать предположение, что, несмотря на все их меры предосторожности, нано-технологические носители хаоса рано или поздно заразят их базу данных.
– Я полагаю, если главный ученый спросит у члена Консистории Ксерсе… – начал было атташе.
– Благодарю вас, госпожа член Консистории, – с улыбкой перебил ее король, кивая, будто в знак согласия. – Мне кажется, слова Гадфий довольно справедливы, – продолжал Адиджин, чуть нахмурившись и поглядывая на Ксерсе. – Я думаю, если мы, скажем, образуем подкомитет для исследования безопасности передачи данных и защиты от вирусов…
Ксерсе кивнул и напустил на себя умный вид. Он повернулся к помощнице и шепнул ей что-то; та кивнула, откинулась к спинке стула и закрыла глаза.
Адиджин улыбнулся Гадфий. Она обнажила в улыбке зубы и постаралась всем своим видом продемонстрировать благодарность, в то же время едва сдерживаясь, чтобы не заорать.
– Еще одно торжество процесса принятия решений, – сказала Гадфий, выйдя из зала вместе с Расфлином и Госкил.
Брифинг закончился, и собравшиеся расходились, разбиваясь на маленькие группки, которые останавливались в Зеркальной галерее и приемной. Гадфий обычно оставалась здесь на какое-то время (именно теперь, а также до брифингов иногда принимались настоящие решения), но сейчас она сомневалась, хватит ли ей выдержки для беседы с кем-нибудь из тех, у кого, но ее мнению, могло возникнуть желание поговорить с ней.
– Мне показалось, что вы были очень убедительны, мадам, – тихо сказал Расфлин, когда они проходили между зеркальных дверей.
– Может быть, – сказала Госкил, отбрасывая назад волосы с лица. – Но ракетчики не терпят напоминаний о том, что их распрекрасные компьютеры тоже могут быть заражены вирусами.
– Пока их меры предосторожности были вполне достаточны, – сказал Расфлин.
Госкил фыркнула.
– Да они и работают-то толком всего год, и то с минимальным вводом данных. Разве что в последние два месяца ситуация изменилась. Я уверена, что максимум через три месяца они подцепят какую-нибудь заразу.
– Ты, кажется, большой специалист по передаче данных, – сказал ей Расфлин, улыбаясь сначала ей, а потом атташе члена Консистории Остремис, который разговаривал с высокопоставленным чиновником.
Госкил проигнорировала это оскорбление.
– Существуют нанотехнологии, которые вполне могут пробраться в твое дыхание, Рас. Носители хаоса могут проникнуть в аэрозоль или выползти из пор в коже.
– И тем не менее, – сказал Расфлин, – Огуэ-Маритиму пока удавалось избегать заражения. Может быть, и дальше так пойдет.
– Три месяца, – сказала Госкил. – Хочешь, поспорим?
– Нет, спасибо, не хочу. Я считаю, что споры – это для недоумков.
Гадфий окинула взглядом группки в приемной и снова ощутила накатившую на нее волну разочарования.
– Хватит, идем, – сказала она.
Расфлин улыбнулся. Госкил скорчила гримасу.
– Мадам хочет сделать свою копию?
– Именно. Мне нужен конструкт для крипта. Гадфий отпустила Расфлина и Госкил на остаток дня.
Расфлин, вероятно, общался кое с кем из людей, оставшихся в приемной перед Залом Зеркал. Госкил наверняка отправилась в крипт за свежими данными по какому-нибудь экзотическому предмету. Гадфий зашла к себе переодеться – сменить одежду на менее официальную, а потом – в Галерею дворца, торговый центр, построенный по модели миланского комплекса конца двадцатого века, где придворная элита могла немного поразвлечься. Она была здесь только раз, пятью годами ранее, когда ее впервые вызвали в Фонарный дворец и предложили стать ручным ученым Адиджина. Навязчивая роскошь этого места и его слишком уж идеальные обитатели вызвали тогда у нее неприятные эмоции, с тех пор ничего не изменилось, но ее привел сюда план, который она должна была осуществить.

Глава 6 Ч.2

Она сидела в одном из бутиков (более точное название – салон грез) за древним ониксовым столиком, попивая кофе при сумеречном свете.
– Для каких целей вам это нужно, если позволите? – спросила продавщица.
– Для секса, – сказала ей Гадфий.
– Понимаю, – кивнула менеджер, которая называла себя коммерческим директором и, вероятно, была дочерью вождя какого-нибудь клана. Проходит, наверно, здесь подготовку к выходу в свет – своего рода эквивалент какой-нибудь воистину дерьмовой работенки, на какую должны устраиваться молодые люди из низших классов, прежде чем им позволят жить, как они хотят. У девушки был по-модному хрупкий и в то же время несокрушимо самоуверенный вид.

Одета она была в нечто красное, похожее на цельный купальный костюм, высокие сапоги и ремешки на запястьях. Кожа ее сверкала, как отполированный каштан, тело было безукоризненным, а холодные голубые глаза над скулами смотрели с такой пронзительностью, что Гадфий подумала: о них вполне может порезаться какой-нибудь парень.
