Утопия бессов 1 Из какого сора… Главный итог «Беса утопии»

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7

Европейский архетип молдавской утопии

Маленькая Молдавия может сыграть великую роль генератора утопической христианской интеграции. Не нынешней бескачественной евроинтеграции, угрюмо нацеливающей натовские ракеты на Россию, а ценностной интеграции, преображающей евангельской любовью все пространство между Лиссабоном и Владивостоком. Символическим шагом на этом пути может стать одновременное членство Молдавии и в СНГ, и в Евросоюзе. Молдавский пример при его успешном культурном, социальном и экономическом воплощениях может стать искомой точкой запуска цивилизационных процессов, объединяющих запад и восток Европы.

Для этого история предоставила молдаванам важные культурные предпосылки.

В цивилизационном плане Западная и Восточная Европа объединены единым священным текстом христианства. В то же время их разделяют язык священного текста (латынь и церковнославянский), а также графика (латиница и кириллица). Молдаване и их братья румыны органично сочетают в своем словарном фонде два священных языка Европы, а в истории своей культуры — два вида графики^¹². Можно сказать, что эти народы демонстрируют своим языком и письменностью христианское единство европейской цивилизации.

Классик мирового религиоведения Мирча Элиаде видел в этой уникальной славяно-латинской двойственности залог преодоления культурного провинциализма, мировую миссию румынского народа. К сожалению, Румыния пока не вдохновилась утопией христианского синтеза. Она пошла по пути культурной прозападной одномерности — от местечкового фашизма до арьергардной евроинтеграции.

Один из ведущих русских палеографов академик А.И. Соблевский еще в начале прошлого века с горечью отмечал, что слова славянского происхождения целенаправленно удаляются из румынской литературной речи. Результаты этой лингвистической спецоперации, осуществлявшейся с особым рвением в «эпоху Чаушеску», как говорится, налицо. Великий Элиаде в двадцатые годы двадцатого столетия мог назвать свой философско-религиозный журнал «Duh şi slovă». Для современного румынского интеллектуала подобное название немыслимо^¹³.

Собственноручное оскопление своей духовности (о чем с тревогой говорят наиболее прозорливые румынские лингвисты) делает нынешнюю румынскую культуру стерильной. На смену гигантам: Мирче Элиаде, Эмилю Чиорану, Тристану Тсара, Эжену Ионеско, Михаилу Себастиану, Сержу Московиси — никто, к сожалению, не приходит. Интеллектуальная неспособность соответствовать задачам информационной цивилизации канализирует энергию румынских элит на решение задачи вчерашнего дня — национального «бессарабского вопроса». Румынские культуртрегеры не в силах понять, что этническая унификация противоречит современным тенденциям сохранения культурного разнообразия глобального мира.

В этой ситуации молдавский народ остается единственным zip- архивом, в культурном наследии которого хранится exe- файл, способный запустить программу единой христианской цивилизации. Таким образом, оставаясь собой, молдаване сохраняют Европе шанс на спасение.

Важным элементом интеграционного архетипа является историческая полиэтничность молдавской нации. Господарь Молдовы и член Берлинской академии наук Дмитрий Кантемир писал в своем основательном труде «Descriptio antiqui et hodierni status Moldaviae» (Описание древнего и современного состояния Молдавии, 1716): «Мы полагаем, что вряд ли в каком другом государстве, заключенном в столь тесных границах, как Молдавия, живет столько разных народностей. Кроме молдаван, большинство которых пришло из Марамуреша, его населяют греки, албанцы, сербы, болгары, поляки, казаки, русские, венгры, германцы, армяне, евреи и плодовитые цыгане»^¹⁴. Справедливость этого свидетельства подтверждают чрезвычайно популярные этнические по этимологии фамилии молдаван: Арнаут (албанец), Болгару, Греку, Казаку, Коман, Команечи (от куман, половец), Ляху (поляк), Нямцу (немец), Руссу, Руснак (от русин, русский), Сырбу (серб), Татару, Турку, Унгуряну (венгр). Обращает внимание, что значительное число представителей титульного этноса носят типичные русские, болгарские, польские, украинские, армянские, сербские, греческие фамилии^¹⁵. Молдаванин Иванов — не исключительное явление.

