Geum.ru

Граф Сессин вот-вот умрет в последний раз. Главный ученый Гадфий вот-вот получит таинственное послание, которого ждала много лет, из Долины Скользящих Камней

Вид материалаДокументы
Глава 7 Ч.2
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17




Глава 7 Ч.2

3
Сессин странствовал по миру под Серефой, двигался по его версии Экстремадура к далекому Уитланду, шел по его прериям, долинам, пустыням, соленым озерам, по его крутыми холмам, широким полям и узким ущельям, между его высоких гор, вдоль струящихся рек и темных морей, продирался сквозь его кустарники, луга, леса и джунгли.
Скоро он привык к искаженной полярности этого мира, где засушливость полупустыни соответствовала самой высокой насыщенности и интенсивности передава-емого знания, которое в то же время оставалось недоступным, и где кажущееся плодородие сочной зелени джунглей соответствовало равнодушной безжизненности и в то же время излучало какую-то бесплодную красоту.
Горы и утесы были твердынями, скрывавшими в себе данные и расчеты, реки и моря воплощали собой неупорядоченные массы хаотической, но в общем безопасной информации, и смертельную опасность означали вулканы, чреватые прорывом зараженной вирусом информации из глубины.

Ветер являл собой полуслучайные смещения машинных кодов, символизирующие движение языков и программ в географическом образе операционной системы, дождем же проливались необработанные данные, которые, отфильтровываясь, просачиваются из базовой реальности: ничего не значащие и статичные. Решетка огней в небесах являла собой такую же репрезентацию криптосферы, что и видимый ландшафт вокруг Сесси-на, только в меньшем масштабе.
Факультативно видимые хайвеи, дороги, пути и тропинки, пересекавшие местность, были информационными каналами для всего незараженного крипта. Данные в них двигались со скоростью, близкой к световой, а это означало, что с точки зрения времени крипта трафик осуществлялся со сверхзвуковыми скоростями. Иногда Сессин останавливался рядом с огромными шоссейными развязками, в восторге прислушивался к их жутким гипнотическим песням, пристально разглядывал их гигантские корчи, словно, сосредоточившись, пытался разгадать смысл этого движения – и каждый раз терпел неудачу.
Когда он в первый раз кого-то увидел, то испытал смесь противоречивых чувств: страх, радость, ожидание и своего рода разочарование из-за того, что он не один в этой глуши. Он увидел свет вдалеке за каменистой долиной, по которой шел, и подошел поближе, чтобы разобраться.
Одинокая старушка сидела, глядя на огонь маленького костра. Он не понимал, зачем тут разводить костер и как это делать. Старушка почувствовала, что он смотрит на нее, и позвала его.
Он раскрыл свой рюкзак и, держа его перед собой, пошел к ней. Когда между ними оставалось несколько метров, он слегка кивнул, не зная точно, какие правила вежливости здесь действуют. Она кивнула в ответ. Он сел у костра на расстоянии в четверть круга от старухи.
Он посмотрел на нее – седые, связанные в пучок волосы, свободная темная одежда, испещренное морщинами лицо. Она сидела на небольшом узелке.
– Вы здесь новенький? – спросила она. Голос у нее звучал низко, но приветливо.
– Дней сорок, – ответил он. – А вы? Она улыбнулась костру.
– А я чуть дольше. – Она насмешливо посмотрела на него. – Значит, я ваш Пятница?
Он нахмурился.
– Что вы имеете в виду?
– Это из «Робинзона Крузо». Робинзон думает, что он один на своем острове, пока не находит человеческие следы. Случается это в пятницу. Когда он встречает другого человека, то называет его Пятница. Того, кто первым встречает новоприбывшего, мы здесь называем Пятницей. – Она пожала плечами. – Традиция. Вообще-то довольно глупая.
– Значит, вы Пятница, сказал он.
Она кивнула, словно себе самой, и сказала:
– Еще одна традиция – и, я думаю, неплохая – требует, чтобы Пятница отвечал на любые вопросы новоприбывшего.
Он заглянул в ее старые темные глаза.
– У меня много вопросов, – сказал он. – Возможно, больше, чем я сам знаю.
– Такое встречается нередко. Но сначала позвольте узнать, что привело вас сюда?
Он повернул руки ладонями вверх.
– Ход событий, вот и все.
