Автор: "Черные" Бета

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   25


– Как только зелье будет готово, уничтожьте все записи о нем и спрячьте подальше от моего дома свои книги.


– Если вы так беспокоитесь, можно было не позволять нам оставаться.


– А вас родители не учили быть осмотрительным?


– Учили, – хмуро сказал Снейп.


Тео его раздражал, и дело было не в дурацком имени или взгляде: «Лучше делай, как я говорю, не то хуже будет». Было ли дело в различии эпох или видов, но иногда это существо ставило Снейпа в тупик, и он понять не мог, как и каким местом эльф думает. Иногда Тео говорил что-то очень умное, а полчаса спустя его мозги напоминали величайшую во вселенной свалку.


– Зачем действовать мне на нервы? Можете просто рассказать все, что знаете, и я буду осторожен там, где это необходимо. Кажется, в этом мире вам ничего особенного не грозит за разглашение тайны тайн?


– Кто знает… с судьбой сложно что-то сказать наверняка. Иногда невозможно угадать, что окажет на нее большее влияние – знание или его отсутствие. Бывают обстоятельства, когда маленькие подсказки необходимы, но в иное время легче обойтись без них.


– Может, я сам решу?


– Может быть. Но тогда обойдитесь при принятии решения без моих откровений. Если узнаете – уже не сможете передумать и забыть. Оставим все как есть.


Снейп не любил быть неосведомленным человеком, и упрямство эльфа выводило его из себя. Благо, тот решил заняться меблировкой дома, и какие бы печальные предчувствия ни терзали Северуса по этому поводу, он решил, что лучше пусть Тео будет чем-то занят, а не крутится вокруг со своим всезнающим видом.


В день, которого так ждал Гарри Поттер, Снейп и сам немного волновался, а потому был довольно груб с Гермионой Грейнджер, которая, доставив большой глиняный горшок с пылью лазорево-серого цвета, спросила:


– Могу я еще чем-то помочь? Рецептура сложная, я могла бы…


– Терпеть не могу, когда кто-то находится в лаборатории, когда мне нужно работать. Вы сделали все возможное, а сейчас просто уходите.


– Но вы напишете мне, как все прошло?


– Ни за что, если вы будете напоминать мне об этом при каждой встрече.


Гермиона ушла, хотя на ее лице прекрасно читалась, что она считает Снейпа невоспитанным неврастеником. Может, так оно на самом деле и было, но перед работой он предпочитал полную сосредоточенность. Еще раз повторил рецепт, зачем-то навестил Поттера, пожелавшего ему удачи, и потребовал от Кричера проследить за домом и не отвлекать его, даже если сюда нагрянет отряд авроров.


Следующие двенадцать часов Северус нарезал, измельчал, толок в ступе и выдавливал сок. Зелье было несложным в приготовлении, но требовало постоянного внимания и четкой периодичности в подготовке ингредиентов и их закладке в котел. Когда был добавлен последний компонент, Снейп засек время и быстро умылся, сменив пропахшую потом рубашку на свежую. Подвал был далек от совершенства его холодных подземелий, и в комнате было ужасно жарко из-за кипящего зелья. Он давно не проводил на ногах столько времени, и спина болела нещадно, когда он согласно рецепту три часа постоянно помешивал зелье. Пот заливал глаза, руки предательски дрожали, потому что любой профессионализм имеет свойство страдать от отсутствия практики.


Когда скрипнула дверь, он предпочел не отвлекаться и вздрогнул лишь, когда у него забрали медный черпак.


– Семь раз по часовой стрелке, пять секунд подождать, тринадцать раз против часовой, пауза в девять секунд – и все повторить. Готовить еще шесть часов, постоянно помешивая. Идите примите душ и выпейте чаю, а то скоро свалитесь головой в котел.


Он против воли с благодарностью взглянул на эльфа.


– Все надо делать очень четко.


– Да знаю я. Думаете, это первое зелье, которое я варю в своей жизни?


– Понятия не имею.


– Не первое. И если вам обязательно надо самому все контролировать, то лучше поторопитесь.


– Хорошо.


Снейп не строил ни оптимистичных, ни мрачных прогнозов, но, вернувшись в подвал, обнаружил, что все в порядке – и цвет, и консистенция зелья были идеальными.


– Спасибо, – сказал он, отбирая черпак у эльфа.


– Не за что, – ответил тот и уже у двери нравоучительно заметил: – Иногда нет ничего плохого в том, чтобы попросить помощи. Вам нужно здраво оценивать свои силы. Вы никому не поможете, если при этом едва не угробите себя.


– Сложный вопрос, – сказал Снейп, – наверное, помогу. Есть такое понятие, как самопожертвование. Слышали о нем, или эльфам оно незнакомо?


Тео хмыкнул.


– Это глупости из числа людских приоритетов. Мы предпочитаем и помочь кому-то, и в живых остаться. Это называется практичностью. Слышали о таком качестве?


Снейп усмехнулся.


– Конечно. Но вы путаете его с заносчивостью.


Эльф вернулся и сел на ящик из-под угля.


– Заносчиво намекать на вашу неосмотрительность?


– У меня же не было тысячи лет на самосовершенствование.


– Что-то подсказывает, что и их вы бы потратили бездарно…


Похоже, все эти годы Северус переоценивал значение тишины и сосредоточенности для работы. Оказывается, делать свое дело, когда кто-то находится рядом и можно развлечь себя шутками и взаимными упреками, – это не так уж плохо. Остаток времени пролетел незаметно. Когда зелье было готово, эльф помог Северусу перелить его в большую бутыль, которую они отнесли остывать в комнату Поттера.


– Через несколько часов можно будет начать лечение, – устало сказал Снейп. – А завтра я попробую отфильтровать зелье, чтобы его можно было в небольших дозах принимать внутрь.


Гарри осторожно протянул руку и коснулся кончиками пальцев горячей бутыли.


– Я очень волнуюсь.


– Правильно делаете. Это будет так больно, словно с вас содрали кожу, а потом заново приклеили ее прямо на рану, воспользовавшись очень едким клеем.


– По сравнению с тем, что сейчас я чувствую себя так, словно меня обваляли в битом стекле, а часть его еще и заставили съесть, – ваши слова звучат не очень ужасно. Это будет не самое страшное, что я чувствовал в жизни.


Устроившись в кресле поудобнее, Снейп кивнул.


– Да, Поттер, у вас определенно богатый, но какой-то совершенно идиотский опыт. Нет бы обогатились бы чем-нибудь хорошим.


– Ну, хорошее тоже есть, – сказал Гарри. – У меня отличные друзья, которых я считаю своей семьей, замечательная подруга и…


– И именно поэтому вы от всего этого сбежали ко мне, – усмехнулся Снейп.


– Обязательно было говорить гадость? – спросил эльф, привычно занимая свободный край кровати Поттера. – Что у вас за манера такая – обязательно всех уязвить?


– Да ладно, – хмыкнул Гарри. – Я привык.


– Зря, – покачал головой эльф. – За такое нужно наказывать. Ваша покладистость его только поощряет.


– Предлагаете мне отшлепать профессора?


– Почему нет? Я знаю одно обездвиживающее заклятье, которое не сбросить с помощью человеческой магии.


– Однажды он все же освободится и уничтожит последнего древнего эльфа, да и меня с ним заодно.


– Ну, пару лет мы точно будем в безопасности, – пожал плечами Тео.


– Тогда стоит об этом подумать. Хотя профессор, в общем-то, прав: я действительно сбежал от массы приятных моментов, и это выглядит нелогично. Однако иногда бывают обстоятельства, когда нужно уйти от привычных и любимых вещей, чтобы вдали от них о многом подумать.


– Что-то вы разговорились, господа, – заметил Снейп. – В любом случае, сегодня мы только протестируем зелье, и если не будет аллергической реакции, то завтра продолжим. Кричер! – громко позвал он. – В этом доме кормят?


Старый домовой эльф появился с полотенцем в руках.


– Кормят, хотя не мешало бы регулярно ходить за продуктами. Могу предложить только омлет и чай.


– Хотите, я позвоню соседям и наплету им что-нибудь о том, что вы снова сменили ориентацию? Тогда мы сразу получим кучу яств с надписью из шоколадной стружки: «Добро пожаловать в Уэльс».


– Нет уж, хватит с меня вашего вранья. Обойдусь омлетом, а завтра схожу на рынок.


Кричер, восприняв его слова как указание к действию, исчез.


– А что не так с вашей ориентацией и почему ее надо менять? – поинтересовался Поттер.


– Ничего, – сказал Снейп.


Эльф усмехнулся.


– Мой папа – гей. Сначала его это возмущало, но теперь, похоже, понравилось, и он совсем не хочет опять становиться натуралом.


Северус ожидал, что Поттер рассмеется и придется опять смазывать его лицо заживляющим составом, но тот нахмурился.


– Зачем вы наврали такое о профессоре?


Тео пожал плечами, взбивая подушку.


– К слову пришлось. Так просто было удобно.


– И вы не считаете, что перешли границу? Зачем обманывать и приписывать кому-то такое?


– Люди, почему вы такие странные? – серьезно спросил эльф. – Ну какая вам разница, кто с кем спит? Вы придаете слишком большое значение таким вещам, как пол вашего партнера, его социальное положение и все прочее. А важно ведь, в конце концов, только одно – любишь ли ты того, кто рядом, и отвечает ли он или она тебе взаимностью.


– То есть эльфы на это внимания не обращают? Для них не важны условности, а имеют значение лишь чувства?


– Точно.


– И если бы кто-то сказал, что вы, например, влюблены в Кричера, то вас бы это ничуть не обидело?


– Нисколько. Он – прекрасное создание и достоин искренней привязанности. Просто для меня он несколько молод. – Эльф улегся, устроив голову на подушку, и зажмурился. – Я, с вашего позволения, вздремну.


– Он забавный, правда? – улыбнулся Поттер.


– Вы перестанете так думать, когда услышите, кого он своей фантазией назначил мне в любовники.


Почему-то Снейпу стало любопытно, как вставший на защиту его морали и нравственности Поттер отнесется к собственному «грехопадению».


– Неужели репутация Кричера за эти дни пострадала дважды? – Снейп покачал головой. – Нет? О… – Поттер продолжал улыбаться. – Когда я поправлюсь, мы его убьем, закопаем тело, и никто никогда ничего о нас не узнает.


Снейп усмехнулся:


– В этой комнате два идиота.


