Альманах военной контрразведки (Серия «Спецслужбы России»)/ Выпуск I: «Морской» (Продолжение)

Вид материалаРассказ

Содержание


Старший лейтенант
Крейсер «Киров»
Плавмастерская «Серп и Молот»
Герман Сафронов в Таллинне
Анна Сафронова среди сотрудников Особого отдела
Герман Сафронов на Ленинградском фронте
Анна Сафронова среди сотрудников «СМЕРШа»
Черчилль, Рузвельт и Сталин на Ялтинской конференции
А.Н. Косыгин
Сотрудники 6-го отдела 3 Управления КГБ СССР. Фотография 1965 года. А.З. Шилин в 1-м ряду 3-й справа. А.Н. Сафронова 1 ряд, втор
Цинев Г.К. поздравляет ветерана А.Н. Сафронову с праздником 8-е Марта.
Страшные огненные мили.
Подобный материал:
Альманах военной контрразведки (Серия «Спецслужбы России»)/ Выпуск I: «Морской» (Продолжение)

«Огненные мили» - рассказ фронтовички о Великой отечественной войне


Капитан 3 ранга

Слепнев Владимир Григорьевич.

Выпускник ВКШ КГБ СССР им. Ф.Э. Дзержинского.

В 1978 – 1998 годах оперуполномоченный, ст. оперуполномоченный ОО КГБ СССР по Краснознаменному Северному флоту и Ленинградской Военно-Морской базе.


морским контрразведчикам





Часть молодости лучшую, наверно,

Мы провели на атомных подлодках,

На Севере. И если откровенно,

Была та служба не для робких.

Поныне в памяти рисуется картина,

Как строго, величаво, даже гордо,

На Боевую Службу субмарина

Идет сквозь строй извилистых фиордов.

Уж за кормою Мотовский залив,

Рыбачий медленно в тумане тает

И песни лучшей северный мотив

Глаза на миг росою застилает.


Долг перед Родиной исполнив безупречно,

К заснеженным скалистым берегам

Мы возвращаемся конечно,

На радость близким и назло врагам.

Почтим в День Флота всех, почивших в море…

Семь футов пожелаем под килем

Морским чекистам, пусть их минует горе,

За это чарки полные нальем!


Старший лейтенант

госбезопасности

Сафронова

Анна Николаевна

Ветеран военно-морской контрразведки «СМЕРШ» и 6 отдела ВКР КГБ СССР. Ветеран Великой Отечественной войны. (На фото 1943 г. слева)


«Огненные мили»


Все интересное притягательно. И, по-видимому, наш Альманах в этом плане не исключение.

Не успел авторский коллектив закончить верстку первого и согласовать очередность публикаций второго, как нам позвонили и сообщили, что в материале электронной версии Альманаха имеется ветеранский портрет мамы одного нашего товарища морского офицера, которая была офицером «СМЕРШа» в годы Великой Отечественной войны.

Еще через день мы установили ее московский адрес и, по предварительной договоренности, я выехал на встречу с этой женщиной.

Небольшая, уютная квартира в Теплом Стане. А в ней миниатюрная светлая старушка, с удивительно чистым голосом и доброжелательной улыбкой. Это Анна Николаевна Сафронова. И вот ее личные слова, записанные на репортерский диктофон…

«Родилась я на Дону, в селе Стригунки 24 сентября 1919 года, в крестьянской семье. Затем мы переехали в город Белев Тульской области. Там я закончила десять классов местной школы и решив стать летчицей, подала документы в Ленинградскую военно-воздушную инженерную академию им.К.Е.Ворошилова.

Однако по состоянию здоровья к вступительным экзаменам в нее я допущена не была и решила поступить в железнодорожный институт. Туда не прошла по конкурсу и по рекомендации своего дяди, в 1939 году поступила на работу в Гатчинский отдел НКВД. Через некоторое я была избрана секретарем гатчинского, а еще спустя непродолжительное время, членом бюро ленинградского обкома комсомола. Приходилось много ездить по области, общаться с самыми разными людьми и эта работа была мне по душе.

В одной из поездок, мой близкий знакомый - начальник Особого отдела базирующейся под Ленинградом авиационной дивизии, предложил мне перейти к нему на работу и переехать в Таллинн.