Молдавия — настоящий этнографический заповедник. Ее специфика заключается в наличии десятков украинских, гагаузских, болгарских сел, дополненных такой экзотикой, как поселения русских старообрядцев, цыган, поляков, албанцев, чехов. Эти люди укоренены в молдавской земле. В отличие от мобильных горожан, они никуда отсюда не денутся. В этом культурном богатстве следует выделить гагаузов (единственный из тюркских этносов, исповедующий христианство), которые обладают государственной автономией в составе Республики Молдова. Гагаузский народ образует символический мост между европейской цивилизацией и тюркоязычным исламским миром.

Следствием такой культурной открытости является, в частности, высокая восприимчивость к языкам. Славяно-латинская двусоставность молдавского языка, несомненно, стимулирует лингвистическую одаренность говорящего на нем народа. Среди молодых молдаван знание трех-четырех языков становится едва ли не нормой. Примечательно, что в процессе общения они постоянно переходят с языка на язык, не замечая этого^¹⁶.

Врожденная мультикультурность формирует в молдаванах такие важные для утопии качества, как терпимость и доброжелательность. Мне, живущему между Петербургом и Кишиневом, очень легко заметить, что молдавские крестьяне в большинстве своем ведут себя более тактично и приветливо, чем многие питерские интеллигенты. Мои русские друзья, приезжая в Кишинев, с удивлением отмечают любезное отношение молдаван в процессе разнообразных бытовых контактов. Со стороны в таких случаях всегда виднее. Молдавия — это, действительно, территория любви, а значит страна, где могут воплощаться утопии.

Словно для того, чтобы освежить древнее западно-восточное наследие судьба превратила современных молдаван в нацию гастарбайтеров. Работая как в России, так и в странах Евросоюза, они обогащают свою родину не только валютными поступлениями, но и обычаями других народов. Сам видел, как молдаване, вернувшись с работы в сибирском леспромхозе, построили русскую баню, в селе, где бани отродясь не видели. Также свидетельствую, что наиболее продвинутые возвращенцы из Италии и Португалии начинают оснащать сельские casa mare (большой дом) не только металлочерепицей, но и канализацией. Возможно, что этот своеобразный импорт российских и западноевропейских технологий — структурный эквивалент сорокалетнего блуждания евреев по Синайской пустыне, благодаря которому последний народ Европы станет инициатором, т.е. первым, в деле интеграции христианского мира.

(История продолжается!)

Казус Воронина: утопия и антиутопия в одной голове

Органичный синтез двух основных священных языков Европы (латыни и церковнославянского), беспрецедентно «укорененный» аграрный мультукультурализм, всесторонняя культурная восприимчивость и огромный запас доброжелательности образуют плодотворный фундамент народной психологии полиэтничной молдавской нации. На этом фундаменте, несомненно, может быть построена европейская по форме утопия информационной цивилизации.

Наличие культурных предпосылок утопии ничего не значит, без настойчивого стремления эту утопию сформулировать, внедрить в массовое сознание и воплотить.

Глобальная информационная утопия обязательно должна учесть локальный опыт утопий индустриальных.

Особенность молдавского опыта состоит не столько в том, что здесь, как и во многих западных губерниях бывшей Российской империи пик индустриализации пришелся не на откровенно антиутопические сталинские первые пятилетки, а на полуутопическое оттепельное хрущевское десятилетие. Отличия имели во многом количественный характер. Упрочение советской власти в Молдавии так же, как и повсюду в СССР сопровождалось казнями и депортациями интеллигенции и священников, городской буржуазии и сельских «кулаков». В 1946 году край, с роду не знавший голода, был подвергнут, в значительной мере реквизиционными действиями властей, тотальному голодомору, во время которого официально фиксировались случаи каннибализма. Тем не менее, относительно аналогичных процессов в метрополии, сталинские репрессии длились в Молдавии в три раза меньше по времени, а брежневский застой был намного более сытым. И в этом смысле, в сравнении с периодом румынского культуртрегерства (1918–1940, 1941–1944), советский колониализм рассматривался большинством молдавских крестьян, как период несомненного прогресса.