Его почему-то задело, что Поттер ко всему отнесся с юмором. Из-за чего? Северус некоторое время пытался понять, что же ему так не понравилось. Первое объяснение, которое пришло на ум, он отринул как глупое. Человек редко оскорбляется по поводу бессмыслицы. Поттер просто прекрасно осознавал, что между ними ничего и никогда быть не может, и поэтому смеялся. Могло ли именно это расстроить Снейпа? Чушь. Чего ему переживать из-за очевидных вещей? После недолгого диалога с самим собой он нашел более удобное объяснение: его просто раздражали молодость и легкомыслие Гарри Поттера – и ничего больше.


***


Северус надел на руку перчатку из драконьей кожи, проверил, плотные ли у нее швы, и только убедившись, что рука защищена безупречно, потянулся к бутыли с зельем.


– Выглядит устрашающе, – прокомментировал его действия Гарри.


Снейп его слова проигнорировал и попросил ассистирующего ему Кричера:


– Включите еще немного света и возьмите флакон с заживляющим зельем на тот случай, если Поттер будет дергаться и раны начнут кровоточить.


– Да, сэр, – сказал домовик тоном безупречного солдата, намеренного отдать жизнь, но приказ генерала выполнить без ошибок.


– Поттер…


Гарри выглядел взволнованным.


– Что мне делать? Лежать смирно и не сметь умирать?


– Хорошее руководство к действию. Будет больно, так что никакого глупого героизма. Лучше кричите, но постарайтесь не дергаться.


– Обязуюсь орать во все горло, сэр.


– Ерничать можно, – усмехнулся Снейп, – если такое поведение добавляет вам мужества.


Поттер замолчал, и профессор, отвинтив крышку на бутыли, налил на ладонь немного темно-лиловой тягучей жидкости. Пахла она довольно приятно – сырой после дождя землей. Северус осторожно начал обрабатывать крохотные ранки на локтях и голенях Гарри. Некоторое время тот лежал спокойно, а потом сдавленно застонал. Не обращая на него внимания, Снейп с восхищением создателя наблюдал за действием своего детища. Грубая, покрытая струпьями и трещинами кожа медленно растворялась, и на ее месте появлялась новая, нежно-розовая и гладкая. Поттер, сосредоточившись на этой метаморфозе, сверкал глазами, полными злых, болезненных слез, но молчал. Похоже, его настолько вдохновил результат, что он готов был терпеть что угодно.


– Все, – сказал через минуту Снейп, убирая излишки зелья салфеткой. – Поздравляю, ваше лекарство найдено.


– Невероятно, – хрипло сказал Поттер, разглядывая результат. – Почему вы никогда не думали о профессии колдомедика?


– Чтобы променять назойливых детей на назойливых пациентов? Увольте. Кстати, советую вам радоваться умеренно: в больших дозах это зелье ядовито, так что полное исцеление займет от пары недель до месяца.


– Я никуда не тороплюсь, – сказал Гарри, и Северус пожал плечами, потому что ничего, что заставило бы куда-то спешить, и в его жизни тоже не было. Все эти суды, интриги, интересы Люциуса и неизвестные террористы могли некоторое время обойтись без его пристального внимания. Ведь был Поттер…


…И он был проблемой. Есть вещи, которые просачиваются в вашу жизнь внезапно. Потом, когда что-то уже произошло, люди начинают вспоминать, что некоторые предпосылки к такому развитию событий были, но их вовремя не заметили, пустили все на самотек, и бурная вода, казалось бы, размеренных и обычных дней захлестнула с головой – и вот вы уже тонете, идете ко дну со всеми своими далеко идущими и краткосрочными планами. Стихии нет до них дела, у нее на все свои правила.


Если ты проводишь практически двадцать четыре часа в сутки с одним и тем же человеком, а тебе не хочется его убить, значит, ты к нему, по меньшей мере, хорошо относишься. Так размышлял Северус Снейп, когда только начинал вести размеренную жизнь обывателя в компании Гарри Поттера и двух чокнутых разноформатных эльфов. Уничтожить последних ему хотелось с завидной периодичностью, так что во всех его благих помыслах о прелестях бытия сельского джентльмена был виноват исключительно Поттер, который был забавен, внимателен и совсем не глуп. Дни профессора протекали удивительно приятно, простенькое лингвистическое заклинание примирило его с валлийским диалектом, а своеобразная манера местных жителей выражать свои эмоции с темпераментом, которому позавидовали бы даже итальянцы, стала симпатична. С неведомым раньше упоением он мог часами спорить с торговцами на рынке о ценах на морковь, а затем, принося добытые продукты в дом, испытывать чувство гордости от того, что даже ворчливый старый эльф не находил изъяна в купленных им продуктах. Днем профессор обычно предавался чтению газет, инспектируя подшивку "Пророка" за последние несколько лет. Он выпросил ее у мисс Грейнджер в обмен на сообщение об успехах в лечении ее друга. Разумеется, он читал газеты в компании Поттера, который мог ответить на ряд вопросов и подтвердить его догадки насчет того, что из прочитанного – «утка», а какие факты достойны внимания. Беседа, начинавшаяся обычно со спора на предмет очередной статьи, быстро переходила на темы, от нее далекие, и Снейп обедал в чужой спальне, конечно же, исключительно для того, чтобы позлить Поттера, который, пока не было найдено приемлемого варианта зелья для внутреннего применения, вынужден был облизываться и довольствоваться капельницей.


Потом час обычно уходил на ругань с Тео, чьи дизайнерские наклонности, по мнению Снейпа, оставляли желать лучшего. По крайней мере, мебель, которую он покупал, могла спровоцировать нервный тик у кого угодно, хотя и оказалась очень удобной.


– Что значит – экстравагантно? – возмущался эльф, развалившись на огромном черно-красно-белом диване, по цвету больше всего напоминавшем Снейпу освежеванную зебру. – Подождите, как только Гарри съедет, я всерьез возьмусь за это унылое местечко. У меня в планах все полностью переделать.


– Я заранее в ужасе, – усмехался Снейп, но было в его словах и нечто искреннее.


Когда нарушаешь личное пространство человека, вторгаешься в некоторые интимные для него процессы, то на почве всей этой постоянной неловкости и попыток относиться к чужому телу без смущения, как к собственному, появляется странное чувство… Ему очень трудно найти определение.


– С чего начнем? – спросил профессор на следующий день после тестирования зелья. – Я бы рекомендовал суставы. Можем обработать колени и локти, тогда вы сможете хоть немного двигаться.


Поттер отчего-то покраснел.


– Я бы предпочел кое-что иное.


Снейп рассмеялся.


– Не можете обойтись без отражения в зеркале своей сиятельной персоны? Начнем с лица?


– Нет, – буркнул Поттер. – Просто когда вам изо дня в день опустошают мочевой пузырь при помощи заклинания – это очень унизительно и непомерно раздражает. Честное слово, я готов, кажется, молиться даже на «судно».


– О! – сказал Снейп, надевая перчатку и сдвигая в сторону простыню.


Поттер смутился.


– А может, это была глупая идея?


– Конечно. Мы могли бы сначала исцелить ваши руки, а потом вы бы сами обработали места, о неприкосновенности которых так трясетесь.


– А давайте так и поступим! – предложил Гарри.


– Поздно, – сказал Снейп, выливая себе на ладонь допустимое количество зелья. Для человека, который первый раз в жизни собирался взять в руки чужой член, он выглядел очень уверенным и непоколебимым. – Ну неужели вы считаете, что я увижу что-то для себя новое?


– Учитывая наши с вами тесные отношения – вряд ли, – улыбнулся Поттер.


– Вы смеетесь? – Снейп иронично приподнял бровь. – Сейчас я заставлю вас рыдать.


– Надеюсь, в медицинских целях, а не из простой любви к пыткам?


– Как получится.


Детородный орган Поттера не слишком пострадал, Снейп внимательно его осмотрел и обнаружил всего две маленьких ранки, которые покрыл зельем. Причина болей при мочеиспускании была в бороздах глубоких шрамов в паху и внизу живота. Эта часть Гарри пострадала больше всего.


– Сегодня многого не добьемся, – сказал Снейп. – Ваша встреча с судном откладывается.


Гарри кивнул, стараясь не зажмуриться от боли, пока Северус осторожно наносил зелье на его рубцы.


– Оставьте немного на веки. Надоело рыдать кровавыми слезами при малейшей попытке поспать.


– Хорошо. – Втерев в кожу своего пациента большую часть зелья, он велел: – Закройте глаза.


Гарри послушался. Теперь, когда веки его пациента были опущены, казалось, что это лицо перестало иметь какое-либо отношение к Поттеру. Оно было лишь уродливой маской, и это было неправильно, Снейп понял, что зря обвинял Поттера в тщеславии. Если бы его самого спросили, что нужно вернуть прежде всего, он бы выбрал знакомые черты. В лимбо они стали для него не просто характерными признаками, он научился радоваться им, выделять их обладателя из общей массы серых душ. Северус коснулся опущенных век еще влажной от зелья перчаткой.


– Ммм, – пожаловался Гарри.


Северус не понимал, почему его голос прозвучал так глухо, когда он тихо шепнул:


– Тсс… Я знаю, что больно.


Осторожно он скользил кончиками пальцев по коже Гарри, глядя, как она разглаживается. Чтобы, случайно пошатнувшись, не коснуться его ран, Северус наклонился совсем низко, оперевшись свободной рукой на подушку у головы Поттера.


– Щекотно, – так же тихо, словно речь шла о чем-то таинственном, прошептал Поттер. – Ваши волосы лезут мне в нос.


Снейп отдернул руку, стоило ему понять, что он слишком долго поглаживает уже исцеленные веки, и его движения утратили всякий смысл целую минуту назад.


– Все, – сказал он, сжимая в ладони мягкую салфетку. – Осталось вытереть остатки зелья и…


– Вы злитесь? – спросил Поттер.


– Нет, с чего бы?


– Но я же слышу, что злитесь. Это потому что вам меня жалко? Отвратительно иметь дело со всеми этими шрамами?


– Нет. Они – всего лишь временное явление, под всеми ними вы – это по-прежнему вы. Я никогда не питал к вам жалости, и не надейтесь, что увечья изменили это.


– Хорошо… – сказал Поттер, и как только салфетка, пройдясь по его лицу, переместилась в область паха, открыл глаза. – Чудесно, что вы так думаете.


