Geum.ru

Моделей экономического развития

Вид материалаДокументы
Проблемы определения модели развития России
2.2. Использование зарубежного опыта (выводы по второй главе)
Подобный материал:
1   2   3

Проблемы определения модели развития России



2.1. Российская экономическая модель


Впервые о возможности рыночных реформ в России (тогда еще – в СССР) заговорили в 1987-1988 гг. Сделано было это не от хорошей жизни – запас прочности советской экономики стремительно таял, а непродуманная политика закручивания гаек при Андропове и раннем Горбачеве (чего стоил один указ 1986 г. о борьбе с «нетрудовыми доходами», под каковыми понималось все, кроме государственной зарплаты!), прогнозы делались самые мрачные, и нужно было срочно что-то менять. Однако при Горбачеве так и не сложилось сколько-нибудь состоятельной концепции реформ, зато еще больше расцвело процветавшее еще во времена «застоя» так называемое «неплановое распределение», приводившее к сказочному обогащению немногих.

Реформы при Горбачеве проводились на уровне предприятий, но основ командно-административной экономики они не затронули. Уже реформа предприятий 1987-1988 гг. стала шагом к сформированию слоя будущих собственников из числа директоров, причем это слой не был связан ни административными ограничениями, ни рыночными, поскольку не было зависимости их от собственников ввиду отсутствия последних. Всевозможные формы кооперации и аренды («с правом выкупа») создавали задел для бесплатной приватизации.109

При этом при сосуществовавших жестко фиксированных государственных и свободных кооперативных ценах возникал (и использовался) соблазн реализации продукции государственного сектора через частную торговлю. В 1989 г. были созданы товарные биржи. В довершение всего Госплан отказался снабжать частников сырьем, что подорвало производственный настрой значительной их части, и они пошли в торговлю.

При этом торговля оказалась «китайской стеной» отделена от производства. Производитель не получал почти никакой выгоды (а то, что получалось, шло в основном в карман «начальству»), но и торговец, если бы и хотел, не мог вложить прибыли в производство и пускал их в лучшем случае на новые спекуляции, а в худшем просто «проедал». Начался и вывоз капиталов за границу, как по причине отсутствия нормальной сферы их приложения в СССР, так и ввиду негарантированности прав собственников и неуверенности в завтрашнем дне. В частности, фиксированный валютный курс рубля делал невыгодным превращение валютной выручки в рубли, и ее часто тоже оставляли за границей.

Определенные гарантии имели только «свои» - номенклатура и ее родственники. Так, многие из ставших знаменитыми в первые годы рыночных реформ фирмы начали создавать свои капиталы еще в годы «застоя», когда «простого» человека за «частное предпринимательство» сажали в тюрьму. Так, например, еще тогда формировались основы капиталов Артема Тарасова или Германа Стерлигова (племянника генерала КГБ).110

К концу 1991 г. государственная экономика перестала работать окончательно. В такой ситуации 2 января 1992 г. новый глава правительства Е. Гайдар объявил о введении свободных цен (с несколькими исключениями – например, цены на хлеб отпустили через полтора года). 29 января 1992 г. вышел указ президента Б.Н. Ельцина «О свободе торговли». Так начался первый этап российских реформ, охвативший годы с 1992 по 1998.

Однако «шоковая терапия» была бы хороша для стран, где существовала рыночная экономика, лишь временно зарегулированая чрезвычайными мерами, где она пробудила бы притупленные рыночные инстинкты. Так было в Германии и Японии после 1945 г., так было в свое время и в России в годы НЭПа. Но у «красных директоров» пробуждать было нечего.111

Кроме того, если в Германии в 1948 г. или, например, в Польше в 1990 необеспеченная денежная масса была аннулирована с началом реформы, то в России ничего подобного не произошло, хотя экономика страны еще с 1988 г., после снятия ограничений на зарплаты, накачивалась деньгами. Никаких попыток остановить этот процесс не предпринималось – нельзя же считать таковой, например, печально знаменитый обмен 50- и 100-рублевых купюр в январе 1991 г., хотя бы потому, что те, против кого он был якобы направлен, избавились от «неправильных» денег за несколько месяцев до него. Неудивительно, что только за 1992 год цены выросли в 26 раз. Правда, с 1июля 1992 г. было разрешено свободное хождение доллара в российской экономике, что дало хоть какие-то гарантии сохранения сбережений от инфляции.

