Эволюция сословного общества орловской губернии в условиях российской модернизации второй половины XIX начала XX вв

Вид материала

Автореферат

Подобный материал:

• Служащее дворянство Орловской губернии второй половины XVIII первой половины XIX, 502.49kb.
• Жанр комической поэмы в русской литературе второй половины XVIII начала XIX вв.: генезис,, 872.49kb.
• Историческое краеведение в Орловской губернии и деятельность Орловской ученой архивной, 482.14kb.
• Васильева Светлана Павловна Женское образование в тамбовской губернии во второй половине, 500.94kb.
• Педагогическое обеспечение процесса обучения в церковно-приходской школе Тверской губернии, 1453.22kb.
• Вклад российских немцев в экономическое развитие поволжья второй половины XIX начала, 575.61kb.
• История пенитенциарной политики Российского государства в Сибири второй половины XIX, 284.52kb.
• Тематическое планирование по литературе. 10 класс, 31.14kb.
• Лекция 12. Эволюция Российского государства и общества в первой половине XIX века проф., 93.6kb.
• Этос старообрядчества и сектантства второй половины XIX начала XX вв.: по материалам, 1282.01kb.

«Купечество Орловской губернии» рассматривается провинциальное купечество России как особая социальная группа населения, с ее типичными занятиями, бытовыми традициями, культурной ориентацией и ролью в общественной жизни.

Купеческое сословие Орловской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. развивалось в русле пореформенной эволюции российского купечества в целом. Основной тенденцией его развития следует считать сокращение численности местного купеческого насе­ления. Так, с 1899 по 1917 гг. количество представителей купечества в губернии уменьшилось на 44,8%, т.е. почти вдвое. Главной причиной этого процесса стало начало функционирования в государстве новой промысловой системы (1898 г.), разорвавшей принудительную связь между занятием предпринимательством и принадлежностью к купечеству.

Сопоставляя общероссийскую и губернскую динамику численности купечества важно подчеркнуть, что за 13 лет все российское купечество уменьшилось на 26%, а орловское – на 39,4%. Кроме того, если в целом по стране этот процесс носил относительно неравномерный характер, то на Орловщине тенденция была диаметрально противоположной. В первое шестилетие после реформы число купцов в губернии сократилось на 20,4%, во втopoe – на 21,1%, в третье – на 12%. В целом по cтpaнe наблюдается следующая картина: с 1899 по 1905 г. – на 14,5%, с 1905 по 1911 г. – на 14,5%. Столь резкое уменьшение численности орловского купечества в начале XX столетия, пик которого пришелся на 1905–1911 гг., обусловлено аграрной спецификой губернии, со сравнительно незначительным числом купцов и их довольно небольшими состояниями. Сокращение притока в купечество объясняется также и тем, что купеческое звание постепенно утрачивает привлекательность как средство повышения социального статуса.

Купеческое сословие губернии представляло собой довольно незначительную группу местного населения. В 1897 г. купцы и члены их семей составляли 0,2% oт общего числа населения Орловской губернии. В подавляющем большинстве орловское купечество было второгильдейским, представители его считались купцами «средней руки». Значительный перевес последних сохранялся на протяжении всего изучаемого периода. Так, в 1867 г. доля первогильдейских составляла 2,1%, второгильдейских – 97,9%; в 1917 г. – соответственно 9,8 и 90,2%. Объясняется это невысоким уровнем развития в губернии торговли и промышленности, являвшихся основными сферами предпринимательства членов купеческого сословия. В силу целого ряда социально-экономических факторов, действовавших на всей территории страны, преобладание второгильдейского купечества было характерно и в общероссийском масштабе.

Пополнение купеческого сословия Орловской губернии происходило, главным образом, за счет внутреннего сословного воспроизводства, в меньшей степени за счет представителей низших, непривилегированных социальных слоев. Вследствие этого в начале XX в. орловское купечество состояло преимущественно из потомственных купцов, которые на протяжении нескольких поколений выбирали гильдейские свидетельства. К примеру, удельный вес купеческих семей, состоявших в сословии более 20 лет, в 1915 г. составлял 60%. Огромную роль в сохранении стабильности купеческого дела играли браки внутри сословной группы. Однако в начале XX века эта традиция перестала быть повсеместной, что приводило к исключению из состава сословия. При получении образования (гимназического или высшего) юноши и девушки исключались из состава купечества, что также приводило к сокращению сословия.

Географическое размещение членов купеческого сословия отличалось большой неравномерностью, выражавшейся в сосредоточении подавляющего большинства в городах. В тo же время диспропорции были типичны для расселения собственно городских купцов, которые концентрировались преимущественно в крупных городских поселениях. Аналогичная схема размещения была присуща сельскому купечеству, представители которого проживали либо в волостных центрах, либо в крупных и сравнительно богатых селах. На территориальное распределение купцов повлияло тяготение по­следних к экономическим, в первую очередь торговым, центрам губер­нии, каковыми в основной своей массе были города.