Она кивнула с понимающим видом, но ему показалось, что он был невежлив с ней. Он добавил:
– Я нажил себе врагов в том мире, и меня чуть было не уничтожили. Один друг – Вергилий для моего Данте, если вам угодно, – увел меня оттуда в то святилище, которое являет собой этот мир.
– Данте, не Орфей? – спросила она, улыбаясь. Он хохотнул в ответ.
– Мэм, я не поэт и не музыкант и, кажется, до сих пор так и не нашел своей Эвридики, а потому не мог и потерять ее.
Она неожиданно по-детски улыбнулась.
– Ну что ж, – сказала она, – что же вам рассказать?
– Давайте лучше просто поговорим. Может быть, я выясню то, что мне надо, в процессе нашего разговора.
– Почему бы и нет? – кивнула она. Она выпрямилась. – Я не буду спрашивать вашего имени, сэр. Наши старые имена могут быть опасны, а нового, думаю, вы себе еще не выбрали. Меня здесь зовут Прокопия. Вы не устали?
– Нет, – сказал он.
– Тогда я расскажу вам мою историю. Я здесь, как и многие, оказалась из-за несчастной любви…
Она поведала ему немного о своей жизни до того, как оказалась в крипте, подробно остановилась на обстоятельствах, которые привели ее именно на этот уровень, и поделилась всеми приобретенными здесь знаниями, которые могли быть ему полезны.
Он вставлял свои замечания, и она, казалось, была удовлетворена.
Но в основном он слушал, а слушая, учился. Он решил, что ему нравится эта женщина. Было очень поздно, когда они пожелали друг другу спокойной ночи и уснули.
Ему снился далекий замок, прекрасная музыка и давно утраченная любовь.
Утром, когда он проснулся, она уже поднялась и собиралась уходить.
– Я должна идти, – сказала она. – Я думала предложить вам мои услуги в качестве проводника, но полагаю, в ваших блужданиях есть какая-то цель, и я не хочу, чтобы мой путь повлиял на ваш.
– Это значит, что вы вдвойне добры и мудры, – сказал он, поднимаясь и отряхиваясь. Она протянула руку, и он пожал ее.
– Надеюсь, мы еще встретимся, сэр.
– И я тоже. Счастливого вам пути.
– И вам. Прощайте.
Постепенно ему стало попадаться все больше и больше странников. Он обнаружил, что, как и говорила Прокопия, эти странники по отраженному миру, и люди, и химерики, были либо изгнанниками, как и он (некоторые сами выбрали такую судьбу, некоторые стали изгнанниками по принуждению), либо нелегальными туристами; искатели приключений приходили вкусить всю необычность этой аномальной парадигмы базовой реальности.
Внутри этого ущербного человеческого сообщества, с которым он время от времени контактировал, возникли своего рода вторичные экосистемы; были такие, кто охотился за другими путниками (в некоторых случаях принимая форму животных, но так делали не все), и те, кто существовал, казалось, только ради совокуплений с другими. Следствием этих соитий становились личности, сочетавшие в себе черты обоих любовников, обычно обуянные той же жаждой, которая стала причиной их рождения, а потому тоже искавшие подобных союзов.
Большинство из тех, кого он встречал, хотели всего лишь выслушать его историю, а если и обменяться, то лишь информацией; он никому не говорил, кем был когда-то, но был счастлив разделить с другими свои знания об этом уровне крипта. Его не удивило и не разочаровало, когда он понял, что секс совсем перестал интересовать его.
Он обнаружил, что в его рюкзаке есть три вещи: меч, плащ и книга. У меча было спиралевидное металлическое лезвие, его можно было растянуть на два метра, и оно не отличалось остротой, но давало электрический разряд, вполне способный оглушить даже крупного хи-мерика или по меньшей мере самого крупного из тех химериков, что нападали на него. Плащ он рассматривал как хамелеоновское одеяние, поскольку тот плащ мимикрировал под окружающий ландшафт и давал ему идеальную маскировку. В некотором роде плащ был эффективнее меча.
Книга была подобна той, что он нашел в комнате в Ублиетте; это была любая книга. Если открывать заднюю обложку, книга становилась дневником – слова появлялись на странице, стоило их произнести. Он делал записи в дневнике раз в несколько дней и фиксировал в нем каждый прожитый день, даже если он больше ничего не писал об этом дне. Поначалу он много читал.