– Кто стал бы думать иначе, – пожал плечами Снейп, чтобы спрятать свою растерянность.


– Многие люди. На самом деле то, что вы говорите и делаете, очень отличается от того, что предпринимают остальные. Вы почти как Гермиона… Только еще лучше.


– Мерлин!


– Нет, послушайте... Вы действительно на нее похожи.


– Внешне? Не говорите своей подруге, она этого не переживет.


Снейп вдруг со всей очевидностью понял, что не хочет этих коротких бесед по душам с Гарри Поттером. В них-то, собственно, и содержалась та отрава, природу которой он никак не мог постичь. Чем больше времени они проводили вдвоем, чем ближе узнавали друг друга, тем сильнее становилось ощущение, что что-то происходит не так. Пусть Северус и не знал, что такое с кем-то дружить, но происходящее напоминало нечто совсем иное, и, кажется, с этим процессом он был немного знаком. В своей попытке не думать об этом, отрицать все, что происходит, он говорил глупости, но Поттеру они нравились, он улыбался, и это каким-то странным образом делало Северуса немного счастливее. А он не привык к этому ощущению. Оно его настораживало.


– Не смешите, мне больно смеяться. Я говорю о ваших характерах. От Гермионы тоже совершенно не знаешь, чего ожидать. Днем в министерстве она может строго упрекать тебя за то, что твои туфли недостаточно начищены, а вечером – призывать тебя к беспорядочным сексуальным связям. С вами то же самое. Вы говорите одну гадость за другой, а потом изрекаете нечто настолько милое, что если бы я мог пошевелить рукой, мне бы непременно захотелось вас обнять.


– Это когда я говорил нечто милое?


– Только что. Про то, что под всеми этими шрамами я для вас – прежний.


– Поттер, вы самым наглым образом меняете контекст моего высказывания. Может, и мисс Грейнджер так же нагло порочите?


– И в мыслях не было. Вы, конечно, попытались сказать все грубо, но все равно вышло классно. А Гермиона просто думает, что раз уж я сирота и место мамочки, которая могла бы кудахтать надо мной, вакантно, то она может его занять.


– Еще не встречал родителей, которые призывали бы своих детей к беспорядочным сексуальным связям.


– Правда? Я всегда знал, что Малфой просто хвастался, когда рассказывал всем и каждому, что в качестве реабилитационного курса после войны отец подарил ему тур по лучшим публичным домам Европы.


– Хвастался, – кивнул Снейп. – Малфои слишком дорожат репутацией, чтобы сделать нечто настолько безумное.


Гарри улыбнулся.


– Ну, тогда Гермиона – действительно уникум. Иногда ее забота слишком навязчива.


– Она не одобряет вашу невесту? – зачем-то полюбопытствовал Северус.


Сейчас он мог бы согласиться, что у них с Грейнджер действительно есть что-то общее. Он никогда не обращал особого внимания на Джинни Уизли. На его взгляд, она была ничем не примечательна. Такая своенравная кокетка попадалась на каждом курсе. Еще одна особа, которая сама посредственность на занятиях, но успешна в спорте и у представителей противоположного пола. Она всего лишь немного хитрее своих соперниц, а потому более удачлива. Таким всегда мало просто хорошего парня, они непременно гоняются за принцами на белых конях, но, поймав такого в свои сети, обычно очень быстро превращают его в унылого семьянина с пивным брюшком и отправляются на поиски нового принца. К сорока годам, сменив трех мужей, они обычно живут уже с кем придется, существуя за счет воспоминаний о своей былой привлекательности, и всякий раз, выпив лишнюю рюмку шерри, навязчиво напоминают своему очередному супругу о том, сколькими поистине блестящими поклонниками ради него пожертвовали. Это позволяет им хоть как-то примириться с собственной зрелостью. Такие женщины каждого последующего любовника любят больше, чем предыдущего, пока не окажутся в его постели, но там ситуация кардинально меняется – и то, что осталось в прошлом, обрастает для них фантазиями и легендами, а настоящее уже ничего не стоит. Если что и отличало Уизли от данного стереотипа, то это присущая ей решимость, с которой она боролась с препятствиями на своем пути к Поттеру. В конце концов, не каждая осмелилась бы влезть в кабинет директора в попытке украсть меч. Но в одном Северус Снейп мог совместить свои представления о союзе Поттера и Уизли с представлениями Грейнджер, которая наверняка была не столь категорична в своих оценках. Гарри не умел не быть принцем. Со всей этой стыдливостью и косноязычием, на которое сетовал этот до странности скромный герой, он, несомненно, заслуживал, чтобы его любили преданно и безоговорочно, а его пассия так не могла, но и до конца утратить к нему интерес у нее, похоже, никак не получалось. Если у Поттера остался всего год и это не получится изменить, то он, по мнению Северуса, заслуживал того, чтобы провести его не с Уизли, а с кем-то, кто лучше его поймет.


– Нет, не одобряет. Называет ее лучшей подругой, меня – другом, но говорит, что ее хорошее отношение к нам по отдельности, к сожалению, еще не делает из нас пару.


– Но вы с этим не согласны?


– Да. Я люблю Джинни, просто очень ее люблю, и никто другой не может причинить мне такой боли. Вот вы сегодня заговорили обо мне настоящем под всеми этими шрамами, и я подумал, как было бы хорошо, если бы она так же, как вы, не замечала их и просто брала меня за руку, без того, чтобы у нее дрожали пальцы, а все внутри сжималось в комок от отвращения.


– Вы многого хотите, Поттер, – зачем-то солгал Северус. И сам разозлился из-за этого. – Меня тоже порядком тошнит от вашего вида, просто я рассматриваю его как нечто незначительное и временное явление. Даже если бы это было не так и вы остались калекой, для меня бы это ничего не меняло, потому что вы мне – никто, совершенно чужой, а страх вашей невесты оправдан. Вы безумны и склонны к саморазрушению, Поттер, а ей, в отличие от меня, с последствиями вашей глупости жить. Естественно, что она напугана. Кто не побоится связываться с идиотом?


Гарри улыбнулся.


– Ну вот, вы опять меня подбадриваете и говорите чертовски милые вещи.


– Вам нравится, когда вас оскорбляют?


– Нет, но приятно, когда говорят, что все объяснимо и логично, а мне не из-за чего переживать.


– Я такое говорил? Полноте. Хотите здравую оценку ситуации? Немедленно бросайте Уизли, отбивайте Грейнджер и женитесь на ней. Тогда будет хоть один шанс на миллион, что вы проживете долгую жизнь, потому что вас по ней поведет кто-то достаточно разумный.


Поттер закрыл глаза. Теперь, когда ему без боли было доступно это действие, он предавался ему снова и снова с каким-то особым удовольствием.


– Не могу. Рон расстроится, да и я вряд ли выдержу пожизненную пытку Гермионой. Джинни – та, кто мне нужен.


Этот разговор вывел Снейпа из себя. Чем? А ему не всегда требовались причины. Таков уж был его характер.


– Ну так мучайтесь в свое удовольствие. – Он накрыл Поттера простыней, закрыл бутыль с зельем и резко сдернул с руки перчатку. – Только сделайте одолжение, предавайтесь этому занятию молча. Мне нет никакого дела до ваших душевных ран. Я не хочу, да и не вправе давать вам советы.


– Почему? – спросил Гарри. – Вы же мой друг, а друзья обычно обсуждают все что угодно.


Почему-то такое заявление Поттера его шокировало.


– Нет!


– Что нет?


– Мы не друзья, я заявляю вам это со всей определенностью.


– Тогда кто мы?


В голове крутилась сотня самых язвительных определений, но почему-то ни одно из них не просилось на язык. Северус Снейп молча встал и просто сбежал от ответа.


***


Локти, колени, ключицы, шея, фрагментарно живот и бедра... Северус наконец сделал зелье пригодным для применения внутрь. Лечение Поттера продвигалось прекрасно, он уже мог сидеть и даже передвигаться по комнате, есть простую пищу и с помощью одного из эльфов добираться до туалета. И все было бы замечательно, если бы не… Локти, колени, ключицы, шея, живот, бедра и многое другое. Они снились ему. Северусу Снейпу. Человеку, который как-то неожиданно для себя сошел с ума.


Первый сон он не помнил. Незнакомое томление… Какие-то ускользающие образы, навеянные странным зноем. Казалось, что в спальне было слишком жарко, и новая простыня на постели была слишком грубой. Кожа от соприкосновения с ней ныла, требовала прикосновений, и, продираясь сквозь этот липкий сон, он, покинув постель, подходил к окну, впервые в жизни сожалея, что не курит, потому что требовалось срочно занять чем-то хотя бы руки, если не мысли. Выругавшись и надышавшись прохладного воздуха, он возвращался в постель, чтобы спустя час вновь покинуть ее, мучаясь от новой волны измождения этим полусном-полубредом.


Утром его поджидал неприятный сюрприз из числа тех, от которых подростки избавляются вместе с угревой сыпью.


– Похоже, окончательно выздоравливаю, – с кислой ухмылкой сообщил он своему отражению в зеркале, и, застирав позорное пятно на пижамных штанах, засунул их на самое дно бельевой корзины, под кипу дурацких маек Тео, украшенных непристойными надписями.


– Выглядите усталым, – сказал Поттер, когда Северус, взяв газеты, привычно зашел в его комнату. На тот момент они вылечили правую руку, и Гарри развлекал себя тем, что проворачивал ее в локтевом суставе, сжимая и разжимая кулак. Свое идиотское упражнение он повторял с периодичностью маятника.


Снейп упал в кресло.


– Не выспался. – Он попытался сосредоточиться на чтении, но эти мышцы, перекатывающиеся под гладкой кожей, невероятно раздражали. – Прекратите! Это невыносимо.


– Вы всегда такой злой, когда не выспитесь?


– Выспавшийся я еще хуже. Больше сил на гнев.


– Понятно. – Поттер перестал дергать рукой. Но вместо этого жизнерадостно сообщил: – Между прочим, вы лишили меня родинок. На предплечье было две штуки, а теперь их нет.


– И не лень вам было себя изучать? Я вот совершенно не помню, где у меня родинки.


– А как же дополнительные советы для аппарации? Изучи себя с помощью зеркала, чтобы точно знать что переносишь?


– Их придумали нарциссы.


– Вы ведь сейчас не о леди Малфой говорите?


– Нет, о парне, который глазел на свое отражение сутками напролет. Может, прекратите себя рассматривать?


