Белла Ахмадулина. Сборник стихов

Вид материалаДокументы
ПЕРЕВОДЫ * Николоз Бараташвили МЕРАНИ
Поэзия-прежде всего
Тебе тринадцать лет
Персиковое дерево
Подобный материал:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   ...   68

12




Каков мерзавец! Но, средь всех затей,

любой наш год - утешен, обнадежен

неистовым рождением детей,

мельканьем ножек, пестротой одежек.

И в их великий и всемирный рев,

захлебом насыщая древний голод,

гортань прорезав чистым острием,

вонзился мой, сжегший губы голос!

Пусть вечно он благодарит тебя,

земля меня исторгшая, родная,

в печаль и в радость, и в трубу трубя,

н в маленькую дудочку играя.

Мне нравится, что Жизнь всегда права,

что празднует в ней вечная повадка -

топырить корни, ставить дерева

и меж ветвей готовить плод подарка.

Пребуду в ней до края, до конца,

а пред концом - воздам благодаренье

всем девочкам, слетающим с крыльца,

всем людям, совершающим творенье.

13




Что еще вам сказать?

Я не знаю, я одобрена вами

иль справедливо и бегло охаяна.

Но проносятся пусть надо мной

ваши лица и ваши слова.

Написала все это Ахмадулина

Белла Ахатовна.

Год рождения - 1937. Место

рождения -

город Москва.

* ПЕРЕВОДЫ *




Николоз Бараташвили

МЕРАНИ




Мчится Конь - без дорог, отвергая дорогу любую.

Вслед мне каркает ворон злоокий: живым я не буду.

Мчись, Мерани, пока не паду я на землю сырую!

С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!


Нет предела тебе! Лишь прыжка опрометчивость

страстная -

Над водою, горою, над бездною бедствия всякого.

Мой летящий, лети, сократи мои муки и странствия.

Не жалей, не щади твоего безрассудного всадника!


Пусть отчизну покину, лишу себя друга и сверстника,

Не увижу родных и любимую, сладкоречивую, -

Но и в небе чужбины звезда моей родины светится,

Только ей я поведаю тайну страдания чистую!


Все, что в сердце осталось, - влеку я во мглу голубую,

Все, что в разуме живо, - безумному бегу дарую!

С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!

Мчись, Мерами, пока не паду я на землю сырую!


Пусть не ведать мне ласки родного кладбища пустынного,

Тени предков со мной не поделятся миром и славою!

Черный ворон мне роет могилу средь поля постылого.

И останки костей моих будут для вихря забавою.


Не сойдутся родные - простить мне грехи и провинности,

Не заплачет любимая - крикнут голодные коршуны!

Мчись, Мерани, вперед, за пределы судьбы меня вынеси,

Не бывал я покорным и впредь не узнаю покорности!


Пусть отвергнутый всеми и проклятый всеми, умру я.

Враг судьбы - презираю разящую силу слепую!

Мчись, Мерани, пока не упал я на землю сырую!

С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!


Не бесплодно стремленье души обреченной и раненой!

Мой собрат небывалый продолжит прыжок мой над

пропастью.

Неспроста, о Мерани, не зря, не впустую. Мерани мой,

Мы полет затевали, гнушаясь расчетом и робостью!


Мчится Конь - без дорог, отвергая дорогу любую.

Вслед мне каркает ворон злоокий: живым я не буду.

Мчись, Мерани, пока не паду я на землю сырую!

С ветром бега смешай моих помыслов мрачную бурю!


Галактион Табидзе

ПОЭЗИЯ-ПРЕЖДЕ ВСЕГО




О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,

прежде времени, прежде меня самого,

прежде первой любви, прежде первой травы,

прежде первого снега и прежде всего.


Наши души белеют белее, чем снег.

Занимается день у окна моего,

л приходит поэзия прежде, чем свет,

прежде Свети-Цховели и прежде всего.


Что же, город мой милый, на ласку ты скуп?

Лишь последнего жду я венка твоего,

и уже заклинанья срываются с губ:

Жизнь, и Смерть, и Поэзия - прежде всего.

ТЕБЕ ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ




Тебе тринадцать лет. О старость этих

двух рук моих! О добрый мир земной,

где детские уста всех арифметик

тринадцать раз смеются надо мной!

Я путаюсь в тринадцати решеньях -

как весело! Как голова седа!

Тринадцать пуль отлей мне, оружейник,

н столько ж раз я погублю себя.

О девочка, ребенок с детским жестом,

привставшая над голубым мячом,

как смело ты владеешь вечно женским

и мудрым от рождения плечом.

Я возведен - о точность построенья! -

причудой несчастливого числа

в тринадцатую степень постаренья.

О, как, шутник, твоя слеза чиста!

ПЕРСИКОВОЕ ДЕРЕВО




Опять смеркается, и надо,

пока не смерклось и светло,

следить за увяданьем сада

сквозь запотевшее окно.


Давно ли, приминая гравий,

я здесь бродил, и на виду,

словно букет меж чистых граней,

стояло дерево в цвету.


Как иноземная царевна,

казало странные черты,

и пахли горько и целебно

им оброненные цветы.


Его плодов румяный сахар

я собирал между ветвей.

Оно смеялось - добрый знахарь

той детской радости моей.


И все затем, чтоб днем печальным

смотреть немея, не дыша,

как в легком выдохе прощальном

возносится его душа.


И - все охвачено верченьем,

круженьем, и в глазах темно.

Как будто в небе предвечернем,

в саду моем красным-красно.


Сиротства огненный оттенок

ложится на лицо и грудь,

обозначается на стенах

в кирпич окрашенная грусть.


Я сам, как дерево седое,

внутри оранжевой каймы

над пламенем .и над водою

стою в предчувствии зимы.