– Для настоящих романов я слишком занята, – сказала ей Гадфий, – да к тому же другая сторона тоже из привилегированных и физически находится далеко, а потому мы хотим создать конструкты, которые могли бы проводить время вместе за нас, а уж мы бы потом загружались остаточным удовольствием.
Гадфий улыбнулась и намеренно громко отхлебнула кофе. Девушка подмигнула ей, потом профессионально улыбнулась и провела рукой по своим убранным назад черным волосам. Волосы держались с помощью красного гребня, который – если девушка принадлежала к привилегированным – вероятно, служил и рецепторным устройством.
– Госпожа понимает, что у конструктов, изготовленных из привилегированных лиц, возникают проблемы, связанные с совместимостью.
– Да, я понимаю, в особенности с конструкт-абсолютом, который мне и требуется. Но я уже решила, что мне нужен именно такой.
– Конструкт-абсолюты особенно склонны к независимости и нередко теряют совместимость.
– Он мне понадобится всего на несколько недель криптовремени. Максимум на пару месяцев.
– Примерно на этот срок и можно гарантировать безотказность, – сказала девушка. Вид у нее был обеспокоенный, и она закинула одну длинную ногу на другую, демонстративно – другого слова Гадфий подобрать не могла. – Большинство людей отнюдь не приходят в восторг, когда их конструкт за этот период времени становится независимым, в особенности если речь идет о романтическом приключении.
Гадфий улыбнулась.
– Большинство людей не реалисты, – сказала она и поставила чашку с кофе на стол. – Так когда будет готов заказ?
– У госпожи есть разрешение ее клана? – с сомнением спросила девушка.
– Я прикомандирована к Дворцу. Я думаю, вы без труда выясните, что у меня есть необходимое разрешение.
– Есть еще вопрос… конфиденциальности, – сказала девушка, тонко улыбаясь. – Конечно, строго говоря, ничего противозаконного тут нет, но служба безопасности считает, что приобретения такого рода не должны афишироваться. Вы должны будете предпринять все меры, чтобы ограничить распространение сведений о вашем приобретении лицами вашего круга, которые не будут иметь никаких возражений против ваших действий.
– Конфиденциальность для меня и есть самое главное, – сказала Гадфий. – Об этом будут знать только я и другая сторона.
– Процесс будет использовать нейроструктуру, которая иначе была бы задействована только в случае вашего упокоения. Это механизм, который…
– Я знаю, что происходит в таких случаях.
– Понятно. Существует также опасность, что…
– Я пойду на этот риск, дорогая.
Другая Гадфий пробудилась, глядя на мир глазами своего исходника. Вероятно, именно так и чувствует себя старушка Остермис, подумали обе: их мысли перекликались, как эхо.
Ее взору предстал мягко освещенный бокс с занавесками замысловатого рисунка. Она сидела в глубоком кресле, которое твердо, но удобно удерживало ее шею и голову. Перед ней стояли двое – серьезного вида пожилая женщина в белом халате и прежняя молодая в красном.
– Еще раз ваше первое воспоминание, мадам, – сказала пожилая женщина.
– Я уже говорила, что это голубые качели, – отозвалась она (услышала собственный голос и подумала: да, верно, голубые качели, но как же насчет…), – новообще-то я думаю, что это должно относиться к тому времени, когда мой отец упал с лошади в реку. – (… с лошади? Ах…)
Женщина кивнула.
– Спасибо. И вы по-прежнему хотите, чтобы ваш конструкт был выпущен в криптовремя?
– Именно, – сказала Гадфий. Она попыталась кивнуть, но ничего не получилось.
Женщина в белом халате наклонилась и, протянув руку, прикоснулась к чему-то сбоку от устройства, державшего голову Гадфий.
Когда рука пожилой женщины исчезла из поля зрения Гадфий, в бокс, откинув занавески, проскользнул мужчина – высокий, худой, одетый в старомодный светлый костюм. У него было странное выражение лица.
В руке он держал что-то черное, внушительное, изогнутое. Не успела Гадфий понять, что это пистолет, как он навел оружие на нее.
Гадфий почувствовала, как распахиваются ее глаза, как начинает открываться ее рот. Девушка в красном купальном костюме начала поворачиваться. Мужчина быстро перевел пистолет с лица Гадфий на девушку. Он убил ее первой.
Шума почти не было. Голова девушки чуть дернулась, фонтанчик крови брызнул назад и вверх в покатый потолок. Гадфий видела все это в реальном времени.
/а во времени крипта, когда пожилая женщина начала поворачиваться, ее рука все еще оставалась вблизи шеи Гадфий.
Гадфий почувствовала, как другое «я», конструкт, отвалилось от нее, как бомба от самолета, и на миг закружилась голова – когда девушка упала на пол, а мужчина (с лицом слишком заурядным, слишком неподвижным) навел черную трубку на женщину в белом халате. Он выстрелил в висок, что придало ее телу вращательное движение, и, прежде чем упасть, она сделала пируэт сродни балетному. Гадфий почувствовала, как на нее снова брызнула кровь, попыталась шевельнуть головой, но не смогла: ее все еще что-то держало, словно шея и затылок были закреплены металлической скобой, пропущенной сквозь кость и заделанной в бетон.