В пореформенный период четко обозначился вектор изменения возрастных характеристик в сторону старения купечества. В основе данного процесса стало возрастание доли старых купцов (старше 60 лет) и уменьшение удельного веса лиц купеческого звания активных возрас­тов, в первую очередь молодых. Этот процесс полностью подтверждается средними показателями. Так, в 1865 г. средний возраст купца составлял 48,7 года; в 1895 г. – 52,3; в 1905 г. – 56,8 года. Данные явления были присущи всем ку­печеским обществам губернии, причем активнее они проявились в уездных городах. Наконец, под влиянием менявшихся внешних условий и внутреннего положения в сословии наметилась перестройка семейной структуры орловского купечества. Ее результатом стало, с одной стороны, наметившееся сокращение численности купеческих семей, с другой стороны – нарастание преобладания простых семей. Этот процесс был характерен и для купечества в других регионах страны. К примеру, в конце XIX – начале XX вв. основной ячейкой семейной структуры самарского купеческого сословия становится семья нового типа – не более одной супружеской пары, малодетная, обладавшая к тому же большей социальной мобильностью.

Социальная мобильность купцов и членов их семей характеризова­лась значительным перевесом вертикальных перемещений (96,2%). Основной поток межсословных пе­реходов типа «сверху вниз» из купцов направлялся в мещанство (92,6%), куда переходили исключительно купцы 2-й гильдии. Другой канал вертикальных перемещений – «снизу вверх» – в потомственное почетное гражданство использовали главным образом купцы 1-й гильдии. Вторым по значению каналом вертикальных перемещений повышающего типа для большинства членов сословия, которое являлось второгильдейским, было получение звания купца 1-й гильдии (7,4%). До минимума сократились переходы в дворянство (7,4%), что свидетельствует о свертывании процесса «одворянивания» купечества, вытесняемого новым социаль­ным явлением – «обынтеллигентниванием» купцов. Удельный вес горизонтальной мобильности был небольшим и состав­лял всего 3,8% всех перемещений. Горизонтальная мобильность бы­ла представлена межгородскими миграциями купцов двух видов: внутренними (переезды в пределах губернии, распространенные у второгильдейского купечества) и внешними (перемещения за пределы Орловской губернии, доминировавшие у купцов 1-й гильдии).

Особенностью социальной мобильности орловских купцов являлось преобладание вертикальных перемещений нисходящей направленности, когда бывшие «коренные» члены сословия, принадлежавшие исключи­тельно ко второй гильдии, вливались в низшие слои населения, глав­ным образом в мещанство.

Купеческое землевладение в губернии в пореформенный период было незначительным. В 1877 г. из всего частноземельного фонда на долю купцов и почетных граждан приходилось 9,1% всех частных земель, дворян – 76,8%, крестьян – 6,2%. Удельный вес купеческой собственности в целом по Европейской России не сильно отличался и составлял 10,7% всей частной собственности земли.

Сравнительно невысоким было и число купеческих владений в губернии: всего 4,2% всех частных хозяйств. Купцов в этом также опережали дворяне и крестьяне. Таким образом, в исследуемое время на фоне значительного возра­стания частных земель крестьян, резкого уменьшения дворянского зе­млевладения происходило расширение купеческого земельного фонда, который увеличился в 1,3 раза. Идентичная картина наблюдалась и в отношении владений купцов: их количество возросло в 1,48 раза. Это стало особенностью купеческого землевладения в Орловской губернии, поскольку в соседней Курской губернии наблюдался обратный процесс – постепенное сокращение земельного фонда купцов на 20,3%.

После 1905 г. купеческий земельный фонд начинает интенсивно сокращаться. Предстает типичная картина состояния купеческого бизне­са в начале XX века: как в торговле и промышленности, так и в сельском хозяйстве происходило свертывание купеческого предприни­мательства, с тем лишь отличием, что здесь оно осуществлялось не­сколько медленнее.

Сферами купеческого предпринима­тельства в Орловской губернии явля­лись торговля, промышленность, сельское хозяйство, финансы и сфе­ра услуг. Причина расширения областей предпринимательства состояла в жела­нии получить дополнительные источники дохода и иметь гарантии стабильности своего де­ла. Главными видами предпринимательства купцов были торговля и промышленность, которые в пореформенный период переживали модернизацию, связанную с появлением новых организационно-экономических форм и техническим переоснащением предприятий.

Отличительной чертой предпринимательской деятельности местного купечества была ее связь с аграрной специализацией Орловской губернии, что характерно и для соседней Курской губернии. Существовала тесная связь торговли и про­мышленности с сельским хозяйством, что выражалось в преобладании хлебных операций и значительном удельном весе пищевых производств, связанных с переработкой местной и привозной сельскохозяйственной продукции, а также ведении собственного земледельческого хозяйст­ва. Многие купцы на базе собственных хозяйств создавали предприятия по переработке производимой продукции, главным образом мукомольные и пенькотрепальные заводы.

Другой особенностью орловского предпринимательства стало слабое использование сфер финансов и услуг для получения доходов. Местные купцы практически не обращались к услугам кредитных учреждений, так как эта сфера предпринимательства в Орле была слабо развита. Интеграционные процессы в купеческом предпринимательстве также получили небольшое распростране­ние. Речь идет об организационных формах предпринимательской деятельности, находившихся на начальной стадии своего развития, когда только начинали учреждаться товарищеские ассоциации. Компаний акционерного типа в Орле вообще не было, что указывает на отставание провинции в организации предпринимательской деятельности данного типа. Многие купцы предпочитали вести дела традиционным способом – единолично или с привлечением членов своей семьи.

