Модели концептуализации этнических субкультур в глобально/локальном контексте

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5

Междисциплинарные исследования этнических культур в контексте медиа и туризма в центре внимания находятся вопросы о функциях и эвристических возможностях применения антропологических моделей культуры в междисциплинарных исследованиях медиа и туризма.

Используя категорию «туризм» культурные антропологи и культурологи ищут ответы на множество вопросов. Каковы кросс-культурные значения работы и досуга? Какова динамика и взаимовлияние интеркультурного контакта туристов и местного населения? Как репрезентируется и как воспринимается культура в туристическом пространстве? Каковы механизмы изменения и реконструкции культурных традиций, возникающие под влиянием желания удовлетворить запросы туристов, и как отделить истинность подобных традиций от их коммерциализированных подобий? Как изменяются сообщества коренных народов по мере их интеграции в туристический рынок? Как трансформируются культурные ценности по мере их включения в культуру потребления? Служит ли благом локальным сообществам консервация природной среды и культурных традиций ради развития туризма? Какова степень влияния на эффективность туризма деятельного участия в его практиках местных жителей?

Д. Мак-Кеннел предполагает, что, наблюдая за туристом, можно научиться понимать систему ценностей современного мира, поэтому задача теории туризма – этнографический анализ индустриального и постиндустриального общества. Стремление к аутентичному (подлинному) опыту выражается в желании туриста «воссоединиться» с чем-то чистым, примитивным, естественным, незатронутым модернизацией. Н. Граберн характеризует туризм как особого рода ритуальный процесс, реализующий базовые ценности общества, касающиеся здоровья, свободы, природы, саморазвития. Наиболее разносторонними и разнообразными как по методам, так и по эмпирической базе являются исследования процессов конструирования, производства и потребления аутентичности культур, помещенных в туристический контекст.

Туристические стереотипы навязываются местному населению с помощью механизма, который Д. Урри определил как «туристический взгляд». Туристы располагают специфической формой власти, базирующейся на том, как именно они «смотрят» на местное население, какого облика и манеры поведения от него ожидают. Аборигены «покоряются» взгляду туриста (пассивно принимают его), демонстрируя те черты, которые удовлетворяют потребности туристов. Туризм становится мощным орудием саморепрезентации, а сообщество, принимающее туристов, может принять осознанное решение заново «изобрести» или сконструировать ряд традиций, исходя из того, какими их видят и воспринимают различные группы чужаков. Изучение туристических репрезентаций этнокультуры позволяет утверждать, что тема сопротивления глобальной униформности и сохранения локальной специфики в значительной части артикулируется средствами туристического дискурса с помощью технологически развитых форм медиа и коммуникации.

Множество способов применения антропологических подходов в медиа исследованиях обусловлено богатством модальностей и сфер реализации медиакоммуникаций в жизни современного человека: институтов профессиональной и обыденной культур, практик информационного обмена, производства и потребления продуктов культурных индустрий, типов социальной активности и мобилизации, эстетических форм, процессов исторического развития и модернизации. Медиа являются пространством взаимодействия технологий, культуры и общества, необходимым человеку для конструирования норм и значений социальных отношений, личностных смыслов и ориентиров, моральных ценностей. Особенно важную роль медиа играют в глобализационных процессах складывания транснациональных форм потребления культуры.

Применение в медианауке антропологических теорий делает необходимым переосмысление концепции целостности культур, укорененных в пространственно-временных контекстах их существования и развития. Если локальность (ситуативность) культуры и транслокальность (процессуальность) медиа рассматриваются как исходные (сущностные) характеристики, то описание их взаимодействия сводится к фиксации форм одностороннего влияния коммуникативных технологий на жизнь сообществ. Медиа процессы анализируются как внедряющиеся или происходящие в уже сложившихся локальных мирах, то есть в комбинациях культурных структур и практик, эффективность приспособления к которым обеспечивает массовость аудиторий. «Польза» или «вред» медиа воздействий зависит от содержания распространяемых ими «доминантных» идей, формирование которых предшествует их трансляции и рассматривается как «данность». Преодоление подобных форм эссенциализма в анализе медиа означает осознание того, что появление «массмедиа» в локальных культурах становится возможным благодаря стабильности и устойчивости характерных им собственных технологий медиации.