Человек равнодушно повернулся к ней, рука с пистолетом поднялась. Она стукнула ногами по наклонной кушетке, схватилась руками за поверхность шлема, удерживающего ее, пытаясь в отчаянии нащупать какую-нибудь кнопку, которая ее освободит.
Он шагнул вперед и наставил пистолет ей в лоб.
Ожив, она, за мгновение до того, как мужчина пристрелил женщину в белом халате, рванулась прочь из салона грез.
Гадфий не раз бывала в крипте, делая это с помощью репепторных устройств в шлемах, креслах, подушках. Она хуже среднего человека ориентировалась во всех сложностях крипта (куда ей до этой природной легкости, идущей от погружений в крипт с самого детства), но отнюдь не была новичком в этой среде.
В криптовремени ее новому «я» потребовались считаные секунды, дабы понять, что она может действовать в системе самостоятельно – по крайней мере сейчас. Первоначально она существовала только в аппаратуре серой зоны салона грез и еще не успела получить официального крипт-статуса.
Она проверила ближайшую к ней среду: не обнаружится ли каких-либо подсказок, почему одна женщина была убита, другая вот-вот должна была умереть, а смерть – третьей – ее самой – была делом ближайшего будущего.
Все вроде было в полном порядке; на местную базу данных не был наброшен покров безопасности, в местном трафике не наблюдалось никаких очевидных пробоев, никаких закрытых сетей. Конечно, крипт-пространство Дворца не должно было иметь никаких ограничений, если уж вы туда попадали (а это-то и было самой трудной частью), но она бы не удивилась встрече с какой-либо крипт-сущностью, связанной с убийцей. Возможно, частные каналы Дворца и в самом деле были «дежно защищены. Может быть, именно поэтому наилучшим способом решения проблемы считалось послать человека с пистолетом. Она на короткое время задумалась: с какой целью делалось все это, что послужило поводом для жуткого убийства – но сразу же решила отложить расследование на потом.
Она проверила аппаратуру вокруг головы. Нужно отключить поле ограничения… так, вот оно… но тут она заколебалась. Может быть, ей удастся спасти собственное «я» в базовой реальности.
Она снова посмотрела вокруг глазами Гадфий. Вид все еще напоминал фотографию. Пройдясь собственным взором по картинке в мозгу Гадфий, она сразу же поняла слабости системы человеческого зрения и ее плюсы. Глядя с близкого расстояния изнутри, умея фокусировать взгляд и сосредотачиваться одновременно на различных частях картинки, вы видели недостаточную четкость и цветность но краям поля зрения; картинка была сероватой и размытой повсюду вокруг ясной центральной части! И так медленно! Какая это пытка смотреть, как кого-то убивают, и знать, что на очереди ты. Женщина в белом все еще поворачивалась, пистолет в руке человека продолжал двигаться к точке, из которой он через мгновение будет нацелен на ее голову…
Она заставила себя оторваться от этого зрелища. Сначала нужно было перепроверить защелку шлема, потом решить, что должно делать дальше ее физическое «я», потом продумать правильные шаги для выхода из ситуации, потом преобразовать их в план, который можно будет мгновенно впустить в голову ее «я» в базовой реальности, чтобы воплотить его в жизнь без промедлений и колебаний… у нее было меньше секунды реального времени, или два-три часа крипт-време-ни. Действовать следовало немедленно…
Пистолет остановился в точке посредине ее лба. Гадфий оставалась беспомощным зрителем.
А потом ей показалось, что бомба, которая отделилась от нее чуть раньше, каким-то образом вернулась в ее голову.
Шевелись!
Голова была свободна, и внезапно в ее мозгу появилась целая хореографическая диаграмма – полая четырехмерная скульптура, и ей нужно было всего лишь проследовать по туннелю, который ее тело проделало в этой скульптуре.
Свет в боксе должен погаснуть именно в этот момент. Так и случилось.
Ей казалось, что сама диаграмма направляет ее тело. Она опустила голову и сдвинула ее в сторону, когда выстрел разнес шлем. Оттолкнувшись локтями, она ринулась вперед, отводя назад правую ногу. Потом выбросила ногу вперед и вверх, точно куда полагалось…
Результат ее действий был двойным, поскольку обе кости в предплечье человека с пистолетом оказались сломаны. К инерции своей еще раскачивающейся ноги она добавила толчок двумя локтями и теперь приземлилась с разворотом на полу. Она нанесла удар рукой снизу вверх, но человек с пистолетом прореагировал не совсем так, как она предполагала, – она почувствовала скольжение материи по своему кулаку – мужчина упал, из его горла неожиданно донеслось какое-то булькание.
Что-то стукнуло по голове, и Гадфий даже подумала, что это он, но удар был несильным, а то, что отскочило от головы и стукнуло ее по бедру, оказалось пистолетом – она подхватила его с пола.
Снова загорелся свет. Она направила пистолет на человека. Тот лежал скрючившись и завернувшись в занавески, придерживая свою сломанную руку и глядя на нее. Потом глаза его закатились, и он упал на бок.