Пейзаж крипта был переполнен памятниками, зданиями и другими сооружениями. Большинство из них находились в стороне от подвижных множественных троп и огромных информационных хайвеев, многие из них имели неопределяемую форму. Именно здесь, в этих причудливых и необыкновенных уголках, после долгого дня пути он встречался и беседовал с другими – мужчинами и женщинами, андрогинами и химериками. Он никогда не видел никого хотя бы отдаленно похожего на ребенка. Они и в базовой-то реальности попадались довольно редко, а здесь отсутствовали совершенно.
По мере того как шло время его пребывания в крипте, он обнаружил: сны достигли такой степени яркости, что казались реальнее виденного в часы бодрствования. Во время этих снов, когда ему казалось, что он провалился глубоко под землю, в самые недра, он нередко играл героя в мире, наполненном людьми, городами, движением и событиями – он был отважным капитаном, который силой обстоятельств достиг славы и известности, принцем-поэтом, вынужденным взяться за оружие, королем-философом, обязанным защищать свои владения.
Он командовал кавалерийскими, корабельными, танковыми, авиационными, космическими соединениями; он орудовал дубинками, мечами, пистолетами, лазерами, он забирался в горы, где заставал врасплох врага, осаждал крепости, форсировал реки, чтобы нанести удар по уязвимому флангу, закладывал минные поля, зигзагом тянувшиеся через пересеченную местность, вел гусеничный ракетоносец к дымящимся руинам сортировочной станции, прокладывал извилистый курс к столице врага между черными облачками разрывов, незаметно проскальзывал сквозь складки космического пространства для неожиданной атаки конвоя, ползущего между звездами.
Но постепенно, словно какая-то его часть – реалистичная, циничная, ироничная – отвергала эту невероятную цепь побед в утомительных военных приключениях, обстановка каждого из тщеславных снов теперь включала и Вторжение, и в самый разгар славной стычки на пыльном поле он вдруг обнаруживал, что смотрит не на сражающиеся армии, а наверх, на безоблачное небо, с которого светит луна, чей лик затуманен каким-то неизвестным и наводящим ужас веществом. Или же во время ночной разведки, перебравшись за линию радаров вдоль вражеского берега, он поднимал голову и видел, что звезды исчезли с половины неба. Или же, пользуясь «эффектом пращи», совершал гравитационный маневр у газового гиганта, и за окольцованной громадой планеты перед ним вдруг представали не гостеприимные брызги знакомых созвездий, а темная пропасть, сверкающая невидимым глазу воспламененным туманом давно погасших звезд.
Он все чаще и чаще просыпался после таких снов, испытывая разочарование и унижение от разгрома, и ослабить это чувство не могло затем никакое рациональное осмысление.
– Дайте-ка я подумаю, дайте подумаю, – сказала женщина.
Она выглядела лет на десять моложе его, хотя и носила отнюдь не украшавшую ее тонзуру, а также выбривала брови. Одетая в черное, она сидела в центре круга, образованного семью путниками, на голом полу в пустой комнате большого квадратного дома, который стоял на темном плато, одинокий и стылый.
Он сидел чуть поодаль, прислонившись спиной к стене, на штукатурке которой прежние посетители оставили странные, причудливые завитки и рисунки. В центре живого круга висела лампочка, освещавшая помещение. Он читал, а другие рассказывали свои истории, по очереди занимая место в центре.
Шел семь тысяч двести тридцать пятый день его пребывания в крипте. Он находился здесь уже почти двадцать лет. А в базовой реальности прошло всего лишь семнадцать часов.
– Дайте-ка я подумаю, – снова сказала женщина в центре круга, постукивая пальцем по губам. Она завершила свою историю и должна была выбрать следующего рассказчика. Он читал, слушая в одно ухо, и ему казалось, что сжатые истории этих людей куда как интереснее, чем все слышанное им прежде. – Вы, сэр, – сказала женщина громче, и он понял, что обращаются к нему.
Он поднял глаза. Остальные повернулись к нему.
– Да? – сказал он.
– Вы расскажете свою историю? – спросила женщина.
– Пожалуй, нет. Простите меня. – Он улыбнулся одними губами и вернулся к своей книге.