Весну 1941 года я встретила секретарем-шифровальщиком Особого отдела Таллиннского военного гарнизона. Подчинялись мы Особому отделу Балтийского флота, значительная часть которого, и в том числе лидер крейсер «Киров», базировалась в Таллинне.

22 июня началась Великая Отечественная война.

С первых же дней Таллинн стала бомбить немецкая авиация, которой активно противодействовали стоящие на рейде корабли. Особенно мощно отражал эти атаки крейсер «Киров», от залпов которого сотрясался весь рейд. По ночам это была страшная картина - город горел.

2
Крейсер «Киров»
8 августа 1941 года мы получили приказ об эвакуации. Упаковали в металлические шкатулки секретные документы и шифркоды, после чего в порту все сотрудники Особого отдела флота погрузились на плавмастерскую «Серп и Молот». Это было огромное судно, загруженное людьми и военным снаряжением «под завязку».

О
Плавмастерская «Серп и Молот»
тходили под непрерывными бомбежками. Через некоторое время судно получило несколько пробоин, стало крениться и нам приказали подняться на верхнюю палубу без вещей. С собой, в противогазной сумке, я смогла унести только мое любимое крепсатеновое синее платьице с кружевным воротничком.

Весь залив был усеян движущимися под взрывами кораблями. Рядом с нами проходил эсминец, с курсантами Фрунзенского военно-морского училища, откуда раздался крик, - Нюра, Нюра Казакова, это я, Женя!

Среди курсантов с винтовками, на палубе был мой одноклассник по школе Женя Бочаров, с которым мы жили на одной улице.

-Передай родным, что у меня все в порядке!, - кричал он, размахивая бескозыркой.

Женю я больше не встречала, их корабль погиб на переходе, о чем впоследствии я рассказала его маме…

Бомбежки продолжались непрерывно и на второй день в следующее рядом с нами судно «Верония», на котором находились семьи командиров, попало несколько бомб, оно стало тонуть. Как впоследствии рассказывали очевидцы, в числе других, в воде оказалась жена командующего Балтийским флотом адмирала В.Ф. Трибуца. Ее спасла плавающая мина, за взрыватели которой женщина держалась руками до тех пор, пока не была подобрана моряками с подошедшего тральщика. За время, проведенное в воде, она поседела.

В наш «Серп и Молот» тоже попало несколько бомб, я оказалась в воде и в числе других была подобрана катером, который высадил нас на остров Гогланд.

Из нашего отдела спаслись всего несколько человек и в том числе начальник Лазарь Моисеевич Иоффик, который принял на себя общее командование над военнослужащими. На острове, под бомбежками, мы прожили несколько дней, после чего тральщиком были эвакуированы в Кронштадт, а оттуда доставлены в Ленинград, на Литейный проспект в «Большой дом».


Герман Сафронов в Таллинне

Там я продолжила свою службу секретаря-шифровальщика и от сотрудников Особого отдела Ленинградской ВМБ впервые услышала о

капитане Германе Сафронове, который в первые дни войны был отправлен в Таллинн для организации агентурного подполья на его территории. Все сокрушались, что их товарищ, который до настоящего времени не вернулся с задания, по- видимому, погиб.

В
один из таких дней, когда я в своем синеньком платьице работала в приемной начальника управления, в нем появился веселый бородатый мужчина с автоматом, в измазанных грязью армейской плащ-палатке и сапогах.

-
Анна Сафронова среди сотрудников Особого отдела
Что здесь за «васильки» в мое отсутствие появились?,- засмеялся он, вешая свою замызганную плащпалатку на мой единственный черный жакетик, который подарили девушки отдела. Затем подошел к столу, хитро на меня посмотрел и заявил, - авось, женой будешь.

- А кто вы такой?,- поинтересовалась я у незнакомца.

- Я старший оперуполномоченный Герман Иванович Сафронов, - ответил тот.

Еще через несколько секунд в приемную набежали опративники, появился начальник и все стали радостно обнимать своего воскресшего товарища.

С этого момента и началась наша дружба с моим будущим мужем. Мы несколько раз сходили в кино, навестили его квартиру на Петроградской стороне, а через непродолжительное время Герман Иванович был назначен начальником Особого отдела стрелковой дивизии и убыл на Ленинградский фронт.

