Михаил Георгиевич Гиголашвили
| Вид материала | Документы |
- Красильников Дмитрий Георгиевич, Барбанель Михаил Владимирович, Троицкая Елизавета, 716.73kb.
- Красильников Дмитрий Георгиевич, Пунина Ксения Александровна учебно-методический комплекс, 856.5kb.
- Учебно-методический комплекс учебной дисциплины история русской литературы ХХ начала, 543.39kb.
- Т н. Михаил Георгиевич Ерошенков. Сайт: www eac-ras ru Г. В. Рожков Генезис инновационной, 12885.69kb.
- Выпускная работа по «Основам информационных технологий» Магистрант кафедры международного, 307.23kb.
- С. Кара-Мурза, А. Александров, М. Мурашкин, С. Телегин, 6654.32kb.
- С. Кара-Мурза, А. Александров, М. Мурашкин, С. Телегин, 6654.45kb.
- Исследовательская работа Тема Великой Отечественной войны в поэзии М. Г. Чехонина, 92.74kb.
- Константин Георгиевич Малышевский, клуб "Лето", г. Красноярск, 823.44kb.
- Красильников Дмитрий Георгиевич, Троицкая Елизавета Александровна учебно-методический, 356.51kb.
17
В рыбный ресторан «Над Курой» я Бати затащил Нану почти насильно:
— Пойдем, посидим. Форель! Осетрина на вертеле! Рыба полезна! На веранде прохладно…
Народу было достаточно. Бати поприветствовал сторожа и повел Нану на веранду, где ветерком сдувало запах жарящейся рыбы. Расположились. Он снял с подноса закуски, принесенные официанткой, похожей на беременную слониху. Заказал водку, шампанское, форель, жареную осетрину.
— Форели — сколько? Золотой мой, сколько форели? У нас форель кру-упная, — уточнила официантка с тройным подбородком и складчатыми запястьями. — Форель жи-ирная, на меня похожая!..
— Реши сама! — ответил Бати. — Много тяпнула сегодня? Небось, все стаканы допила?
— Сколько выпила — все мое! — погрозила она ему толстым пальцем со вросшим обручальным кольцом.
Нана некоторое время осматривалась — она никогда не была тут. Потом попробовала сома в уксусе. Бати, в хорошем настроении, пил за удачу, за все хорошее, и ел рыбу руками, приговаривая:
— Рыбу — ножом? Не-ет! На Кавказе все нужно есть руками!
Глядя, как он копается в рыбе, Нана почему-то вспомнила покойного отца, который все ел вилкой и ножом, никогда, даже будучи один, не касался рукой куриной ножки (только салфеткой), колол кусочек сахара на четыре части, бутерброды аккуратно разрезал ножом на ровные квадратики и отправлял в рот вилкой. Эти ровные квадратики она запомнила на всю жизнь.
Выпили еще. Закурили. Посидели немного, отяжелев от еды и солнца, наблюдая, как на другом берегу реки, под пятнистыми стенами набережной, мальчишки удят рыбу.
— Вкусно? — спросил Бати.
Нана улыбнулась:
— Я люблю рыбу.
— Тогда выпьем за будущее! — предложил он, уточнив: — За наше совместное будущее!
— Что ты имеешь в виду? — сумрачно поинтересовалась она, чувствуя, как вместе с волной опьянения накатывает тоска.
— Но как же… Ты, видимо, восприняла мое предложение в шутку? Я не шутил! И ты, кстати, не ответила мне еще…
— Вот ты о каком будущем говоришь… Но ведь это — дело серьезное. Нельзя так сразу… И потом… — Нана неопределенно повела плечами, не находя нужных слов. Ей хотелось, чтобы Бати сам понял то, что она хочет сказать, и не обиделся, поскольку он ей нравился. Но что он должен понять — она сама не знала толком. Наверно, чтобы не спешил и не торопил ее с решением.
— Конечно, сразу нельзя! — как-то обрадованно склонился Бати над столом. — Надо привыкнуть, поближе узнать человека… — И вдруг, помимо своей воли, гадко подмигнул ей.
Нане стало страшно.
К столу, с трудом продвигаясь по узкой веранде, подковыляла официантка.
— Птички мои, вам ничего не надо? Форель жа-арится! — уставилась она на них добродушными глазами. Только что за соседним столиком она хлопнула очередной стаканчик и теперь утирала слезы.