– Прошу вас, сэр, – сказала женщина. Голос ее звучал приятно. – Мы будем счастливы, если вы присоединитесь к нашей группе. Поделитесь с нами вашей мудростью.
– Нет у меня никакой мудрости, – сказал он ей.
– Тогда вашим опытом.
– Это довольно тривиальный, неинтересный опыт, к тому же полный ошибок.
– Значит, вы против, – ровным голосом сказала она. Она обвела взглядом круг. – Великие души страдают молча, – тихо сказала она, и ее голос потонул во всеобщем смехе.
Он нахмурился и спрятал лицо за книгой.
Той ночью он спал в высокой пустой комнате, окно которой выходило на темную долину.
Ночью к нему пришла та женщина. О ее приходе возвестил скрип ступенек еще до того, как упал прислоненный к двери рюкзак.
Пробудившись от сна (в котором он размахивал мечом, стоя по колено в соленом гнилом болоте), он сел и завернулся но самые глаза в плащ, под которым спрятал оружие.
Она стояла в дверном проеме, бледная призрачная голова словно бы плавала над черным платьем. Она увидела его глаза и кивнула.
Он откинул в сторону плащ, показав меч.
– Я пришла не затем, чтобы драться с вами, сэр, – тихо сказала она.
– Тогда я сожалею, что нет такой области, в которой я мог бы дать вам удовлетворение.
– Не затем, – сказала она, закрыв дверь и сев рядом с нею. Несколько мгновений они сидели, глядя друг на друга.
– Зачем же тогда? – спросил он.
– Absense haeres поп erit[11], – сказала она ему. Он ответил не сразу.
– Очевидно, – сказал он без всякого выражения и стал ждать, какой оборот примут события.
Она улыбнулась, обнажив белизну своих зубов.
– Мне сказали, что, возможно, не удастся определить, тот вы или не тот. Это само по себе может быть дополнительным знаком.
– Чепуха. Она кивнула.
– Я так и подумала.
– Что значит «тот» – можно узнать?
– Можно. Выберите из множества слухов, мифов и легенд. Я не знаю.
– Вы нарушили мой и свой сон, только чтобы сказать мне, что не знаете?
– Нет. Чтобы сказать вам вот что: ищите преображения врага. – Она поднялась. – Доброй ночи.
После этого она открыла дверь и вышла еще беззвучнее, чем появилась.
Он погрузился в размышления. Он не сразу сообразил, что к чему.
4
Йа в птичнике барадачей-йагнятникоф звук маиво громкаво дыхания сливаитца в маих ушах с этими щилчками и шипением, патамушта у миня на лице маска, а на спине дыхательный балон, и то и другое йа снял с мертвава наблюдателя.
Мистечка эта давольна страшнаватае, тут ванросаф нет. Вакрук никаво нет и тут очинь холадно, а свет очинь белый и интенсивный и какойта молочный на вит. Нахадитца в курятнике барадачей-йагнятникоф эта фсе равно што нахадитца в агромнам куске дырявава сыра; пафсюду какиета взаимасвязаные пузыри и вытянутый дырявый мимбраны из митала и камня, а высако на стине миста где эти пузыри абразуют выступающий чашки и миски устроины гнезда выстланые ветками бабилии и перьями, тока в них нет ни птиц ни йаиц нет ничиво. Пол курятника словна множество малиньких кратераф и ф каждам из них масса сломаных расколатых кастей. Йа иду а ис пад маих нок раздаетца хруст йа аглядываюсь пытаясь увидить нет ли здесь каво – чилавека или животнаво но тут кажитца сафсем пуста.
На наружных стенах есть агромныи круги пахожии на илюминатары, в них свистит ветер и звук у ниво высокий шилистящий и страный. Йа карабкаюсь до аднаво из атверстий пабольши и выглядываю науружу. Йа вижу там дымчатае белае облако пахожие на клок тумана каторый тянитца да гаризонта. Пад ним угадываютца нижний уравни замка впичатление такое бутта штота запрятанае в празрачный лет. Облако пранзают две или три башни, но ани кажутца очинь малинькими и далекими. Там тоже никаких признакоф птиц но так ано и далжно быть, здесь слишкам высако для птиц, такшта нипанятна аткуда здесь магли взятца барадачи-йагнятиики.
Йа спускаюсь па ветками бабилии и нападаю на груду кастей, а патом направляюсь в центр башни в тень аткуда задуваит слабый витерок.
