Белла Ахмадулина. Сборник стихов

Вид материалаДокументы
Олени на гумне
В сигнахи, на горе
Гремская колокольня
Подобный материал:
1   ...   47   48   49   50   51   52   53   54   ...   68

ОЛЕНИ НА ГУМНЕ




Я молод был. Я чужд был лени.

Хлеб молотил я на гумне.

Я их упрашивал:

- Олени!

Олени, помогите мне!


Они послушались. И славна

работали мы дотемна.

О, как смеялись мы, как сладка

дышали запахом зерна!


Нас солнце красное касалось

и отражалось в их рогах.

Рога я трогал - и казалась,

что солнце я держу в руках.


Дома виднелись. Их фасаду

закат заглядывал в лицо.

И вдруг, подобная фазану,

невеста вышла на крыльцо.


Я ей сказал:

- О, совпаденье!

Ты тоже здесь? Ты - наяву?

Но будь со мной, как сновиденье,

когда засну, упав в траву.


Ты мне привидишься босая,

босая, на краю гумна.

Но, косы за плечи бросая,

ты выйдешь за пределы сна.


И я скажу тебе:

"Оденем

оленям на рога цветы.

Напьемся молоком оленьим

иль буйвольим - как хочешь ты".


Меж тем смеркается, и вилы

крестьянин прислонил к стене,


и возникает запах винный,

и пар клубится на столе.


Присесть за столик земледельца

и, в сладком предвкушенье сна,

в глаза оленьи заглядеться

и выпить доброго вина...

БЫКИ




Что за рога украсили быка!

Я видел что-то чистое, рябое,

как будто не быки, а облака

там шли, обремененные арбою.


Понравились мне красные быки.

Их одурманил запах урожая.

Угрюмо напряженные белки

смотрели добро, мне не угрожая.


О, их рога меня с ума свели!

Они стояли прямо и навесно.

Они сияли, словно две свечи,

и свечи те зажгла моя невеста.


Я шел с арбой. И пахло все сильней

чем-то осенним, праздничным и сытым.

О виноградник юности моей,

опять я янтарем твоим осыпан.


Смотрю сквозь эти добрые рога

н вижу то, что видывал когда-то:

расставленные на лугу стога,

гумно и надвижение заката.


Мне помнится - здесь девочка была,

в тени ореха засыпать любила.

О женщина, ведущая быка,

сестра моя! Давно ли это было?


Прими меня в моих местах родных

и одари теплом и тишиною!

Пусть светлые рога быков твоих,

как месяцы, восходят надо мною.

АНАНИЯ




Люблю я старинные эти старания:

сбор винограда в ущелье Атени.

Волов погоняет колхозник Анания,

по ягодам туты ступают их тени.


Пылает оранжевым шея вола!

Рогам золотым его - мир и хвала!

Сквозь них мне безмерная осень видна.

Уже виноград претерпел умиранье.


Но он воскресает с рожденьем вина,

в младенчестве влаги, что зрела века.

Ведь эта дорога и прежде вела

туда, где хранит свои тайны марани.


Ах, осени этой труды и сияния!

А вон и ореха обширная крона, -

как часто под ней засыпал ты, Анания,

и было лицо твое славно и кротко.


Меж тем вечереет, и, в новой длине,

все тени бредут в неживой вышине,

как луны, мерцают волы при луне,

и столько добра и усталости в теле.


Как часто все это припомнится мне:

тяжелые скрипы арбы в тишине

и, в мирном и медленном лунном огне,

Анания, и волы, и Атени...

В СИГНАХИ, НА ГОРЕ




Я размышлял в Сигнахи, на горе,

над этим миром, склонным к переменам,

Движенье неба от зари к заре

казалось мне поспешным и мгновенным.


Еще восхода жив и свеж ожог

и новый день лишь обретает имя,

уже закатом завершен прыжок,

влекущий землю из огня в полымя.


Еще начало! - прочности дневной

не научились заново колени.

Уже конец! - сомкнулось надо мной

ночное благо слабости и лени.


Давно ли спал младенец-виноград

в тени моей ладони утомленной?

А вот теперь я пью вино и рад,

что был так добр к той малости зеленой.


Так наблюдал я бег всего, что есть,

то ликовал, то очень огорчался,

как будто, пребывая там и здесь,

раскачивал качели и качался!

ГРЕМСКАЯ КОЛОКОЛЬНЯ




Всему дана двойная честь

быть тем и тем:

предмет бывает

тем, что он в самом деле есть,

и тем, что он напоминает.


Я представлял себе корабль

всегда, когда смотрел на Греми.

Каким небесным якорям

дано держать его на гребне?


Я знал - нет смерти на земле,

нет ничему предела, если

опять, о Греми, на заре

твои колокола воскресли.


Вкусивший гибели не раз,

твой грозный царь, поэт твой бедный,

опять заплакал Теймураз,

тобой возвышенный над бездной.


Кахетии так тяжела

нагрузка кисти виноградной.

Вокруг покой и тишина

и урожая вид нарядный.


От заслонивших очи слез

в счастливом зрительном обмане,

твой странник, Греми, твой матрос,

гляжу, как ты плывешь в тумане.