Тогда, после неудачи «шоковой терапии», возникла идея создать слой собственников как можно быстрее и любой ценой. При этом, по позднему признанию самого творца реформ Е.Т. Гайдара, был сделан упор на темпы в ущерб качеству.112 В июле 1992 г. была разработана государственная программа приватизации. В нарушение закона о приватизации, вместо именных приватизационных счетов в ЦБ гражданам были выданы ваучеры.113

За 1992-1996 гг. 70% государственной собственности было приватизировано,114 однако ваучерная приватизация провалилась. Причин этому было несколько: во-первых, как раз к концу 1992 г., к началу ваучерной приватизации, богатство, подлежавшее переходу в частные руки, стало уменьшаться (например, из-за того, что промышленные предприятия не выдерживали конкуренции), во-вторых, ввиду неравных условий (работники самих приватизируемых предприятий получали их акции за ваучеры в 6-10 раз дешевле, чем прочие граждане), в-третьих, потому, что большинство населения доверило свои ваучеры разным ЧИФам, большая часть которых вскоре бесследно исчезла.115

В 1994 г. начался денежный этап приватизации. Но повышение цен съело сбережения населения, деньги остались только у номенклатуры, компрадоров и криминала; понятно, что эти силы и прибрали собственность к рукам.116

Но и либеральными реформы назвать было трудно. Дело в том, что либерализм предполагает отказ государства от сколько-нибудь крупной собственности, прямых хозяйственных функций, обязательств по сохранению сколько-нибудь значимых хозяйственных единиц, обязательств по поддержанию иерархических отношений между экономическими агентами, от выборочной поддержки.

Между тем, российское правительство уже в 1992 г. выпустило около 300 нормативных актов по предоставлению льгот.117 А с октября 1993 г. раздача льгот стала систематической. Но самое скверное – появились «привилегированные», которым позволялось не платить налоги.118 Кроме того, за 1989-1996 гг. с 11% до 46% всей экономики страны выросла «теневая экономика»,119 которая, естественно, тоже налогов не платила.

Для покрытия бюджетного дефицита, вызванного такими неплатежами, можно было продать часть предприятий западному капиталу, но из соображений «национальной безопасности» (возможно, когда-то и реальной, но чаще прикрывавшей интересы отечественных «приватизаторов на халяву» от конкуренции иностранных собственников) этого не произошло, и Россия, по некоторым подсчетам, потеряла на этом до 70 трлн. руб. (неденоминированных).120 Кроме того, такая продажа лишила бы бюрократию контроля над экспортом нефти, газа, минералов и т.д., а следовательно – важного источника обогащения в виде взяток («откатов»).121

В итоге, ввиду конкуренции импортной продукции, непоощрения (налогового и т.д.) развития национальной промышленности, а также ввиду низкой покупательной способности населения (вызванной, помимо всего прочего, и тем, что доля оплаты труда в ВВП сократилась с 50% в 1990 г. до низшей точки 27,8% в 1998 г., т.е. почти вдвое)122 ВВП России за 1990-е гг. тоже упал почти вдвое.123 Не стимулировало развитие промышленности и то, что государство с 1995 г. искусственно сдерживало курс доллара, что не только обесценивало валютные сбережения граждан, но и делало невыгодной работу на экспорт. Понятно, что и приток денег в бюджет в такой ситуации, мягко говоря, был ниже потребностей.

Чтобы покрыть дефицит бюджета, российское правительство, подобно бразильскому, стало начиная с 1993 г. выпускать ГКО – государственные краткосрочные обязательства под высокий процент с гарантированным погашением. Но это была настоящая финансовая пирамида, подобная той, которую создавали в те же годы разные МММ, только государственная. Рано или поздно она должна была рухнуть.

Гром грянул в августе 1998 г. Назначенный вместо занимавшего пост главы правительства с 1992 г. В.С. Черномырдина С.В. Кириенко, после нескольких месяцев неудачных попыток что-либо исправить, 17 августа 1998 г. объявил дефолт, т.е. состояние невозможности далее платить по обязательствам ГКО. Пирамида рухнула.

Все, кому сейчас за 25-30 лет, помнят ощущение апокалипсиса в те дни и недели. Курс доллара резко подскочил – в 4 раза за считанные недели. Прекратились банковские платежи, еще хуже, чем была, стала ситуация с выдачей заработной платы. Однако то, что казалось концом, стало началом. Фактически подлинным реформатором, премьером-камикадзе, решившимся на самоубийственный для своей карьеры шаг ради спасения страны, стал не Гайдар, а Кириенко. Начался второй этап реформ (1998-2003 гг.).

Взлет курса доллара в четыре раза привел к соответствующему росту цен на импортную продукцию, тогда как отечественная подорожала «всего» примерно вдвое. Соответственно, спрос на отечественную продукцию вырос. Но рост курса доллара сделал выгодной и работу на экспорт. Поэтому с 1999 г. промышленность России начала устойчивый рост.

Стабилизацию российской экономики и начало устойчивого роста связывают с В.В. Путиным, которые 9 августа 1999 г. занял кресло премьера, 31 декабря 1999 г., после ухода в отставку старого и больного Б.Н. Ельцина, превратился в и.о. президента, а на выборах 26 марта 2000 г. стал главой государства. Однако «в начале был Кириенко». Нельзя не отметить и его преемника Е.М. Примакова, у которого, хотя усилившиеся тогда на волне народного недовольства дефолтом «левые» силы и подталкивали его к разного рода антирыночным шагам, хватило мудрости ничего этого не делать и вообще ничего не делать, поскольку в тех условиях это привело бы только к ухудшению ситуации, тем более что Примаков, при всем уважении к нему как к политику и дипломату, к экономическим преобразованиям либерально-рыночного типа был не способен.

Годы 1999-2003 стали «звездным часом» российской экономической реформы. Немалая заслуга в этом принадлежит президенту В.В. Путину и премьер-министру 2000-2004 гг. М.М. Касьянову. В это же время проявили себя и многие новые люди, которые в 1990-е гг. вопреки политике ельцинского руководства пришли в капитаны большого бизнеса. Здесь следует отметить В. Довганя, В. Брынцалова (фармацевтика), А. Паникина (текстильная промышленность);124 сода же принадлежит и М.Б.Ходорковский, которые приватизировал в 1995 г. убыточное государственное предприятие ЮКОС и менее чем за десять лет превратил его в процветающее и сверхприбыльное. Что касается условий жизни для работников ЮКОСа, то им посвятил несколько хвалебных статей сам А.Проханов,125 которого трудно заподозрить в чрезмерных симпатиях к олигархам.

Повысилась собираемость налогов: после того, как ввели единый подоходный налог в размере 13%, деньги в казну потекли буквально рекой. Система привилегированных корпораций, которым можно было не платить налоги, была ликвидирована, платить заставили всех, более того, курс был взят на «равноудаленность» крупного бизнеса от власти.

Казалось, еще немного, и собственность и власть в России окончательно «разведутся», и заработает действительно либеральная рыночная экономика. Но вместо нее заработал фактор, последние 30-40 лет составляющий «проклятье страны». С 2002-2003 гг. начался устойчивый рост мировых цен на энергоносители.

Давно прошли те времена (если они когда-нибудь были), когда обилие природных ресурсов составляло силу страны, ныне оно превращается скорее в тормоз, позволяющий за счет экспорта сырья жить десятилетиями, ничего не меняя. При этом, как правило, никто не думает, что будет, когда эта «халява» закончится.

Так было в СССР, поставки нефти из которого за годы «застоя» выросли в 8 раз, а газа – в 545 раз.126 За счет этого поддерживалось относительное благополучие брежневской эпохи, хотя экономика практически перестала двигаться вперед, а примерно с 1979 г., по неофициальным данным, началось падение производства. Но когда цены на нефть упали с 70 долл. за баррель в 1978 г. до 10 в 1986 г., то экономика СССР быстро пришла в состояние коллапса.

Однако опыт предшественников оказался забыт, и с 2003 г. начался третий этап реформ – «сырьевой».

Началось с того, что был арестован М.Б. Ходорковский, вся вина которого реально была в том, что он заявил о своих претензиях на президентство. Это тем более странно, что никаких шансов у него не было хотя бы из-за его национальности. Затем был отставлен с премьерского поста М.М. Касьянов. С осени 2004 г. началось завинчивание политических гаек (отмена выборов губернаторов, ликвидация оппозиции на телевидении, зажим ее перед выборами, что сказалось на результатах думских выборов 2003 и особенно 2007 гг.). Но для нас важна в этой работе не политика, а экономика.

Снова началось сращивание власти и бизнеса, например, подгребание бизнеса под себя родственниками чиновников, что привело к установлению монополизма. Сначала эта модель была обкатана на строительном бизнесе, в результате там уже к началу 2006 г. практически не осталось «чужих», не принадлежащих к «нужным людям», результатом чего стал рост цен на жилье в пять раз за пять лет. Затем началась монополизация и в других отраслях. Эта политика породила в народе печальный анекдот: «Воодушевленные успехом программы «Дешевое жилье», власти начали реализацию программы «Дешевое продовольствие»». В то же время обещанный выпуск золотого рубля, призванного заменить как средство от инфляции выдохшийся доллар (последний, достигнув максимума к концу 2002 г., затем стал падать), тихо положили под сукно.

Самое скверное – государство снова начало прибирать к рукам гигантские отрасли экономики, которые фактически превращались в «получастные»: все расходы оплачивались из казны, все доходы шли каким-нибудь «менее равноудаленным» олигархам (появился такой новый термин).

В то же время гигантские нефтяные доходы, вместо того, чтобы вкладывать в модернизацию инфраструктуры, технологическое обновление и т.д., в значительной мере держат в «стабилизационном фонде», причем не в России, а в США, где он подпитывает чужую экономику. Впрочем, самое банальное объяснение этого феномена – то, что «в России его разворуют» (такое объяснение, в частности, предлагает писатель М.Веллер). И действительно, коррупция достигла невиданных размеров: если М.М. Касьянова за глаза называли «Мишей 2%», то теперь «откаты» (причем среди чиновников более низкого уровня, чем премьерский) достигают 35-40%. Коррупция даже официально, вопреки всем прочим, победным реляциям прямо провозглашается «национальной угрозой».

Происходит наступление на права трудящихся: сейчас фактически невозможно законно провести забастовку, профсоюзы лишены права представлять трудовые коллективы в суде в процессах против работодателя (теперь должны присутствовать все члены коллектива, что возможно только на небольших предприятиях), наконец, в апреле 2008 г. были фактически запрещены референдумы.

Правда, новая администрация вроде бы подает какие-то надежды на изменения к лучшему. Вроде бы заговорили (на уровне глав крупнейших субъектов Федерации) о восстановлении прямых выборов глав регионов. Но главное – не политические изменения, а технологическая модернизация экономики. Да и действительно, пора задуматься о том, что будет, когда развитые страны перейдут на новые энергоисточники – хотя бы потому, что сейчас, как и в «застойные» времена, удается более или менее обеспечивать благополучие народа за счет нефтедолларов, и страшно представить, что будет, когда они иссякнут.

А ведь иссякнут рано или поздно! Так, на днях в США стал обсуждаться вопрос о расконсервировании своих (немалых) запасов нефти. Но это временная мера, до появления лучших альтернатив: поступают сообщения, что в Канаде уже сейчас разрабатываются способы добычи нефти из нефтеносных песков и горючих сланцев; эти запасы вчетверо превышают разведанные «обычные» запасы нефти и сосредоточены в основном в Канаде. На подходе добыча гелия-3 для термоядерного синтеза – США уже готовят полеты на Луну, где много этого элемента. Не в очень далеком будущем начнется промышленное использование солнечной энергии.

Короче говоря, у России есть шанс, имея уникальные космические и другие наработки, сыграть во всех этих технологических прорывах не последнюю роль. Хватит ли политической воли, решимости? От этого зависит не только судьба наших рыночных реформ, но и самой России.


2.2. Использование зарубежного опыта (выводы по второй главе)


Сравнение российского и зарубежного опыта экономических реформ фактически будет представлять собой выводы по второй главе.

Итак, американский опыт уже неактуален, он был бы кстати сразу после дефолта, когда потерпел крах первый, гайдаровский этап реформ, за одним исключением: стремление Рузвельта улучшить соотношение цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию (в идеале – восстановить паритет 1909-1914 гг.) очень актуально для нашего сельского хозяйства, особенно в условиях мирового продовольственного кризиса.

Некоторые авторы отмечают и полезность американского опыта в том плане, что с 1933 г. там запрещено одновременное владение контрольным пакетом акций банка и промышленного предприятия.

А вот немецкий и японский опыт весьма интересен в плане ликвидации крупных корпораций, при этом их не национализировали, как предлагают многие у нас, а разбили на более мелкие, а значительную часть их акций передали гражданам (со скидками тем, кто мало зарабатывает). Думаю, что в наших условиях часть акций крупных компаний можно раздать и бесплатно – люди заслужили за десятилетия практически дармового труда. Вообще, очень ценен опят Германии и Японии в плане антимонопольного законодательства. Вспомним также, как японская государственная электрическая компания «Ниппон Хассодэн» приватизирована и разбита на 9 компаний; не пришло ли время аналогичным образом поступить с нашим «получастным» монстром – РАО ЕЭС?

Весьма важен в преддверии введения частной собственности на землю и опыт аграрной реформы. Напомню, что все земли, принадлежавшие горожанам, подверглись принудительному выкупу. Всем сельским землевладельцам, не обрабатывавшим землю, оставили по 1 га земли, всем обрабатывающим – по 3 га. Остальное было объявлено излишками, подлежало принудительному выкупу и продаже всем, кто хочет заниматься сельским хозяйством. В итоге 77% ранее арендовавшейся земли было перераспределено. При этом с целью недопущения концентрации земельной собственности сделки купли-продажи земли осуществлялись только с разрешения властей.

Китайский опыт несколько устарел. Он был бы очень актуален при самом начале рыночных реформ, когда решался вопрос о том, как – постепенно или быстро – они будут идти. Китайцы выбрали постепенность, результатом чего стало постепенное накопление богатства честным трудом, создание класса национальной буржуазии, которой теперь постепенно стали передавать государственную промышленность. Но по большому счету, по мнению многих экономистов, китайский вариант был возможен только в крестьянской стране, так что для России к началу «перестройки» «китайский поезд» уже ушел.

Впрочем, китайский опыт поучителен тем, что самые успешные реформы могут рано или поздно упереться в неуверенность в завтрашнем дне, что вынудило коммунистическое руководство КНР после долгих колебаний согласиться на частную собственность, вопреки всем идеологическим установкам. Это весьма актуально для России, где уверенности у собственников, увы, не хватает.

Немецкий опыт того, как они обменяли деньги и не допустили инфляции, увы, устарел (впрочем, гарантированы ли мы от повторения накопления спекулятивных капиталов?). А вот опыт снижения налогов с целью передышки компаниям и роста их собираемости Россия успешно усвоила. Остается надеяться, что, как и в Германии, эта мера окажется временной и постепенно более прогрессивное налогообложение будет восстановлено.

Необходимо бороться с монополизмом в строительстве жилья. Но, пока антимонопольные меры не дадут результатов (в лучшем случае это произойдет года через два-три), неплохо бы использовать опыт Германии, строившей до половины социального жилья.

Наконец, очень ценен опыт Латинской Америки, в том числе и Бразилии. Правда, он по большей части отрицательный. Все экономические бумы в Латинской Америке, как говорилось, происходят при высоком притоке мировых денег и высоких или стабильных ценах на экспортные товары; при этом власть имущие наращивают во время бумов капиталы в ущерб заработной плате трудящихся, обещая только «перемены к лучшему» когда-нибудь, так что последние при отсутствии механизма распределения благ пользуются плодами бума по минимуму, что вызывает их недовольство, провал экономических реформ, спад, во время которого трудящиеся теряют все. Это ни на что не похоже?

Похоже на российскую и ситуация в Бразилии с выпуском государственных краткосрочных обязательств по займам – та самая, что привела обе страны (а также и Аргентину) к дефолту.

Вспомним еще раз бразильских экономистов, писавших, что Адам Смит превыше всего ставил благосостояние всей нации, а не отдельных ее членов, призывал богатых к моральной ответственности за социальную справедливость, за помощь нуждающимся. А разве не является либерализмом государственное вмешательство в действия частных (в России – скорее «получастных» вроде Жилкомхоза или того же РАО ЕЭС) монополий в форме антимонопольного законодательства?

Необходимо и повышение качества трудовых ресурсов. Пока оно у нас лучше, чем в Бразилии, но что будет дальше? Профтехобразование, например, у нас в серьезном кризисе. Кроме того, и это, возможно, самое главное, реформы должны быть народными, опираться на демократию и на участие общественности в принятии решений. В свете событий последних лет для России это правило по крайней мере не менее актуально, чем для Бразилии.