Йа иду фсе глубжи и глубжи и гнезд становитца фсе меньши а патом ани исчизают. Йа время от времени наступаю на завалявшуюся кость а вакрук становитца фсе тимнее и йа пачти ни вижу куда ставлю ноги. У миня фанарь катарый йа взял у мертвава наблюдателя и йа фключаю иво. Пряма переда мной здаравеная грязная дыра. Йа падхажу вплатную и апираясь а стену прасовываю голаву в эту агромную кругавую дыру. Она в диамитри метроф пятьдесят ни меньши. Крамешная черната. Дыра выходит пряма в темнату. Сквозь ние тянит сквазнячком. Воздух теплый на крайней мери йесли сравнивать с халодным воздухам здесь. И вакрук никаких признакоф какихлиба других выхадоф тока этат адин.
Но да центра башни мне ищо далико. Йесли и дальши так идти, то ищо наверна киламетра два. Йа нахажусь в крепаст-башни йа фсе ищо в бигах и ф поисках Эргейтс.
Йа убираю голаву из дыры.
Ис темнаты за маей спиной раздаетца какойта хрустящий звук. Йа паварачиваюсь.

Йа вижу линифца Гастона каторый выглядывает изза угла стины той башни ф каторай абитают линифцы окало наклонава тунеля каторый видет к старым лифтавым шахтам. По васпоминаниям аб этам мести ис предыдущих насищений крипта эти шахты были заброшины и неиснользовались но йа надумал што йесли павизет то в этих шахтах будут ступеньки внутри на фсякий пажарный случай и можит их ни будут ахранять те типы што напали на слофоф.
Ну эта гаваря тиаритически. На самам жи деле тунель уравнем нижи таио места где прятался Гастон был проста забит агентами бизапаснасти с писталетами. Ну и дила, надумал йа.
Йа фскарапкался сюда между влажнай стиной башни и страитильными лисами, абиталищем линифциф. Пол тут ухадил внис ступеньками направляясь к тунелю. Пахоже старине Гастону пришла в голаву такая жи мысль.
Йа ни думаю, что йа нашумел, но он медлена павирнулся увидил миня и атадвинулся ат края уступа и паполз вверх па лисам в маем направлении указывая кудата за миня.
Мы атступили за лиса, с каторых свешивался холст.
… йуный Башкул, сказал он, ты жиф. Эта харашо.
Да, и ты, сказал йа. Но пахоже што рибята ис службы бизапаснасти тут пафсюду. Ты ни знаишь каковани-будь другова выхада атсюда?
… ваанщета, гаварит Гастон, знаю. Если ты найдешь за мной…
Гастон направляитца назад через лиса и вверх са скорастью, каторая у линифциф может считаться проста-таки экстримальным спринтам. Йа двигаюсь за ним.
Мы поднялись этажей на сем этих лисоф, там была многа дыма, а вдалике в глубине сааружения йа видел вспышки света.
… Здесь, сказал Гастон астанавливаясь перит впалне абычнай стиной. Он ухватился за вирхушку влажнава чернава камня. Каминь аташел в сторону и аткрылась круглая черная дыра. Гастон знаком вилел мне зайти туда.
Далжно быть у миня на лице была написана самнение.
… Тагда йа пайду первым, сказал он и паполз в дыру.
Ф томшто у миня на лице была самнение не была ничева удивительнава, патамушта йа ни смок бы паставить каминь на места поели нас, и Гастону пришлось нратиснутца мима миня, штобы сделать эта. Ни знаю пратискивался ли кагданибуть в теснам прастранстви мима вас здаравеный потный линивиц с наросший грипком шкурой. Думаю што нет и йесли так ано и йесть щитайти што вам павизло, эта фсе што йа магу сказать.
Мне вофеи ни улабалась идея пазвалять Гастону пратискиватца мима миня во фтарой рас.
Йесли разницы нет то йа пайду фпереди, дружище Гастон, сказал йа.
… Канечна, йуный Башкул.
Тунель был уский и перидвигатца там можна была тока палском. Хужи фсего кагда нужна была палсти вверх, внис или вбок, ащущение была такое словна ты палзешь па кишечнику какованибуть каменава виликана. Паскоку йа был весь вымазан выдилениями са шкуры Гастона, этат запах пастаяна приследавал миня.