— То, что нам надо, от тебя, к сожалению, не зависит, — с намеком вздохнул Бати и протянул ей свой стакан. — На вот, выпей за нас!
Официантка, приняв, склонила по-собачьи голову и ласково проговорила:
— Вы оба такие хоро-ошие, такие сла-адкие, так подходите друг к другу! Дай вам Бог счастья! — И она, на секунду прикрыв глаза, будто помолившись, опрокинула водку в густо накрашенный рот.
— Вот! Ведь правду говорит, — обрадовался Бати и указал на Нану. — А она не верит!
— Все будет хорошо! — уверенно качнула шиньоном официантка, и ее круглые глаза опять увлажнились. Она вынула из кармана необъятного передника чистый стаканчик в салфетке и протянула его Бати, а грязный спрятала в передник.
Налив себе до краев, он пробормотал:
— Дай-то Бог! — и выпил.
Нана тоже выпила. Ей вдруг понравилось, с какой уверенностью официантка сказала, что все будет хорошо. «Может быть, действительно?…» — с робкой надеждой подумала она.
Тут некстати вспомнился Ладо — загнанный, издерганный, которому вечно плохо. Недавно пришел к ней на работу, устроил очередной разбор: где была, что делала, ревновал, злился и, кроме раздражения, ничего в ней не вызвал, да еще сообщил напоследок, что ему срочно нужны деньги, не могла бы она взять в своей кассе пару тысяч на месяц? Надо, видите ли, срочно съездить в Нальчик!..
Последняя встреча оставила в ней неприятный осадок, как, впрочем, и многие свидания за последнее время. Когда Ладо ревновал Нану по пустякам, забираясь все глубже, доходя до криков и грязных подозрений, в эти минуты он превращался в чудище. И тогда она сокрушенно думала: к чему вся эта верность, если он все равно не верит ей, как не верил никогда и никому, даже своей жене, в чем сам и признавался. В ревности Ладо бывал смешон и жалок, как, впрочем, и всякий мужчина. Вообще с появлением Бати Нана стала чувствовать себя более независимо…
Бати что-то говорил. Она встрепенулась:
— Извини, я прослушала, задумалась. О чем ты?
Оказывается, он приглашал ее после ресторана покататься. Нана усмехнулась:
— Я не школьница. Катания мне не нужны.
Он смолчал, закурил, разлил по бокалам шампанское и принялся витиевато пить за любовь, но говорил такие затасканные фразы, что ей стало противно, хотя в голове промелькнуло хмельное: «Что, в самом деле? Человек делает предложение, а я — на дыбы! Это же то, о чем я мечтала — предложение! Вот оно! Выгодное, денежное, верное!»
Она смотрела на Бати. И до нее вдруг дошло, что он сильно пьян. Нана отметила также, что он все время украдкой почесывается, закатывает глаза и поминутно прикуривает новую сигарету. Голос его охрип, а выражение глаз стало оловянным. «Неужели он тоже морфинист?» — не в первый раз заподозрила она, и злое разочарование оглушило ее.
Отпив шампанское, Нана спросила:
— Ты говорил, что нам надо поговорить. Я поэтому пришла. О чем ты хотел говорить?
— О нас с тобой, — ответил он.
— Почему же не говоришь?
— То есть как? — удивился Бати. — А что я делаю все время?
Полез в карман, вытащил что-то, разжал ладонь. Нана увидела золотое кольцо с крупным аметистом.
— Это я хочу подарить тебе, — сказал он и потянулся к ее пальцам, но Нана отдернула руку и покачала головой.
— Почему? — спросил он, продолжая держать кольцо в раскрытой ладони.
— Не надо. Это ты можешь подарить сестре, матери, любовнице, но не мне. Я не хочу, — ответила она, стараясь не смотреть на кольцо.
Он потянулся к ней через стол, схватил за руку… Но она вдруг кожей вспомнила, что он не мыл пальцев после рыбы, и это вызвало в ней настоящее омерзение… И Нана поспешно вырвала руку, задев при этом пепельницу, которая свалилась на пол с грохотом и звоном.
Шум привлек внимание. Мужчины за соседним столиком вытянули шеи и смотрели то на пепельницу, то на Нану. Ей стало неловко. Она хотела нагнуться за пепельницей, но вовремя одумалась.