Характерной чертой купеческого предпринимательства в Орловской губернии было стремление купцов сочетать различные его виды, вследствие чего бизнес приобретал многоотраслевой характер (свыше 50%). Примечательно, что отраслевое расширение хозяйственной деятельности интен­сивнее осуществляли первогильдейские купцы, а также те представители второгильдейского купечества, которые занимались не главными видами предпринимательства.

Однако преобладающей тенденцией пореформенного периода следует считать сокращение купеческого предпринимательства, что проявлялось в уменьшении объемов производства. Это было вызвано в первую очередь сокращением всего купеческого сословия в целом. Практически во всех выделенных отраслях местной экономики происходило свертывание купеческого сектора. В одних областях оно шло быстрее (сфера услуг), в других – медленнее (торговля, сельское хозяйство). Учитывая тот факт, что купцы по-прежнему сохраняли влияние в деловом мире как крупные коммерсанты, этот тип предпринимателей все же постепенно исчезал.

В среде купечества начинал проявляться раскол на «элиту», стремившуюся по образу жизни и привычкам к дворянству, и основную массу, близкую по этим же критериям к мещанству. Происходило «размывание» российского купеческого сословия, утрата им прежних социально-экономических позиций.

Нарастали изменения в самом образе жизни верхушки купечества Орловской губернии, выразившиеся прежде всего в повышении его образовательного уровня и культурных запросов. Однако основная масса орловских купцов медленно поворачивалась к новым формам культуры, предпочитая придерживаться отцовских заветов. Более заметным процесс «окультуривания» купечества был в торгово-промышленной среде Москвы. Здесь само купечество финансировало высшие учебные заведения, например, Московское купеческое общество взаимного кредита 5% чистой прибыли ежегодно выделяло на содержание Московской практической академии.

В традиционном купеческом досуге прослеживаются новые тенденции, связанные с организацией увеселений и праздников в масштабах города и стремлением представителей сословия к социальной и культурной самоорганизации, результатом чего стало активное участие купцов в создании купеческого собрания.

На рубеже XIX – XX вв. купеческая «элита» вышла за рамки традиционных интересов, каковыми являлись семья, предпринимательство, гильдия, и включилась в общественную жизнь. Показательным примером того стало участие орловского купечества в работе органов городского управления. Купечество, представленное в Городской думе, финансировало разного рода работы и мероприятия городского масштаба, вело постоянную кропотливую работу по благоустройству города. Работа в Думе укрепляла ведущие, лидерские позиции купечества в жизни губернии. Этот процесс был сложным, наталкивался на корыстолюбие и эгоизм отдельных представителей купечества, и личную недисциплинированность избранных в Думу купцов. Несмотря на это, работа в Думе способствовала формированию сословной идентичности орловского купечества. Правда, из-за уменьшения численности купечества и снижения его эко­номического влияния общественная роль купеческого сословия в итоге не была значительной.

В пореформенный период в Орловской губернии действовали как старые сословные купеческие учреждения, так и были организованы новые. Последний факт является свидетельством определенной активизации внутрисословной жизни. Деятельность купеческого общества сосредоточивалась вокруг нескольких направлений: взаимодействие с местной администрацией и органами самоуправления; оказание помощи обедневшим членам сословия; защита интересов предпринимателей на разных уровнях. Новый сословный институт – купеческое собрание – ориентировался только на организацию культурного досуга купцов и членов их се­мей.

Традиционные формы купеческой благотворительности сосуществовали с новыми видами: создавались всевозможные общества по распространению знаний, строились учебные заведения, выделялись средства на создание медицинских учреждений и богоугодных заведений. Размер благотворительности и ее направленность чаще определялись личными качествами жертвователя, который мог направить их на образование, здравоохранение, социальную деятельность или завещать церкви. В развитии купеческой благотворительности в России особое значение имел религиозный фактор, когда пожертвования обусловливались христианскими канонами.

В четвертой главе «Приходское духовенство Орловской губернии» рассматривается комплекс проблем, характеризующих правовое и материальное положение, состав, профессиональную деятельность и социокультурный облик духовного сословия губернии.

На протяжении большей части рассматриваемого времени духовенство объявлялось открытым для всех свободных слоев населения, хотя вступление в него лиц податного состояния было затруднено. Несмотря на отмену обязательного духовного образования для детей духовенства, наследственное занятие священно- и церковнослужительских мест сохранялось как основной способ пополнения сословия.

Духовенство и в начале XX в. сохранило определенную исключительность своего юридического статуса, что было связано с необходимостью учета канонического права. Вместе с тем характерной чертой сословия, сближавшей его с податными и отличавшей от дворянства, являлось существование и функционирование духовенства в рамках «коллективной», церковно-монастырской системы. Не только деятельность духовенства, но и целый ряд его прав на пользование землей, домами, доходами, налоговыми льготами, осуществлялись через церкви, монастыри, архиерейские дома. Не случайно эволюция духовного сословия была тесно связана с изменением правового и материального положения церквей и монастырей.

