Geum.ru

Лекция, прочитанная в Санкт-Петербурге 21. 03 2004

Вид материалаЛекция

Содержание


О христианской молитве
Время молитвы
Подобный материал:


Хартмут Руддис,

доктор теологии,

преподаватель

систематической теологии

Христианское учение о молитве

Лекция, прочитанная в Санкт-Петербурге 21.03.-3.4.2004.



На последних занятиях мы разговаривали о христологии и об учении о Боге. Мы попытались определить, как христиане должны и могут учить об Иисусе Христе и Боге с точки зрения евангелического направления. Мы также вместе молились: на богослужении, на утренних и вечерних молитвах. Каждый молился и личной молитвой в это время.

Как молитва связана с теологией?

На молитве, в языке встречаются Бог и человек. Для Мартина Лютера молитва относится к трем основополагающим принципам теологического обучения: к молитве, как обращению к Богу человеческим языком (oratio), к размышлению (meditatio), к пониманию (tentatio). Так происходит обучение теологии (Веймарское издание, далее ВИ 50б 658б 29-659б4). Молитва также является одним из способов практического и теоретического богопознания: «молитва учит нас познавать как самих себя, так и Бога» (ВИ 32,419,33).

Поскольку молитва касается как Бога, так и человека, тема теологии – познание Бога и человека – будет также темой молитвы. Молитва является сужением речи о Боге и человеке к слушанию и упованию на Слово Божье. В молитве соединяются Бог и человек, они узнают друг друга, они разговаривают, они вместе идут и не расстаются.

Поэтому молитва также относится к христианскому учению. В молитве соотносится вся человеческая жизнь с Божьей реальностью, поэтому мы снова и снова учимся пониманию.

Мартин Лютер говорил: нет теологии без молитвы, но нет и молитвы без теологии. Молитва – дар и задача. Христианин может, хочет и имеет право молиться – и он должен молиться.

Поэтому он должен учиться молитве. Я хотел бы сделать здесь несколько примечаний. Чему учится христианин в школе молитвы? Как живет христианин в школе молитвы?


  1. О христианской молитве

«Так же как сапожник делает обувь, а портной платье, так должен молиться христианин. Ибо молитва есть ремесло христианина».

Так, кратко и ясно, описал Мартин Лютер значение молитвы: как работает ремесленник, как он выучился своему ремеслу, так должен поступать и христианин, делать то, чему выучился: молиться. Молитва означает: призывать Бога во всех жизненных ситуациях: в радости и страдании, для того, чтобы просить за других, яснее видеть собственные проблемы, раскрывать ложную неуверенность и ложную уверенность. Молитва, по Мартину Лютеру, занятие, присущее христианам, молитва есть «ремесло христианина».

Молитва характерна для христиан, потому что она открывает их для Бога, для ближних и для самих себя. Христиане ведут открытый образ жизни перед Богом и перед ближними. Когда они молятся, они предоставляют Богу первое и последнее слово. Когда они молят Бога и жалуются перед Богом, когда они благодарят Бога и ищут Его, они имеют полную жизнь, даже тогда, когда ничего нельзя поделать. Тот, кто молится, приобретает новые силы, которых не было раньше. Молящийся освобождается от принуждения все делать самому. Молитва освобождает, благодаря ней мы можем уповать на то, что Бог услышит наши мольбы, прошения и жалобы.

Когда наша молитва услышана, мы должны признать то, что не мы сами, но Бог исполнил наши мысли. Молящийся признает то, что он не совершенен.

Книга Иова в Библии является ярчайшим примером того, как молитва может превратиться в спор с Богом, прошения – в горечь, а ропот – в жалобы. В своем страдании Иов без всяких преград общается с Богом. Он говорит с Богом, причем Бог не является позитивным контекстом в его жизни. Уже удивительно то, что Библия сохранила такие неслыханные речи человека о Боге. Наверное, так получилось потому, что Иов в своей горькой жалобе на Бога обращается именно к Нему. Его молитва превратилась в жалобу и ропот. Но все же это молитва: потому что она обращена к Богу. Жалобы Иова выражают всю его нужду, они напоминают Богу о том, что Он обещал показать Свою справедливость в Израиле.