Поттер опустил руку на простыню.


– Черт с ними, с родинками, но по своему шраму от аппендицита я, пожалуй, буду скучать. Как-то свыкся с ним уже.


– Если вы не замолчите, то клянусь, что после лечения сделаю вам новый.


– А вы, оказывается, страшнее, чем в гневе, только в состоянии жестокого недосыпа.


– Поттер!


– Все-все, уже молчу.


Шрамы… Ну зачем ему было знать о шрамах Поттера? Воспоминания об одном было более чем достаточно. Снейп искренне сомневался, что эта зигзагообразная загогулина на лбу исчезнет даже от такого мощного зелья. «Отметина в виде молнии». И какой дурак это придумал? Наверное, тот, кому нравилось романтизировать народных героев. Снейп был очень далек от подобных настроений, но эти идиотские родинки испортили ему и без того отвратительное утро. Чтобы как-то поднять себе настроение, он обругал картофельную запеканку Кричера и договорился до того, что старый домовик не выдержал и, забрав у него тарелку, выкинул остатки еды в мусорное ведро.


– Зачем есть, если такая гадость?


Голодный и злой Северус попробовал сорвать свое раздражение на Тео, сделав несколько язвительных замечаний по поводу стеклянных полок, которые тот собственноручно прикручивал в гостиной. Увы, когда у эльфа было хорошее настроение, испортить его не могло ничто.


– Шли бы вы, мистер Снейп, погуляли. От ваших мыслей у меня уже голова раскалывается. Если вы не хотите, чтобы я начал комментировать то, о чем вы думаете, то оставьте меня и мои полки в покое.


Прогулки… Северус был не прочь пройтись. Соседи здоровались, иногда представлялись, но большую часть времени держались в стороне, дружно решив, что он, конечно, личность необычная, но уж очень мрачная. С таким весело не поболтаешь. Исключение, пожалуй, составлял только немолодой фотограф. Он, видимо, ожидал, что новый представитель гей-сообщества Карнарфона вскоре преодолеет свою робость и посетит одно из мероприятий, приглашения на которые он постоянно засовывал в их почтовый ящик. Пару раз даже заносил лично, но Снейп так убедительно говорил: «Для этого человека меня никогда нет дома», что Тео не спорил и быстро избавлялся от фотографа.


Свежий воздух немного улучшил настроение Северуса, он даже поднялся на холм и издалека осмотрел замок и пристань. И то, и другое ему понравилось. Серый мрачный камень без налета той вычурности, что позднее наблюдалась в английской архитектуре. Он решил, что под защитой такого мрачного исполина, наверное, было уютно жить, и поэтому обитатели маленького городка из поколения в поколение сохраняли в себе атмосферу некоторой доброжелательности. В Карнарфоне много смеялись и пели. Почти каждый паб хотя бы раз в неделю устраивал для туристов настоящие валлийские гуляния, которые иногда своим буйством могли соперничать с тем размахом, с которым знакомые Снейпу ирландцы отмечали день святого Патрика. Беспечные жизнерадостные люди… Наверное, в таком месте и нужно начинать жить заново. Древний эльф, похоже, не раз предпринимал попытки реанимировать собственное жизнелюбие, а потому знал толк в таких вещах.


Домой Северус вернулся уже в приподнятом настроении. Заглянул к Поттеру проверить, как тот себя чувствует, и застал своих домочадцев в сборе.


– Ладья с h8 на g8, – сказал Гарри. Передвигать фигуры ему было неудобно, и Кричер делал это вместо него.


– Вернулись? – улыбнулся Тео, заметив, что он наблюдает за их партией. – Присоединяйтесь к нам, сейчас я разобью мистера Поттера и смогу обыграть вас.


– Я бы на вашем месте не был столь уверен. Меня учил этой игре гроссмейстер, выигравший самую сложную шахматную партию в истории Хогвартса, – заметил Поттер.


– С чего вдруг вы решили потратить время на игру?


Древний эльф пожал плечами.


– Мне надо тренироваться, вы же сами сказали про зарабатывание денег. А через две недели в Карнарфоне будет проходить соревнование для любителей. Говорят, на него приедет сам принц Уэльский, а призовой фонд составит двадцать тысяч фунтов. Я уже подал заявку на участие. Меня выдвинул местный клуб, членам которого я доказал свои потрясающие таланты.


Снейп усмехнулся.


– То есть вы решили бросить кражи и заняться мошенничеством?

Поттер удивился.


– Разве можно мошенничать на шахматном турнире?


– Можно. Коня вашего этот господин с доски, конечно, не стащит, но, учитывая, что для него мысли соперника – все равно, что открытая книга, я полагаю, само его участие в турнире можно счесть мошенничеством.


Тео рассмеялся, поправив очередную цветастую бандану, повязанную на голове. Из-под нее предательски торчало его длинное ухо.


– Зря вы так, у меня тоже иногда случаются неудачи. Смерти я, например, один раз проиграл, но у нее доска была странная, фигур слишком много, и она трижды меняла правила по ходу игры. Но все равно это было весело.


– А как ваша партия отразилась на человечестве в целом?


– О, мы тогда не ставили на кон ничего глобального.


– Это утешает.


– Тогда, может, все же сыграем партию?


Снейп занял свое кресло и взял с подлокотника оставленную утром газету.


– Ни за что. Я не любитель дурацких игр.


– Наверное, он просто играть не умеет, – тихо сказал эльф Поттеру.


– Умею, но вам не понравятся мои правила.


– Я бы рискнул на них взглянуть. Может, доиграете партию за Гарри? – Эльф сделал свой ход и выжидательно посмотрел на Снейпа.


Профессор снова отложил газету.


– Поттер, вы не против?


– Нет, мне тоже любопытно.


– Хорошо. – Снейп встал, снял с кровати доску и переставил ее на тумбочку, взял стакан, полный воды, вынул из него соломинку, с помощью которой пил Гарри, отложил ее в сторону, примерился и плеснул воду так, что она смыла с доски несколько фигур противника, включая короля. – Мат, причем без всякого шаха.


Эльф хмыкнул.


– Это вандализм.


– Это победа – быстрая, логичная и без утомительного соперничества.


– Теряется сам смысл игры. Он ведь не в том, кто победит, и даже не в противостоянии игроков. Это долгая битва умов и выдержки, в которой сам процесс не менее важен, чем результат.


– В качестве пищи для ума я выберу хорошую книгу, а не деревянную доску и кого-то в пару.


– Вы скучный человек, мистер Снейп. Кричер, принеси полотенце, нужно вытереть лужу. – Эльф поднял упавшие фигуры и стал возвращать их на места. – Посмотрите на доску. По-своему, это маленькая модель мироздания, постигая законы игры, можно многое понять о законах самой жизни. Убедиться в том, что короли – по сути своей существа беспомощные, и очень многое зависит от того, насколько деятельна их шахматная свита. Вот возьмем пешку. Казалось бы, ничтожнейшая из фигур, но какой потенциал в ней заложен. Пройдя долгий путь, она может стать сильнейшей. Те, кто создал эту игру, были мудрецами и философами. Вы правы в одном: любому порождению человеческого ума никогда не выстоять в борьбе со стихией. Вода точит даже камень, ей ли не справиться с деревянными фигурками? Однако даже на такое простое действие требуется время. Это немного похоже на чувства. Гроссмейстер может все контролировать, просчитать партию на много ходов вперед, определяя продолжительность жизни фигур на доске, но если ему попался сильный соперник, то в какой-то момент схемы и расчеты теряют всякий смысл и в дело вступает эта ваша «вода». Схлестываются воли, трещит дерево и побеждает зачастую не тот, кто смог сохранить хладнокровие и обуздал стихию, но тот, кто впустил ее в себя, позволил властвовать над собой и принимать решения. Любая игра без страсти скучна. Я не говорю, что здравомыслие – это плохо, просто его иногда недостаточно для победы.


– Тогда чем плох мой способ? Он беспроигрышный.


– И это ужасно. Сделай вы что-то подобное в каком-то душевном порыве – я бы его понял и, возможно, принял. Но вы с холодной головой убили игру. Просто потому, что так проще, не надо думать о судьбе фигур и стараться каждую из них спасти. Можно просто разметать в стороны, ведь дереву, конечно же, не больно. Но истинный мастер одушевляет каждую из них, знает ее характер и особенности, знает, на что она способна, и никогда не допускает лишних жертв. Поэтому я и сказал, что вы вандал. Ненужная сиюминутная жестокость никого не красит.


– Это всего лишь шахматы, – сказал Снейп отчего-то чувствуя себя идиотом.


– Это всего лишь эльфы! – звонко воскликнул Тео. – Существа, далекие от того, чтобы хотя бы одного из них назвать человеком. Это всего лишь драконы, гоблины, кентавры или домовики. Всего лишь… Самые страшные слова, какие можно придумать. Но знаете, однажды появятся те, кто постепенно станет наращивать свою численность и силу, а потом, развязывая очередной геноцид, произнесет: «Это всего лишь люди…» Просто потому что они не будут видеть в вас венец творения, и им не будет никакого дела до того, что вы чувствуете и как о себе думаете. Мы не знаем, каково шахматам падать с доски. Никто не знает, ни вы, ни я не родились деревом или камнем, нас не обтесывали, придавая форму, а значит, мы не в состоянии понять, что такое быть пешкой в чужих руках. Поэтому у вас нет никакого права на это чертово «всего лишь…», и никогда не будет!


Древний эльф замолчал. Снейп никогда раньше не видел его таким серьезным и эмоциональным.


– Это бессмысленный спор. – Он хотел прекратить этот разговор.


Тео не стал спорить.


– Пожалуй.


Правда, у их беседы был свидетель, и он тоже имел свое странное мнение.


– Вы зря думаете, что профессор не понимает, что вы чувствуете. Если кто и способен понять, как тяжело быть совсем одному, когда тебя никто не понимает, то это он.


– Поттер... Просто заткнитесь, – попросил Снейп.


– Нет, – сказал Гарри. – Вы, конечно, человек, жестокий к себе и окружающим, но у вас есть одно замечательное качество – вы преданны тем, кого любите. Вы умеете любить с такой одержимостью и отдачей, какие редко встретишь, а за это человеку можно простить что угодно.


– Вы в самом деле так думаете, наивный мальчик? – озадаченно спросил эльф.


Гарри кивнул.


– Да, я так думаю.