С середины XIX века в России наблюдается процесс постепенного стирания сословных границ, который протекал очень медленно и болезненно для общества в целом и для каждого сословия в отдельности. Данная тенденция затронула и духовенство, которое постепенно утрачивало сословные черты. Приходской священник воплощал собой социальный стереотип представителя духовенства для народа. Духовенство выступало как единое сословие в отношениях с государством и паствой, но его внутренняя структура была достаточно сложной, а противоречия между отдельными стратами духовенства носили иногда крайне острый характер.

Судьбоносное значение для любого духовного лица имело место работы (приход). После отмены наследования мест во второй половине XIX в. свобода выбора прихода у духовенства отсутствовала и назначением на места ведала консистория. В результате каждый священно- и церковнослужитель в этом важном вопросе зависел от решения консистории. Желающих попасть в престижный приход было в несколько раз больше, чем число таких мест, в то же время приходов в тяжелом материальном положении в епархии было подавляющее большинство. В руках светских членов консистории находилась реальная власть по разным вопросам в отношении духовенства.

Приходское духовенство располагалось на нижней ступени структуры церковной иерархии, хотя и составляло большинство в составе духовного сословия. Духовенство подразделялось на отдельные страты, верхнюю из которых занимали иерархи церкви, нижнюю – сельские священно- и церковнослужители. Объем власти духовного лица напрямую зависел от его места в системе церковной иерархии.

В 1858 г. в Орловской губернии насчитывалось 20408 лиц духовного сословия. А по первой всеобщей переписи 1897 года к лицам духовного сословия причисляло себя 13751 человек, что составляло незначительную часть населения губернии (0,68%). За тридцать девять лет численность сословия сократилась примерно в 1,5 раза. В городах процент лиц духовного звания составил 1,72%, в уездах (без городов) – ­0,53% всего населения губернии.

Духовное сословие Орловской губернии насчитывало 6275 чел. (45,6%) мужского пола и 7476 чел. (54,4%) женского пола, т.е. количество женщин превосходило число мужчин в 1,2 раза. Орловское духовенство было преимущественно сельским, поскольку в уездах (без городов) проживало 69,5%, а в городах ­– всего 30,5%. В губернском городе Орле проживало почти 1/2 (48%) всего городского духовенства или 14% всего духовного сословия губернии.

По своему этническому составу 99,8% духовного сословия губернии второй половины XIX – начала XX вв. являлись великорусами. Все остальные этнические группы среди духовенства были малочисленны: немцы (0,13%), малорусы (0,05%), остальные славяне (0,02%), поляки (0,007%) и не влияли на быт и условия жизни коренных жителей губернии.

Духовное сословие давало наивысший процент грамотных среди мужского населения Орловской губернии (83,1% мужчин и 68,1% женщин), за ним располагались дворяне, среди которых количество грамотных мужчин и женщин почти одинаково (82,8% муж. и 80,4% жен.) и иностранцы, у которых количество грамотных женщин выше количества грамотных мужчин на 1,3%. Высшее университетское образование получило 0,4% от всего грамотного духовенства. В специальных и технических высших учебных заведениях обучалось только 0,03%, в специальных средних учебных заведениях – 0,3%. Подавляющая часть духовенства получила образование в средних учебных заведениях (49,2%), из них мужчин – 76,8%, женщин – 23,2%. Среди орловского духовенства не встречается лиц, окончивших высшие и средние военные учебные заведения.

Орловская губерния входила в число чисто великорусских губерний Российской империи. Православные в губернии составляли 99,1% всего населения, иноверцев (лютеран, католиков, иудеев и пр.) ­ насчитывалось 0,89%. Старообрядцев и раскольников в губернии очень немного, всего 5416 чел. (0,26%). Наибольшее число старообрядцев и раскольников проживало в Кромском уезде, небольшое число – в Дмитровском и Малоархангельском уездах и в Орле.

В Орловской епархии в 1840 г. насчитывалось 847 церквей, а в 1890 г. – 992 церкви, т.е. за 50 лет количество приходов увеличилось в 1,2 раза. На 1 церковь приходилось 1 717 прихожан в 1880 г., через 10 лет на 1 церковь приходилось уже 2 110 прихожан. Следовательно, нагрузка на пастыря увеличивалась пропорционально росту численности населения.

В начале XX в. Орловская епархия входила в группу епархий с наибольшей численностью духовенства. Так, в 1910 г. соотношение категорий духовенства между собой и по отношению к православной пастве выглядело следующим образом: протоиереев – 0,002%, священников – 0,05%, дьяконов – 0,02%, причетников – 0,05%. Священники являлись основной стратой духовенства, занимавшей важнейшее положение среди категорий священнослужителей.

На протяжении XIX века правительство поэтапно пыталось решить вопрос о материальном положении священников. Но полностью перевести духовенство на казенное жалованье так и не удалось. В Орловской епархии начала ХХ в. только четверть приходов была переведена на оклады. Вместе с тем повседневная жизнь священников, особенно сельских, была далеко не комфортной в материальном отношении. Основными источниками материальных средств для приходских священников и причта являлись: пользование и распоряжение землями, являвшимися церковной собственностью; пользование лесными угодьями; различные сборы, проводившиеся во время богослужения; законоучительство в школе; оптовая и розничная торговля ритуальными свечами; служение по требам. Положительным моментом было установление пенсии, пусть и незначительной, священникам и их семьям. В целом же материальное положение низших страт духовенства в рамках рассматриваемого периода продолжало оставаться нелегким.