Иов не является смышленым теологом, в отличие от своих «друзей», которые сглаживают проблемы абстрактными идеями. Ведь то, что говорят «друзья», ни в коем случае не неправильно. Они прославляют праведность Бога, но они также говорят, что ни один человек не может видеть эту праведность насквозь, ни один человек не может судить о ней. Из Бога сокрытого они делают Бога непознаваемого. Они ссылаются на величие и мудрость Бога, которую не может постичь человеческий разум. «Друзья» хотят, чтобы Иов объяснил свое страдание непостижимостью Бога.

Иов отказывается от этого, он обвиняет Бога и говорит, что Божья справедливость существует только для Него Самого. В конце книги не «друзья», но Иов оправданы перед Богом. Потому что вместе со своим несчастьем Иов остался у Бога. Он не убежал от Бога, хотя Тот и скрылся от него. Он не переставал разговаривать с Богом и не примирился с ужасной стороной жизни. Поэтому книга Иова сообщает о том, что Бог его оправдал. Бог оправдал его, неуверенного человека.

Молящимся христианам знакома ситуация Иова – даже если они не так поражены страданием, как этот бедный человек. Для молящихся всегда камнем преткновения является мысль о том, почему Бог ничего не делает в страдающем мире. Почему Бог просто смотрит на умирающих от голода детей, на угнетенные народы и страдающих людей в наше время и в нашем мире.

Нет веры без сомнения, нет молитвы без сомнения. Сомнениям надо противостоять. Христиане могут и должны высказываться в молитве, выражать то, что им кажется в Боге темным и страшным. Но они сами должны рассказать об этом Богу. И пока они так поступают, существует надежда на то, что сомнения вновь превратятся в благодарность, а жалобы – в молитву и славословие. Так может быть, и так бывает, что наше умение слушать Бога вырастает из состояния беспомощности, а также оттого, что мы находим пути, когда сами можем что-то предпринять против бед в нашей жизни. Может также получиться так, и это бывает, что мы по-новому начинаем понимать Бога. Но это каждый должен открыть для себя сам. Молитва означает то, что мы всегда открыто выражаем свои чувства по поводу Божьих деяний, даже когда впадаем в сомнения.

Молящиеся ведут открытый образ жизни перед Богом. Молитва предоставляет Богу первое и последнее слово и в прошении, и в жалобе, и в благодарении, и в поиске Бога. Молящийся идет по свету с открытыми глазами, он готов к встрече Бога и своих ближних.

Молящийся живет и видит в двух измерениях. Молящийся живет в этом мире и знает, что мир укрыт в Боге. Он рассматривает мир как творение Божье. Всех людей, как добрых, так и злых, он рассматривает как Божьих созданий. Он знает, что Бог примирился с этим неверным миром в Иисусе Христе, и ищет в мире следы этого примирения. Когда падают стены – как в Германии в 1989 г., когда мирятся враждебные народы, когда встречаются поссорившиеся люди, когда нам улыбаются дети, когда весной просыпается природа, когда восходит солнце, когда светят в ночи звезды: тогда молящийся видит следы и знаки мира, сотворенного Богом и примирившегося с Богом. Молящийся распознает все это и показывает своим ближним скрытые стороны и твердые основания этого мира.

Молящийся видит и зло этого мира. Он знает, что зло сотворил не Бог. Зло в мире – необъяснимо, у него нет основания, у него нет сущности. Оно пришло и приходит в мир через человека, который извращает добро. У молящихся есть перспектива и для зла в этом мире: он знает, что ненависть – разочарованная любовь, насилие – неудавшаяся близость, ложь – искаженная правда.

Молящийся не останавливается на том, что раз и навсегда объясняет зло. Вечен только Бог, а зло конечно, у зла есть границы, зло не будет длиться вечно. Несмотря на то, что зло еще есть и мучит людей, оно уже побеждено.

Молящийся живет в рамках этого мира. Он славит и благодарит, он кричит и обвиняет, он падает ниц и вновь поднимается. Он совершает все в уповании на Бога, Который не оставит Свое творение и утрет когда-нибудь все слезы (Откр. 22).

Молящийся утешается, беспокоится, молящийся знает, что при всем беспокойстве в народе Божьем есть покой (Евр.).

  1. Указания для правильной молитвы

2.1. Собственная молитва

«Молитва должна свободно исходить из сердца, то, что горит в сердце, должно изливаться в словах» (Мартин Лютер, ВИ 17 IIб49б18-20).