Область визуальной антропологии и этнографического кино в течение долгого времени является приоритетной для антропологического изучения медиа. Выявление типичных медиа паттернов репрезентации этнических и племенных культур давно стало неотъемлемой частью обсуждения проблем мультикультурализма, интерпретации культурных различий и обеспечения социокультурным группам равных прав использования медиа ресурсов. Механизм «объективирующего взгляда», сформировавшийся в контексте ориенталистских практик в колониальной фотографии, записках путешественников, экспозициях всемирных выставок и музеев, сегодня реализуется в процессах конструирования образа культуры экзотического «другого» в теленовостях, фотожурналистике, комиксах, научной фантастике и коммерческом кино. Создание этнографического кино для массовой аудитории (например, телезрителей) предполагает совмещение в едином тексте множественности точек зрения (позиций режиссеров, редакторов, участников кино, операторов и представителей разных аудиторий) необходимое для разрушения оппозиционности «своего» и «чужого» взгляда на культуру (характерной для стереотипизации «другого» в массовом кино).

Понятие «медиа коренных народов» (“indigenous media”) необходимо для описания специфики медиа процессов и продуктов, созданных и осуществляемых при активном участии локальных этнических и племенных сообществ: радио и телепрограмм, кино и видео текстов, демонстрируемых местным, национальным и глобальным аудиториям. Ф. Гинзбург использует фразу «indigenous media» для обозначения осуществляемых с помощью медиа технологий культурных практик коренных народов, репрезентирующих их как «титульные национальные группы» или «представителей стран четвертого мира», испытывающих доминирование государств, в состав которых они включены.

Проблема выявления реальных и воображаемых качеств сообществ, сформированных под влиянием медиа технологий, является особенно важной для изучения коммуникаций в сети Интернет. Реализация комплекса антропологических подходов к изучению компьютерных технологий с точки зрения порождаемых ими ритуалов, ценностных систем и интерпретативных моделей приводит к необходимости определения киберкультуры как среды, формирующей и воспроизводящей феномены искусственного интеллекта и биотехнологий. В диссертации дается описание научного проекта «кибер антропологии», целью которого стало этнографическое исследование процессов конструирования и интерпретаций культурных «границ» человеческих сообществ и машин.

Этнографические исследования медиа обладают значительным теоретическим и эмпирическим потенциалом, необходимым для обновления предметной области антропологии. Антропология медиа выявляет механизмы порождения и циркуляции репрезентаций этнических культур в многоуровневом и изменчивом контексте технологий массовой коммуникации.

Во второй главе «Этническая субкультура» как категория критического анализа современной культуры на примере исследований социокультурных антропологов, представителей направлений «культурные исследования», «культурная критика» выявляются и описываются способы концептуализации этничности и субкультуры как знаковых единиц, актуализированных в контексте идентификационного поиска современных сообществ.

Первый параграф второй главы Понятия «культура/культуры»: проблемы объективации и эссенциализации посвящен анализу механизмов актуализации проблем, формирующих дискурсивное поле «этнокультуры»: идеологических (заявленных как социально-значимые в практике мультикультурализма и «культуры участия») и теоретических (заявленных как научно и методологически значимые для трансформации содержания категории «культура» в глобализационном контексте).

