Geum.ru

Николай Довгай Утраченный свет

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

3


– Ишь, спохватился! – сказал Лесовичек Старику. – Мама! Папа! А раньше что ж ты их не жалел?

– Глуп был,– сказала Голова. – Думал, что они у него вечные.

– Угу,– сказал Лесовичок. – Максималист он, вот что я тебе скажу. Особенно когда до выпивки доходит.

– Сам ты максималист,– парировала Голова.

– А ты лентяйка. Умницей прикидываешься – а сама лентяйка. У тебя даже и рук-то настоящих нет.

– Но зато есть воображение,– сказала Голова.

– А у меня – эмоции!

– Вот-вот,– сказала Голова. – Твои слепые эмоции. Они-то тебя и довели. Ограничивать их следовало. Ограничивать! А в идеале – вообще искоренить!

– И стать такой же премудрой Головой, как и ты, да?

– А чем плохо? – самодовольно улыбнулась Голова. – Интеллект, братец ты мой, еще никому не вредил.

– Бывало, что и вредил,– возразил Леший. – В особенности, когда находился не в ладах с сердцем.

– Ну вот, опять ты со своим хваленым сердцем высунулся,– поморщилась Голова и вдруг воскликнула пьяным голосом старика. – «Вот тут у меня сердце! Понимаете, тетя Роза, мое сердце!» Ах, ах!

– И еще душа! – напомнил Леший.

– Ну да. Еще твоя душа. А, как же! Ведь ты ж у нас душевный парень, верно? Свой в доску. Всем друг и брат. Тебя кто захотел – тот и повел за собой на поводке. Своего-то ума нет. А была бы у тебя хоть капля разума – ты бы уже давно понял, что живешь в зазеркалье среди сумасшедших. Но ты ж боялся высунуться, показаться смешным!

– Скажи еще, что мне недоставало воли, или там веры, или еще чего,– насмешливо вставил Лесовичек. – И как, однако, это все банально! Как все заезжено, затерто! Такая большая, такая премудрая, – и никакого тебе полета фантазии! Неужели ты и впрямь не можешь выдумать ничего оригинальней! Носишься со своим разумом, как дурень с писаной торбой! А пользы от тебя – пшик!

Лесовичок, вывернул ногу пяткой вперед и стал пренебрежительно притоптывать ею:

– Поучают тут, поучают с утра до ночи, читают нотации, как попугаи! Все разжевали, все разложили по полочкам, запрограммировали на триста лет вперед! Вот и живи весь век так, как за тебя какой-то умник решил, потому что у него, видите ли, голова большая! А чтобы сесть ладком, потолковать по душам… Чайку там попить у самовара…

– Ладно, странник, иди себе с миром,– прерывая словоизлияния Лешего, сказала Голова. – Если уж он начал ворчать – толку не будет.

– Да куда ж мне идти? – спросил Старик.

Леший махнул рукой вглубь леса:

– А вот через этот лесок напрямки и иди. И аккурат выйдешь к берегу детства.

Старик пожал плечами и пошел в лесок. Когда он оглянулся, ни Лешего, ни Головы уже не было. Он двинулся в указанном направлении. Было тихо, сквозь золотистые кроны редких деревьев лился ласковый солнечный свет. Впереди послышалось скорбное рыдание. Плакала женщина – да так жалостливо, как будто схоронила малого ребенка.

Старик прошел еще несколько шагов и увидел могильный холмик, поросший травой, с покосившимся деревянным крестом. Рядом не было ни души, но рыданья стали такими громкими и безутешными, что у него похолодело на сердце.

Он торопливо обогнул могильный холмик и скорым шагом пошел, почти побежал в глубь леса. Ему показалось, что кто-то неприметно наблюдает за ним. Возможно, это были медведи? Он вновь поймал себя на мысли о том, что они где-то рядом, что они затаились, и подстерегают его. Старик был уверен, что им не понравиться, когда они увидят, как он разгуливает по их лесу.

Эта могила с крестом, подумал он, она ведь тоже была как-то связана с ним, с его жизнью. Он ощущал это, но пока никак не мог уловить связи. Ему все казалось, в ней лежало что-то драгоценное, что-то светлое, юное, на чем он некогда поставил крест.

Впрочем, объяснить всего этого Старик себе не мог. Он только чувствовал, что частица его души похоронена в этой могиле, что под этим зеленым холмиком лежит самое главное, самое лучшее, без чего вообще не стоило жить.

И тоска, невыносимая тоска сдавила сердце Старика.

Он рухнул на колени и, уткнувшись головой в сухую теплую траву, горько заплакал.

Он плакал, как маленький мальчик и не было рядом ни мамы, ни папы, которые могли бы утешить его.

И солнце сияло в просветах золотистых крон над кающимся грешником ослепительно ясно. И трава пахла мятой и еще какими-то терпкими запахами. Душа омывалась слезами, словно родниковой водой.

Как он хотел вновь увидеть свой утерянный ласковый мир!

Неужели он обречен бродить в одиночестве по бесчисленным граням этих чуждых и непонятных ему осколков Вселенной, где нет ни близких, ни друзей? Неужели это не сон, и он никогда больше не проснется, не побежит в школу, или на футбольную площадку, не встретит свою черноглазую девчонку? Все, все так бездумно растеряно, растрачено… Что же ожидает его теперь впереди?

За спиной раздался глухой рык.

Он оглянулся и увидел мохнатых дымчатых медведей. Они стояли на двух лапах и смотрели на него печальными укоризненными очами, но ни капли сочувствия не нашел он в их глазах.

Старик поднялся на ноги. Его охватили противоречивые чувства. Ему хотелось броситься навстречу этим медведям, а дальше – будь что будет! Но ему было страшно. Медведи выглядели очень грозно и внушительно – такие не пощадят.

Он повернулся к ним спиной и, не оглядываясь, пошел меж деревьев по узкой тропинке. Медведи, косолапо переваливаясь, последовали за ним.

Лес впереди поредел, и Старик вышел на открытое пространство. Перед ним расстилался широкий луг, поросший зеленой травой. Потянуло свежестью, блеснула на солнце вода. Он подошел к реке и оказался на высоком обрывистом берегу.

Он увидел за рекой свой родной город. По реке плыл белый пароход, и на нем играла музыка, а на палубе стояли нарядные мальчишки и девчонки – выпускники 10А класса.

Старик бросил взгляд назад. По зеленому полю к нему шли мохнатые дымчатые медведи. Они двигались цепью, как солдаты.

Старик поднял голову, взглянул в синее небо, вздохнул полной грудью свежий воздух, и бросился с обрыва в воду.