Мартин Лютер на протяжении всей своей жизни подчеркивал, что личная молитва важнее молитвы общины, совместной молитвы. Бог призывает нас к молитве. Молитва есть обращение к Богу, молитва ожидает ответа Бога. Он помогает нам, когда мы не знаем, о чем молиться. В молитве «Отче наш» Иисус научил нас правильной молитве. Но мы должны молиться и своими словами. Молитва как работа общины и работа каждого является свободным действием. И это всегда благое действие. Так написал в своей «Молитвенной книжечке» 1522 г. Мартин Лютер, на него я сейчас свободно ссылаюсь.

Мартин Лютер хотел подчеркнуть то, что нет никаких божественных предписаний для молитвы. Все, что является предписанием в общине, среди христиан и в церквах, есть человеческое дело. По Мартину Лютеру молитва должна свободно вытекать из конкретной ситуации. Молитвы вытекают из конкретной ситуации человека или собравшихся на молитву людей. Ситуация молящегося или молящихся является важным контекстом, в котором формулируется текст молитвы. Мои молитвенные нужды, молитвенные нужды в общинах являются живым контекстом, в котором мы возносим свои молитвы.

Отсюда происходит определенное неудовольствие Мартина Лютера по отношению к молитвенникам и ритуализированным молитвам в общине и семейном кругу. Когда одерживает верх формула, внешняя форма, как, например, в случае с некоторыми застольными и вечерними молитвами 19 века, молитва утрачивает характер свободного действия. Когда произносится только четко сформулированная молитва, молитва легко превращается в ритуал, в обычай или просто лепет, это означает, что она становится частью бытовой культуры или воскресным обычаем. Лютер не выступает против упорядоченной молитвенной культуры, но он призывает к существенной, своевременной и конкретной молитве.

При этом Мартин Лютер решительно привлекает внимание к языку молитвы. Он делает два важных наблюдения:


  1. Церковный язык молитвы полон формул, далеких от нашей жизни. Многие молитвы больше относятся к иному миру, чем к нашему. Во многих молитвах мы выходим из рамок нашего собственного времени. Многие молитвы в общине, в общинных кругах и семьях были сформулированы языком, непонятным для многих людей того и нашего времени. И тогда, и сейчас были и есть люди, ищущие путь к Богу. Однако дошедший до них язык церковной или просто молитвы часто их отпугивает. Так несущественный, неконкретный и несовременный язык молитвы отдаляет людей от молитвы.


В наше время, когда христиане и общины погружены в секуляризованное или даже атеистическое общество, увещевание Лютера приобретает особое значение: мы должны следить за тем, чтобы не отпугнуть людей от Евангелия старомодным, устаревшим, неточным и лишенным субъекта языком. Мы должны следить за тем, чтобы наш язык молитвы не помешал людям интересоваться Богом. Для многих людей церковные молитвы являются собранием неясных вещей. Непонятными молитвами мы приводим людей к тому, что они не могут молиться вместе с общиной.

  1. В своей маленькой работе 1523 г. «Доброму другу о простом способе молитвы» Мартин Лютер очень широко определил границы молитвы. Он писал: «Под нашей молитвой понимается не только одна устная молитва, но все, что творит душа в Слове Божьем: слышание, разговор, поэзия, медитация» (ВИ 10, 1, 435, 8-10).

При этом он указывает на то, что молитва – нечто большее, чем только сформулированное в словах обращение к Богу. Молитва может быть выражена и в стоне и в повторах, и в запинках.

Молитвой также будет сочинение стихов, живопись, музыка. Многие картины Марка Шагала можно читать как молитвы, кантаты Иоганна Себастьяна Баха можно слушать как молитвы, многие народные песни являются молитвами, особенно когда они воспевают небеса выше природы. Лютер указывает на это: молящимся не стоит ограничиваться только первоначальными церковными формами молитвы. Искать молитву следует также во внеязыковых человеческих проявлениях – молитесь свободно, с фантазией, от души и сердца! Лютер имел в виду, что молитва обогащает язык. Молитва заключается в том, что мы ставим в новые условия свои переживания в миру. В прошении языком надежды говорят о страждущих, голодных и умирающих. Говорят не о страдании, прежде всего; страждущие уже защищены Богом, в конце Он позаботится о них Своей милостью. Язык молитвы, ставящий мир в новые, полные надежды условия, обогащает наш язык – обогащает людей, за которых мы молимся. Они теперь больше, чем страждущие, потому что о них думают в молитве – и их больше не обходят стороной христиане в целом мире, мы помним о них, мы выступаем за них, по крайней мере, молимся за них.