Она бросилась к нему.
– … Гадфий, – услышала она шепот.
Она повернулась и в ужасе уставилась на женщину в белом халате, лежащую на полу. Кровь все еще текла из черной дыры в виске, глаза были уставлены на Гадфий. Челюсть ее снова шевельнулась как-то по-мертвому, механически, словно у куклы.
– Гадфий! – сказал тот же надтреснутый голос.
Она бросила взгляд на лежащего без сознания человека, потом подошла к женщине и опустилась перед ней на корточки так, чтобы не упускать его из виду.
– Она еще не полностью мертва, – сказал тот же голос. – Она уже закриптована, но все еще жива. Это я с тобой говорю – ты, – сказал голос. – Слушай, он притворяется – этот тип. Он придуривается. Ты должна шарахнуть его по голове, и поскорее. Можешь взять пистолет, но если не хочешь его убивать, то сделай это сейчас.
Гадфий чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Комната перед ее глазами вращалась – или это вращался ее мозг.
– Я не могу, – сказала она женщине, в ужасе, как зачарованная, смотря на темно-красную, густую кровь, ток которой замедлялся с каждым мгновением; под открытыми, уставленными на Гадфий глазами двигались челюсти и язык.
– Сделай это. Сейчас же, – сказал тихий голос.
– Но может быть, он…
– Все, уже слишком поздно, – выдохнул голос. Человек перевернулся, завел за спину здоровую руку.
Гадфий выставила вперед пистолет и спустила курок, закрыв при этом глаза. Пистолет в ее руке вздрогнул.
Когда она открыла глаза, человек, раскинувшись, лежал перед ней ничком, его рука все еще сжимала маленький тонкий нож.
Она уверилась, что попала, лишь когда из-под его лица побежала струйка черноватой крови.
Она уронила пистолет, но тут вздрогнула, услышав голос женщины.
– … я теряю ее. Гребень девушки… быстро, Гадф…
Сразу сделать это Гадфий не могла. Она прислонилась к стене за занавеской и просидела так несколько минут, трясясь и глядя на три мертвых тела, наблюдая, как медленно сочится кровь по плиточному полу.
Когда кровь мужчины слилась с лужицей крови женщины, разговаривавшей после смерти, в Гадфий что-то сломалось и она заплакала.
В последний раз она плакала девчонкой.
Потом она шмыгнула носом, утерлась и подошла к девушке в красном. Она вытащила гребень из связанных в пучок волос убитой. На гребне были пятна крови. Она, словно не замечая их, сунула гребень в свои волосы на затылке.
«… ты меня слышишь?» – сказал ее собственный голос.
«Да», – ответила Гадфий. Ее голос дрожал.
«Ты просто думай, Гадфий, говорить не обязательно».
«Я тебя слышу. Ты – это я?»
«Да. Я твой конструкт».
«Это ты… спланировала все это?»
«Да. Ты в порядке?»
«Вот уж нет. Что делать теперь?»
«Возьми нож, ножны – они у него в кармане, возьми пистолет и все боеприпасы, что у него есть, а потом уходи. Если будешь делать все, как я говорю, то, думаю, мне удастся вывести тебя оттуда».
«Постой. Почему он пытался меня убить?»
«Потому что нас предали, заговор был раскрыт, а ты собиралась войти в крипт. Прошу тебя. Времени почти нет. Торопись».
Гадфий на трясущихся ногах подошла к убитому. Она подавила рвотный спазм, увидев лицо в темноватой лужице крови. Порылась в его карманах.
«Он что – из службы безопасности?» – спросила она у своего крипт-«я».
«Да».
«Откуда они узнали?»
«Я же тебе сказала – нас предали. Только я не знаю кто».
Гадфий замерла, нащупав магазин с патронами.
«Предали? А что с остальными?»
«Я не знаю, что с ними. Я не отважилась выйти на связь, потому что, вполне возможно, за мной наблюдают и все мои движения фиксируются. Поторопись. Ты меня слышишь?»
«Предали. – Гадфий смотрела на замысловатый рисунок на занавесках перед ней. – Предали».
«Да. Прошу тебя, скорее. Возьми что можешь и уходи. Когда выйдешь из помещения, поверни налево».
«Предали, – думала Гадфий, засовывая в карман нож, ножны и патроны. – Предали».
«Да, да, да – предали. Да шевелись же!»
3
Сессин был одет в простую, удобную одежду, на плече висел легкий рюкзак. Он стоял на последнем гребне холмов, откуда земля уходила вниз, словно огромная волна, скатывающаяся к берегу. Перед ним простиралась пыльная долина львиного цвета – не совсем однообразная, но почти. На горизонте виднелись контуры холмов, а подрагивающий воздух обещал воду, которой, вероятно, там не было. Деревья за спиной и сверху шумно шелестели.
Свет исходил с неба отовсюду, хотя солнца и не было. Сперва небо казалось голубым, но если смотреть долго, то оно становилось синим и лиловым, а пристальному взгляду представлялось абсолютно черным. На этой черноте одним лишь усилием воли возникала сеть светящихся линий, а за ними – нечто похожее на ярко расцвеченные звезды и жирные планеты в созвездиях и сочетаниях, которые невозможно увидеть с реальной Земли. Он понимал, что это значит, ему и вспоминать не нужно было. Он отвел взгляд от неба, которое вновь стало голубым.
