Глобальными и региональными процессами социального и экономического развития прогнозно-аналитический центр год семьи, Год молодёжи… Год учителя: опять чиновничье пустословие?

Вид материала

Реферат

Содержание Болонский процесс и российская бюрократия В нашей элите странное желание скорее пройти все стадии евро-атлантической модели капитализма Германия отличается тем не менее в 7 раз большей долей гуманитарных наук Согласно официальной версии, генеральный план реформы установлен внешними обязательствами

Подобный материал:

• Глобальными и региональными процессами социального и экономического развития прогнозно-аналитический, 695.39kb.
• Глобальными и региональными процессами социального и экономического развития прогнозно-аналитический, 2394.81kb.
• Глобальными и региональными процессами социального и экономического развития прогнозно-аналитический, 3088.3kb.
• Глобальными и региональными процессами социального и экономического развития прогнозно-аналитический, 1924.88kb.
• -, 21.21kb.
• Семёнов Молодёжное «Евангелие», 3023.46kb.
• Информационно-аналитический центр, 367.8kb.
• «Об основных итогах экономического и социального развития Ясенского сельского поселения, 220.75kb.
• Об исполнении Программы экономического и социального развития г. Краснодона на 2010, 422.06kb.
• Итоги социально-экономического развития муниципального образования «Город Гуково», 938.89kb.

Болонский процесс и российская бюрократия

В начале этой главы напомним, что Болонские соглашения ни в коей мере не ограничивают права и традиции “национальных” систем стран, входящих в процесс. Способ, с помощью которого человек становится магистрантом, определяется на национальном уровне. По идее, Болонский процесс обязывает вузы стран-участниц обеспечивать определённый минимальный уровень в соответствующих областях. Всё, что может дать конкретный университет за пределами этого уровня, только приветствуется. Никто в Европе не заставляет и не собирается рушить всё разнообразие учебных программ, наработанных столетиями. Понятие престижности вуза также остаётся.

Чего же тогда у нас в России так стараются сломать (это называется “реформировать”) даже то, что не рекомендуется менять в рамках Болонских соглашений? На этот вопрос попыталась ответить автор статьи, которую мы цитировали в предыдущей главе:


«И только сейчас, в начале XXI в., власть отважилась начать демонтаж советской социальной сферы и просвещения как её части. В нашей элите странное желание скорее пройти все стадии евро-атлантической модели капитализма¹ сочетается с другими, внутренними интересами, вполне земными и объяснимыми даже без конспирологии, масонского заговора и мирового сионизма».


Как можно понять, автор указывает на то, что российская бюрократия старается выжать из текущего кризисного момента развития России для своего обогащения всё до единой капли — как раз-то следуя законам евро-атлантической модели. Она это делает хладнокровно и бессовестно, невзирая на гуманное предназначение тех социальных сфер (будь то образование, медицина, семья, молодёжная сфера и тому подобные), на извращении (либо просто непонимании) нормального функционирования которых бюрократы делают деньги. Естественно, что такая позиция российской бюрократии обоснована тем состоянием науки, которое мы имеем до сих пор: что невозможно правильно научно описать, то извращается мерзавцами, поскольку им никто из научных авторитетов не может указать на то как надо².

Правда в последние годы всё чаще со стороны научной общественности можно услышать примерно следующее: «власть сошла с ума» или «у власти находятся разрушители, работающие на США». Но дальше обвинений властей и призывов вернуться к советской системе образования у академической и вузовской науки дело не идёт.

Разноликая европейская бюрократия тоже не упускает своих возможностей “покомандовать” процессом реформ с пользу своего обогащения. На эту тему рассуждает ректор МГУ В.Садовничий в интервью «Российской газете»³ (выделено нами):


«Корр. — Ваше слово в этой дискуссии каково?

— Я считаю, мы не должны пренебречь нашими традициями, преимуществами только ради того, чтобы быть как все.

— А какие у нас преимущества?

— Главное преимущество российской системы образования - фундаментальность подготовки. У нас единственная в мире образовательная система, которая не сразу нацелена на работодателя. Готовить специалиста для работодателя - значит сузить подготовку. А я сторонник фундаментальных знаний. Такому подходу к образованию меня учил великий академик Колмогоров. Он читал у нас лекции на мехмате, и я горжусь, что был его учеником. Так вот, он всегда говорил, что готовить узкого специалиста - это колоссальная ошибка. Надо давать широкие знания, а предметную специализацию выпускник вуза приобретет в процессе работы. Причем сделает это скорее и успешнее, нежели тот, кто подготовлен узко. Потому что у человека, обладающего фундаментальными знаниями, есть база. Ему не придется при смене технологии или заказа все начинать с нуля, переучиваться.

— Значит, мировые стандарты образования для России неприемлемы?