При этом стоит отметить следующее: когда мы серьезно за кого-то молимся, когда мы серьезно молимся о конце страданий в мире, мы хотим, чтобы это страдание прекратилось. А когда мы действительно хотим, чтобы страдание прекратилось, тогда мы начинаем помогать страждущим словом и делом. Правильная молитва всегда приводит к действиям праведника. Важно признавать и высказывать это. Часто молитву считают «христианским эрзацем», заменой действия: христиане только молятся, но ничего не делают. Они утешают людей, но ничего не предпринимают. Начиная с Карла Маркса, Фридриха Ницше и Зигмунда Фрейда вплоть до социалистической критики религии, высказывалось подозрение в том, что христиане избегают социальных и политических проблем людей, тем, что они молятся. Христиане утешают там, где следовало бы восстать против несправедливости. Христиане утешают людей и, тем самым, отвлекают их от истинных несчастий.

Если же точно подумать о том, что молящийся желает конца страданий, то тогда мы должны будем сказать: молитва и этика, молитва и политика связаны между собой. Нельзя молиться, не прилагая никаких усилий к тому, о чем молишься. Молящийся о конце человеческих несчастий в этом мире должен что-то делать там, где живет, для того, чтобы сократить страдания. Христианам не было обетовано вместе со всеми людьми доброй воли приблизить конец несчастий. Стоит подумать о том, что Иисус сказал, что бедные будут всегда. Но молящийся о конце несчастий в мире не может просто сложить руки, он должен бороться за справедливость. Молитва и действия не конкурируют в христианской жизни: молящийся правильно также поступает правильно, кто хочет правильно поступать, должен молиться.

Вернемся к Мартину Лютеру: учение Лютера о молитве освобождает молящегося от принуждения церковных форм; Лютер подчеркивает то, что молитва не ограничивается учрежденными, ритуализированными, церковными формами. Лютер воодушевляет людей на молитву.

Молитва для Лютера: «то, что душа творит в Слове Божьем». Молитва является свободным действием творческой личности, которая отвечает на Слово Божье всей своей субъективностью. Бог побуждает меня к молитве. Когда я молюсь, моя душа живет, я расширяю свои чувства и свое видение. По Лютеру христианская молитва должна утратить образ декламации чуждых текстов. Молитва означает: я молюсь по-своему, как только могу молиться я. Я обращаюсь к Богу со своими собственными нуждами и говорю своим собственным, присущим только мне языком. Я даю свой собственный ответ на Слово Божье. В молитве никто не может заменять и представлять меня. Другой человек может молиться за меня; но никто не сможет молиться так, как я. Бог желает, чтобы я молился: сердцем, чувствами, разумом.

Но: это еще не все, что о молитве говорят Мартин Лютер и евангелическая теология. Для Лютера важно подчеркивать субъективность молящегося христианина; Реформация в своем учении о молитве обращает особое внимание на собственную ответственность христианина. Но для Лютера также важно помнить молитвенные традиции Библии и христианской Церкви. Когда нам не хватает собственных слов на молитве, когда у нас пропадает желание молиться, тогда мы обретаем огромную помощь в молитвенных традициях Библии и христианской Церкви. Мы можем укрываться этими традициями, как плащом, который окутывает и согревает нас.

Богатая христианская молитвенная традиция также охраняет нас от узости в собственной молитве: слишком сильно выраженный субъективный характер молящегося может сделать нашу молитву надменной или эгоистичной, а слишком сильно выраженный традиционный, церковный характер молитвы может сделать молитву вневременной или искусственной. Настоящая христианская молитва всегда находится между двумя полюсами субъективности и традиции. Собственная свободная молитва в евангелическом смысле объединяет эти два полюса.

Как может выглядеть такая узость христианской молитвенной практики, вы можете увидеть на примере времен пробуждения в начале 19 века. В романе Томаса Манна «Будденброок» странствующий проповедник молится вместе с семейством Будденброок следующей молитвой:


Ich bin ein rechtes Rabenaas

Ein wahrer Suendenkrueppel

Der seine Suenden in sich frass

Als wie der Rost den Zwippel.