– Глупо. Любовь, особенно всепоглощающая, – отнюдь не гарант всепрощения. Зачастую она способна порождать такое зло, что все иные чувства ей в этом уже не соперники. Такая любовь не в радость, она испепеляет и мучает, никто в здравом уме не согласится стать объектом подобной страсти. Вот вы бы хотели, чтобы вас так любили? Вам было бы в радость постоянно ощущать чье-то стремление полностью вами обладать?


Поттер задумался. Снейп знал, какой должен услышать ответ на вопрос эльфа, но сказанное его поразило.


– Да. Я бы хотел, чтобы меня так любили.


– Вы склонны к саморазрушению.


Гарри улыбнулся.


– Если бы мы знали друг друга получше, то вы бы поняли, что это ни для кого не новость. Правда, профессор?


Снейп не мог ответить на этот вопрос, потому что, когда тот был задан, он уже стоял в коридоре, прижавшись спиной к холодной стене и закрыв глаза. Много лет он безжалостно убеждал себя, что его чувства прокляты и никому не в состоянии принести радость, только для того, чтобы однажды кто-то вот так безжалостно сказал ему, что все, что он чувствовал, то, как это делал, было прекрасно и может оказаться желанным даром. Безумие… Жалкое ничтожное безумие. Глупый Гарри Поттер, очень глупый и безжалостный. Ну что ему стоило сказать «нет» и заклеймить чувства Северуса, чтобы он мог навсегда о них забыть? Признать: «Я не способен любить, потому что то отвратительное чувство, полное ревности и жажды полного обладания, которое я способен предложить, никогда не захочется вручить ни одному хоть немного приятному человеку. Принять его способен только безумец, а я никогда не влюблюсь в сумасшедшего!» Теперь из-за чертова Поттера он знал, как могут выглядеть идиоты, которые сочтут его чувство прекрасным. Знал точно и наглядно, но самое отвратительное заключалось в том, что в таких можно было влюбляться. Только в них и стоило, если подумать.


***


Бессонная ночь, последовавшая за этим странным днем, перевернула мир Северуса Снейпа так, как это не смогли бы сделать никакие слова. Потому что отрицать сказанное – это одно, ну что есть слова? Всего лишь сочетание звуков. Всегда можно заткнуть уши. А вот бороться с порождениями собственной фантазии – это уже совсем иное. Сколько бы ты ни пил кофе и ни держал глаза открытыми до изнеможения, однажды сон все же тебя настигнет, и тогда… Северус Снейп никогда прежде не сожалел с такой силой, что у него богатое воображение.


Детали. Слишком много деталей, столько, что отрицать что-либо невозможно. Эти две дурацкие родинки на предплечье, он ведь даже никогда не видел их раньше, ну так какого черта они ему снились? Черными мухами скользили по золотистой коже, словно он снова и снова искал для них какое-то особое, исключительное положение, чтобы они навсегда врезались в память. А шея? Его ведь никогда в реальной жизни не интересовало то, как волнующе она может выглядеть. Как совершенно сочетание гладких линий, как уместна крохотная ямка у основания и игривые дуги ключиц. Было что-то позорное и порочное в изобретении все новых и новых способов целовать эту восхитительную шею. И как мало шансов было отрицать, что он не понимает, кому она принадлежит.


Утром Снейп чувствовал себя совершенно разбитым. От безумия могла спасти только некоторая самоирония, и он сказал своему отражению:


– Что ж, понятно только одно. Когда в двадцать один год ты говорил себе, что самое страшное с тобой уже случилось и хуже уже быть не может, ты всерьез ошибался.


Память услужливо подтвердила его доводы несколькими фрагментами сна. И он, не позволив себе лишнего тяжелого вздоха, рационально заметил:


– Ну, в крайнем случае, всегда можно отравиться.


Потом он вспомнил о некоторых особенностях мира мертвых, о Сириусе Блэке, и решил, что даже такие пути побега для него отрезаны. Если в Книге судеб содержится достаточно подробная информация, то там, должно быть, написано, что этой ночью Северус Снейп видел сон эротического характера с Гарри Поттером в главной роли.


– Нет, Блэк не просто будет издеваться над моей душой, он выдумает что-то по-настоящему отвратительное, а учитывая, в каких я дерьмовых отношениях со Смертью, она вряд ли станет ему мешать. Так что с самоубийством лучше не торопиться.


Легко высмеивать собственные жалкие мысли. Говорить, что все это какое-то особенно нелепое последствие тех дурацких разговоров, что вели его соседи по дому. Можно было даже вместо чтения газеты трижды пролистать трактаты по темной магии в надежде убедить себя, что ночные видения – какой-то побочный эффект зелья, который он не учел, но реальность, к сожалению, – вещь суровая. Становится не очень смешно, когда фантазии начинают влиять на, казалось бы, обыденные вещи.


– Может, мы уже начнем?


– Минуту, – сказал Снейп, отвернувшись от Поттера и с особой тщательностью расправляя безупречно гладкую перчатку. Смотреть на это тело было невыносимо, потому что вместо пациента, нуждающегося в лечении, он видел обладателя гладкой, покрытой легким загаром кожи, с которым полночи творил самые невообразимые вещи, и от этих воспоминаний у него пересыхало в горле и немного подрагивали пальцы. Оставалось возрадоваться и вознести молитву известным и неизвестным богам, что в своем возрасте он хотя бы краснеть разучился. – Сегодня мы займемся вашей второй рукой, чтобы вы могли в дальнейшем сами наносить зелье. Я буду помогать только с труднодоступными участками и отмерять его, чтобы вы не допускали передозировок.


– Хорошо, – покладисто согласился Гарри. – Вы сегодня какой-то странный.


– А что, существует мерило моей нормальности? – спросил Снейп в надежде, что разговор его отвлечет.


– Конечно, – сказал Поттер. – Вы не отвечаете на приветствия или отвечаете, но исключительно для того, чтобы опровергнуть чье-то заявление о том, что утро сегодня доброе. Потом в течение ближайших пяти реплик вы обязательно должны назвать меня идиотом хотя бы один раз. Тогда я знаю, что вы в полном порядке. Сегодня вы зашли, кивнули, когда я поздоровался, и исчерпали все отведенные фразы на наставления и пояснения. Что-то совершенно определенно не так. Я начинаю волноваться за ваше здоровье.


– О своем подумайте, – сказал Снейп и, налив зелье в чашечку из ладони, нанес его на плечо Поттера, одним мазком покрыв довольно большую поверхность кожи.


– Ауу, – выдохнул Гарри. – Беру свои слова назад: вы в полном порядке и прекрасно выглядите. Только можно немного поосторожней?


– А еще утро невероятно доброе, – с насмешкой добавил Снейп.


Несмотря на кривую, но совершенно неискреннюю ухмылку на губах, настроение его было очень далеким от иронии. Поттер благодаря уже проведенным процедурам находился в полусидячем положении, и Северусу, чтобы обработать раны, пришлось склониться над ним, приблизившись почти вплотную. Эта поза, к его величайшему сожалению, открывала прекрасный вид на шею. Он мог в полной мере оценить ее длину и сопоставить некоторые факты с фрагментами ночных видений. Его пульс немного участился, как ни старался он, затаив дыхание, заставить сердце биться ровнее.


– Вы взволнованы. Если я могу помочь…


Фантазия услужливо нарисовала Снейпу возможные варианты той помощи, которую он мог получить от Гарри. Думать так о больном человеке, мужчине, да по сути, мальчике, который был на двадцать лет его младше… Так низко пасть он не мог. Ничто в его жизни не предвещало возможности такого падения.


– Нет, помочь вы ничем не можете. – Он был, в конце концов, достаточно зрел, чтобы контролировать свои мысли. – Потому что ничего не происходит. Должно быть, меня просто измучила бессонница, поэтому я такой раздражительный.


– Может, вам стоит попросить Кричера купить ингредиенты и приготовить себе зелье?


– Если бы хоть одно из зелий могло на меня подействовать, я бы непременно так и сделал, но меня не берут даже маггловские таблетки. Когда-то я злоупотреблял всеми возможными средствами, которые могли обеспечить мне хотя бы несколько часов забытья.


– Когда мама умерла?


– Поттер... – предостерег он.


– Извините. Просто когда вы не орете и начинаете нормально отвечать на вопросы, я забываю о том, что вы мой особый друг, с которым нельзя говорить обо всем. Но я привыкну все время помнить, что есть вещи, которые мы не обсуждаем.


Снейп кивнул.


– Может, и ваши разговоры о дружбе отнесем к их числу?


– Почему вас так раздражает это слово?


– Почему вы нуждаетесь в том, чтобы на все вешать ярлыки? Что изменится от того, что вы как-то обозначите свое ко мне отношение?


– Вы будете знать, что я считаю вас другом.


– А мне есть до этого дело? Почему вы так уверены, что я хочу это знать? – Снейп, закончив с исцелением, снял перчатку.


– А вы не хотите? Потому что боитесь в кого-то поверить?


Северус усмехнулся.


– Как сентиментально… Ну почему вы пытаетесь найти во мне какие-то тайные ущербные стороны? Я не настолько безумен или, не приведи Мерлин, раним, как вам кажется. Если бы мне были нужны друзья, то они бы у меня были. Просто я не нуждаюсь в компании, чтобы себя развлечь. Мне никто не нужен.


Поттер улыбнулся.


– Так не бывает. Вы сейчас обманываете меня.


– Давайте раз и навсегда закроем этот вопрос. Вы видели в моем прошлом то, что однажды я в ком-то нуждался, но это не значит, что и сейчас все именно так. Я много лет был один, и мне это нравилось. Почему вы считаете своим долгом изменить мою жизнь к худшему?


– Я не хочу этого.


– Ну так ничего не делайте. Вообще ничего. Не надо называть меня другом, интересоваться моим здоровьем или обсуждать меня с кем-то.


– Но в лимбо…


– Оно, как и мое прошлое, было, Поттер. Но теперь все по-другому, так что выздоравливайте и убирайтесь. Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть. Это просто честно. То, чего я на самом деле хочу.