Приход являлся структурной частью епархии и включал в себя от 70 до 700 дворов. Чаще всего был распространен приход количеством в 300 – 400 дворов. Храм как место молитвенного общения являлся центром приходской жизни.

Поскольку большую часть населения России и Орловской губернии составляло крестьянство, это создавало уникальный способ контакта двух сословий – крестьянства и духовенства. К середине XIX в. на одного православного пастыря в среднем приходилось более 1 тыс. прихожан, что в 1,5 раза больше, чем у католиков, но несколько ниже нагрузки протестантского пастора. В 1860 г. на одного священника приходилось уже 1,4 тыс. прихожан, примерно столько же, сколько у протестантов и в 2 раза больше, чем у католиков. Рост духовного сословия уступал увеличению числа прихожан. За 5 лет с 1875 по 1880 г. количество священников в империи уменьшилось на 1,1%. При этом прирост в 0,7% по Орловской губернии смотрится труднообъяснимым исключением. Положение с дьяконами было сложнее.

Приход был самостоятельной структурой с элементами самоуправления, во главе которого стоял причт, руководимый священником. Основная же роль фактически принадлежала выборному церковному старосте и приходскому совету. Как правило, церковный староста выражал «общественное мнение» сельского схода, а все права и обязанности причта и паствы регламентировались постановлениями Синода.

Священнику отводилась весьма специфичная роль. Он возглавлял приходское собрание и приходской совет, а также выполнял функцию контроля за прихожанами, что заключалось в сборе своеобразных досье с отметками о исповеди и причастии прихожан, сроках отъезда и возвращения крестьян, их настроениях и т.п.

Однако прихожане иначе воспринимали священника, считая, что он нанят общиной для совершения религиозных обрядов и имеет за это хорошее вознаграждение. Они часто осуждали духовенство за стяжательство, имея в виду высокие платы за требы, но одновременно понимали невозможность своего существования без клира. Духовенство часто жаловалось на то, что приходится выпрашивать деньги у прихожан. Разрешить эту ситуацию можно было, только ликвидировав материальную зависимость причта от прихожан.

Периодически священнику приходилось служить по требам в соответствии с нуждами и потребностями паствы, за что он имел некоторый доход. Многие требы, такие как крещение, причащение, венчание, панихида, молебны совпадали с исполнением таинств в храме. Кроме всего, служители культа были перегружены канцелярской работой. В каждом приходе велось 19 книг и журналов для учета текущих дел (входящей и исходящей информации, прихода и расхода, метрические и брачные книги, исповедальные ведомости). Приходилось постоянно отвечать на запросы различных ведомств и учреждений, вести церковные летописи. В целом многочисленные заботы священника образовывали бесконечный и утомительный круговорот.

Внехрамовая работа также заключалась в проведении регулярных бесед с прихожанами и контроле над их поведением. Со временем добавилась новая обязанность – преподавание Закона Божьего в светских учебных заведениях, с чем орловское духовенство достойно справлялось. Кроме того, настоятелям храмов приходилось думать о поддержании их «благолепного» вида, обеспечивать сохранность имущества и утвари, работу церковного хора, содержание в должном виде сельского кладбища и т.п. Средств на это постоянно не хватало, и священники были вынуждены склонять к пожертвованиям прихожан, обращаться к местным богатеям, ходатайствовать перед консисторскими чиновниками.

Эффективность работы священника зависела от того, как складывались не только профессиональные, но и личные отношения с прихожанами. По прибытию в новый приход очень важно было установить хороший контакт с паствой. Поскольку приходская община не могла выбирать священнослужителей, а тесный контакт был важен, в 1864 г. при церквах стали создаваться приходские попечительства, на которые возложили попечение о благоустройстве и украшении церквей, о школах и благотворительных учреждениях в приходах, об устройстве помещений для причтов и улучшении способов их содержания.

Важнейшим элементом эффективной работы церковно-приходских попечительств (ЦПП) являлось сотрудничество причта и прихожан, устранение взаимной отчужденности. В состав ЦПП входили непременные (священнослужители церкви, церковный староста, сельский староста) и выборные члены, избиравшиеся на общем собрании прихожан. В Орловской епархии около 30% ЦПП возглавляли священники. ЦПП по своей деятельности были неодинаковы: одни отличались широкой и плодотворной деятельностью, другие бездействовали. Из всеподданнейших отчетов видно, что в более удовлетворительном состоянии находились попечительства в Казанской, Рязанской, Пензенской, Симбирской, Самарской и Полоцкой епархиях. О неудовлетворительном состоянии попечительств свидетельствовали преосвященные западных епархий, а также Курской, Орловской, Тульской, Смоленской, Новгородской и Тверской епархий.

Данные красноречиво свидетельствуют, как слабо в некоторых епархиях обнаруживается деятельность ЦПП по сбору пожертвований. Различия между епархиями были весьма значительными. Из 10 представленных епархий Орловская и Тверская собрали менее всего средств, более всего пожертвований собрали Рижская, Курская и Могилевская. В Орловской епархии все средства попечительств шли на храмы, и ровно ничего не собиралось на причты и школы.