— Нет, Болонское соглашение, если его читать внимательно, вовсе не предполагает стирания национальных особенностей той или иной образовательной системы. Это международные чиновники посредством инструкций и нормативных требований пытаются унифицировать все и вся. А всякая унификация встречает сопротивление со стороны университетских корпораций. Потому что университеты должны быть разные. Представьте себе страшную вещь - в мире все университеты одинаковы. Это же просто непостижимо. И в этом смысле я оппонирую Болонскому процессу, считаю, что такая его трактовка недопустима. А интегрироваться, конечно, надо, спору нет. Брать лучшее из того, что накоплено мировой системой образования».

Действительно у советской системы есть чему поучиться. Но есть и те недостатки, которые не следует повторять. Так в Интернете публикуются выводы результатов сравнительного анализа спектра подготовки российской системы образования (наследующей СССР) и западных аналогов, основанные на статистических данных:

• Различия между структурой выпуска специалистов России и развитых стран вдвое превышают различия между развитыми странами.
  
• Наибольшие различия России от развитых стран касаются доли инженерно-технических профессий, которая в России в четыре раза выше, чем в США; доли специалистов сельского хозяйства, которая в России в 15 раз выше, чем во Франции и в 7,5 раза выше, чем в США, доли гуманитарных наук, которая в России в 10 раз меньше, чем во Франции и в 5 раз меньше, чем в США.
  
• Наиболее близкая к России по структуре выпуска Германия отличается тем не менее в 7 раз большей долей гуманитарных наук, в 3,5 раза меньшей долей экономистов¹, в 1,5 раза меньшей долей инженерно-технических профессий и в 2,5 раза меньшей долей сельскохозяйственных профессий.
  

Если не основе этих выводов чиновники в ходе “болонизации” российского образования будут стремиться с нашей стороны равнять наши показатели с общеевропейскими (в смысле изменения профессиональной структуры выпуска высшей школы России) — то этого делать нельзя. Да никто их и не заставляет в рамках Болонского процесса.

Если это понимает высшая власть в России, то справиться с чиновничьим беспределом она может только при опоре на народ. Позиция высшей российской “элиты” не может быть общенародно поддержана если эта позиция не оглашена и не обеспечена вразумительным и популярным в народе научным и идеологическим сопровождением. Это было понятно всегда. В то же время высшая власть России в лице президента и премьера заявляет, что серьёзно взялась за борьбу с коррупцией. Борьба с коррупцией невозможна без поддержки широкой общественности. Но, как показала практика последних лет, разговоры с общественностью сводятся к продавливанию общественного мнения в пользу уже принятых властями проектов (в том числе и реформы образования). Получается замкнутый бюрократический круг, который всё больше сужается вокруг представителей высшей власти².

Что же мешает проведению нормальной экспертной оценки критериев реформирования системы образования?


По-видимому этому мешает целый ряд факторов:

• Самый главный фактор это — концептуальная неопределённость, которая поддерживается политикой российских властей. В условиях концептуальной неопределённости невозможно выставить критерии качества по отношению к системе образования. Вот и упражняются чиновники «кто во что горазд», ссылаясь на западный опыт реформирования³ и Болонские соглашения. Концептуальная неопределённость всегда обеспечивает большой “зазор” для высказывания мнений между такими крайностями, например как «полная коммерциализация образования» и «полная национализация системы образования». Либо между мнениями, что «высшее образование должны получать немногие» и «высшее образование нужно стремиться дать большинству людей в наше время». Либо ещё: «нужно сделать упор на технические профессии» против «нужно довести процент гуманитарных выпускников до уровня ведущих западных стран». В “мутной воде” концептуальной неопределённости заинтересованные чиновники спокойно лоббируют интересы кланов, которые они представляют. А контролирующая их власть не может высказать ничего вразумительного против разрушительных инициатив, которые выдвигаются из министерств и ведомств, логически обоснованные и согласованные с весьма широкими болонскими предписаниями.
  
• Академическая и вузовская наука за годы после развала СССР не создала модель работоспособной системы образования будущего. Большинству представителей науки просто не нравятся Болонские реформы, они считают их разрушительными. В то же время ничего кроме возвращения к опыту системы образования СССР они не предлагают. И то последнее зачастую является следствием боязни потерять работу в связи с сокращением штатных должностей в ходе реформы.
  

Не дееспособность науки объясняется тем, что для понимания какой должна быть система образования в будущем, чтобы она выпускала качественный “продукт” во благо безопасности России — необходимо правильно определить критерии качества выпускаемого “продукта” (то есть — выпускников школ и вузов). Но в научной среде до сих пор нет понимания что такое человек, нет нормальной психологии человека как науки, нет социологии, которая обеспечивала бы безопасное развитие. А от того, что сформулировано в КОБ, «учёные светила» воротят свой взор, поскольку им не подходят в первую очередь критерии кадровой политики, выраженные там.

Именно по этой причине можно смело утверждать, что представители академической и вузовской науки сами заложили под себя (а вместе с этим и под молодёжь и под безопасность государства) мину замедленного действия, которая “затикала” самое позднее после 1991 года и начала срабатывать с 2003 года после подписания Болонских соглашений¹. Как говорится, «снявши голову, по волосам не плачут».