***


Он бродил по городу несколько часов, не выбирая маршрута, просто сворачивал с оживленных улиц, пока не вышел к берегу моря. Кричали птицы, и пахло солью. Где-то вдали уже зажигались огни на пристани и шумели туристы, большими компаниями набиваясь в пабы и ресторанчики. Только мрачный, равнодушный ко всему старый замок по-прежнему стоял, вытянувшись по стойке смирно, как часовой, и, сощурив глаза-бойницы, вот уже несколько веков смотрел на море, своим грозным видом отпугивая врага. Снейп отсалютовал ему легким движением руки, выказав нечто вроде уважения, а затем, убедившись, что вокруг никого нет, снял туфли и носки и шагнул в холодную воду. В Лондоне уже вовсю властвовало лето. Небоскребы и нагретый асфальт быстро выгнали из города весну, но здесь, в маленьком валлийском городке, май был совсем как май, с утренними туманами и дождями, звонко тарабанившими каплями по подоконникам. Северус думал о том, что это хорошо – когда всему свое время. И для того, чтобы любить, и даже чтобы умереть. В Книге судеб все же был какой-то особенный сокровенный смысл, и когда он терялся, все становилось очень запутанно и даже грустно. Жизнь, смерть, теперь вот снова жизнь... Столько отправных точек. Столько вопросов. Зачем ему отпущено это время? На что его потратить? Сойти с ума?.. Нет, он не мог. Это было бы слишком дикое для него безумие.


Его чувства к Поттеру вызывали у него недоумение. Придя в себя от некоторого удивления, он все же понял, что раз то, что с ним происходит, невозможно осмыслить или как-то классифицировать, то это определенно чувства. Они не имели ничего общего с дружбой. Приятелям, наверное, не снятся друг о друге сны фривольного содержания. Похоть? Снейп никогда не придавал значения этой стороне отношений между людьми, возможно, сейчас он расплачивался за это. Его чувство к Лили было настолько по-юношески чистым, что в своих самых смелых фантазиях он не заходил дальше поцелуев. Их роман с Нарциссой носил скорее характер общения. Северус не помнил, чтобы был страстен, с нетерпением ждал встречи, думал о том, чем займется, оказавшись с нею наедине, или видел откровенные сны. Ничего подобного с ним не происходило, и когда эти отношения закончились, он не испытывал ни малейшего желания оказаться втянутым в новый роман или посетить продажную женщину и получить качественную, недорогую разрядку. Он вообще о подобных вещах не думал и сейчас об этом искренне сожалел, потому что, возможно, копайся он в себе более тщательно, анализируй свои мысли и поступки, он бы мог ответить на вопрос: «Какого черта я фантазирую о мужчине?» Возможно, конечно, во всем был виноват древний эльф со своей болтовней о вседозволенности, но даже сейчас, вспомнив тот мокрый поцелуй Розье, Северус морщился от отвращения и искренне недоумевал, чем один мужчина может для него отличаться от другого. Если тогда это было отвратительно, почему сейчас он спать ночами не может из-за собственной эрекции? У него ведь была женщина, и с физиологической точки зрения его все устраивало. Или нет? Может, он был так холоден с Цисси, несмотря на весь ее опыт и красоту, не из-за того, что его сердце навсегда принадлежало другой женщине, а потому что она не совсем устраивала его как партнер?


– Проклятье! – усмехнулся Снейп, разбрызгивая ногой холодную воду. Иногда он ненавидел свою привычку все рационализировать. – Я сейчас додумаюсь до того, что теоретически могу быть геем. Слишком мало фактов для каких-либо выводов.

Он знал, что если потратить время на исследование вопроса, ответы у него рано или поздно найдутся. Поэтому он вышел на берег, подождал, пока высохнут ноги, и, надев носки и ботинки, бросил виноватый взгляд на замок.


– Черт знает чем приходится заниматься.


Возможно, в душе Северус понимал, что лукавит, договариваясь с самим собой, и решает проблему, взявшись за нее не с того конца, но так ему было проще и как-то спокойнее. Он готов был скорее оказаться гомосексуалистом, чем признать, что все его странные фантазии имеют отношение к совершенно конкретному человеку. Потому что совершенно одно – когда тебя возбуждают голые мужчины, и, впервые в жизни насмотревшись на одного из них до тошноты, ты начинаешь фантазировать о сексе с представителем собственного пола, и совсем другое – если речь идет конкретно о Поттере. Это уже стало бы проблемой иного рода, и, если честно, Снейп предпочел бы воспылать страстью к мужчинам в целом, а не к помолвленному бывшему студенту и сыну женщины, которую он когда-то любил. Это было бы самоубийством, такой патологии он бы, пожалуй, не вынес. С чего судьбе так его мучить? Неужели он в прошлой жизни был ответственен за геноцид народа древних эльфов?


Этот магазин с более чем многозначительным названием Северус приметил по дороге на городской рынок. И хотя его витрины были заклеены почти пристойными рекламными плакатами, Снейп все же поразился тому, насколько свободно магглы торгуют сексом. Волшебники были в этом вопросе куда более целомудренны.


Колокольчик звякнул, когда он переступил порог. Профессор, взглянув по сторонам, растерял всю свою уверенность. На многочисленных полках в довольно просторном помещении красовались предметы, даже существование которых ему было трудно представить, что уж говорить о том, что он понятия не имел, как их использовать.


Довольно обычная на вид девица лед двадцати, судя по сваленным на прилавок книжкам по анатомии – студентка медицинского колледжа, окинула его одновременно оценивающим и равнодушным взглядом.


– Отдел с игрушками для садо-мазо в конце зала. На плетки и стеки у нас сегодня двадцатипроцентная скидка, так что не упустите свой шанс. При покупке двух комплектов наручников тоже действует спецпредложение. – Она постучала пальцем по яркому постеру за спиной и снова уткнулась в свои учебники.


– Я не заинтересован в…


Девица резко вскинула голову.


– Сувениры для туристов – вторая стойка от входа.


Снейп нахмурился. Ситуация начинала его раздражать.


– Может, вы прекратите ставить мне диагнозы? Скажите, где у вас раздел с научно-популярной литературой?


– С какой литературой? – удивленно переспросила девушка.


– Научная литература, безо всякой там чуши вроде художественного вымысла или советов по применению того хлама, которым вы торгуете.


– Могу я поинтересоваться темой, на которую вы собрались проводить свое исследование, сэр?


– Не можете, – холодно отрезал он.


Девушка была не из робких.


– Разве вы не желаете сэкономить собственное время? Если я буду знать, что именно вам нужно, то смогу помочь сделать необходимую покупку в короткий срок.


Северус подумал, что эта маггла не представляет собой серьезной угрозы для его репутации.


– Мне нужна книга о том, как разобраться в собственных пристрастиях и ориентации.


Девица усмехнулась.


– Разумеется, в подарок другу?


Снейп нахмурился.


– Боже упаси. Кто бы стал дарить такое?


– Ну, по крайней мере, честно. Если вам нужна серьезная книга, то поищите в обычном магазине, в разделе психологии. Впрочем… – Она встала. – Кажется, я могу вам помочь. Ждите здесь. – Продавщица вернулась спустя несколько минут с кипой журналов и альбомов с фотографиями и выложила их на прилавок. – Женщины и мужчины, наша лучшая подборка, начиная с мягкой художественной эротики и заканчивая жестким порно. Сейчас идете и покупаете бутылку вина, устраиваетесь поудобнее и начинаете изучать. Что-то из этого вам должно понравиться. Если все же парни – я вам положу визитку хорошего бесплатного психолога, сходите на прием и не будете тратиться на книжки. Если девушки – могу предложить еще несколько визиток. Рекламировать подобное, конечно, незаконно, но если вы позвоните одной из этих женщин, то сможете приятно провести время за умеренные деньги.


– Визиток не нужно. Сколько я должен за книги и журналы?


– Сто тридцать семь фунтов. Но могу что-то убрать.


– Не нужно, – Северус достал из кармана деньги. В проживании с эльфом было нечто приятное, и, несмотря на то, что методы добывания денег Снейп не одобрял, к расточительности привык довольно быстро.


– Отлично. За покупку свыше ста фунтов вам полагается подарок. Хотите заполнить анкету и получить карту постоянного клиента? У нас отличный прокат с хорошей подборкой фильмов. – Девица снова села на своего конька. – Карта обеспечит вам трехпроцентную скидку на каждую покупку, плюс дополнительные бонусы…


– Не нужно.


– Ладно, – она потянулась за ярким, специфически оформленным пакетом. Снейп решил, что вынужден будет убить обитателей своего дома, если они его с таким увидят.


– А есть другая упаковка?


Девушка вздохнула и полезла под прилавок. Достала обычный пакет, вытряхнула из него какие-то личные мелочи и засунула туда его покупки.


– Спецобслуживание. Что класть в подарок?


– Ничего.


– Так не положено. – Она кинула ему в пакет какую-то картонную коробку и маленький тюбик. – Приятного вечера.


Снейп расплатился и по пути домой действительно заглянул в винную лавку, купив себе две бутылки превосходного бордо. К процессу выяснения собственных пристрастий он подошел основательно. Попросил Кричера нарезать сыра к вину и заперся в своей спальне. Увы, план девушки из магазина полностью провалился. Разглядывая всевозможные неподвижные картинки, Снейп медленно пьянел, испытывая разные чувства, начиная с восхищения и любопытства и заканчивая отвращением или истерическим смехом. Один положительный момент во всем происходящем все же был: профессор, кажется, перестал паниковать. Похоже, он серьезно ошибся, думая о некоторых вещах так строго и даже возвышенно. Сношающиеся люди иногда были ужасно нелепы и забавны, а через подобные вещи он легко мог перешагнуть. Снейпу показалось, что он достаточно опошлил и высмеял собственные фантазии, почти с упоением сообщив своему отражению в ванной перед отходом ко сну:


– Ну и что такого, что мне приснилась задница Гарри Поттера? В конце концов, это всего лишь задница.


Нетрезво хмыкнув, Северус вдруг замер, а потом гневно ударил кулаком по зеркалу. Сейчас он напоминал себе людей, которых искренне презирал. Он никогда не понимал, как можно встречаться с кем-то из-за цвета волос или размера груди. Возможно, его взгляды устарели, но ему такая система ценностей никогда не подходила, и можно было сколько угодно притворяться, что ничего не происходит, но все была иначе. Упростить ничего не получалось. Уже там, в лимбо, Гарри Поттер стал для него кем-то особенным. Снейп медленно провел рукой по груди, вспоминая боль и пустоту… Всего несколько мгновений, когда они расстались, он чувствовал себя так, словно разом лишился всего. Это было такое острое чувство, что в тот момент он наплевал даже на собственную судьбу. А ведь до этого он как-то выживал, растеряв все чувства, в полном одиночестве на берегу мертвого моря. Всегда было что-то, что его держало, но в ту ночь он, кажется, на мгновение нащупал свой предел выносливости. Потом был реальный мир, и он как-то уговорил себя, что здесь все иначе. Заставил позабыть то ощущение, когда у тебя действительно больше нет того, ради чего стоит жить, но ты отпускаешь это на свободу, и не потому, что так уж благороден… Просто становится понятно, что это нужно сделать. Что есть человек, без которого ты вообще ни черта не значишь, и он должен жить, чего бы тебе это ни стоило.