Он вперился взглядом в плоское пространство перед собой, и через миг плато наполнилось сеткой путей, тропинок, дорог, такой густой и сложно переплетенной, что они создавали собственную единую поверхность, перекрывающую долину. Эта сеть уходила далеко за горизонт, являя взору неясное, мерцающее движение. На бескрайних, широких хайвеях сложные механизмы мчались, гудя и сверкая, с такой скоростью, что разглядеть отдельные элементы было невозможно, – но в то же время создавалось впечатление единого потока. В других частях, на путях поуже, мелькали длинные грузовые составы и, проносясь, исчезали, тогда как мириады невидимых тропинок светились точками единичных транспортных средств.
Он моргнул, и все это исчезло.
Он повернулся к своему другому «я».
– Ну вот мы и добрались, – сказал конструкт. – Здесь наши пути расходятся. Ты запомнишь все, что должен?
– А как я узнаю, если не запомню?
– Гм. А что ты помнишь?
– Я иду в пустыню, – сказал он, бросив взгляд назад в сторону долины.
– К святилищу?
– К святилищу. И искать, и быть объектом поиска. Чтобы стать контейнером, вместилищем для того, что я там найду.
– Ты изменишься. Я уже изменился.
– Ты изменишься необратимо и, возможно, умрешь.
– Я думаю, ты еще поймешь, что мы всегда жили с этим знанием. Никакие наши нововведения ничего не смогли изменить.
– Надеюсь, я дал тебе все, что может понадобиться.
– И я тоже надеюсь. – Он заглянул другому в глаза. – А ты куда теперь?
Алан отвернулся и посмотрел назад – вдаль, где между раскачивающихся деревьев виднелась одна из башен стены.
– Я вернусь туда, – сказал он. – Буду делать то, чем давно уже занимаюсь, – наблюдать. И ждать твоего возвращения. Готовиться.
– Ну, тогда до встречи. – Он протянул руку.
– До встречи.
Они обменялись рукопожатием и смущенно улыбнулись, физически ощутив прикосновение, уместное даже здесь, в этом перевоплощении базовой реальности.
Конструкт кивнул в сторону долины, где все еще, казалось, сохранялся призрачный след неистового движения.
– К сожалению, это будет очень медленно.
– Медленно в этом случае значит безопасно.
– Удачи.
– И тебе.
Потом оба они повернулись, и один направился назад – вверх по склону холма по тропинке между деревьями в сторону огромной стены, виднеющейся вдалеке, а другой – вниз по склону, к долине.
Он брел полупустыней. Тропинки здесь располагались такой густой сетью, что у него под ногами и в самом деле была единая поверхность. Он видел, как ветерок следом поднимает пыль, и спрашивал себя, какую сторону природы крипта отражает это явление. Он остановился и оглянулся, посмотрел туда, где поднимались холмы, поросшие деревьями. В небесах за холмами висела подернутая дымкой крепость.
Его следы в пыли вели назад к вершине холма.
Он оглянулся и увидел другие следы, разбросанные здесь и там на дорожках, пересекавших долину. Небо наверху оставалось голубым – ни облачка. Он пошел дальше и, впервые увидев участок земли, на котором плоские валуны лежали каменными страницами, направился туда, вскарабкался на камни и пошел по ним, несколько изменив направление своего движения в соответствии с ориентацией валунов. Когда они снова исчезли под слоем пыли, он изменил направление.
Найдя следующую группу камней, он сел и, согнув ногу, посмотрел на подошву одного из ботинок. Подошва от края до края была иссечена рубчиками. Он подумал о том, что рубчики изменяются, и они приняли форму шевронов. То же самое сделал он и с другой подошвой, испытывая удовольствие оттого, что здесь все еще возможны такие изменения. Он взвесил в руке рюкзак, спрашивая себя, что может находиться внутри, однако понимал, что заглядывать туда нельзя. Важно было лишь то (он смутно вспоминал, как ему говорили об этом), что в нем лежат полезные вещи.
Он поднялся и пошел дальше.
Несколько раз он слышал, как песок и камни вокруг него издают высокий плачущий звук, – значит, он находился вблизи одного из крупных хайвеев передачи данных. Он останавливался, смотрел и видел хайвей перед собой – огромная сверкающая труба на поверхности долины. Она ревела, как водопад, в ней наблюдалось пульсирующее, сверкающее движение, да и сама труба тяжело двигалась, извиваясь, как огромная змея, протянувшаяся от горизонта до горизонта, смещалась из стороны в сторону, свивалась в кольца, вздымалась волнами, поднимала свое полужидкое тело над землей и бросала его назад.
Столкнувшись в первый раз с одной из этих гигантских сверкающих труб, он сел и некоторое время смотрел на нее. В результате хитроумных движений труба постепенно отодвинулась от него, а потом снова начала к нему приближаться. Он осмотрел землю и увидел те места, где поверхность была выровнена дорожками, на которые ложился хайвей. Он подумал о дельте реки, где образуются рукава, двигаются потоки, заиливаются, смещаются, и кажется, что двигаются острова под воздействием неутомимых водяных лент.