Формирование значения категории «культура» сегодня оказывается под влиянием общего социополитического контекста, выходящего за границы научных дисциплин. К концу 20 века «культура и различия» стали доминантной парадигмой времени, а людей стали не только стимулировать, но и принуждать воспринимать себя посредством культурных характеристик. Подобно «племени» (а также в российском контексте «этносу») «культура» становится политической и правовой реальностью. Оказывается, что люди нуждаются в культуре и истолковывают ее именно в ограниченной, детерминистской, статичной и неизменной во времени форме, то есть такой, какой сегодняшняя наука ее не признает. При этом главным для реализации скептической позиции культурных антропологов, политологов и психологов в отношении эвристической значимости концепта «культура» является мнение о том, что он базируется на идеях замкнутости, гомогенности (однородности), связности (упорядоченности), стабильности и структурности его компонентов, в то время как социальная реальность характеризуется вариативностью, непостоянством, конфликтностью, изменчивостью и индивидуальностью их проявлений. Таким образом, политизированный дискурс культуры проецируется на весьма проблематичную ситуацию в ее научной теории.

В тексте диссертации дается краткая характеристика содержания периодически упоминаемых различными представителями «критического направления» в антропологии недостатков понятия «культура» и используемых ее исследователями приемов и методов. Во-первых, акцентирование важности поиска и описания аутентичных и традиционных черт приводит к описанию этнической культуры либо как находящейся вне изменяющегося временного контекста, либо как находящейся в исторический момент до появления модернизационных влияний. Во-вторых, попытка анализировать аутентичную культуру отдельно от всего остального мира и выводы о том, что ее представители изменяются, пассивно воспринимая воздействие западной модернизации, приводит к акцентированию ее изоляционизма и инертности. В-третьих, значительное упрощение проявлений традиционности происходит в результате действия механизма «зеркала», т.е. проекции на изучаемый объект идеализированного образа культуры ее исследователя. Конструктивисткие модели этнических культур направлены на преодоление противоречий их толкования как результата реализации объективно «предзаданной» сущности традиции, которое не позволяет объяснять коммерциализованные и глобализированные практики, порожденные стремлением представителей этнических групп пережить «подлинный» культурный опыт.

В контексте полемики вокруг «культа культуры» в современных гражданских обществах процедура «объективации» оказывается трансформированной как академическими, так и повседневными (неэкспертными) практиками выявления культурных аспектов плюрализма. Исследовательский акцент при этом смещается на необходимость включения культуры в концептуальные рамки описания процессов господства/подчинения. Характерной особенностью традиций «культурной критики» (представленной в трудах Франкфуртской школы и продолженной теоретиками британской школы культурных исследований: Р.Вильямсом, Д.Хебдиджем, С.Холлом и т.д.) является стремление представить культуру в качестве механизма, противодействующего доминированию авторитета политики в противоречивом контексте социального контроля. Культура, согласно «культурным исследованиям», является одним из основных пространств, где устанавливаются групповые различия, где происходит постоянная борьба за значение, в которой подчиненные группы стремятся противостоять значениям, выражающим интересы доминантных групп.

Наличие плюрализма понимаемого как взаимопроникновение национальных, этнических и религиозных культур в результате групповой миграции создает то, что может быть обозначено как «условия мультикультурализма». «Мультикультурализм» означает существование обществ с более чем одной культурой в публичной сфере. Большинство активистов политики мультикультурализма действуют в ответ на проявления общей дискриминации меньшинств в тех обществах, для которых характерны «условия мультикультурализма».

Несмотря на существующие различия, все направления мультикультурализма имеют ряд общих черт. Основной исконной их задачей является замена идеологии плавильного котла тем, что в перспективе становится идеологией анти-ассимиляции. Протагонистом мультикультуралистской борьбы является не рабочий (как в случае классовых столкновений), не гражданин, но культурный актор. Политика осуществляется с позиции культурной идентичности и находится под культурным контролем. Если чья-нибудь культура является условием идентичности, то можно утверждать, что ее отрицание – огромная несправедливость и пример нарушения принципа равенства до тех пор, пока оно не затрагивает равноправия другого человека или группы.

Культура обеспечивает нашу идентичность тем насыщенным контекстом, который мы можем отвергнуть, но не можем просто игнорировать или отрицать. Именно по этой причине нападки на культуру или ее отрицание трансформируются в нападки на людей как носителей культуры. Предметом изучения наук о культуре тогда становится не содержание культур и вариативность их форм, а процедуры их «объективации» – формирования их моделей как «набора объектов, которыми можно владеть, которые можно потерять или найти, к оценке которых применяется категория «аутентичности» и «неаутентичности».

Анализ специфики форм участия как этнических, так и социальных меньшинств в национальных культурах и последующей трансформации национальных культур возможен, если концепт «культура» связывается с «этнической идентичностью», включенной в борьбу за социальное равенство.

Второй параграф второй главы «Этническая субкультура»: концептуализация этничности в контексте культурных различий посвящен описанию того, как дискурсивные практики делают сочетание понятий «этничность» и «субкультура» внутренне противоречивым и порождают интерпретативные ряды, где их значения употребляются как синонимичные (субкультура как форма артикуляции этнической идентичности) и как взаимоисключающие (этничность как форма «владения» культурным ресурсом, его отчуждения, объективации и «символического уничтожения», порождающая протестность субкультур).

В современных науках об обществе и культуре используется определение этнической группы как “группы людей, члены которой разделяют общее название и элементы культуры, владеют мифом общего исторического происхождения и общей исторической памятью, связывают себя с определенной территорией и имеют чувство солидарности”. В сравнении с другими социальными группами (классовыми, профессиональными, территориальными и т.д.), этнические чаще репрезентируются в качестве «естественно сложившихся» (наряду с гендерными и расовыми) и «натуральных», то есть не являющихся предметом свободного выбора их представителей.

Этнические группы, находящиеся в современном контексте, отличаются изменчивостью их основных признаков, а также подвижностью их границ, что позволяет исследователям проявлять особый интерес к происходящим в них этническим процессам, подчиняющимся комбинации действия социальных и культурных причин. Понятие “этничности” используется для обозначения современных процессов объединения и разделения людей в этнических группах в результате действия механизмов идентичности – идеального отождествления с определенной социальной общностью, разделяющей культуру и регулирующейся системой ценностей, отражающей понимание ее места в обществе.

Анализ наиболее значительных критических теорий культуры позволяет утверждать, что программа деэссенциализации этнокультурных различий включает в себя три основные задачи. Во-первых, это разоблачение и деконструкция кажущейся нейтральности гражданства, представленного как универсальный и всеобщий набор культурных ценностей и практик, служащий основанием публичной сферы национального государства. В реальности гражданство, сформированное в контексте внутренне противоречивого культурного плюрализма, никогда не было и сейчас не может быть «нейтральным». Публичная сфера национальных государств представляет собой пространство репрезентаций специфических этнических культурных и языковых кодов доминантных групп. Поэтому второй задачей критического анализа этничности является выявление особенностей «расположения» культурных различий сообществ в сети отношений доминирования/сопротивления, в которые они включены. Третьим шагом в осуществлении антиэссенциалистского подхода к изучению этничности становится выработка и обоснование рефлексивной позиции в описании специфики культурных практик, допускающей множественность перспектив их восприятия и путей их трансформации.

На наш взгляд, основанием формирования рефлексивной критики теорий этничности и культуры может служить предложенное Х.Баба разграничение содержания категорий «культурное разнообразие» и «культурное различие». Он утверждает, что первая («культурное разнообразие») конструирует культуру в качестве объекта эмпирического знания. Культура при этом понимается как явление статичное и замкнутое в историко-географических границах, требующее оценки, а не опыта «проживания». Вторая («культурное различие») – отражает процесс представления культуры в качестве «осознаваемой», в виде значимой и авторитетной стратегии складывания систем групповых и индивидуальных идентификаций. Феномен культурных различий связан не столько с соответствием между этничностью и специфичностью ее культурных оснований, но с внутренней согласованностью этничности и реализуемых в ее практике репрезентаций культуры в качестве «этнической», вопреки и помимо всякого соответствия или его отсутствия с «реальной» культурой.

Дискурс «этничности» и «культуры» (интерпретируемый в качестве самостоятельного смыслового поля артикуляции групповых различий) не состоит в непосредственных отношениях с политической властью как таковой. Он производится и существует в неравном обмене с различными видами власти и сформирован обменом с властью политической (колониальным или имперским истеблишментом), властью интеллектуальной (например, современными политическими науками), властью культурной (как например, с традициями или канонами вкуса, текстами, ценностями), властью моральной (с представлениями о том, что такого делаем «мы», чего «они» не могут ни сделать, ни понять).

Быстрота изменений, происходящих в современном мире, включенность этнических групп в процессы глобальной коммуникации позволяет рассматривать этничность как процесс, анализ которого может иметь исключительно контекстуальный или ситуационный характер. Осознание ситуационности этничности происходит в случаях, когда действие дифференцирующих ее компонентов становится более весомым, чем сила ее интеграции. В модернизационных и глобализационных процессах складывания сложноструктурированных социальных групп формирование этнических субкультур происходит в результате интерпретации и трансформации этнических моделей поведения, ценностей и символов.

Специфика субкультурной принадлежности состоит не столько в самих разделяемых членами сообщества чертах, сколько в их комбинации, отражающей «пограничность» и «переходность» их социальной позиции в пространстве поляризованной и конфликтной смысловой сферы «между» доминантной и девиантной интерпретацией ценностей культуры. Поляризация (акцентировавшая оппозиционность доминантных и девиантных социокультурных сфер) является методологическим приемом построения концептуальной модели функционирования субкультур в качестве механизмов «завоевания» «подчиненными» группами легитимного или обладающего высоким статусом культурного пространства. Выявление и описание специфики власти, структурирующей отношения доминантной и подчиненной культур, представляет собой аналитический механизм изучения множества субкультурных реакций на действие «внешних» социальных факторов: например, эссенциализированных в публичном дискурсе этнических, классовых, гендерных, расовых и национальных различий.

Концептуализация символики групповых различий в качестве субкультуры предполагает использование исследователем двух методологических процедур. Во-первых, необходимо выявить специфику гегемонии доминантной культуры, в рамках которой «протестные» (в случае с молодежными субкультурами рабочего класса) или претендующие на право владения статусным культурным ресурсом для ее реконфигурации (в случае молодежных контркультур среднего класса) практики субкультур могут быть категоризованы не просто как «случайность» или «стечение обстоятельств», но как «типичность» проявления «природного» («примитивные» или «дикие») или социального («блудные дети» или «бунтари») характера поведения. Во – вторых, следует определить базовые социальные мифы (артикулированных комплексом научных, религиозных и художественных дискурсов), предоставляющие возможность нивелировать значимые в реальном жизненном опыте людей различия или идеологически оформлять (например, с помощью поляризации и объективации) противоречия, обосновывая (прагматически или морально) те способы их разрешения, которые мейнстримом признаются «разумными» и «резонными». Постоянное появление «новых» субкультур, демонстрирующих способность «ускользать» из категоризационных и идеологических рамок их репрезентаций в публичном дискурсе, требует от их исследователей выработки методологической стратегии деэссенциализации базовых концептов, отражающих детерминанты культурных различий (гендер, этничность, раса, класс, поколение и так далее), а также деконструкции оснований классификаций и типологий механизмов их осуществления. Создание многофакторной модели субкультуры основывается на гипотезе о том, что границы (носящие концептуальный характер) субкультур осуществляются исходя из определенного географического и исторического контекста, а динамика их конфигураций отражает соотношение двух процессов: социальных противоречий (между классами, гендерами, этническими группами или поколениями) и их значений и интерпретаций, распространяемых по каналам коммуникации (посредством социализации, через устную традицию, образование и медиа).

Категоризация субкультур постиндустриального общества в контексте политизированного теорией и практикой мультикультурализма дискурса «этничности» основывается на возникновении особого рода «этнокультурной» восприимчивости их представителей, появлении у них способности «говорить нужные вещи нужным образом», например, выражать классовый, гендерный и возрастной опыт языком дискурса «этнических различий».

Глава третья

Blog

Модели концептуализации этнических субкультур в глобально/локальном контексте