Белла Ахмадулина. Сборник стихов

Вид материалаДокументы
Мой паоло и мой тициан
Морская раковина
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   ...   68

МОЙ ПАОЛО И МОЙ ТИЦИАН




Склон Удзо высокой луной осиян.

Что там происходит? Размолвка, помолвка

у соловьев? Как поют, Тициан!

Как майская ночь неоглядна, Паоло!


Вином не успел я наполнить стакан,

не вышло! Моими слезами он полом.

Во здравье, Паоло! За жизнь, Тициан!

Я выжил! Зачем, Тициан и Паоло?


Вином поминальным я хлеб окропил,

но мне ваших крыл не вернуть из полета

на грешную землю, где горек мой пир.

Эгей, Тициан! Что мне делать, Паоло?


Пошел бы за вами - да бог уберег.

Вот вход в небеса - да не знаю пароля.

Я пел бы за вас - да запекся мой рот.

Один подниму у пустого порога

слезами моими наполненный рог,

о братья мои, Тициан и Паоло...

x x x




Чего еще ты ждешь и хочешь, время?

Каких стихов ты требуешь, ответствуй!

Дай мне покоя! И, покоем вея,

дай мне воды, прозрачной и отвесной.


Зачем вкруг вью духоту смыкаешь?

Нет крыл моих. Нет исцеленья ранам.

Один стою. О, что ты сделал, Каин!

Твой мертвый брат мне приходился братом.

x x x




Как в Каспийской воде изнывает лосось,

на камнях добывает ушибы и раны

и тоскует о том, что кипело, неслось,

и туманилось, и называлось: Арагви, -

так тянусь я к тебе, о возлюбленный край!

Отчий край, приюти в твоем будущем русле

мою душу-вместилище скорби и ран.

Помещусь ли я в искре твоей, помещусь ли?


Симон Чиковани

НАЧАЛО




О стихи, я бы вас начинал,

начиная любое движенье.

Я бы с вами в ночи ночевал,

я бы с вами вступал в пробужденье.

Но когда лист бумаги так бел,

так некстати уста молчаливы.

Как я ваших приливов робел!

Как оплакивал ваши отливы!

Если был я присвоить вас рад,

вы свою охраняли отдельность.

Раз, затеяв пустой маскарад,

вы моею любимой оделись.

Были вы - то глухой водоем,

то подснежник на клумбе ледовой,

и болели вы в теле моем,

и текли у меня из ладоней.

Вас всегда уносили плоты,

вы погоне моей не давались,

и любовным плесканьем плотвы

вы мелькали и в воду скрывались.

Так, пока мой затылок седел

и любимой любовь угасала,

я с пустыми руками сидел,

ваших ласк не отведав нимало.

Видно, так голубое лицо

звездочет к небесам обращает,

так девчонка теряет кольце,

что ее с женихом обручает.

Вот уже завершается круг.

Прежде сердце живее стучало.

И перо выпадает из рук

и опять предвкушает начало.

МОРСКАЯ РАКОВИНА




Я, как Шекспир, доверюсь монологу

в честь раковины, найденной в земле.

Ты послужила морю молодому,

теперь верни его звучанье мне.


Нет, древний череп я не взял бы в руки.

В нем знак печали, вечной и мирской.

А в раковине - воскресают звуки,

умершие средь глубины морской.


Она, как келья, приютила гулы

и шелест флагов, буйный и цветной.

И шепчут ее сомкнутые губы,

и сам Риони говорит со мной.


О раковина, я твой голос вещий

хотел бы в сердце обрести своем,

чтоб соль морей и песни человечьи

собрать под перламутровым крылом-


И сохранить средь прочих шумов - милый

шум детства, различимый в тишине.

Пусть так и будет. И на дне могилы

пусть все звучит и бодрствует во мне.


Пускай твой кубок звуки разливает

и все же ими полнится всегда.

Пусть развлечет меня - как развлекает

усталого погонщика звезда.

x x x




Две округлых улыбки - Телети и Цхнети,

и Кумиси и Лиси - два чистых зрачка.

О, назвать их опять! И названия эти

затрудняют гортань, как избыток глотка.


Подставляю ладонь под щекотную каплю,

что усильем всех мышц высекает гора.

Не пора ль мне, прибегнув к алгетскому камню,

высечь точную мысль красоты и добра?


Тих и женственен мир этих сумерек слабых,

но Кура не вполне обновила волну

и, как дуб, затвердев, помнит вспыльчивость сабель,

бег верблюжьих копыт, означавший войну.


Этот древний туман также полон - в нем стрелы

многих луков пробили глубокий просвет.

Он и я - мы лишь известь, скрепившая стены

вкруг картлийской столицы на тысячу лет.


С кем сражусь на восходе и с кем на закате,

чтоб хранить равновесье двух разных огней:

солнце там, на Мтацминде, луна на Махате,

совмещенные в небе любовью моей.


Отпиваю мацони, слежу за лесами,

небесами, за посветлевшей водой.

Уж с Гомборской горы упадает в Исани

первый луч - неумелый, совсем молодой.


Сколько в этих горах я камней пересилил!

И тесал их и мучил, как слово лепил.

Превозмог и освоил цвет белый и синий.

Теплый воздух и иней равно я любил.


И еще что я выдумал: ветку оливы

я жестоко и нежно привил к миндалю,

поместил ее точно под солнце и ливни.

И все выдумки эти Тбилиси дарю.