Он выбрал точку и (скорее из желания проверить такую возможность, а не из желания двигаться в эту сторону) нырнул под выгнутую нижнюю поверхность хайвея, поднявшегося над песком, и внаклонку бросился к другой стороне – над ним нависала огромная тень ревущего хайвея.
Все прошло без сучка без задоринки, и он удовлетворенно оглянулся на трубчатое тело хайвея.
Он побрел дальше.
Спустя какое-то время подул прохладный ветерок, и Сессин, хотя ему и не было жарко, испытал чувство благодарности: просто ветерок был чем-то иным. Он не чувствовал ни голода, ни жажды, ни усталости; наконец он понял, что припустил бегом, а спустя какое-то время все же почувствовал усталость, дыхание участилось. Он перешел на неторопливый шаг, а когда дыхание нормализовалось, вернулся к прежней скорости.
Темнота понемногу заволакивала небо.
Когда свет почти совсем исчез, он сумел разглядеть призрачную серую картинку земли перед собой и продолжил свое движение. Он смотрел на черные небеса, которые снова заполнялись сетью огней и линий. Он смотрел, как эта решетка смещается, как меняются созвездия, смотрел просто с целью чем-нибудь занять себя. Он понимал: где-то в глубине души он знает, что означает этот безмолвно-сказочный вид, и его не беспокоило, что воздействие зрелища на него не сказывается немедленно, а размещается в какой-то тихой заводи памяти, которую он впоследствии сможет исследовать, если возникнет нужда.
Он бросил взгляд на долину и снова увидел огромные дороги, пути и хайвеи, хотя теперь они показались ему не такими густыми, как прежде.
Большую часть времени он просто шел, опустив голову и почти ни о чем не думая.
Но прошествии какого-то времени, когда вообще все мысли оставили его, ему показалось, что он слышит голоса, и он увидел какие-то формы, которых на самом деле там не было. Он стал спотыкаться на камнях или корнях, которых тоже не было, каждый раз чувствуя, что вернулся в свою прежнюю биологическую жизнь, что лежит в кровати и вот-вот заснет, но потом некий непроизвольный спазм заставлял его очнуться. Это происходило с ним снова и снова.
Наконец он решил, что нужно поспать. Он нашел выемку под скальным выходом, подложил под голову рюкзак и заснул.
4
Ты знаишь што йа зделаю йесли ты мне ни скажишь то што мне нужно знать? говорю йа стараму ворану, каторава диржу в кактях.
Йа атдыхаю ф сваем бальшом гнизде на каминам пальце выхадящим на пустыню; йа тут раселся удобнинька и свабоднай нагой выдергиваю па аднаму перья ис старава серачернава ворана напиваю пра сибя и пытаюсь вытащить из этай старай птици хоть адно разумнае слова.
Йа ничиво не знаю! кричит серачерный воран. Ты за эта ищо заплатит, дирьмо ты паршивае! Атниси миня туда аткуда взял нимедлина и тагда можит мы забудим фею эта историю. Ай.
Йа чутачку скручиваю иво клюф двумя сваими кактями.
Ты шкатина! бармочит он.
Йа ришаю што пара мне сирьезна заглянуть в глаза старика и патаму апускаю маю голаву с агромным клювам до иво уровня и заглядываю сквось ришотку маих кактей в иво малинькие черный гласки-бусинки. Он пытаитца атвернутца, но йа коктем диржу иво голову так, штобы он сматрел на миня и приближаю сваю голаву к ниму (хатя и не слишкам блиска – йа ни так глуп). Вораны ваашдета пачти ни могут двигать глазами, а типерь он ищо и галавой ни мок пащевелить. У них есть такая штука, каторая называитца третье века, и ани могут закрывать йею глас, и этат старичок пытаитца своим третьим векам заблакировать миня, и йесли бы йа ни был таким вот здаравеным экземплярам симурга, то у ниво бы эта палучилась (а то бы и ваапще миня надул, йесли бы папытался), но са мной этот номир ни прайдет, и йа астался где был.
Йа ира сибя ришил к таму времени, что симурги в радстве с барадачами-йагнятниками, а вам любой дурак скажит што барадачи-йагнятники фсем извесныи касталомы. И вот этат старый воран заглядываит мне в мазги и видит што йа сабираюсь сделать и тут жи абсираитца.
Йа сматрю на май замичательныи острый как бритва кокти каторыи теперь фсе в гавне сматрю на мае изгаженае гнездышка а потом апять иириважу взглят на ниво.
Шерт пабири, бармочит он. Ижвини. Голас иво дражит. Йа тибе шкажу вше што тибе нада знать, тока ты ни делай са мной этава.
Гмм, гаварю йа чуть припадымая иво штобы пасматреть вниматильнее на гавно в маем гнизде. Пасмотрим.
Што ты хочишь знать? взвизгиваит он. Ты мне тока скажи! Чиво ты ищешь?