Времени на выработку национальной образовательной политики будущего было предостаточно. Поскольку эта политика не выработана, а стихийно сложившаяся на базе разрушающегося с каждым годом система образования не отвечает требованиям подготовки кадров будущего — эта система вместе с её научными кадрами достойна подобных реформ (а как иначе можно воздействовать на научную “элиту”?). Так что процесс реформирования пошёл именно по такому пути — по пути дальнейшего разрушения — поскольку у чиновников тем более нет ни заинтересованности ни понимания какое качество кадров должна обеспечивать система образования России.

• Соперничество между Евросоюзом и США за мировое лидерство, в которое втянули и Россию². Подписав Болонскую конвенцию, Россия автоматически встала на сторону Евросоюза³. Но при этом американское влияние в большинстве европейских стран и на Россию ещё настолько велико⁴, что не говорить о подрывной работе со стороны специальных служб США в отношении всех начинаний по укреплению Евросоюза и России — не правильно.
  

В такой обстановке многие ведущие страны Евросоюза, и Россия являются местом столкновения интересов проамериканских кланов и представляющих их спецслужб⁵ и европейских глобальных кланов¹. Понятно, что американцы через своих «агентов влияния» будут делать всё, чтобы опустить российскую систему образования даже с тех оставшихся после СССР “высот” как можно ниже. Для этого штатовские агенты вмешиваются в ход «болонизации» российского образования по-своему. Средств на это не жалеют. Возможно даже, что “закулисье”, поддерживающее американскую политику в мире, выставило некий силовой ультиматум² и российским властям и властям ряда непокорных европейских государств… Чиновникам же в такой обстановке хаоса остаётся ловить как можно больше денег от проводимых реформ.

Последнее утверждение о том, что чиновники смотрят только в свой карман и им всё равно как получать дополнительные доходы, подтверждается и мнением автора уже цитируемой нами статьи¹ (выделено нами):


«Ещё раз подчеркну, что вступление в Болонский процесс не предполагает автоматического слепого копированию европейской модели. Во всех конвенциях и декларациях подчёркивается, что национальные системы образования должны сохранить свои особенности.

Нет, стратеги отечественного образования видят будущее иначе. По их мнению, бакалавры, выращенные по новым принципам, "на рынке труда должны составить от 70 до 80% всех выпускников". Напомню, что в Европе планы с "рынком труда" пока можно считать провалившимися. Наш работодатель тоже не стремится считать пока немногочисленных бакалавров специалистами с высшим образованием.

Откуда же в России такой оптимизм, тем более с огромными процентами? Неужели студенты, получив никому не нужный диплом бакалавра, массово кинутся из вуза искать работу?

Догадаться легко, если знать, что в РФ предполагается отдельная процедура поступления в магистратуру после бакалавриата. (Процедуру эту России тоже никто не навязывал).

Согласно публикациям в прессе, определять, кто останется в магистратуре, будут по результатам конкурса. Согласно кулуарным разговорам в вузах, прошедших по конкурсу будет не более 10% от выпуска бакалавров (ср. с цифрами в п.10 тезисов "плана реформ"). Остальные будут иметь возможность освоить программу магистратуры, но за деньги. Аспирантура же будет полностью платной. Есть и другая версия планов Минобрнауки: вся магистратура будет платной, и искомые 80% студентов отсеются сами собой, без конкурсов².

Такое соотношение между количеством бакалавров и магистрантов, с урезанием базовых учебных планов, оттеснением кафедры и научного руководства в магистратуру, неизбежно ведёт к резкому сокращению профессорско-преподавательского состава. За этим логически следует развал большинства российских научных школ³. Наиболее квалифицированные и научно активные преподаватели поспешат покинуть страну, воспользовавшись "академической мобильностью". (Этот процесс идёт уже сейчас, но многих сдерживают моральные принципы и желание развивать науку на Родине. Описанная выше ситуация поставит специалистов перед выбором: уезжать либо осваивать профессию менеджера/ юриста.)

Все эти последствия были с самого начала очевидны для научно-педагогического сообщества. И в 2003 г. Министерство образования не стало проявлять бурной деятельности по реализации "болонских" планов. А в марте 2004 г. там произошла реструктуризация и ротация кадров. Видимо, команда ректора Российского университета дружбы народов В.Филиппова слишком вяло работала на осуществление описанных выше перспектив, и в течение 2004 г. она была почти полностью заменена. С тех пор дела пошли гораздо живее.

Согласно официальной версии, генеральный план реформы установлен внешними обязательствами (которые нас брать объективно никто не заставлял — в Болонский процесс можно было вступить и без такого реформирования). Поэтому задача новых стратегов — оптимизация этого процесса в России».


Как собираются “оптимизировать” систему российского образования ещё более чётко видно из тех изменений, которые проводятся в отношении средней школы. Кого эта школа теперь будет выпускать, кто и как сможет продолжить образование после окончания школы.

Дело в том, что есть ещё одна важная причина (которую можно было внести в перечисленный выше перечень факторов, почему нет нормальной экспертной оценки процесса реформирования образования), но мы её оставили для рассмотрения в следующей главе, поскольку она требует дополнительных пояснений.