Ach Herr, so nimm mich Hund beim Ohs,

Wirf mir den Gnadenknochen vor

Und nimm mich Suendenluemmel

In Deinen Gnadenhimmel.


В греховной скверне человек

Как в луковице гниль,

Грехами омрачен мой век,

Я ржа, я грязь, я пыль.

О Господи, спаси меня,

Страшусь я адова огня.

Я смрадный пес, но сжалься, брось

Ты милосердия мне кость1.


2.2. Молитва в реформаторской традиции Церкви.

Мартин Лютер настаивал на том, чтобы христиане искали свой собственный язык в молитве. Мы должны учиться молиться, должны практиковать свою веру; молитва для Лютера является языковой школой веры, в которой нет конца учебе. В христианской церкви нет мастера по молитвам, есть только молитвенные ученики. И никто не получает аттестата зрелости по окончании школы молитвы.

Лютер, в рамках своей реформаторской теологии, прежде всего, подчеркивал субъективность христианина, строящуюся на Слове Божьем. Молитва христианина является личным ответом на Слово Божье. Исходя из этого, Лютер судил христианскую молитвенную традицию: не все молитвы христианской традиции такие: многие полезны, другие же – как католические молитвы того времени – искажали смысл молитвы.

По Мартину Лютеру молитва является собственной, личной и ответственной реакцией на Слово Божье. Молиться означает благодарить Бога за Его Слово и молить Его о том, чтобы Его Слово и дальше действовало в нашей жизни, чтобы мы понимали его при помощи Святого Духа, а также проповедовали его далее.

2.3. Жизнь в перспективе молитвы.

В молитве истолковывается собственная жизненная история с ее взлетами и падениями во всей ее повседневности в свете Слова Божьего.

В молитве также истолковывается встреча с другими жизненными историями, с миром культуры и политики. Что значит для меня моя жена, что означает наш брак, что значат дети, князья и император, что означают политика, экономика, что означает война с турками? Эти вопросы, а также многие другие из личной истории и встреч с другими историями были представлены Лютером в свете Слова Божьего. Так должны поступать и мы в нашей жизни.

Молиться просто: надо представить свой опыт, свои мысли, чувства и желания в связи со Словом Божьим. Повседневные вещи предстают тогда в другой перспективе.

На нашу жизнь, на наши будни падает новый свет, «свет свыше», как говорили старые пиетисты. Молитва придает нашему восприятию мира чувство реальности: тот, кто молится, видит больше, чем тот, кто не молится. Тот, кто молится, видит мир во всех его истинных взаимоотношениях. Тот, кто молится, знает, что свет с войной и миром, с бедными и богатыми не погибает. Тот, кто молится, знает, что мир храним. Люди не могут разрушить благое творение Божье, даже если будут пользоваться техническими возможностями. Наряду с признанием того, что человек может разрушить мир, существует также осознание того, что Бог поддерживает Свое творение и однажды закончит его.

Молитва придает такую уверенность молящемуся; эта уверенность отражается в распорядке дня и года в жизни христианина. Эта уверенность заложена в основании дня молящегося, церковного года. Тот, кто молится, видит день и год в новой перспективе. Поэтому еще раз: молитва есть выражение покоя в народе Божьем, молитва есть выражение понимания реальности. Однако эти принципы воплощаются тогда, когда в христианской жизни есть определенная молитвенная дисциплина. Бог не просто требует, чтобы мы молились. Молясь, человек видит самого себя и весь мир в новом свете.

Молитва в начале дня, утром, придает целому дню уверенность в том, что Бог со Своей верностью идет вместе со мной. Реформаторский поэт Иоганн Цвик выразил эту мысль так:

“All Morgen ist ganz frisch und neu

des Herren Gnad und grosse Treu;

sie hat kein End den langen Tag,

drauf jeder sich verlassen mag“. (EKG 363)

«Милость Господа и Его великая верность новы и свежи каждое утро. Они не имеет конца целый день, на это может уповать каждый».

С таким знанием молящийся может начинать и заканчивать свой день. В этой уверенности он может планировать свой день: есть время для молитвы, время для работы, время отдыха.

Молитва, таким образом, превращается в облегчающий и воодушевляющий принцип наших буден. Молящийся отдыхает от бремени повседневной работы, у него наступает минута отдыха, когда напряжение велико, он также отдыхает вечером или ночью, когда заканчивается работа.