Йа паварачиваю к ниму маю голаву. Муравья, гаварю йа.
Чиво?
Ты фсе слышал. Но давай начнем с барадачей-йагнятников.
Барадачей-йагнятников? Ани улители.
Улители?
Ис крипта. Улители.
И куда?
Этава никто не знаит! Какоито время они вили сибя страна и диржались ф старане, а типерь их здесь проста нет. Эта правда. Можишь сам праверить.
Праверю. Но до таво как йа тибя атиущу, такшта лучши тибе гаварить правду. А теперь што эта за крававакрасная морда са сваим гидибибидибигиби и прочая прочая? Што ты аб этам знаишь? Што она такое кагда у сибя дома?
Старый воран замираит на сикунду, патом начинаит трястись, а потом (я проста ни верю сваим глазам) начинаит смиятца!
Што? визжит он в истерики. Ты гаваришь аб этай штуки што у тибя за спиной? Да?
Йа трису галавой. Ты миня за какую птицу принимаишь? спрашиваю йа у ниво и трису иво так, что он грахочит как игральный кубик ф стакани. А? А? Ты миня сафсем за дурака держишь? Йа тибе што, голуиь какой?
Гидибидибигидигибиги! слышу йа крик у сибя за спиной.
(Йа чуствую как глаза вылизают у миня из арбит.)
Йа сматрю на патрепанова ворона в кактях маих правай наги.
Ф другой рас, гаварю йа и сминаю этава ворана до размера дразда.
Йа маварачиваюсь и кидаю мертвую птицу туда где как йа думаю находитца эта жуткая крававая галава и аднавримена спрыгиваю с гнизда.
Гидибибидибигиди, вижжит галава с содраиой кожей, и старый мертвый воран вспыхиваит пламинем и исчизаит, ударифшись в рваную красную дыру абодранова носа этай твари. Галава типерь больши чем прежди и типерь у ние сваи собственые крылья. Эти крылья пахожи на крылья абодраной литучий мыты – фсе мокрый, акрававлиные и блистящии. Этат сучара больши миня а зубы у ниво острый проста жуть. Йа бью крыльями ни паварачиваясь и личу прочь но начинаю парить навирху и сматрю на ниво как он смотрит на миня.
Гидибибидибигиди! снова кричит он, а патом начинает увиличиватиа и устримляитца ка мне, как распухшая планета как взарвафшиеся сонце. Но миня на мякине ни правидешь. Йа знаю што на самам дели он астался таво же размера и эта фсе адна илюзия. Йа сматрю на то настаящее што приближаитца ка мне, как кулак, устримляющийся сквос взрывающийся обрас.
Эта мае гниздо. Галова типерь находитца как рас над иво краем.
Йа быстра делаю хланок крыльями приближаюсь вытягиваю ногу и удараю йею па агромнаму выбеленаму палену, эта палено ствол дерива и он реска паднимается вспышкай ветак паменьше и хлещит пряма в лицо этай твари каторая тут устроила свае Гидибиди!
Ее крылья нипраизвольна схлопываютца вакрук ветак перед ней и ана падаит трипища в гниздо фея запутафшись и верища и стуча и хлопая и разрывая сваи крылья а йа знаю што мне и ада паскарее сматыватца пака йесть время, но можите называть эта как угодна – инстинкт, бизумие, но йа атакую.
Йа ище рас взмахиваю крыльями и чуть набираю высату и заминаю што неба стала йарчи. Тагда йа выпускаю кокти и начинаю пикиравать на эту жуткую голаву.
Неба становитца очииь белым и йарким.
Йа приастанавливаюсь и ищо рас бью крыльями паря над бьющейся кричащей запутавшийся галавой и паднимаю глаза к небу. Ано снова патимнела но типерь начинаит нимнога распухать.
О-о, думаю йа и праизнашу пра сибя слава маиво прабуждения.
Йесть некатарые вещи каторые будут влиять на вас, дажи йесли вы находитись в глубинах крипта и одна ис таких вищей – эта взрыф. Или очинь йаркая фспышка света или ударная вална и канечна обе вмести имена эта йа тут и палучал. Вам вофси ни абязательна прабуждатца йесли вы нагрузились дастатачна глубако, вы проста абъясняите эта сибе, дажи йесли вас разрываит на части, как вам кажитца, но йа вофси ни так глуп.
Взрыф швыряит миня пряма в маю комнату йа ударяясь о натянутую как струна стену, а от ние атскакиваю назат ф центр комнаты.
Йа выглядываю в дверь сквось дым и пламя и вижу людей, каторые спускаютца па канатам. Нескако человек на парапланах влитают внутрь черес акно и направляюща к лисам стриляя из писталетаф, пасылая молнии света сквось дым. Мима двирей маей комнаты падаит весь ахвачиный пламиним линивец, аставляя за сабой слет густова чернава дыма. Ище адин взрыф переварачиваит лиса рядам са мной, вздуваютца стены вакрук. Йа вижу, как свет сильнава пламени прабиваитца сквось стену справа ат миня. Снаружи парни в крылатых снарядах закрипляют иисталеты у сибя на баку и хватаютца за лиса и забираютца на них, и в этат же мамент их крылатые снаряды падают с них.