Во второй половине XIX в. происходит взаимное сближение между приходским духовенством и паствой на почве создания приходских школ, что обусловливалось изменением отношения населения к получению образования. Для того чтобы открыть школу следовало поставить в известность благочинного и епархиального архиерея, после чего все хлопоты ложились на плечи организатора в лице священника и прихожан. Приходское духовенство, жертвуя своим личным трудом, свободными церковными суммами, покупая на собственные средства учебники и отдавая под школы свои весьма тесные помещения, успело за три последних учебных месяца 1884 года открыть свыше 2 000 церковных школ.

Анализ статистических данных по всем епархиям с 1883 по 1893 гг. показал увеличение числа церковных школ с 5 517 до 29 945, т.е. более чем в 5 раз. В Орловской епархии за этот период число школ увеличилось в 50 раз, с 10 до 554 школ (прирост составил 544). Аналогичные показатели характерны для Смоленской, Воронежской, Полтавской и Курской епархий.

Все церковные школы подразделялись на два вида – церковно-приходские и школы грамоты. В 1893 г. в Российской империи было 12 080 ЦПШ (40%) и 17 870 школ грамоты (60%), т.е. первых было меньше на 5 450. Основными причинами преобладания школ грамотности по сравнению с ЦПШ являлись недостаточность материальных средств у духовенства на народное образование и отсутствие опытных, хорошо знающих свое дело учителей. Более подготовленным учителям требовалось и более высокое вознаграждение за труд. К тому же, значительная часть церковных школ находилась в деревнях, удаленных от приходского храма, вследствие чего в школах не мог законоучительствовать священник, а потому такие школы могли быть только школами грамоты, где не требовалось обязательное преподавание Закона Божия духовенством. В виду этих причин очень многие священники были вынуждены переименовывать заведенные ими церковно-приходские школы в школы грамоты. Особенно много ЦПШ было низведено в разряд школ грамоты в 1885 г., как об этом замечалось во всеподданнейшем отчете за 1887 год.

За 10 лет (с 1883 по 1893 гг.) число учащихся в целом по епархиям Российской империи увеличилось в 7 раз. В Орловской епархии количество учеников церковных школ возросло почти в 45 раз (453 чел. – в 1883 г. и 20 349 чел. – в 1893 г.), в то время как в Могилевской епархии только в 2 раза, в Волынской – в 3 раза.

Несмотря на многочисленную критику религиозного образования, в государстве значительно улучшилась ситуация с грамотностью, при минимуме затрат, с помощью церкви и приходского духовенства. Церковные школы в значительной степени компенсировали недостаток светских школ в Пермской, Орловской, Владимирской, Нижегородской, Тверской, Смоленской, Полоцкой губерниях, хотя здесь обучалось лишь 80% детей школьного возраста.

Поскольку духовные книги составляли почти единственное образовательное средство для приходских пастырей, духовное ведомство принимало меры к устройству церковных библиотек. Одновременно с библиотеками при приходских церквах стали устраиваться общие окружно-благочиннические библиотеки, преимущественно на средства самого духовенства. В 1914 г. в Орловской епархии насчитывалось 768 церковных библиотек, которые отличались весьма скудным количеством книг и состояли, главным образом, из официальных изданий – Церковных и Епархиальных ведомостей. При отсутствии указателя пользоваться этими изданиями было затруднительно. Благочиннических библиотек в епархии было 23.

Достаточно тесным было сотрудничество пастырей и прихожан по вопросу содержания различных богоугодных заведений. Часто приходское духовенство брало на себя содержание воспитанников в приютах. Во второй половине XIX – начале XX вв. православному приходу приходилось заниматься благотворительностью все больше и больше. Власть в России постоянно взывала к милосердию граждан: войны, голод, неурожаи сопровождались дополнительными поборами. РПЦ лишь направляла энергию населения на помощь нуждающимся. Прихожане всегда отзывались на предложения власти оказать помощь раненым, беженцам, семьям погибших. В пореформенный период стало обычаем устанавливать кружки и проносить тарелки во время богослужений в храме.

Составную часть деятельности приходского духовенства составляла миссионерская работа. Задачей миссионерской деятельности было распространение православия в двух направлениях: внутреннем и внешнем. Внутренняя миссия проводилась среди сектантов, старообрядцев, а внешняя – среди нехристианского населения в России и за рубежом. Часто оба направления осуществляли одни и те же клирики под общим руководством епархиальных властей. 21 февраля 1871 г. был создан епархиальный комитет православного миссионерского общества. Деятельность комитета осуществлялась «в заботах о поддержании и оживлении среди населения Орловской епархии искреннего сочувствия к высоким и святым задачам отечественных миссий и в привлечении возможно большего числа пожертвований на удовлетворение их разнообразных нужд и потребностей». Следует отметить, что в Орловской епархии миссионерская деятельность не приобрела больших масштабов в силу достаточно однородного национального и конфессионального состава населения.