Евангелические христиане развили собственную молитвенную культуру, которую называют «молитвой с песенником» (Ганс Граф). Наряду с Библией сборники песнопений играли большую роль у протестантов: существовали особые песни в определенные периоды церковного года, времена дня, а также по особым поводам. Определенные песнопения предписывались временам дня и года, которые можно было петь, которыми можно было молиться. С утра до вечера, от крещения до смерти, от Адвента до последнего воскресенья года развивался евангелический цикл жизни, сопровождаемый песнями. Думаю, будет полезно воспринимать наш сборник песнопений как молитвенник. Сформулированные песни из сборника могут подобно Псалтири и Молитве Господней помогать нам в молитве.

Молитва структурирует время; день и год приобретают облик, человек уже не живет в природном круге от весны до зимы, но живет в церковном году, который, в отличие от естественного годового ритма, начинается в Адвент и заканчивается Днем поминовения усопших. У христиан свое собственное время, наряду с обычным временем, кроме ритма работы и досуга есть в году также «Святое время», в которое христиане соотносят свою жизнь с историей Бога и человека.

Молитвенная жизнь – жизнь в двух измерениях. Христиане, молящиеся Богу, находятся не только в измерении реальности. Они делают повседневную жизнь, политику и историю прозрачной для истории Бога и людей. Повседневность, встречи с другими людьми и их биографиями становятся прозрачными. Молящийся толкует свою жизнь в контексте истории Бога и людей.

Еще некоторые мысли в этой связи: я понимаю жизнь иначе, когда толкую ее как ограниченное время. И я живу иначе, когда знаю, что ограниченное время, которое у меня есть, является даром Божьим. Бог дарует мне время, которое мне нужно. Мне принадлежит не «все время», у меня свое собственное время для жизни и смерти. А на границе моего времени меня ожидает не ничто, но меня ожидает «Господь времен», который и даровал мне мое время – Ему я отвечу за свое время. Молящийся по-другому обращается с собственной жизнью. Он знает, что его время – ограниченное время, поэтому он его структурирует.

Я по-другому воспринимаю свою жизнь, если я думаю о ней, как о времени встреч. Не работа и не наемный труд являются смыслом моей жизни. Встречи с другими людьми – другими молящимися – вот смысл моей жизни. Однажды великому теологу Карлу Барту задали вопрос: что делает человека человеком? Что делает человека человечным человеком? Его ответ был примечателен: «Человек есть человек, и он человечен, когда ему нравится быть с другими людьми». И он добавил, что присущее людям присуще христианам. Таким образом: христиане – люди, которым нравится быть с другими людьми.

Человеческое совместное пребывание имеет те же качества, что и время: здесь нужны структуры, нужно осознавать, что оно ограничено и конечно. Человеческое совместное пребывание есть совместная жизнь людей, у которой есть начала, падения, границы, эта жизнь радует или угрожает, освобождает или ставит в зависимость.

Молящийся рассматривает свои встречи с другими людьми, со своим мужем или женой, с друзьями или врагами в свете истории Бога и людей. Встреча с другими людьми прозрачна в системе ценностей в моей истории веры.

В молитве, в обращении к Слову Божьему я проверяю свои отношения. «Нехорошо человеку быть одному» - но не каждый человек приносит нам благо. Люди возникают в моей жизни и снова исчезают, - тогда не было настоящей встречи. Существует – прежде всего, в наших деловых отношениях – «дистанцированная человечность», контакты и отношения являются результатом совместной работы. Существует дружба на время, но существует также дружба на всю жизнь. Существуют встречи с людьми, которые дороги нам. Есть люди, которым мы благодарны за то, что они нас критикуют, потому что они для нас как зеркало. Люди, которые нас хвалят, даже когда мы не находим в себе ничего достойного похвалы. Люди, которых мы любим, потому что чувствуем глубочайшую общность с ними. Есть люди, которых мы любим и с которыми мы хотели бы состариться. С такими людьми мы вступаем в брак.