М
Герман Сафронов на Ленинградском фронте

Герман Сафронов среди сотрудников «СМЕРШа»

Анна Сафронова среди сотрудников «СМЕРШа»
еня же перевели в отдел военной контрразведки «СМЕРШ» в мотострелковую дивизию под Шлиссельбург и на некоторое время наши фронтовые дороги разошлись. К этому времени я уже была лейтенантом, в совершенстве освоила специальность шифровальщика и помимо ее выполняла задания по доставке спецдонесений в другие подразделения контрразведки Волховского фронта, в сопровождении охраны.

Далее пришлось служить в отделе контрразведки Ладожской военной флотилии и под бомбежками многократно ездить по «дороге жизни». Одна такая поездка едва не закончилась для меня трагически – служебная «эмка» с шифрдокументами провалилась в полынью и мы едва не утонули в ледяной купели.

В 1945 году меня перевели в Особый отдел Черноморского флота, где мне довелось встретиться с президентов США Теодором Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчилем, которые приезжали по приглашению И.В.Сталина на Ялтинскую конференцию.

Причем при довольно необычных обстоятельствах.

Дело в том, что контрразведка флота обеспечивал безопасность проведения встречи глав Большой тройки непосредственно в Ялте, и наши оперативники пригласили меня посетить Ливадийский дворец, где они работали.

Попали мы, как говорят, «с корабля на бал». Наш начальник, генерал ___ Ермолаев пил в это время кофе в гостевом зале вместе с Рузвельтом и Черчилем.

Кто-то из них поинтересовался через переводчика, кто из шифровальщиков обеспечивал бесперебойную обработку информации конференции. Ермолаев вызвал меня и представил высоким гостям. Те очень удивились, увидев совсем молоденькую девушку, поцеловали мне руку и пригласили к столу, выпить с ними чашечку кофе. Отказываться было не принято, пришлось согласиться, после чего, поблагодарив их за угощение, я покинула зал.

Видела и жену Рузвельта, которая после отъезда мужа, почему-то несколько дней проживала в Севастополе, во флигеле, расположенном рядом с Особым отделом. Однажды мы даже приветственно помахали друг другу руками.

В
Черчилль, Рузвельт и Сталин на Ялтинской конференции
один из дней апреля 1945 я обнаружила на столе шифрпоста спецсообщение начальника Особого отдела одной из армий, за подписью майора Сафронова. Это был мой Герман. С ответом на сообщение, адресату ушла и маленькая записка.

Как мне потом рассказывал его заместитель, Алексей Иванович, их армия заканчивала войну в Германии и Герман Иванович сетовал, что в отличие от других, ждущих на родине встреч с женами и невестами, ему на свидание с любимой надеяться не приходилось – потерял. А потом пришел ответ на его сообщение и он, держа записку в руке, торжественно заявил всем: «Ребята! Моя жена нашлась!»

Затем была Победа.

В 1946 году мы встретились с Германом Ивановичем в Одессе, поженились и продолжили службу в Особом отделе Одесского военного округа.

Там тогда еще действовала знаменитая банда «Черная кошка», с которой по-военному разобрались вернувшиеся с фронта офицеры.

Руководимое мужем подразделение обеспечивало безопасность штаба округа, который в то время возглавил маршал Советского Союза Г.К. Жуков. С Георгием Константиновичем у Германа Ивановича сложились самые теплые дружеские отношения, и я тоже знала его семью, хотя и не близко.

Однако службу в контрразведке мужу пришлось оставить. В период войны он получил три ранения и три контузии, что серьезно сказалось на его здоровье и повлекло длительное лечение в ленинградском госпитале Эрисмана.

После рождения двоих сыновей и демобилизации в 1948 году, мы переехали в Ленинград, где встал вопрос, чем заниматься в мирной жизни.

В этот период, навестив московских родственников мужа, по моему настоянию мы зашли в Министерство легкой промышленности, которое тогда возглавлял А.Н. Косыгин, в довоенное время подчиненный Германа Ивановича по работе на ткацкой фабрике им. Желябова.

В
А.Н. Косыгин
стретил он нас очень тепло и предложил мужу должность директора ленинградского текстильного комбината. Там Герман Иванович проработал до 1952 года, перенес три инфаркта и получил категорическое заключение медкомиссии о невозможности дальнейшей трудовой деятельности, и срочной перемене места жительства. Пришлось переезжать в Москву, обменяв свое ленинградское жилье на комнату в деревянном доме. Здесь мы встретили фронтового товарища мужа – генерала Прещепу, который порекомендовал мне вернуться на работу в Комитет государственной безопасности.