Главным настоятелем и учителем веры для приходского духовенства в епархии был архиерей. Клирики часто обращались за советом к своим преосвященным. Почитание архиерея было основано на авторитете и уважении, подтверждая необходимость субординации и ненарушимое чувство традиции. Преосвященный был практически недосягаем в физическом и социальном плане для своих подчиненных.

Все архиереи Орловской епархии принадлежали к духовному сословию, из них родилось в семьях священников – 50% (от общего числа архиереев, включая тех, чье социальное происхождение не установлено), детьми дьяконов были 12,5%, причетников – 12,5%. Детьми церковнослужителей – низшей страты белого духовенства, достигшими верхних ступенек на иерархической лестнице были епископы Симеон (Линьков) и Никанор (Каменский). В данной связи более высокой мобильностью, имея в виду представительство в высшей иерархии, обладали дети священников. Это объясняется тем, что священникам было несравненно проще дать своим детям подобающее образование, которое могло гарантировать успешное продвижение вверх по служебной лестнице. Как известно, представителей светских сословий, желающих получить духовное образование, на протяжении второй половины XIX – начала XX вв. оказывалось немного. Последовательное обучение в духовных семинариях и академиях оставалось преимуществом в основном детей духовенства. Следовательно, указание на обучение в духовно-учебных заведениях является в большинстве своем свидетельством принадлежности к духовному сословию.

Большинство орловских архиереев были уроженцами Центрального и Центрально-Черноземного районов. Орловская губерния была абсолютным лидером в России по числу родившихся в ней будущих архиереев. Большинство будущих орловских иерархов огласило свое появление на свет в глубокой провинции, где и провело детство. По достижении определенного возраста мальчиков отправляли на учебу. Что касается детей духовенства, составлявших большинство епископата, то они, как правило, получали образование в ближайших к дому родителей духовных училищах, а затем продолжали его в духовных семинариях своих епархий, то есть в губернском (кафедральном) городе. В этом отношении можно сделать косвенный вывод, что именно провинция, будучи более нравственно здоровой, закладывала основы православия в душах будущих епископов и архиепископов, стояла у истоков формирования их характеров, воспитывала уважение и стремление к архиерейскому сану. Малая Родина придавала им силы и позже, когда они уже в зрелом возрасте приезжали навестить родителей, родственников и близких.

Анализ послужных списков орловских архиереев позволил установить основные способы продвижения по служебной лестнице до епископского сана.

1. Карьеристы. Высшее духовное образование и пострижение являлись главными условиями успешной карьеры. Попавшему в сферу «ученого монашества» путь наверх был автоматически обеспечен. Для получения со временем епископской кафедры не требовалось никаких особых талантов и сверхусилий. Даже в случае беспорядков, возникавших в учебных заведениях из-за ошибок в учебно-воспитательном процессе и просчетов администрации, оказавшихся не на высоте положения инспекторов и ректоров обычно переводили на другие места без понижения в должности.
   
2. Епископы, выдвинувшиеся из настоятелей монастырей. Эта группа архиереев отличалась тем, что имела опыт настоящей монастырской жизни. Но таких архиереев было не очень много, так как на смену епископам из настоятелей уверенно шли «ученые монахи».
   
3. Вдовые священники. Часть этой категории становилась монахами, усматривая в этом Божий промысел, другая – по необходимости устроить быт после смерти супруги. Епископы из вдовых иереев лучше других понимали проблемы приходского духовенства и были менее высокомерны по отношению к нему.
   

Жизнь священника в сельском приходе была открыта для всех прихожан, которые отличались в понимании вопросов веры. Взаимодействие пастыря и паствы постоянно осуществлялось в повседневной жизни.

Духовная профессия формировала особое отношение к браку, семье и образу жизни. Особенные манеры и рассуждения легко выдавали священника даже в светской одежде. Зачастую степень служебной активности священнослужителя находилась в прямой зависимости от удовлетворенности витальных потребностей и благополучия бытовой стороны жизни.

Семья была доминирующей категорией быта священника. Именно в семье вырабатывались стандарты взаимоотношений между полами, взрослыми и детьми, семьей и родственниками, соседями и т.п. Поведение прихожан во многом ориентировалось на ситуацию в семье священника, они как бы копировали его модель. Помимо семьи, на повседневную жизнь духовенства оказывали влияние такие факторы, как: нравственные качества самого священника, его жизненный опыт, месторасположение прихода, уровень жизни прихожан.

Вся жизнедеятельность священнослужителя регулировалась строгим каноническим (церковным) правом и происходила в рамках служения официальной вере, что предопределяло рутинность службы и обыденность существования. Во многом его благополучие зависело от удачного стечения обстоятельств, как-то: хороший приход, благоустроенный быт, сложившиеся взаимоотношения с прихожанами. В тех или иных условиях батюшка должен был демонстрировать образцы высоконравственного поведения и формировать религиозное поведение прихожан.

Бытовые условия большинства сельских церковнослужителей ничем не отличались от условий проживания деревенской бедноты. Как правило, в семьях духовных лиц было много детей, так как православие освящало многодетность. Часто женщины из духовного сословия к концу XIX в. имели большее количество детей, чем крестьянки, что объяснялось попытками последних регулировать рождаемость, не боясь греха.

Проповедь была трудным делом для многих священников, и не только для начинающих, так как прихожане не всегда воспринимали проповеди и внебогослужебные занятия в храме, особенно там, где это не было заведено раньше. Когда же священник вынужден был избрать обличительную форму воспитательной работы с прихожанами, то это имело успех. Большого напряжения сил пастыря требовала исповедь, особенно во время Великого поста, когда желающих исповедаться и причаститься было много.

Часть городского духовенства преподавала в духовных и светских учебных заведениях, присутствовала в консистории, выполняла возложенные обязанности в различных общественных организациях. Но и в городах, не только уездных, но и губернском, большинство духовенства вело патриархальный образ жизни. Служили ранние обедни в 7 часов утра, ранние вечерни в 3 часа по полудни. Рано отходили на покой, рано вставали. Вели себя просто, жили лет по сто.

Занятия по хозяйству были привычным явлением быта духовенства во второй половине XIX – начале XX века. Это относилось и к церковно- и к священнослужителям, хотя, при более низком материальном достатке первых, им приходилось выкладываться больше. Иногда доводилось обращаться к занятиям по хозяйству поневоле, например, овдовевшему священнику.

Во второй половине XIX в. происходит ускоренное развитие народного образования в целом, и рост церковно-приходских школ в частности. Поэтому значительные силы духовенства были направлены на организацию школ и преподавание. Среди забот батюшек появились и такие, как строительство школьного здания или наём помещения для него, отопление, освещение, охрана, подбор кадров, организация учебного процесса.

С отменой крепостного права фигура священника оказывалась слишком уязвимой для нападок со стороны мирян и порождала в священнической среде низкопоклонство и угодничество перед состоятельными прихожанами, что признавали и сами представители духовенства. Крестьяне постоянно нуждались в услугах священника, но платить зачастую могли только натурой (зерном, хлебом, яйцами, сметаной), при этом две части дохода священник должен был отдавать остальным членам причта. В ситуациях торгов по требам священники испытывали тягостное чувство унижения, а крестьяне недоброе ощущение зависимости от попа. Выдерживать необходимую дистанцию между причтом и прихожанами батюшке было сложно.

Причинами падения статуса священника были постоянная нужда, каждодневные хлопоты, ощущение безысходности, сдерживающие инициативу даже у пастырей, истинно преданных своей профессии. Клирик должен был обрабатывать землю, запасаться дровами, пасти домашний скот, заготавливать корма, при этом его интеллектуальное развитие уходило на второй план. Естественно, каждый пастырь продолжал выполнять свои рутинные обязанности, но его проповедническое усердие снижалось. Священник, изнуренный крестьянским трудом, вряд ли мог стать деятельным просветителем для прихожан.

Следовательно, положение священника в сообществе прихожан было двояким. Формально он находился на верху социальной лестницы, фактически же его статус был близок к крестьянскому. Тем не менее священнику требовалось установить контакт с приходским миром, где его профессиональные и социальные роли вступали между собой в острое противоречие. Отношение мирян было неоднозначным и не все сочувственно относились к своим бесправным наставникам. Популярным становилось доносительство в начале XX в., когда можно было разделаться с неугодным попом, обвинив его в антиправительственной деятельности, в возбуждении народа к бунту и т.п. Как наказание выносилось временное запрещение в службе, перевод в менее доходный приход или вовсе его потеря.

Рядовые священники, обслуживавшие нужды государства, не получали должной поддержки с его стороны. Окружающая социальная среда деформировала личность пастыря, превращая служение – в службу, жизнь – в существование. Незащищенные, часто теряющие нравственные ориентиры, священники нередко пренебрегали своей пастырской репутацией. При этом пороки частных лиц общественность переносила на все духовенство, что еще больше снижало престиж профессии.

Итак, к концу XIX – началу XX вв. можно говорить об эволюции духовенства из сословия в профессиональную группу населения, часть которой была близка к государственным служащим, другая – к интеллигенции (учителя народных школ, профессора богословия и др.), но в целом являлась специфическим социальным образованием, отличающимся характером трудовой деятельности, юридическим статусом, формами оплаты труда.

В заключении подведены итоги исследования, сформулированы общие выводы. Особенностью российской модернизации был ее «очаговый характер». Центрами модернизации являлись столичные города (Петербург и Москва) и промышленно-развитые регионы, а в российской провинции и в начале XX века продолжалась эпоха «долгого средневековья» (Ж. Ле Гофф). Всесторонний анализ эволюции неподатных сословий Орловской губернии в пореформенную эпоху убедительно показал традиционализм сознания и консерватизм сословных структур, обнаруживших огромную сопротивляемость модернизации. Орловское дворянство было не готово выступить в качестве выразителя всесословных интересов а, следовательно, инициатора создания оснований гражданского общества, как это было в столицах и некоторых губернских городах. Эволюция купечества имела противоречивый характер. С одной стороны, отмечался процесс «размывания» купеческого сословия, с другой – формирования его сословной идентичности. Во второй половине XIX – начале XX в. происходят существенные изменения в приходском духовенстве. Оно превращается в открытую социальную группу или профессию. Однако сокращение численности приходского духовенства отнюдь не означало изменений в его образе жизни, менталитете, исполнении духовенством своих обязанностей.