Йа аткатываюсь ф самый дальний угал маей комнаты и ципляюсь за ткань стины нат самым полам. Она рветца, а йа палзу и тащу ие и ана рветца ищо больши и тагда йа ныряю в эту дыру и аказываюсь в атнасительнай тимнате.
Йа за стенами этава сааружения што настроили слофы, перепрыгиваю как абизьяна с адной стяшки лисоф на другую направляясь внис. Впереди грахочит страшный взрыф и на меня валятца фсякие огниные абломки. Мне приходится висеть на адной руке, диржась за растяшку, а другой гасить агонь на маей рубашки. Абломки падают внис асвищая мне путь. Тут сечас много пламени и стрильбы.
Адной частью сваиво мозга йа думаю, черт набери, неужели фсе эта иза миня? А другая часть думает, нет, Баскул, ни буть таким дурачком! Но первая часть гнет свае, Аткуда жи тагда фсе эта насилие и фсякае такое вакрук тибя? Эта опщество атнють ни склоно к насилию, редьки абычна очинь мирный нарот. Тагда пачиму вдрук фсе эта? Черт пабири! Эти бидняги линифцы так харашо ка мне атнислись и чем йа им атплатил? Интересна, спрашиваю йа сибя, што случилась с Гастоном и Хомбетантом. Патом йа ришаю, што лучше мне пака ни думать аба фсем этам, пака с этим пакончино.
Удивительна, какии миханисмы выживанийа мы вдруг выстраиваим в таких вот ситуациях.
Впиреди йа вижу искривленую внутренюю паверхнасть башенай стины, ее голый каминь, фсю ие старую чернату и свиркание влаги на ней в свети пламени. Ище две паследнии стяшки, растаяние между ними стандартнае.
Правая рука, левая, правая, левая. Миня ахватываит дрожь, патамушта йа думаю. Самая падхадящие время закриптаватца на сикунду. Йа тинусь к следущей растяшке и думаю, харашо, давай криптуй пака ты за ние ни схватится и йа аказываюсь там приднамерена ни думая а том, где йа нахажусь в этат мамент, а проста аглядываю ближайшую меснасть.
/но тока вижу што никакой ближайшей меснасти больши нет.
Ащущение такое што кроми серава тумана вакрук миня ваапще ничево нет. Миталический рычащий шыпящий нипадвижный туман. Йа приблизительна помню где што была прежди, но йа ни хачу слишкам уж палагатца на сваю намять. Патом туман вроди бы сгущаитца вакрук миня и вроди эта уже ваапще ни туман, патамушта он састаит не из вады, а из металическай стружки, металическай пыли, каторая впитываитца мне в кожу, словно кислота, ираникаит в май поры и мне ат этава больна а глаза у миня ширако аткрыты и металическая пыль пападает в них атчиво йа начинаю кричать а кагда аткрываю рот туда и в нос лезит фсякая металическая дрянь и йа вдыхаю ие в лехкие а ана жетца словно вдыхаю агонь ана наполняет миня паджариваит изнутри.
Йа машу руками пытаясь атагнать эту гадасть и май руки нападают ва штота твердае и йа вспоминаю што эта можит азначать и ни бес труда прабуждаюсь.
Мая рука держит халодную растяшку лисов и йа чуствую как из миня са свистам вырываетца дыхание. Йа чихаю глаза у миня слизятца а кожа фсюду зудит и тут мне удаетца ухватитца за паследнюю растяшку и йа ударяюсь а черную стену и там астанавливаюсь фсе ищо продолжая дражать и чуствуя сибя очинь плоха.
Пол всиво в нескаких метрав нижи миня и накрыт всяким мусарам. Йа паднимаю взглят – стина навирху исчезаит ва мраки. Она с абоих старой искривляитца ухадя вдаль ана черная и не там сафсем ни видна. Эти лиса или мастки упираютца в стену, растяшки держатца на выступах в грубай паверхнасти камней, и сираватая материя налощитца на витру. Канал па катораму йа нырнул внис паднимаитца нада мной как уский черный каньон. Вдалике видно пламя.
Йа пытаюсь вспомнить план этава места от начала маиво прежнева входа ф крипт. Чертасдва.
Йа трису галавой, патом начинаю перебиратца с растяшки на растяшку вдоль ширахаватой каменай стины. Так ано и далжно быть…
Так вот йа и прабираюсь па этаму темнаму прастранству за стенами памищения, где висят линифцы. Па крайней мери висели пака типы с писталетами и парашутами и фсякими этими штуками ни пришли сюда.
Йа крыса за этими триклятыми стенами, думаю йа прабираясь над этим мусарам и ища какуюнибуть дыру сквось каторую можна была бы исчезнуть.
Бедный бедный Баску л думаю йа пра сибя уже ни ф первый рас и у миня такое жуткае придчуствие, что ни ф паследний. Бедный бедный бедный.

Blog

Граф Сессин вот-вот умрет в последний раз. Главный ученый Гадфий вот-вот получит таинственное послание, которого ждала много лет, из Долины Скользящих Камней