Уникальность опыта индустриального утопизма связана с новейшей историей Республики Молдова. Последнее двадцатилетие вместило в себя не только разрушительную антиутопию этнократизма вместе с социал-дарвинистской квазилиберальной идеологией, но и робкие попытки завершения очередных задач советской власти. Две первые формы мировоззрения господствовали все годы молдавской независимости. Тогда как поздние всходы индустриальной утопии проклюнулись исключительно в период правления Партии коммунистов республики Молдова (ПКРМ), возглавляемой В.Н. Ворониным. Для того чтобы показать, что даже непоследовательный и архаичный утопизм приносит добрые плоды необходимо совершить краткий экскурс в историю.

Накануне развала СССР Молдавия являлась одним из самых благополучных островков советского архипелага. По инициативе русских оккупантов здесь было создано индустриальное сельское хозяйство с гигантскими животноводческими комплексами, значительная перерабатывающая промышленность, состоящая из множества консервных и винзаводов. Но самое главное — в городах Молдавии были размещены крупные производства в области радиоэлектроники. Заканчивалось строительство гигантского компьютерного завода.

Эти предпосылки обеспечивали хорошие условия для старта в свободное рыночное будущее. Разумеется, требовалась серьезная модернизация, прежде всего, оборонных заводов, напичканных дорогостоящим оборудованием. Наличие большого числа обученных кадров позволяло решить эту непростую задачу. Молдавия при грамотном руководстве имела все шансы сочетать технологический потенциал Силиконовой долины с экологичным сельским хозяйством.

Ничего этого не произошло. К власти дорвались люди даже не с вчерашним индустриальным, а с позавчерашним аграрным мышлением, неспособные решать задачи завтрашнего дня, задачи информационной цивилизации.

Поэт и в Молдавии больше чем поэт. Лауреат всевозможных советских премий, автор проникновенных стихов о родной маме и духовном отце Ленине, ныне покойный Григорий Виеру в 1991 афористично выразил разрушительный дух этнократической антиутопии, в которую мгновенно выродилась румынская идеология в Молдавии: «Нам не нужен компьютерный завод. Мне нечего считать».

Идея, саморазоблачительно высказанная поэтом, овладела массами. Компьютерный завод и вместе с ним другие высокотехнологичные предприятия канули в Лету. Только не надо списывать этот самоубийственный процесс на неизбежные следствия переходного периода. Такого тотального краха промышленности не было нигде на европейской территории бывшего СССР. Что-то сопоставимое происходило лишь в Таджикистане.

На совести президента М.И. Снегура (1991–1996) — развал промышленности и развязывание гражданской войны, приведшей к территориальному расколу страны.

Президент П.К. Лучинский (1996–2001) добил сельское хозяйство, приняв к исполнению навязанную американцами программу земельной приватизации «Pămînt» (Земля). Любой трезвомыслящий человек поймет, что деление сельских угодий на мелкие «квоты» — сознательная диверсия, направленная на уничтожение конкурента калифорнийского винпрома. Более того, была разделена не только земля, но и другие материальные активы: животноводческие комплексы, тракторные бригады, оросительные системы и т.д. Последствия подобной приватизации производственных мощностей тоже было легко предвидеть. Остовы гигантских строений сегодня можно использовать только в качестве декораций фильмов о выживших в термоядерной войне. Американские советники Лучинского могут быть довольны: миллиардные инвестиции русских колонизаторов успешно обнулены.

Антиутопия этнической нетерпимости и дополнившая ее либеральная идеология «экономической эффективности», находившиеся в девяностых годах у власти, оставили без работы сотни тысяч людей. С тех пор и до сегодняшнего дня маленькая страна живет преимущественно экспортом рабочей силы.

Голосование за ПКРМ в 2001 — было ретровыбором отчаявшихся людей.

Прорумынская интеллигенция упрекала после этого народ в том, что он променял первородство национальной идеи на чечевичную похлебку антиутопии ГУЛАГа. Эти упреки неверны.