— К счастью, к счастью! Иду! Бегу! Не-есу! Спе-ешу! — весело кричала откуда-то официантка, привычная к подобным звукам.
Побелев, Бати еще некоторое время держал кольцо в открытой ладони, потом повернул ее, и кольцо шлепнулось в тарелку, где в уксусе лежали куски сома.
— Хватит глупостей! — сказала Нана.
— Не твое дело. Пусть лежит! — буркнул он грубо и с ожесточением налил себе еще полный стаканчик. — Почему ты обижаешь меня? Ведь я хочу, чтобы ты стала моей женой! Тогда все мое будет твоим!
Она молчала.
— Почему ты не отвечаешь? — поднося стакан к губам, спросил Бати.
— Мы уже говорили об этом, — холодно произнесла она, ошарашенная его грубостью, однако где-то смятенно пронеслось: «Он же делает мне предложение, а я отказываюсь, дура!»
— Жаль, что ты такая упрямая, — Бати, не дожидаясь ответа, выпил водку, запив ее шампанским, причем взгляд его на какую-то секунду стал злым и презрительным, словно он что-то решал про себя.
Нана заметила это, и ей стало не по себе. Ладо был свой, родной, а этот… Чужой, посторонний, да еще с рыбными руками и чесночным запахом. Она стала ковыряться в форели, но аппетит пропал, и, бросив вилку, Нана потянулась к сигаретам.
В этот момент к их столику подошел плечистый щеголеватый мужчина и попросил прикурить. Бати молча кивнул на зажигалку. Прикуривая, мужчина довольно бесцеремонно оглядел Нану, мельком окинул взглядом Бати и отошел к собутыльникам.
Зависло молчание… Стал явственно слышен гомон зала, плеск воды в реке, крики мальчишек на другом берегу. Бати, опустив голову, думал о чем-то.
Мужчина, вернувшись за свой столик, стал что-то говорить приятелям. Потом один из них, сидевший лицом к Нане, поймав ее взгляд, поднял свой фужер и, нагловато улыбнувшись, выпил. Она замешкалась и поспешно отвела глаза. Этого только не хватало! Чувствуя, что у нее окончательно испортилось настроение, она попросила:
— Давай уйдем…
— Почему?
— Я устала. Выпила много. И возьми это кольцо. Не надо сцен, люди вокруг.
— Какие еще люди? Где тут люди? — театрально произнес Бати и, неожиданно со скрежетом развернувшись вместе со стулом, в упор уставился на соседний столик.
Те двое, что сидели лицом к Нане, перестали жевать и тоже молча разглядывали Бати. Подходивший прикуривать сидел спиной и не шевелился. Лопатки его замерли, спина напряглась, затылок окаменел. Никто не произнес ни слова. Тогда Бати развернулся обратно и с издевкой пробормотал, разливая водку:
— Ну, если за любовь ты не хочешь пить, тогда давай выпьем за дружбу. Что делать, если с любовью у нас не получается…
Нана покорно выпила, краем глаза заметив, что мужчины за соседним столиком, сдвинув головы, о чем-то вполголоса переговариваются. Шампанское вывело ее на очередной виток невеселых размышлений. Бати поймал ее взгляд.
— Хочешь уйти? Хорошо, уйдем! — вдруг сразу согласился он, и Нана явно расслышала в его голосе не то угрозу, не то издевку.
Бати оглянулся, помахал рукой. Официантка с трудом поднялась с табуретки и пошла, как бегемот по мостику в цирке. После выпитых стаканчиков ее заносило, и она хваталась руками за перила. Приблизившись, спросила:
— Что вам принести еще, мои хоро-ошие? Осетрина скоро будет!
— Бутылку коньяка с собой! И посчитай. А осетрину сама съешь за наше здоровье!
— А чего тут считать? — озорно засмеялась она. — Сто рубликов. Или двести. Сколько не жалко.
Бати усмехнулся:
— Тебе бы в вычислительном центре работать, вместо ЭВМ.
Тут официантка увидела кольцо в тарелке.
— Мамочки, это еще что такое?… — всплеснула она руками.
— Где? — переспросил Бати, выкладывая на стол деньги. — Это? А-а… В рыбе было… Рыба жила себе, плыла, проглотила, а мы нашли…
— Брось ты сказки расска-азывать! — пропела пышка, толстыми пальцами выловила кольцо, обтерла его о передник и передала Нане. — Бери, краси-ивое!
— Это не мое, — ответила Нана.
— Бери, дурочка, пока дают. А будут бить — беги-и, — добавила толстуха и кинула кольцо в открытую сумочку (Нана только что вынула носовой платок, чтобы обтереть руки).
«Ладно, потом отдам, в машине! Не надо сейчас… — решила она, видя, что мужчины за соседним столиком серьезно что-то обсуждают, искоса посматривая то на нее, то на Бати. — Драки не хватало!»
— Вот так!.. — пробормотал Бати и допил водку.
Они пошли по веранде к выходу сквозь сеть мужских взглядов. Мирно покинули ресторан. По дороге Бати ополоснул руки в умывальнике у входа.
Бросив на заднее сиденье бутылку, он завел мотор, и машина поехала по вечерним улицам. О чем-то Бати еще говорил, кажется, о дружбе, и тут Нана не выдержала:
— Ты вот много говоришь о дружбе, а хочешь увести женщину у своего друга! Что будет с Ладо, ты думал?…
Бати, не отрывая глаз от дороги, бросил:
— Во-первых, мы с ним не друзья — так, приятели, знакомые… Во-вторых, я знаю, что он не даст тебе в жизни того, что ты должна иметь. А я дам. В-третьих, он женат. В-четвертых, ничего с ним не будет — найдет себе другую. Что, мало баб на свете? Ну, а в-пятых, я полюбил тебя — этого разве мало? С этого следовало начать, это главное. — Помолчав, он поинтересовался: — Где, кстати, Ладо? Что-то его не видно. Уехал? Он в Грозный собирался, кажется? — прищурился Бати.
— В Нальчик, — ляпнула Нана и тут же осеклась.
— В Нальчик? — протянул Бати. — А с кем?
— Не знаю.
Бати перевел разговор на другое, стал рассказывать, как недавно познакомился в Москве с веселой компанией актеров, а она слушала его вполуха, туманно и горестно думая о том, что он, конечно, прав: Ладо совсем не ценит ее, хамит без конца, извел своей ревностью, цепляется ко всему, оскорбляет… Вот недавно, во время скандала, на реплику Наны о том, что он не имеет права ее допрашивать, потому что он не муж ей, Ладо взорвался и едва не ударил ее: «Ах, значит, так?… Тогда знаешь что?… Тогда можешь спать с кем угодно, где угодно и когда угодно, плевать я хотел! Станешь шлюхой, попомни мои слова, если вовремя не образумишься! В нашем городе это быстро делается: раз, два — и готово!» Какой он бывает грубый, невыносимый!.. Конечно, Нана достойна лучшей участи!
Жизнь идет, время бежит, она стареет, а у нее нет ничего, что должно быть у женщины, — ни мужа, ни семьи, ни детей, ни дома!
Смахнув слезу, она пожаловалась:
— У него очень тяжелый характер…
Бати презрительно сморщился:
— Характер? Да он сволочь! Он не любит тебя! Не ценит! Как ты этого не видишь?! — прошипел Бати, резко бросая машину в крутой поворот. Переждав (она ничего не ответила), он другим голосом произнес: — Ты должна быть счастливой! Ты ведь такая красивая, нежная! Тебе нужна красивая оправа!
Услышав про оправу, она вспомнила о кольце, полезла в сумочку, но он удержал ее руку:
— Оставь! Потом, — притормаживая, продолжил: — Неужели сейчас так расстанемся? Поедем ко мне, посмотрим фильмы, есть кое-что новое… Ведь еще нет и девяти. У меня есть «Ключ»… Бертолуччи… «Последнее танго в Париже»… «Девять с половиной недель»…
— «Ключ»?… — переспросила она, вспомнив, как хвалили сотрудницы этот фильм. Ей вдруг очень захотелось посмотреть его: «Что, в самом деле? Все уже смотрели, одна я не видела». — Боюсь, что дома волноваться будут, — неуверенно произнесла Нана.
— А ты позвони, скажи что-нибудь… Можешь ты устроить себе выходной? Праздник?
— Праздник? — переспросила она еще неуверенней. — Какие тут праздники?
Бати усмехнулся:
— Скажи, что к двенадцати будешь дома.
— Ну, ладно, — со вздохом согласилась она.
И машина понеслась вдвое быстрее.