Сотрудники 6-го отдела 3 Управления КГБ СССР. Фотография 1965 года. А.З. Шилин в 1-м ряду 3-й справа. А.Н. Сафронова 1 ряд, вторая справа.

Я так и сделала и вскоре продолжила службу на Лубянке, в должности секретаря отдела морской контрразведки. За это время моими начальниками были генерал-лейтенант Борис Андреевич Еронин, капитан 1 ранга Владимир Сергеевич Скляренко, контр-адмирал Владимир Иванович Батраков и контр-адмирал Петр Харлампиевич Романенко.


Курировал нас заместитель Председателя КГБ СССР генерал-лейтенант Георгий Карпович Цинев.




В
Цинев Г.К. поздравляет ветерана А.Н. Сафронову с праздником 8-е Марта.
1956 году Германа Ивановича не стало, и я осталась с двумя детьми на руках в своих деревянных «хоромах». Руководство управления пошло мне навстречу и через некоторое время направило в служебную командировку в Особый отдел ГСВГ в Германию, в город Потсдам.

В отставку я вышла в 1975 году, приобрела небольшую кооперативную квартиру и еще некоторое время трудилась на кадровой работе в Большом Театре и других учреждениях. Мой сын полковник в отставке, подрастают внуки, но дает знать о себя возраст.

В память о службе остались боевые награды и воспоминания.

Отрадно, что ветераны военно-морского отдела меня не забывают, часто звонит Владимир Иванович Батраков и другие, а тут еще и вы заехали, смутили душу. Значит, кому-то мы еще нужны…»

На прощание я поцеловал Анне Николаевне руку и подарил коробку шоколада. А что мы еще пенсионеры ветераны можем?


СТРАШНЫЕ ОГНЕННЫЕ МИЛИ.

(Дополнение к рассказу А.Н. Сафроновой).


В конце августа 1941 года резко обострилась обстановка под Ленинградом, враг находился менее чем в ста километрах от города. В то же время главная база Балтфлота - Таллинн, отчаянно оборонялась. Около 16 тыс. моряков КБФ сошли на берег, чтобы помочь потрепанным частям 10-го стрелкового корпуса Красной Армии, защищавшим этот участок. Всего столицу Эстонии обороняли менее 27 тысяч человек. Им противостояла почти стотысячная группировка вермахта, усиленная значительным количеством танков и авиации. Исход сражения предопределить было нетрудно.

С 15 июля Военный совет КБФ дал указание инженерному отделу флота начать строительство рубежей обороны. За недостатком времени и сил удалось лишь создать систему и несколько укреплённых дотов и заграждений на наиболее опасных направлениях. Существенную помощь обороняющимся оказала артиллерия флота. Но силы всё равно была не равны.

24 августа 1941 года немецко-фашистские войска, прорвав передовые рубежи обороны Таллинна, вплотную подошли к городу, и стали обстреливать из тяжелых орудий порт и стоящие в гавани корабли. Авиация противника также непрерывно наносила удары по рубежам обороны, городу и кораблям. Таллинн мог стать очередной могилой кораблей русского флота.

Наконец, 26 августа, находившийся в городе, командующий КБФ вице-адмирал В.Ф. Трибуц получил из Ставки ВГК приказ на эвакуацию армейских частей и кораблей в Кронштадт. В это время бои велись уже в городской черте. В ночь 27 августа противник захватил район парка Кадриорг на восточной окраине города и начал обстрел порта из тяжелых миномётов.

Для прорыва были сформированы: отряд главных сил под командованием Трибуца, державшего флаг на крейсере “Киров”, отряд прикрытия под командованием контр-адмирала Ю.А. Пантелеева, арьергард под командованием контр-адмирала Ю.Ф. Ралля и 4 конвоя, которые должны были быть прикрыты этими тремя отрядами боевых кораблей. Кроме того, в районе острова Гогланд был развернут отряд из 39 малых кораблей под командованием капитана 2 ранга И.Г. Святова. Кроме крейсера “Киров” в отряд главных сил входили: лидер “Ленинград”, 3 ЭМ, 4 ПЛ, 5 БТЩ, 6 МО, штабное судно “Пиккер”, ледокол и 5 торпедных катеров, которые во время перехода так и не смогли соединиться с отрядом. В отряд прикрытия входили: лидер “Минск”, 2 ЭМ, 4 ПЛ, 5 ТЩ, 4 МО, 4 торпедных катера и спасательное судно “Нептун”. Арьергард состоял из 5 ЭМ, 3 СКР, 5 МО и 2 торпедных катеров. В конвои входили 21 крупный транспорт, 5 СКР, 3 КЛ, 42 тихоходных и катерных тральщиков, 6 МО, плавбаза “Ленинградсовет”, уникальная плавмастерская “Серп и Молот”, гидрографическое судно “Азимут”, ледокол, танкер, 2 сетевых заградителя, 3 ПЛ, спасательное судно, 8 малых судна и буксир. При выходе и гавани к ним присоединились еще около 30 судов.

В 18 часов подрывные команды начали уничтожение материальных ценностей и портовых сооружений. Взрывы гремели до глубокой ночи и все-таки в спешке многое увести или уничтожить не удалось. В гавани было подорвано, затоплено или просто брошено более 50 плавсредств. Здесь лег на дно известный минный заградитель 1-й мировой войны, а теперь несамоходная плавбаза “Амур”. Около 22 часов началась посадка войск на корабли и транспорты, продолжавшаяся до рассвета. Всего было принято на борт около 30 тысяч бойцов и большое количество гражданских беженцев (по некоторым данным не менее 15 тысяч человек). И все равно взять всех не смогли. У Таллинна попало в плен более 11 тысяч человек и 8,5 тысяч погибло или пропало без вести. Задержка с погрузкой и усилившееся волнение моря, не позволявшее проводить тральные работы, заставило конвои простоять у островов Найсаар и Аэгна до утра следующего дня. Только в полдень 28 августа начали движение первые суда каравана, а главные силы взяли курс на Кронштадт в 17 часов. В этот день нашим морякам повезло - по каким-то причинам немецкая авиация не разбомбила скопление кораблей, стоявших в течение почти всего дня. Но на этом везение окончилось.

Из трех возможных маршрутов к Кронштадту - северному, центральному и южному - был выбран Центральный фарватер, наиболее короткий (около 200 миль) и удаленный от берега, уже на большом протяжении занятого противником. Однако этот фарватер был наиболее плотно заминирован немцами и финнами. К тому же к концу августа на флоте уже остро ощущался недостаток тральщиков, треть из которых было потеряно в первый месяц войны при выполнении несвойственных им задач. По теоретическим расчетам для надежного противоминного обеспечения Таллиннского прорыва надо было иметь не менее 100 тралящих кораблей специальной постройки. В распоряжении Трибуца было всего 10 базовых и 13 тихоходных тральщиков, 2 деревянных тральщика и 22 катера-тральщика. Минная опасность на Северном фарватере резко снижалась, зато реальной становилась встреча с крупными немецкими боевыми кораблями, подводными лодками и немецкими и финскими торпедными катерами. В последствии эта угроза не подтвердилась. По мнению контр-адмирала Ралля и многих офицеров штаба, наиболее безопасным был, проходящий вдоль эстонского берега, Южный фарватер. Хотя береговая полоса на большом протяжении недавно была захвачена немцами, но они не успели установить там крупнокалиберные береговые батареи, а полевую артиллерию 180-мм пушки крейсера “Киров”, 130-мм и 102-мм орудия лидеров и эсминцев могли легко подавить. Однако с 9 августа этот маршрут был закрыт специальным приказом командующего Северо-западным направлением маршала Ворошилова. Высшее руководство боялось, что часть поврежденных судов может выброситься на берег и попасть в руки противника, поэтому оно предпочло, чтобы они утонули на Центральном фарватере. На просьбу командования КБФ разрешить использование Южного фарватера последовал категорический отказ и Трибуц не решился ослушаться.