Мартин Лютер обдумывал свою дружбу в молитве. О своей жене, Катарине фон Бора, он говорил Богу с благодарностью: «Какой я умница, что я ее нашел». Он благодарил Бога за свою жену, он благодарил Бога за своих друзей и соратников. Он благодарил Бога за своих оппонентов, потому что они привели его к более точному и четкому пониманию истины. Вокруг него был целый круг людей в свете его евангелического учения. «Христиане», - говорил Карл Барт, - «являются людьми, которым нравится находиться с другими людьми». Молящийся видит в своих ближних свет веры. Он видит людей не просто такими, какие они есть. Он видит ближних в свете своей веры.

Пример: когда я понимаю свой брак как союз, тогда мне нужно рассматривать свою жену или своего мужа как союзника. У союза всегда есть смысл и цель: какой смысл у христианского брака? Брак является прообразом, аналогией союза между Богом и человеком. Союз между Богом и человеком дарует мир, справедливость, свободу. Этот союз вечен, но человек может нарушать правила союза. Тогда можно призвать человека к правилам союза, можно предъявить ему эти правила. Бог может это – и человек это тоже может. К культуре союза относится язык, достойный союза.

Когда муж и жена считают друг друга союзниками, тогда они зависят друг от друга в этом союзе. Это не просто встреча двух личностей в браке, когда они дополняют друг друга, это две личности, находящиеся в особых отношениях.

Между мужем и женой существует ассиметричное различие: женщины могут что-то, чего не могут мужчины, мужчины могут что-то, чего не могут женщины. Рождать могут одни, зачинать могут другие. Нельзя устранить это различие, его можно только видеть, потому что человек – не просто природное существо, но еще и культурное существо. Ассиметричное половое различие между мужчиной и женщиной нуждается в определенной культуре, в которой это различие будет сохраняться. Ассиметричное различие между мужчиной и женщиной сокращается в совместных беседах, в молитве, мыслях и поступках, оно превращается в комплементарное различие, таким образом, преодолевается ассиметричное половое различие благодаря общей культуре. Борьба за общий язык преодолевает ассиметричное различие между мужем и женой, и эта борьба длится на протяжении всего брака.

Несколько комментариев по поводу моей темы: в молитве старые вещи обретают новый контекст, в молитве новый свет проливается на нашу повседневность.

«Жизнь в перспективе молитвы» - так гласит тема этой главы. Однако при этом молитвенник Библии, Псалтирь, играла для Лютера и всего христианского мира огромную роль. Почему?

В Псалтири, в 150 псалмах Ветхого Завета, мы находим целое богатство возможностей человеческой речи к Богу, в нашей короткой жизни едва ли мы можем это богатство исчерпать. Мы знакомимся с молитвенным языком Библии, Псалтирь помогает нам найти собственный молитвенный язык в нашем обращении к Богу. Псалтирь помогает нам расширять наш родной язык, обогащать его.

И еще раз поговорим об учении Мартина Лютера о молитве: все сформулированные молитвы и песни в Библии и помимо Библии не являются законами для молитвы, их следует понимать как помощь в нашей личной молитве. Мы можем пользоваться ими, когда учимся своей собственной, свободной, человеческой молитве.

Это в определенной степени касается и Молитвы Господней, «Отче наш». С одной стороны, это молитва Иисуса, которая относится к проповеди Царствия Божьего. В первой части она начинается с прошений, целью которых является просьба о том, чтобы Бог показал Себя как Бога. С другой стороны, этой молитвой нельзя молиться, если не думать о том, что Бог уже освятил Свое Имя в жизни и смерти Иисуса, что Его Царствие уже наступает и что Его воля уже исполнилась.

Это значит: для христиан уже исполнилось то, о чем Иисус учил молиться, так как Иисус Христос воскрес из мертвых. Мы молим теперь о том, чтобы Царствие Божье пребывало с нами и перед всем миром. Мартин Лютер решил эту проблему уже в своем «Малом Катехизисе»: он начинает свое толкование Молитвы Господней с утверждения о том, что Бог действует и без наших просьб, совершает то, о чем мы просим. Но Лютер добавляет, что мы в этой молитве молим о том, чтобы то, о чем мы просим, совершалось также и в нашей жизни. В молитве «Отче наш» мы просим о том, что уже произошло в Иисусе Христе, мы просим, чтобы это произошло и с нами. Примирение между Богом и человеком, которое уже состоялось, должно проявиться и в нашей жизни. Об этом молим мы в сердцевине всех наших молитв.