Паслушай, Гастон, сказал йа, кагда он падталкивал миня вверх на адном из асобина крутых участкаф этава великаньева кишечника, мне очень жаль если фся эта дрибидень случилась с вами изза миня. Йа благадарин вам за тошто вы сделали спасли миня и спратали и фсе такое и мне бы ни хателась думать што йа ответствинен за фсе эта.
… Йа фпалне панимаю твае нигадавание, йуный Башкул, сказал Гастон. Но вить ни твая вина што люди ш пишталетами тибя пришледуют.
Так ты и фправду щитаешь, што ани прихадили за мной? спрасил йа.
… Имена такое впичатление у меня паявилаш пата-му што йа ушлышал, сказал Гастон. Мы их кажитца вовши не интерешовали. Ани ишкали кавота другова шитая што мы иво прячим.
Черт миня пабири.
… В любом шлучае, сказал Гастон, ответштвенашть лижит на них, а ни на тибе. Вот штота вроди этава и шлучилашь.
Спасиба тибе, Гастон, сказал йа.
… Ты вить ни… закриптовался, верна? сказал Гастон. Патамушта имена эта и могло вывисти их на нас. Но вить ты ни закриптовался.
Нет, сказал йа. Нет, ни закриптовался. Нет. Ни ви-новин. Нет, сэр. Ха-ха. За этим делам миня ищо никто не паймал. Нет-нет.
… ну вот тибе тогда и атвет, – сказал Гастон.
И вот палзли на кишкам этай башни и йа чуствавал сибя паследним глистом.
Наканец мы дабрались до места где тунель расширялся а пол вместа каменава стал деривяным. А йа пачти свалился в эту деривяную чашу, где гарел слабый свет. Йа ни успел вовримя убратца, а потому Гастон наполз на миня.
Снова этот иво грибох.
… тут гдета должин быть люк, сказал Гастон, иавара-чиваясь на палу… А вот и он. Паслышалась штота вроди щилчка и йа в палумраки увидил как Гастон тащит ис пола штота вроди бальшой пропки.
… Эта шделана иж полава штвала бабилии, объяснил Гастон, атталкивая пропку ф сторону. Йа иажалуй найду первым.
Этат полый ствол бабилии имел форму нескаких удлиненых букв S. На стенках были ступени. Гастон стал давольна быстра для линифпа спускатца па ним. Время ат времени нам встречалась штота вроди двирей в стволе, где сквозь случайный щели прабивался свет но в аснаниом вакрук была полная тимната. Казалась этат путь прадалжаитца бесканечна и пару рас йа чуть была ни сарвался внис. К таму жи нижи миня был Гастон и мысль об ищо адном теснам саприкаснавении с иво шкурой атнють ни ласкала миня, уш можити мне паверить.
Наканец Гастон сказал… Вот мы и дабрались, и мы вышли на каминую платформу а с ние в дверь ф теснае прастранства где Гастону пришлось свитца кольцами а мне палсти между каминым полам и этай миталическай ришеткай, каторая издавала штота вроди звона. Мы папали в нечто пахожее на длиный сервисный хот, стенки каторова были вылажены трубами. Нам пришлось прапалсти пот какойта балыиой булькающей емкастью. Йа слышал штота вроде шума поизда нивдалике.
… Тут рядам грузавая трубоштанция, сказал Гастон паказывая на люк в палу. Паиздам приходитца шнижать шкорасть при праходи штрелак и чилавек впалне можит запрыгнуть в вагон и падьехать куда нада. Йа пажалуй должин вирнутца и ужнать што штала ш маими друзьями а ты йесли сможишь отшюда дабратца до югазападнава хранилища втарова уровня то найдешь там горат. Иди на центральную площать. Ктонибудь будит тибя ишкать и пазаботитца а тибе. Извини но мне придетца тибя аставить эта фсе што йа мок сделать для тибя.
Спасиба, Гастон, сказал йа. Ты сделал фсе што мок а йа ни заслуживаю тваей даброты. Йа был так умилен што гатов был абнять иво, но сдиржался. Он тока кивнул сваей бальшой смешной заастренай галавой и сказал:
… Удачи тибе, йуный Башкул, бириги сибя… и ты абищаишь дабратца да югазападнава хранилища и города?
Канешна, вру йа и глазам ни маргнув.