Через несколько часов после начала движения, растянувшуюся на 15 миль, колонну из почти двухсот кораблей и судов атаковали вражеские самолеты, добившиеся попаданий в ряд транспортов и заставившие их маневрировать в узком протраленном фарватере. В результате чего, до наступления темноты подорвались на минах и затонули 4 судна и еще несколько получили повреждения. Из-за сдвига графика движения, основная часть кораблей вошла в зону плотных минных полей с наступлением темноты, когда было трудно заметить плавающие мины, подрезанные минными тралами. Вскоре подорвались и погибли тральщики “Краб” и “Барометр”, у трех из пяти тральщиков отряда главных сил минными защитниками были перебиты тралы. Четыре из пяти тральщиков отряда прикрытия присоединились к основному отряду. Протраленная полоса сузилась, и начались подрывы боевых кораблей и транспортов. В числе погибших в этот вечер и ночь: подводные лодки “С-5” и “Щ-301”, эсминцы “Скорый”, “Калинин”, “Артем”, “Володарский”, “Яков Свердлов”, сторожевые корабли “Циклон”, “Снег” и “Топаз”, транспорты “Алев”, “Элла”, “Эверита”, “Луга”, “Ярвамаа”, штабной корабль КБФ “Вирония”, спасательное судно “Сатурн”, плавучий маяк “Восток”, ледокол “К. Вальдемарс”. Спасенных людей с этих кораблей было очень мало. Подорвались, но остались на плаву лидер “Минск”, эсминцы “Славный” и “Гордый”. В темноте “Минск” и эсминцы приняли свои торпедные катера за вражеские и открыли по ним огонь. В результате “ТКА-103” был потоплен, а остальные четыре катера вынуждены были уйти от конвоя. В сложившейся ситуации Трибуц в 23 часа остановил караваны в 40 милях западнее Гогланда и стал дожидаться рассвета. Это было еще одной ошибкой, повлекшей за собой самые тяжелые последствия. Дело в том, что основное минное заграждение было практически пройдено и нужно, пользуясь темнотой, в отсутствии вражеской авиации как можно ближе подойти к своим берегам.

Остатки караванов начали движение только в 5 часов 40 минут 29 августа. С этого момента единого руководства караванами практически не было, а суда были брошены на произвол судьбы. “Киров” в охранении эсминца “Сметливый” и тральщиков быстро пошел к Кронштадту. С ними смог уйти только ледокол “Суур-Тылл”. В 8 часов утра появились первые вражеские самолеты. Отбившись мощной зенитной артиллерией от немецких бомбардировщиков, в 16 часов 40 минут эти корабли первыми вошли на Большой Кронштадтский рейд. Через полчаса сюда же лидер “Ленинград” привел на буксире поврежденный лидер “Минск”, а в 18 часов 20 минут бросили якоря эсминцы “Суровый” и “Славный”. В сумерках подошло спасательное судно “Нептун”. В 22 часа 45 минут эсминец “Свирепый” дотянул “Гордого”. Транспортов в это время на рейде не было. В течение всего дня эскадрильи “Ю-87” и “Ме-109” и “Х-111”, сменяя друг друга, висели над Финским заливом (нашей авиации в небе не было). Практически в отсутствии противодействия, немецкие летчики на выбор топили транспорт за транспортом и расстреливали людей. Из крупных судов до Кронштадта дошли только два транспорта - “Казахстан” и “Эверанна”, а также плавбаза “Ленинградсовет”. Еще несколько дней оставшиеся на плаву суда, исправив повреждения и залатав пробоины, добирались до Кронштадта, Ленинграда и Ораниенбаума, а катера отряда капитана 2 ранга Святова подбирали из воды и снимали с островов спасшихся людей.

Немцам не удалось, как они собирались, «покончить русским флотом на Балтике уже в Таллинне». Всего из Таллинна удалось вырваться немногим более 12 тысяч человек. Ночь с 28 на 29 августа и весь день 29 августа, по-видимому, являются самыми трагическими днями за всю 300-летнюю историю нашего флота. За двое суток перехода в Кронштадт противник практически безнаказанно уничтожил 20 боевых кораблей и катеров (5 эсминцев, 2 подводные лодки, 3 сторожевых корабля, 3 тральщика, канонерскую лодку, морской охотник, 4 катерных тральщика, торпедный катер) и 46 судов. На кораблях и в водах Финского залива погибло около 18 тысяч военнослужащих и большинство беженцев, количество которых никто не учитывал. Памятника жертвам этой трагедии нет до сих пор, так пусть останется вечная память.