– Я люблю его. – Когда он сказал эти три простых слова, у него дрожали губы, словно для них было слишком тяжело это произнести. – Как же давно я его…


Он еще раз ударил кулаком по зеркалу, потом снова и снова, пока оно не разлетелось на осколки. Еще семь лет несчастья, если верить в приметы, но что значат семь лет, когда в прошлом целая жизнь была как будто исхожена черными кошками. Усмешки последних дней, фальшивые улыбки, его собственные насмешки и глупые речи… Он вертелся, как уж на сковородке, добровольно сжигая собственную кожу, лишь бы в этой агонии забыться, уйти от очень простого и в то же время ужасного понимания: с ним снова случилось нечто невозможное. И с какой бы интонацией Гарри Поттер ни сказал свое маленькое «да», утверждавшее что весь этот кошмар имеет право на существование, он говорил его не для Северуса Снейпа. Не про него.


С холодным отчуждением он взглянул на худое, осунувшееся, изможденное лицо, отражавшееся в осколке зеркала, чудом задержавшемся в раме. Северус безжалостно видел все недостатки: слишком глубокие морщины, появившиеся у него очень рано, восковую, желтоватую бледность кожи, хищный оскал зубов, густые брови, горбинку носа, неровную, как каменная гряда, и волосы, что вечно выглядели неухоженными.


– Даже если ты знаешь, чего хочешь, на этот раз права на глупость у тебя нет. – Он ткнул пальцем в лоб своему отраженью. – Запомни: не стоит обращать все в пепел, просто борись с этим столько, сколько сможешь. Не с ним. Не смей отыгрываться на нем только за то, что он никогда не примет тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы он тебя пожалел. Все, что тебе нужно, – суметь победить себя любым способом, и на этот раз ты не утонешь в зависти к чужому счастью, а просто перешагнешь через себя и освободишься. Запомни. Сделай хоть что-то правильно.


***


– Ваше предложение несколько неожиданно.


Он пожал плечами.


– Ну что тут неожиданного? Мистер Поттер быстро движется на поправку. Остались фрагментарные повреждения, и думаю, дней за семь он полностью исцелится. Он уже может спокойно передвигаться по дому. С обработкой большинства ран он справится сам, но когда нужно будет работать над его лицом, ему потребуется ваша помощь. Защищайте свою руку и следите, чтобы зелье не попало в глаза. Но главное – это дозировка. Если не сможете определить на глаз, то прежде чем наносить – отмерьте мензуркой. Он склонен увлекаться, поэтому никогда не позволяйте ему самому определять дозу.


Гермиона Грейнджер кивнула.


– Я, разумеется, все сделаю. Буду приходить каждый день после работы. Но, если не сложно, объясните мне одну вещь. Вы провели в качестве его сиделки целый месяц, а когда Гарри почти здоров и вскоре сможет вернуться домой, вы устраняетесь от всего и перепоручаете эту обязанность мне. Почему?


Лгать всегда нужно убедительно. Для этого ложь следует строить на правде.


– Для меня это слишком, мисс Грейнджер. Я терпеть не могу с кем-то жить, так что можно охарактеризовать мое состояние как передозировку вашего приятеля в растворе моей жизни. Я устал от него, и теперь, когда уверен, что даже вы со всем справитесь, могу позволить себе отдых.


– Хорошо, – кивнула Гермиона. – Мне жаль, что так происходит, потому что Гарри привязан к вам, и его расстроит ваш отъезд. Но вы нам очень помогли, и если для вас так лучше, я не вправе спорить.


Снейп усмехнулся.


– Мисс Грейнджер, ваш приятель – давно не ребенок и прекрасно справляется с обстоятельствами. Я заранее предупредил его о своем отъезде, и у нас не возникло недопонимания. Не заботьтесь о нем слишком усердно. Никто не любит тех, кто высказывает свое мнение слишком громко или, того хуже, начинает его навязывать.


Гермиона улыбнулась, расправив складки на своей целомудренной клетчатой юбке.


– Он жаловался вам?


– Нет. Поттер много рассуждал о ваших многочисленных достоинствах.


– Наверняка посмеиваясь над некоторыми их них. Человек, который живет в этом доме, не будет возражать против моих визитов? Или мне лучше уговорить Гарри вернуться домой?


– Нет, Тео не будет возражать, а я сегодня же съеду. Это же Поттер… Полагаю, он захочет вернуться во всем блеске.


– Мне кажется, вы так не думаете, – задумчиво заметила Грейнджер. – Да, Гарри предпочтет полное выздоровление, но не из-за желания произвести какой-то фурор. Так ему будет проще.


Снейп не мог расшифровать выражение ее лица.


– Вас что-то беспокоит?


Она тряхнула головой, отчего ее кудри рассыпались по плечам, и она раздраженно убрала их за спину.


– Да нет, это личное.


– Что ж, если мы обо всем договорились…


Она встала.


– Конечно. Я пойду навещу Гарри, чтобы обсудить с ним, как нам удобнее продолжить лечение.


Северус поднялся следом.


– Прощайте.


– Еще один вопрос, – сказала она. – На всякий случай, не могли бы вы сообщить мне, где остановитесь? Вы, должно быть, знаете о том, что министерство планирует слушанья по вашему делу. Если я могу чем-то помочь… В общем, мои показания о том, как Гарри получил ваши воспоминания, будут уместны. Рон тоже выступит и расскажет о том, как они нашли меч в озере, который вы им оставили. Гарри, конечно, тоже не откажется.


– Я поражен вашим участием, мисс Грейнджер.


Она нахмурилась.


– Чему тут удивляться? По-вашему, мы должны вести себя как неблагодарные свиньи?


– Нет, разумеется. Просто не предпринимайте на мой счет лишних усилий. Я еще не знаю, насколько мне понадобится ваша помощь.


– Понадобится, – сказала она. – После всех этих покушений в министерстве витают очень опасные настроения. Многие открыто заявляют, что после войны к Упивающимся Смертью отнеслись с преступным милосердием, а теперь общество за это расплачивается. Если вы надеетесь на помощь Малфоя, то должны знать, что ему самому сейчас очень нелегко. Многие требуют от министра, чтобы он снял его с должности. Кингсли пока держится, он человек, не склонный поддаваться общей панике, но мы начинаем опасаться, что вскоре начнется волна возмущения его политикой. Наши противники могут превратить суд над вами из простой формальности в политическую акцию. Если это будет открытое противостояние, вам не поздоровится, и тут будут хороши любые средства защиты.


– Я подумаю над вашими словами. Мое место пребывания – не секрет, я действительно намерен переехать в дом Люциуса Малфоя. Мне есть чем расплатиться с ним за гостеприимство.


– Хорошо, но будьте осторожны. После инцидента в больнице я бы на вашем месте очень серьезно отнеслась к собственной безопасности.


– О своей вы заботитесь столь же тщательно?


Она кивнула.


– Стараюсь, хотя покушение на меня вызывает массу вопросов. Уж слишком дурно оно было организовано.


Снейп был с этим согласен.


– Мое тоже нелепо.


Она покачала головой.


– Это не совсем так. Если бы не Невилл, вы действительно могли умереть. А мой проклятый браслет отразился бы на моей внешности и самочувствии, но смертельным проклятье не было.


Снейп жестом предложил ей снова сесть. У него появилось много вопросов к Гермионе Грейнджер, но глупо было обсуждать все это, стоя в дверях гостиной. Она не отказалась от приглашения, и они снова заняли кресла, подходящие по цвету к уродливому дивану Тео.


– Я бы хотел выслушать ваши мысли по поводу всего происходящего. Слышал, что официальная версия – действия скрывшихся Упивающихся. Вы в это верите?


Гермиона улыбнулась.


– Аврорат верит. Я вижу, над вашим мнением уже успел поработать Малфой.


– Он привел довольно убедительные факты.


– Все противоречиво, – призналась Гермиона. – Люциус ведет опасную игру. Он определенно не тот человек, который заслуживает всестороннего доверия.


– О чем вы?


– У нас хорошие авроры, и они прекрасно знают свою работу. Полтора месяца назад им удалось выследить Долохова, но он успел скрыться, избежав ареста, потому что кто-то его предупредил. Все, что осталось аврорам – это обыскать его дом, но ничего противозаконного они не нашли, хотя уехал он в спешке. То же самое было полгода назад с Яксли. Он тоже успел скрыться, но, кажется, до своего побега эти господа вели вполне респектабельную жизнь среди так ненавидимых ими магглов. Яксли даже втерся в доверие к какой-то богатой вдовушке и всерьез собирался стать двоеженцем. Это как-то не соответствует образу жизни террористов, но все же выглядит довольно странно. Эти люди в спешке сбежали с поля боя, но, тем не менее, у них были дома, фальшивые документы и вполне приличные средства к существованию. Это наводит на мысль о существовании некой организации, которая их обеспечила и надежно устроила.


– Она действительно существует?


Гермиона кивнула.


– Не организация. Я бы сказала, организатор. Рона заинтересовали все эти факты, мой будущий муж – человек довольно предприимчивый, когда чем-то всерьез увлечен. Он провел собственное расследование. Его брат Перси после войны перешел на работу в отдел бюджетов. Он дал Рону списки конфискованного у Упивающихся Смертью имущества. Дома у многих арестовали, а вот именные счета этих людей в Гринготтсе остались неприкосновенны. Для гоблинов их договоренности с клиентами превыше законов. Естественно, этими деньгами невозможно воспользоваться. Появись кто-то из этих господ возле банка – его немедленно схватят, но деньги находятся в полной безопасности. Гоблины никогда не разглашают информацию о клиентах, но брат Рона Билл кое-что разузнал по своим каналам. Через несколько месяцев после победы, когда Малфоя оправдали, он явился в банк с доверенностями от своих бывших соратников на распоряжение их имуществом и велел перенести большую часть их средств в свой сейф. Когда Рон доложил обо всем министру, приватно, конечно, поскольку его информация была получена незаконно, тот переговорил с Малфоем, и Люциус не отпирался. Сказал, что подобные расписки писали по приказу Лорда все Упивающиеся, чтобы их группировка обладала значительными средствами, а он – как казначей – их просто хранил, а после войны решил нагреть на этом руки. Кингсли его пожурил, Малфой напоказ раскаялся, перевел какие-то средства семьям беглецов и сделал несколько крупных пожертвований на благотворительность. Официально ему предъявить ничего нельзя, а то, что он хотя и очень полезный, но негодяй – и так все знают. Кингсли решил не выносить его поступок на суд общественности. Но я полагаю, таких расписок не существовало до войны. Просто Люциус провернул рискованную сделку: нашел беглецов и предложил им свою помощь в обмен на их значительные средства, оформив необходимые документы задним числом.