Харашо. Пращай.
И он развирнулся и наполз назат пат балыиой булькающей йемкастыо.
А йа спустился в люк в палу и папал ф широкаю темнаю пищеру куда из разных тунелей схадилась множиство труп. Там никаво не была но йа спратался между путей за чемта вроди миталическава шкафа ис каторава донасилась какоито гудение. Нимнога спустя дрибизжа и стуча на стрелках паявился поизд с аткрытыми вагонами. Йа прапустил автаматический лакаматив и балыпинство вагонаф и фскочил в адин ис них вблизи канца састава пирикинул сибя черес борт внутрь.
Нескако минут спустя кагда поизд вашел в чирнату тунеля и снова набрал скорасть, йа ришил што типерь криптаватца безапасна.
Здесь не была этава жуткава тумана/мокрава снега, фсе вакрук казалась фпалне нармальным. Поизд направлялся к дальниму канцу фтарова уравня в сторану Комнаты Южнава Вулкана. Он должин был ищо замедлить скорасть в двух-трех мистах где йа смок бы сайти. И йа атправился вглупь крипта.
/Жилище барадачей-йагнятникоф замерло. Иво репрезентация в прастранстве крипта была на сваем мести, но напоминала непадвижную фатаграфию, а ни кино. Там не было ни птиц и никаво с кем бы йа мок взаимадействавать. Йа чуствовал штота паблизасти в прастранстви крипта и падазривал што там йесть ктота вроди ахраника, который ждал, кого заинтирисуют барадачи-йагнятники. Йа быстра отсаединился.
Поизд катился дальши. Барадачи-йагнятники живут – или жили – в крепасть-башни на дивятам уравне. Йа пачуствавал што там штота праисходит. Грузавой поизд прахадил пачти точна пат крепасть-башней. Миня эта впалне устраивало. Дивятый уравень распаложин высаковато там холадна и туда ваапще ни папасть но йа бы сжек этат мост кагда дабрался туда.
Йа сибе чуть голаву ни атарвал спрыгнуф с иоизда кагда он нрахадил черес ищо адин рят стрелак в расширенам тунеле длину катораво йа нимнога персацинил. Но если ни считать што йа ударился пличом и абадрал каленку, то ничиво страшнава са мной ни случилась. Йа взабрался па леснице, прашсл нимого па служебному тунелю и служебным лифтам паднялся на уравснь главнава этажа. Йа аказался в чемта вроди гиганскава химическава завода – трубы да агромные йемкасти высокава давления ис клапаноф сочится нар и кругом дурно пахнит. И канечна же, йесли быстринька заглянуть в крипт патвирждаетца што эта завот по праизвотству пласмас.
От миня патребавалось нимало замыславатова и высакотехничнава криптавания патом пришлось нимнога прайтись и взабратца па трубам и праходам абхадя падазрительнава вида тени и наканеп йа нашел автаматический грузавой лифт перевазивший тюки с какимта удабрением вверх па башни. На этат лифт йа и сел.
В ушах у миня раздался хлапок спустя две минуты, а патом ищо спустя приблизительна пять и десять.
Ищо нимнога замыславатова криптования и лифт паднялся на адин эташ выше, чем должин был. Выше он уже ни мок. Йа вышел в какуюто высокую аткрытую галирею, где дул жуткий халодный ветир и видны были бабилии причудлива изогнутый ветви каторых нрапускали внутрь скудный лидяной свет.
Йа пазволил лифту апуститца на адин эташ.
Метрах ф ста ат миня стаял столп, иадерживавший крышу высокай галиреи. Столп с другой стараны был в два раза далыпи. Йа направился к таму што паближи.
Йа фсе ищо был адет в маю абычную адежду и уже начал трястись ат холада, но наскоку внизу было давольна типло, то фсе дела вазможно абъяснялась ниажиданастью пиримены. Йа пашел па галиреи между тенью бабилии и ровнай паверхнастью пачти прямой стены башни. Пол был халодный йа чуствавал эта дажи черес падошвы и жалел што у миня нет шапки.
Крипт начал станавитца нимнога туманым и перестал мне памагать разбиратца в плани крепасть-башни на этам уравни. Мне аставалась тока надеятца што в этам сталбе йесть рят ступеней.
Ряда ступений там не была. Там была два ряда ступений, каторыи спирально периплитались между сабой.
Па какому пайти казалась фсе равно. И йа пашел вверх.
Сначала йа шел быстра, штобы сагретца но дыхание сипло вырывалась у миня иза рта и ноги стали как ватный. Мне пришлось сесть и апустить пульсирующую голаву между кален и тока отдышафшись йа смок прадолжить но уже медлинее.
Ступени шли фсе па спирали и па спирали и давольна крута.
Йа взбирался пытаясь паймать ритам. Вроди эта палучилась, но тут у миня жутка разбалелась галава. Харашо што йа был в форми, йа уш ни гаварю а сваей ришимасти (йа уш ни гаварю а том што мне стала прихадить в голаву как жи йа чиртофски глуп).
Столп ухадил на следующий эташ (в ищо адну аткрытую галирею) и ни канчался – прадалжался дальши. Казалась он ищо далико будит идти и патаму йа астался на нем. У ступеник не была пирил, и хатя лестница имела в ширину метра два с внешней стараны ана была бы пугающе аткрыта йесли бы па стине башни ни висели ветки бабилии. Но дажи и так ана была давольна открытай но лучши фсиво было ни думать аб этам и уш канечна ни сматреть туда.
Йа ирадалжал васхаждение.
Следующий уравень. Галава у миня дика балела. Йа стал искать столп, но иво там больши не была. Вместа ниво там была периплитение ис скручсных между сабой сталбов, каторыи извивались то в адну то в другую сторану вмести с высокагорнай бабилией – тонкаствольнай как лианы – аплетафшей эти сталбы, стлафшейся по полу галиреи, пакрывафшей нировные каминые стены.
Йа брел па галиреи, май ноги ступали па бабилии, йа искал места ф стине са ступеньками в нем или на нем, штобы йа мок падняться па ним наверх в маем ноле зрения па краям тимнело ноги страно заплитались и штота выла в маих ушах – то ли ветир то ли бох знаит што.
Ни знаю скока времени прашло прежди чем йа нашел наблюдателя. Он мертвый лижал среди бабилии скрючифшись с разбитай галавой кожа содрана белый кости тарчат наружу. Йа помню што поднял голаву и падумал што он вираятна упал ирабив ажурный паталок. Йа увидил иво маску и балон у ниво на спине но нашел дальши и мне казалось што йа иду па этаму тунелю патамушта кроми этава йа ничиво не видил и патом мне стала казатца што прашло многа часоф а йа фсе шцо прадалжаю поиски другой лесницы или хатя бы двири или чиво другово в таком роди и йа падумал, «Черт, йа мок бы васпользаватна амуницией этава наблюдателя!» Йа начал паварачивать и тут чуть была ни наступил на ниво, патамушта шел па кругу.
На иво маски заниклась крофь но ана отшилушалась сразу жи кагда йа ие паскрен. Кисларот в балони был халодный и мне паказалось што он замарозит маи лехкие но галавная боль начала прахадить и йа уже больши ни искал фсе время входа в тунель.
Йа данил воду из иво фляшки взял иво куртку шапку и фанарь и аставил беднягу лижать там.
Ступеньки аказались в притсказуимам мести и начинались ат вершины столба, на катораму йа паднялся.
Жилище барадачей-йагнятникоф была на следущим уравне. Йа дабрался туда в сумирках и упал в гниздо ис сухой бабилии и агромлых царапучих перьеф. Миля разбудил шум и йа начал абследавать фсе вакрук и в канце канцоф аказался перид здаравеной шахтой.
Йа слышу треск.
Йа навожу луч фанарика внис па тунелю аттуда ис крамешнай темнаты паднимаетца теплый ветирок каторый разудваит на мне куртку. Луч фанарика исчизаит в темнате, каторая паглащаит иво.
Штота трищит апять, патом йа слышу как штота са свистам ириближаитца ка мне.
У миня нет времени увирнутца и йа ни вижу што ударяит миня но ано бьет миня в груть и атбрасываит назат, и дыхание с хрипам вырываитца из маих лехких. Йа чуствую што миня нисет к краю шахты и хватаюсь руками за каминую кромку у сибя пад задницей. Но руки у миня срываютца.
Йа падаю в чернату шахты.
В ушах у миня реф воздуха с миня срываит маску.
Нескоко сикунд спустя йа снова абритаю дыхание и начинаю кричать.