Но и Молитву Господню нельзя превращать в закон и норму молитвы. Как молитва и «Отче наш» является свободным ответом на Слово Божье.

Евангелическое учение о молитве гласит: молитва как ответ на Слово Божье является свободным человеческим поступком, однако она нуждается в библейских и церковных молитвенных традициях, которые помогают в личной молитве.

  1. Время молитвы

Для молитвы нужно время.

«Нет времени» - таково чувство многих наших современников. Мы уходим с дороги других, говоря «У меня нет времени», у нас, взрослых, складывается впечатление, что время убегает от нас. Все, что мы делаем, наполняет нашу жизнь, но не так, чтобы мы при этом что-то приобретали.

А как было бы, если бы не было давления времени? Чувствовали бы мы себя лишними и пустыми? Почему мы говорим «У меня нет времени!» Мы боимся иметь время? Потому что, когда у нас появляется время, мы не знаем, что с ним делать?

Нам нравится не иметь времени. Если бы у нас было время, что бы мы с ним делали? Мы бы его убивали, чтобы время нас не спрашивало: что вы со мной делаете? Есть у вас мысли, фантазия для того, чтобы решить, что вы собираетесь делать со своим временем?

Так используем мы свое время – и не замечаем, что оно нас использует, потому что мы используем время без перерывов.

Для каждого человека в этом мире существует задача уделять время для самого себя. Если мы не уделяем времени самим себе, если мы не организуем времени для самих себя, тогда время будет использовать нас.

С этой точки зрения становится ясно, что для молитвы следует отводить время в повседневной жизни. Если мы будем полагаться только на спонтанную молитву, дни будут проходить один за другим, а мы в конце дня будем удивляться тому, что мы не нашли немного времени для молитвы.

Если мы согласны с тем, что наша жизнь совершается с Богом и в Боге, мы должны будем прерывать свой день в определенное время для того, чтобы помолиться. Моделью для такого перерыва для христиан служит воскресенье. Воскресенье открывает неделю и придает будням смысл и направление: воскресенье – знак того, что у Бога нашлось для нас время в Иисусе Христе; в воскресенье мы благодарим Бога во времени за то, что Он нашел для нас время.

Повсеместно воскресенье превратилось просто в свободное время людей, в истинном своем значении оно более не встречается. Мы должны уделять время воскресенью для того, чтобы слушать Слово Божье с другими христианами, собираться за Вечерей Господней и молиться. Так мы будем показывать, насколько важны для нас наши отношения с Богом.

То же самое касается и времени суток, в которое мы будем молиться. Если мы не можем организовать здесь свое время, если мы не можем делать перерывы для молитвы, мы теряем радость прибежища в Слове Божьем, тогда мы не знаем того, как целительно разговаривать с Богом, когда нам плохо или грустно. Мы забываем о том, что истина перед Богом очищает нашу жизнь. Мы разучились быть благодарными и получать подарки. Мы отказываемся от молитвенного сообщества, которое возвышает и радует.

Время, в которое люди молятся вместе или поодиночке, упорядочивает жизнь. Время не просто убегает от нас, оно останавливается для того, чтобы прославить Бога и порадоваться людям. Радость по отношению ко времени есть противоположная модель предложению: «У меня нет времени».

У молящегося дни и времена полны; время, дни, недели, месяцы и годы уже не убегают от него.

Когда мы молимся, мы прерываем время. Наши дни становятся полными, они не используют нас. В них уже есть дыхание вечности, потому что они приобретают ценность, которая никогда не пропадает и которую нельзя использовать.

Если мы живем от молитвы к молитве, тогда в нашей жизни появляется линия, она сохраняется во времени. Этому мы можем от всего сердца порадоваться перед Богом и перед самими собой вместе с нашими ближними.

Молящиеся христиане представляют собой сообщество надежды. Они находятся в мире, таком, каков он есть, они не уходят от него. Однажды Карл Барт написал: каждый христианин, который молится, участвует в правлении Бога. Молящееся христианство имеет силу любви Божьей, которая однажды станет всем во всем, и уже есть у себя.

Молящиеся христиане являются не только сообществом надежды. Они являются сообществом надежды для мира.

Поэтому в каждой молитве и в каждом молящемся сокрыта надежда на то, что в конце времен нас ждет новый мир.


Литература:

Wolf Krötke, Beten heute. München 1987


1 Перевод Н. Ман.