Во-первых, глупо считать, что молдаване настолько умственно ограничены, чтобы желать возвращения кровавых времен генералиссимуса Сталина. В действительности, молдавские избиратели, пытались улететь на машине времени лет на тридцать назад в относительно сытый и довольно мягкий «застой» маршала Брежнева.

Во-вторых, нельзя сводить мотивы их выбора исключительно к шкурным соображениям. Антикоммунистические критики материальной односторонности марксизма, почему то забывают, что не хлебом единым жив человек. Память о брежневской эпохе влекла многих молдаван в немалой степени потому, что к тому времени антиутопические черты архипелага ГУЛАГа несколько смягчились, и сквозь них можно было различить следы гуманистического замысла советской утопии. Положа руку на сердце, вы не сможете утверждать, что никакой такой утопии не было. Были «Клуб кинопутешествий», «Очевидное — невероятное», «От всей души», «Спокойной ночи, малыши». Были «Наука и жизнь», «Знание — сила», «Техника — молодежи». Были умные книги и волнующие спектакли, выдающиеся фильмы и добрые мультфильмы. Были бесплатные лекции и концерты, творческие кружки и спортивные секции, пионерские лагеря и студенческие строительные отряды.

Голосуя в 2001 за коммунистов, люди, замордованные звериной антиутопией национальной исключительности и людоедской идеологией «экономической эффективности», на самом деле голосовали за тепло человеческих отношений, за любовь, за утопию. Да, молдавский народ выбрал индустриальную ретроутопию коммунизма. Но завершение индустриальных задач советской власти: телефонизация, газификация, канализация и т.д. всей страны — до сих пор имеет прогрессивное значение в одном из наиболее аграрных государств не только Европы, но и СНГ^¹⁷.

Критики восьмилетнего коммунистического режима, если это, разумеется, не интеллектуальные наперсточники, должны начинать ее с признания того, что ПКРМ пришла на пепелище. Коммунисты приняли страну с внешним долгом сектора государственного управления 815 миллионов долларов США, средней пенсией 86 леев (в 2001 году курс доллара приближался к 13 леям), средней зарплатой врачей 230 леев и учителей 247 леев. Те, кто списывают все нынешние беды Молдавии исключительно на президента Воронина и его партию, могут быть охарактеризованы одним словом — подонки.

Оценивая Воронина, эти люди за точку отсчета берут, по меньшей мере, Иисуса Христа. Разумеется, что третьему молдавскому президенту очень далеко до такого абсолюта. Но если мы начнем его сравнивать со Снегуром, Лучинским и Гимпу, то убедимся, что он несравненно выше и своих предшественников и тем более преемника. Да, Воронину свойственны многие недостатки, присущие каждому из этой грешной троицы. Но все они вместе не обладают и малой долей его несомненных достоинств. Пришло время всесторонне оценить восьмилетнюю деятельность этого незаурядного человека на посту руководителя молдавского государства.

На мой взгляд, В.Н. Воронин — фигура трагическая. В его душе противоречиво сплелись утопия с антиутопией. Антиутопия, к сожалению, победила. Но он единственный из постсоветских руководителей нашей страны, кого утопия отметила своим мимолетным присутствием. Именно благодаря элементам непоследовательного утопизма Воронин, войдет в историю с положительной оценкой потомков.

(История продолжается!)

Индустриальная утопия Воронина

Воронин, наряду со своими сверстниками Лучинским и Снегуром, прошел типичную жизненную школу представителя «нового класса» Милована Джиласа, самоназванием которого был термин «номенклатура». Судьба партийных кадров, даже в застойное позднесоветское время, когда кровавые сталинские чистки вышли из моды, была незавидной. Они были вынуждены постоянно говорить правильные слова утопии солидарности трудящихся. А в действиях обязаны были руководствоваться идеологией «нового класса» — государственным капитализмом. Внутренний конфликт труда и капитала постоянно грозил разрешиться шизофренией — раздвоением личности.

В стремлении уберечься от внутреннего самораспада большая часть партноменклатуры впадала в крайний цинизм. Ее представители старались, чтобы утопические лозунги: «Все для блага человека! И мы даже знаем, как зовут этого человека» — отлетали от них, как горох от стенки. Но душа не каменная стена. Она настойчиво требовала анестезии. Всем, кому за сорок, памятен типичный облик номенклатурного работника — благородная седина оттеняла румяные щеки и сизо-красный нос. Партийный дед мороз не стыдился носа своего: «Он ведь с нашим знаменем цвета одного»!

Наряду с циничным большинством в рядах партократов встречались люди, которых, с большой долей условности, можно назвать совестливыми. Разумеется, для того чтобы делать карьеру, им приходилось не один раз идти против собственной совести. Но они, по крайней мере, помнили, что совесть у них когда-то была. И в тех микроскопических пределах свободы, которые оставляла им идеология госкапиталистизма, эти люди старались соответствовать заветам коммунистической утопии.

Многим из них была свойственна бытовая «ленинская» скромность. Это они сочувственно слушали актера-шестидесятника Михаила Ножкина: «А в музее Ленина — лишь пальто простреленное, два костюма стареньких да пара башмаков». В нашем пролетарском по социальному составу школьном классе затесался сын значительного чиновника. Одевался он также скромно, как все мы. Вместе с нами мечтал о «фирменных» джинсах. А магнитофон у меня появился даже раньше, чем у него. Номенклатурный папа, согласно заветам Ильича, считал, что его сын не должен выделяться на фоне детей «трудящихся».

Воронин, судя по стилю его президентского правления, принадлежал к меньшинству не полностью чуждому духу советской утопии. Существует легенда, что в годы работы секретарем Бендерской городской парторганизации он устроил свой рабочий кабинет в жилом доме-долгострое, принес туда раскладушку и заявил, что останется там, пока дом, получивший в народе имя «воронинский», не будет сдан. Возможно, что данный рассказ об очередном подвиге молдавского Геракла — всего лишь продукт агитпропа ПКРМ. Вместе с тем навыки критики источников, приобретенные на истфаке Кишиневского университета, позволяют допустить, что в этой истории содержатся, по меньшей мере, крупицы реальности.

Другое историческое деяние Воронин совершил в должности министра внутренних дел МССР. Вернее это было недеяние. 10 ноября 1989 (в день милиции!) толпы погромщиков, вооруженных предусмотрительно подвезенным гравием и бутылками с зажигательной смесью, атаковали центральный офис молдавского МВД. Воронин, также как и двадцать лет спустя, не отдал приказ применить силу.

Можно, конечно считать, что тем самым был ускорен развал СССР. Действительно, после успеха этой акции сторонники прорумынского Народного фронта получили сигнал, что бояться им нечего. Но с другой стороны, разделяющие подобную точку зрения не должны забывать об аналоге кишиневских событий. 9 апреля того же 1989 генерал Родионов разогнал участников нон-стоп протеста в Тбилиси, используя в качестве спецсредств саперные лопатки. Пролилась кровь. Генерала затравили собчаками. Разве это предотвратило или хотя бы отдалило бесславный конец советской империи?

В Кишиневе тогда тоже были принесены жертвы. Безмозглые молдавские подростки остались жить ценою крови солдат-срочников внутренних войск, попавших под ковровое камнеметание погромщиков. Из-за этого многие и сегодня осуждают тогдашнее решение Воронина. Но даже они должны признать, что его выбор не был решением полковника Скалозуба. Да, вполне возможно, что в тот критический момент генерал Воронин помнил о печальной судьбе генерала Родионова. Но подобное трезвомыслие не исключает того, что нерешительность была, вместе с тем, проявлением верности утопии (в интервью Воронин не раз вспоминал, что ему было жалко лишать жизни впавших в неистовство тинейджеров), во имя которой он и предал тогда идеологию своего номенклатурного класса.

Осуществленную Ворониным реанимацию молдавского коммунизма также трудно объяснить вне утопического контекста. Кто в Молдавии 1993 года мог предположить, что в 1998 коммунисты станут парламентской партией, а в 2001 возьмут власть? Если бы речь шла только о реализации гипертрофированных властных амбиций, Воронину следовало бы, с гораздо меньшим риском, играть, подобно множеству бывших советских функционеров, на приемлемом для постсоветского истеблишмента идейном поле. Член КПСС, ставший после 1991 коммунистом, воспринимался своими же номенклатурными собратьями-оборотнями, как немой укор, как, действительно, белая Ворона. А на новых выдвиженцев «нового класса» он действовал буквально, как красная тряпка на быка. Утверждать, что Воронин просто все рассчитал на восемь лет вперед, значит возводить Владимира Николаевича в ранг величайших гениев человечества. При всем уважении к этому незаурядному человеку, он, на мой взгляд, столь дальней прозорливостью, все-таки, не обладает. Так, что без фактора утопического альтруизма и этот этап его карьеры убедительно объяснить невозможно.

Возглавив страну в 2001 Воронин смог реализовать не только властные амбиции. Верность утопическим мечтаниям советской молодости явственно отразилась в социальных мерах его восьмилетнего правления. Первым проявлением утопизма был отказ от либерально-дарвинистской идеологии «экономической эффективности». Используя это заклинание, молдавские власти в период девяностых годов последовательно демонтировали социальную сферу. Во имя пресловутой экономической эффективности закрывались районные больницы, сельские школы и дома культуры. Воронин остановил этот процесс. Коммунистам пришлось на время отказаться от кредитов МВФ, выдаваемых их предшественникам под залог людоедского сокращения социальных издержек. При этом от возврата международных кредитов, которые большей частью были благоразумно вложены молдавскими чиновниками в элитную недвижимость, коммунистическое правительство никто не освобождал. Оно исправно платило по счетам прежних правителей. Вопреки скепсису экономистов западной выучки ПКРМ нашла средства на «нерентабельные» больницы и школы. Началось последовательное повышение пенсий, зарплат врачей и учителей. За восемь лет они возросли в 7–11 раз. К сожалению и к 2009 году социальные выплаты и зарплаты в социальной сфере оставались мизерными. Кроме того, рост цен неумолимо корректировал номинальное увеличение. Но факт остается фактом — государственная воля, устремленная на защиту социально слабых, была проявлена. Пенсионеры в большинстве своем это оценили, несмотря на то, что размер причитающихся им выплат так и не достиг прожиточного минимума. Пожилым гражданам было важно почувствовать, что к ним относятся не как к быдлу, что их уважают, т.е. считают людьми.

Пытаясь дискредитировать достижения ПКРМ, оппоненты утверждают, что коммунистам просто повезло, так как их пребывание у власти совпало с мировым экономическим подъемом. По их мнению, если бы президенту Лучинскому удалось в 2001 сохранить власть, то мы бы наблюдали такую же, а то бы и еще более успешную социальную картину.

История, конечно, не знает сослагательного наклонения. Но я прекрасно помню, как в кризисном 1998 Лучинский, глядя в телевизионную камеру, заявил кишиневским пенсионерам, жаловавшимся на дороговизну: «Кишинев — город для богатых. Продавайте квартиры. Переезжайте в деревню». Это заявление одного из последних секретарей ЦК КПСС не дает оснований полагать, что типичный представитель циничного большинства советской номенклатуры решился бы отказаться от доли пирога Международного валютного фонда ради благосостояния молдавских стариков, врачей, учителей.

У нас есть возможность сравнить эффективность социальной политики коммунистического правительства беднейшей страны Европы с мерами руководства великой сырьевой державы за тот же период^¹⁸:

Пенсии	2000 г.	2009 г.	Рост
Россия (в рублях)	823,4	5191	6,3 раз
Молдавия (в леях)	86,8	646,4	7,5 раз

Зарплата образование
Россия (в рублях)	1240,2	11600	9,4 раз
Молдавия (в леях)	247,7	2135,6	8,6 раз

Зарплата здравоохранение
Россия (в рублях)	1333,3	13048,6^¹⁹	9,8 раз
Молдавия (в леях)	230,1	2718,2	11,8 раз

Приведенные показатели позволяют убедиться, что темпы роста пенсий и зарплат работников социальной сферы в Молдавии в годы правления коммунистов, по меньшей мере, не уступали российским. Напомню, что это были годы, когда Россия захлебывалась нефтедолларами.

Сравнение разницы ВВП на душу населения и разницы в пенсиях и зарплатах в 2009 свидетельствует, что в РМ в правление коммунистов социальной сфере уделялось значительно большее внимание, чем в РФ:

ВВП, пенсии и зарплаты (в долларах США)	Россия	Молдавия	Разница
ВВП на душу населения^²⁰	11474	2848	4 раза
Пенсии	176,7	62,2	2,8 раза
Зарплата образование	399,1	192,3	2,1 раза
Зарплата здравоохранение	472,6^²¹	244,7	1,9 раза

К мерам социальной защиты населения следует также отнести искоренение организованной преступности. За восемь коммунистических лет в Молдавии забыли о заказных убийствах, рэкете, угоне автомобилей. Люди настолько привыкли к низкому уровню преступности, что начали думать, что общественная безопасность обеспечивается как-то сама собой. Только бурная реанимация криминалитета в первые же месяцы правления «Альянса за европейскую интеграцию» заставляет молдавских граждан вспоминать, что для обеспечения их спокойствия коммунисты в годы своего пребывания у власти проявили настойчивую государственную волю в борьбе с преступными элементами.

Другой аспект реализации утопии всеобщего блага был связан с модернизацией инфраструктуры. Сельские жители Молдавии, практически лишенной лесов, с первых же лет независимости от России столкнулись с проблемой отопления своих жилищ. Понятно, что Молдавия — не Сибирь, но и здесь пять месяцев в году без отопления не выжить. Крестьянский сын Владимир Воронин прекрасно осознавал, в прямом смысле, жизненное значение этой проблемы. Сформулированная по-ленински программа полной газификации всей страны стала для него приоритетной. За восемь лет природным газом были обеспечены 93% молдавских сел.

Масштабность воронинской программы особенно заметна при сравнении с успехами Газпрома в деле газификации своего отечества. В 2008 газификация России достигла 62%. При этом в сельской местности она в среднем по стране едва ли не на порядок ниже. Существуют регионы, где газификация не достигает 5%.

Стопроцентное покрытие РМ газовой сетью было запланировано на 2010. Но правительство «Альянса» остановило программу газификации, как экономически неэффективную. Этот людоедский настрой был одобрен МВФ, выделившим либеральным реформаторам новые кредиты под развал молдавского общества.

Газификация — не единственный инфраструктурный проект ПКРМ. Усилиями Воронина Молдавия в 2006 стала морской державой. 400 (четыреста!) метров дунайского берега, оставленных в 1940 повелением Иосифа Виссарионовича в распоряжении молдавского народа, были использованы для строительства порта Джурджулешты. Это означает, что многие экспортно-импортные операции могут теперь осуществляться без посредничества румынских и украинских соседей, т.е. без дополнительных транзитных и таможенных платежей. Таким образом, возрастает конкурентоспособность экспортных молдавских товаров и снижается цена импорта на молдавском рынке. Порт Джурджулешты был связан с Кишиневом специально построенной железнодорожной линией. Примечательно, что в великой России за период 2001–2009 не было построено ни одного порта, ни одного километра железных дорог.

К успешным инфраструктурным начинаниям коммунистов следует отнести и распространение сети Интернет практически на все населенные пункты Молдавии. Значение этого проекта для прогресса информационной цивилизации трудно переоценить.

К сожалению, поражение на выборах 2009 года не позволило реализовать проект строительства транзитного международного аэропорта в Маркулештах. Видимо, канул в Лету и проект сотрудничества с китайской компанией «COVEC». Согласно подписанному 23 июля 2009 меморандуму о намерениях китайская сторона должна была выделить миллиардный кредит на самых льготных условиях, который должен был использоваться в различных инфраструктурных начинаниях, прежде всего, в дорожном строительстве. В случае реализации этих двух масштабных проектов Молдавия получила бы практическую возможность воплотить свою утопическую миссию центра западно-восточных контактов, в их экономической транспортной ипостаси.

Третий блок успешных мероприятий правительства Воронина был связан с макроэкономическими реформами, направленными на привлечение инвестиций. Большим достижением коммунистического правительства было заключение в 2006 соглашения с Евросоюзом об ассиметричном режиме торговли. В соответствии с этим соглашением 12 000 категорий товаров могут беспошлинно экспортироваться из Молдавии в страны ЕС. Важные экономические последствия имело принятие в 2007 закона о легализации капитала и налоговой амнистии. Кроме вынесенных в заголовок мер закон также предусматривает введение нулевой ставки налога на реинвестированную прибыль. Все это привело к тому, что в период 2007–2008 в молдавскую экономику было инвестировано 800 миллионов долларов США — столько же сколько за десятилетний докоммунистический период молдавской истории. Благодаря этим и другим мерам Республика Молдова заняла пятое место в рейтинге мировой финансовой состоятельности за 2008, опубликованном журналом «The Banker» (приложение «Financial Times»). Справедливость мнения британских экспертов подтвердилась в начале 2009, когда рубль упал относительно доллара примерно на 40%, а лей так и остался в эрегированном состоянии.

Гораздо меньшим был прогресс в духовной сфере. Это объясняется типичным для советского партработника уровнем культуры Воронина. По его крестьянским представлениям высокая культура это баловство.

Заметные сдвиги произошли только в отношении к памятникам, символически выражающим духовные ценности молдавских крестьян, — ценности православия и победы в Великой отечественной войне.

Под непосредственным контролем Воронина силами молдавских бизнесменов в, так сказать, добровольно-принудительном порядке были восстановлены несколько выдающихся монастырей. Теперь в Молдавии есть, что показывать иностранцам. Возникла перспектива развития такого массового направления как православный туризм.

В память о войне к шестидесятилетнему юбилею Великой победы в 2005 году во всех населенных пунктах были отремонтированы памятники землякам, погибшим на полях сражений. Был отреставрирован огромный Мемориал воинской славы в Кишиневе. Построены грандиозные монументы на Шерпенском плацдарме Ясско-Кишиневской операции 1944. Поскольку открытие этого уникального для постсоветских времен памятника героям войны совпало с периодом обострения молдавско-русских отношений, то российские СМИ дружно замолчали торжественную церемонию открытия впечатляющего мемориального комплекса.

И последнее по порядку, но не по значению. Единственная, пожалуй, идеологема, которую коммунистам удалось внедрить в общественное сознание — представление о полиэтничной молдавской нации. Согласно концепции полиэтнизма — все лояльные граждане Республики Молдова являются молдаванами. При этом они сохраняют свою этническую идентичность. Европейское понимание нации, как субъекта политики, резко отличает Молдавию от биологизаторских подходов в национальном вопросе, пропагандируемых на постсоветском пространстве.

Такой подробный обзор плюсов восьмилетнего правления Воронина был предпринят по очень простой причине. Люди в большинстве своем очень неблагодарны. Хорошее они быстро забывают или воспринимают, как нечто само собой разумеющееся. Я считаю, что антиутопические недостатки личности Воронина обязательно должны рассматриваться на широком утопическом фоне альтруистичных движений его души, приведших к значительным благотворным практическим последствиям.

Помните, как у Достоевского ангел пытался вытащить из ада жадную старуху, единственным добрым делом жизни который была луковка, однажды поданная ею нищенке? Ангел предложил старухе вцепиться в тонкий стебелек той луковки и начал ее вытягивать из преисподней. Порвется стебелек и вечно ей гореть в адском пламени. Не знаю, за что смогут ухватиться в подобной ситуации другие руководители Молдавии, но Воронину, слава Богу, будет за что держаться. Уверен, что на итоговом Суде, который предстоит каждому из нас, перечисленные добрые деяния перевесят.

(История продолжается!)

Blog

Утопия бессов 1 Из какого сора… Главный итог «Беса утопии»