– И какой вы вывод из всего этого делаете?


Она улыбнулась.


– Такой же, как и вы. Кто бы ни стоял за покушениями, бывшие Упивающиеся не имеют к этому никакого отношения. Никто не кусает руку, которая кормит. Они могли покушаться на кого угодно, но не на Малфоя, от которого всецело зависят.


– Существует еще молодое поколение последователей Лорда.


– Существует, – согласилась Грейнджер. – Их проверяли, но тут тоже есть нестыковки. Из тех, кто открыто выказывает недовольство и, напившись в барах, поносит новые порядки, я могу назвать лишь одного – Теодора Нотта. Он, конечно, очень шумный, но совершенно безобидный. Иногда ошивался у своего приятеля Гойла, когда нужно, не замечая, что у того, вообще-то, магглорожденная жена. Ну не тянет он на идейного вдохновителя атаки на предателей идей Волдеморта и участников Последней битвы. Никаких друзей, способных оказать поддержку, у него нет. Остальные живут своей жизнью, делают карьеру, женятся, ну, или тихо шипят от злости, как Пэнси Паркинсон.


Снейп нахмурился.


– Раз уж вы ее упомянули… Что со всеми этими письмами?


– Одно могу сказать точно – она не пишет их сама себе. За ней постоянно следят авроры, и ничего подозрительного она не делает, только строчит свои грязные статейки. Друзей нет, подозрительных знакомых – тоже. Она даже с членами своей семьи практически не общается. Ее допрос никаких полезных сведений не принес. Возможно, она что-то знает, но не спешит делиться своими сведениями, а заставить ее мы не можем.


– Понятно. Значит, министерство понятия не имеет, кто стоит за всем этим, и единственная возможность что-то выяснить – разговорить мисс Паркинсон.


– Ну, если вам это удастся, будет чудесно.


Снейп нахмурился.


– Ну, есть же и другие способы расследовать это дело. Например, ингредиенты для зелья, которым заполняют бомбы. Большинство из них – довольно редкие.


Гермиона кивнула.


– Я сразу об этом подумала, как только увидела ваши записи. Рон всю неделю тряс торговцев с Дрянн-аллеи, но ничего не узнал.


– Ему могли не сказать.


– Рону? У него на работе кличка "бульдог", и если он в кого-то вцепится, то вытрясет все, что нужно. Министерство практически полностью остановило нелегальную торговлю. Скорее всего, у мстителей есть поставщики во Франции, и все необходимое они получают с материка. Мы проверяем каналы контрабанды, но это, как вы сами понимаете, занимает много времени.


– Да, понимаю. Вы могли бы посодействовать в получении копий отчетов о ведении расследования?


– Я попрошу Рона, если вы пообещаете поделиться со мной своими догадками. Но Малфой тоже достанет вам их без особых проблем, у него во всех отделах есть свои люди.


– Предпочитаю быть обязанным вам.


– Ну что вы, – улыбнулась она. – Какие могут быть обязательства.


Северус решил, что с ней приятно иметь дело. Грейнджер была умна, наблюдательна и не задавала лишних вопросов.


– После лечения Поттера останется зелье. Я возьму немного для Малфоя, остальное, я думаю, вы можете доставить другим пострадавшим. Если будет мало – я еще приготовлю, у меня остались ингредиенты.


– Хорошо.


***


Северус готов был заниматься чем угодно – расследованием покушений, участием в собственном суде, его устраивало любое дело, лишь бы мысли были заняты кем-то, помимо Гарри. В последнюю неделю ему было очень тяжело. Одно дело – что-то понять про самого себя и озвучить собственные благие намеренья, и совсем другое – пытаться следовать намеченному пути. Это так отличалось от того, что он испытывал к Лили… Тогда не нужно было прятать свои чувства, ведь она прекрасно знала об их существовании. Он искал встреч, а она их избегала, теперь же ему предстояло не потворствовать своим желанием, но бороться с ними. Потому что это был Поттер. Добрый, не такой уж глупый, немного доверчивый, но очень сильный Поттер, который не понимал, почему Снейпу вдруг стало так плохо рядом с ним, что он во время очередного визита не произносил и двух десятков слов, и, едва закончив процедуру, поспешно выходил за дверь.


– Я вас чем-то обидел?


– Нет. У меня просто много своих дел.


Почти правда. Он был чертовски занят, когда запирался в своей комнате и препарировал любовь, как лягушку, изучал ее, словно болезнь, обдумывал собственные симптомы и искал средства для лечения. Он задавал себе вопросы и бесконечно отвечал на них, стараясь делать это честно:


– Поттер глуп. Как я могу любить глупца?


– Нет, он довольно умен. Просто его образ мыслей отличается от твоего.


– Пусть так, но он – мужчина. Разве можно желать мужчину?


– Твоя фантазия прекрасно ответила на этот вопрос. Еще как можно.


– Бред, он влюблен, у него есть невеста. Что я могу?


– А любовь бывает и без взаимности. Ты же не собираешься навязывать ему свои чувства. Кажется, в планах значилось преодолеть их.


О, это преодоление! Звучало очень заманчиво и верно. Иного выбора и быть не могло, вот только на деле все было намного сложнее, чем на словах. Даже короткие встречи с Поттером теперь, когда Снейп смотрел на него глазами влюбленного человека, превращались в пытку. Хотелось быть с ним, продлить даже случайное прикосновение. Слова обретали новый смысл, взгляды наполнялись невысказанной тоской. Это было унизительно! Он не мог понять, почему когда-то был столь нелеп, что готов был бежать за любимой женщиной, чтобы поймать ее равнодушный взгляд. Сейчас это казалось ненужным самоистязанием. Если он не отказывал объекту своей любви в уме, то однажды Поттер непременно должен был заметить странности в его поведении, что-то сопоставить своими гриффиндорскими мозгами и понять… Северус представлял, как будет выглядеть смесь отвращения и сочувствия на его лице. Нет, он определенно мог обойтись и без разоблачения.


– Вы должны уехать, – сказал ему однажды утром эльф.


– Вы меня гоните?


Тео кивнул.


– Да, со всей определенностью. Я не хочу сойти с ума от этого постоянного потока ваших мрачных мыслей, которые крутятся в моей голове. Мне от них просто физически плохо.


– Полагаю, абстрагироваться от них вы не можете?


– Вы сами не в состоянии, так где уж мне… К тому же вы мне больше не нравитесь. Наверное, придется скоро переезжать, подыскав себе новых родителей.


– Не нравлюсь? – усмехнулся Снейп. – Что, правда оказалась не так забавна, как ваши домыслы?


– Совсем не забавна, – признался эльф. – Но я никогда и не считал, что будет смешно. Просто думал, что вам хватит решимости хоть немного обрадоваться тому, что вы все еще можете что-то чувствовать.


– Все не так просто.


– Наоборот, все очень просто. Вы любите Гарри. Все. Ну что в этом такого ужасного? Разве он недостоин любви? Таким выбором сердца можно только гордиться. Ну так любите, кто же вам мешает? Это нельзя запретить.


– Вы сами говорили там, в лимбо, что люди часто причиняют друг другу боль. Я не хочу, чтобы из-за моих чувств ему было неловко, а меня отравляло его безразличие. Если бы мне было на все наплевать и я хотел бы просто его заполучить, то есть способы. Я могу опоить его зельем – и он будет счастлив быть со мной. Вот только мне ничего подобного не нужно. Я уже некоторое время жил окруженный подвластными моей воле марионетками. Это не имеет никакого отношения к любви. С чем же тогда моя решимость должна бороться? С тем, что у него есть девушка, которую он любит? С тем, что он только и мечтает о том, чтобы вернуться к ней и еще раз, если потребуется, завоевать ее сердце? Конечно, у нее есть недостатки, и я считаю, что она его недостойна, но ему нужна именно эта девушка, а не я. Если подумать, во мне самом куда больше изъянов. Союз с таким, как я, уничтожил бы все хорошее, что есть в его жизни. Он бы потерял друзей, уважение и, возможно, даже работу, так ради чего мне его обделять? Ради своих сомнительных чувств? Но я сам не хочу быть с ним. Это было бы неправильно и ужасно. Я, кажется, вообще не умею быть с кем-то.


– Глупости. Вы с Поттером прекрасно уживались в лимбо.


– Думайте что хотите. Я не собираюсь ни за кого бороться. Я не буду, как преданный пес, бегать следом за хозяином, лишь бы просто оставаться рядом, вдруг он бросит ласковый взгляд или погладит по загривку. Все, что мне нужно, – это просто избавиться от своих чувств.


– Вот поэтому я вас и гоню. Вы потратите свое время и нервы, но у вас ничего не выйдет. А я сойду с ума из-за того, что мой дом полон тоски.


Снейп кивнул.


– Я и сам не собирался задерживаться. Уеду через пару дней.


– Хорошо. Если вдруг я вам по каким-то причинам понадоблюсь, знайте: то, что вы мне больше не нравитесь, не означает, что я не готов помочь.


Северус усмехнулся.


– Это из разряда очередных пророчеств?


– Нет, просто достойная жизненная позиция.


– Хорошо, я буду иметь в виду.


Закрывшись в своей комнате, Снейп написал два письма, одно – Гермионе Грейнджер с просьбой как можно скорее приехать, другое – Люциусу Малфою с извещением, что он готов принять предложенные условия сделки и хочет вернуться в его дом. Закончив, он попросил Кричера отправить их по почте. Ответы пришли незамедлительно. Гермиона сообщала, что будет в обеденный перерыв. Малфой был более многословен: