Geum.ru

Положение молодежи в России. 157 Галина Сметанина 157

Вид материалаДокументы
viii. рецензии Теория “национал-большевизма” Николая Устрялова
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

viii. рецензии




Теория “национал-большевизма” Николая Устрялова


(Н.В. Устрялов. Национал-большевизм.

– М.: Изд-во Эксмо, 2003. – 656 с.)


О национал-большевизме как теоретической и политической концепции 20-х годов многие читали или слышали, многие знают современных “национал-большевиков” Э. Лимонова, но это далеко не одно и то же. Бравых молодцов Лимонова оставим пока в покое, а познакомимся непосредственно с классической очень интересной теоретической конструкцией национал-большевизма из первых рук, из книги ее автора Николая Васильевича Устрялова (1890-1937). Устрялов вошел в русскую историю как активный общественный деятель и социальный мыслитель, публицист, создатель и идеолог теоретической концепции “национал-большевизма”, ведущий теоретик сменовеховства.

Сегодня, наконец, можно спокойно, в домашних условиях прочитать основные идеи и мысли Устрялова благодаря усилиям С.М. Сергеева, составителя и публикатора только что изданной книги всей основной публицистики Устрялова. С.М. Сергеев предпослал внушительному тому работ Устрялова обстоятельное и умное введение, где назвал своего героя “гениальным госслужащим”. Мы еще вернемся к этому введению, а сначала поговорим о самой книге Устрялова.

Родился Устрялов 25 ноября 1890 г. (ст. стиля) в Санкт-Петербурге, в семье врача. Его предки были крестьянами. Отец, Василий Иванович, закончил медицинский факультет Киевского университета, получил дворянство; мать – дочь калужского купца. В 1908 г. Устрялов закончил гимназию в Калуге с серебряной медалью, в том же году поступил на юридический факультет Московского университета. В 1913 г. оканчивает университет с дипломным сочинением на тему “Теория права как этического минимума” и остается при кафедре истории философии права “для приготовления к профессорскому званию”. Стажируется в университетах Франции и Германии, успешно сдает магистерские экзамены и в 1916 г. становится приват-доцентом Московского университета.

Уже будучи студентом и особенно после окончания университета, Устрялов увлекается политическими вопросами, часто выступая со статьями в право-либеральных и кадетских изданиях. Февральскую революцию 1917 г. Устрялов встретил с энтузиазмом, Октябрьскую – как поражение либеральных и демократических надежд. В 1919-1920 гг. был белогвардейцем, занимая в Омске должность директора пресс-бюро печати при правительстве Колчака, как впоследствии писали – был министром пропаганды у Колчака. После разгрома Колчака в январе 1920 г. перебирается в Харбин, где наряду с преподаванием в Харбинском юридическом факультете, активно занимается публицистической деятельностью. Эта деятельность и принесла Устрялову мировую известность и прочно вписала его имя в ряд наиболее интересных социальных мыслителей и лучших российских публицистов.

В 1925 г. Устрялов принимает советское гражданство, становится директором Центральной библиотеки КВЖД, в 1935 г. возвращается в СССР. В 1937 г. арестовывается по вздорному обвинению и 14 сентября расстреливается. Реабилитирован в 1989 г. по решению Верховного Суда СССР.

Так что же такого писал Устрялов, что имя его не сходит со страниц научных монографий и популярных статей, а многие положения и мысли становятся уже общим местом нашей литературы? И надо сказать, что современный процесс овладения его литературным наследием заметно ускоряется.

Суть концепции Устрялова, которая была изложена им в серии статей, затем собранных в двух книгах (“В борьбе за Россию” - Харбин, 1920; “Под знаком революции” - Харбин, 1925, 2-е изд. 1927), состоит в следующем. Пережив поражение белогвардейского движения в гражданской войне, Устрялов одним из первых понял бесперспективность вооруженной борьбы с большевиками, с Советской властью. Устрялов был державник и государственник, во всем его творчестве превалировали национальные и государственные мотивы. Он первым почувствовал и увидел, что именно большевики, несмотря на свою интернационалистическую и коммунистическую интенцию и лексику, волей-неволей работают на воссоздание великой российской державы. “Словно сама история нудит интернационалистов осуществлять национальные задачи страны” - писал Устрялов в феврале 1920 г. (с. 61). Борьба против большевиков, считал Устрялов, становится борьбой и против России. Поэтому он призывал бывших белогвардейцев и идейных противников Советской власти “сменить вехи” и идти на службу этой власти.

Важным элементом устряловской концепции “национал-большевизма” была экономическая составляющая необходимости хозяйственного развития России в рамках буржуазного способа производства. “Перед нами, - писал Устрялов в 1922 г., - решительное преображение русской жизни на недвусмысленно "буржуазный" манер” (с. 219). При этом важно отметить, что Устрялов не считал целесообразным развитие страны по капиталистическому пути. Тем самым он различал буржуазность как способ производства и капитализм как его особую историческую форму. Для России он полагал возможным особую экономическую форму, сочетающую частную инициативу и частную собственность с государственным регулированием экономики и мощным государственным сектором. Отсюда призыв Устрялова и вообще сменовеховства к возвращению интеллигенции, специалистов на советскую службу, а эмигрантов – назад, в Россию.

Этот мотив в работах Устрялова стал звучать особенно сильно после 1921 г., начала НЭПа. “Государство затосковало по хозяйству” - писал Устрялов в 1921 г. И тут же разъяснял: “Советский строй не только не исчерпывается экономической политикой немедленного коммунизма, но даже и не связан с нею органически и неразрывно” (с. 157). Устрялов полагал, что объективная необходимость развития экономики, экономизма поведет к отходу большевиков от социалистических догматов, к формированию особой националистической идеологии мощного национального государства по принципу “редиски”: извне – красная, внутри – белая. “Красная кожица, вывеска,… сердцевина, сущность – белая, и все белеющая по мере роста, созревания плода. Белеющая стихийно, органически” (с. 144-145).

Устрялов полагал, что большевизм под влиянием объективной экономической необходимости вынужден будет эволюционировать, т. е. изменить прежде всего свою экономическую политику в смысле отказа от “немедленного коммунизма”. Тем самым и большевизм уже будет не тот. “Эволюция тактики большевизма в основном хозяйственно-государственном вопросе есть эволюция большевизма” (с. 184). Здесь Устрялов правильно выделял решающее значение экономического фактора для развития не только страны, но и эволюции государственно-политической власти. В начальный период нэпа он отмечает рост новых хозяйственных элементов: крестьянство, “омелкобуржуазившихся” рабочих, новой буржуазии городов. Эти кадры “новой буржуазии”, считал Устрялов, не только не заинтересованы в реставрации насильственного “коммунизма”, но и потребуют соответствующих изменений и в области “большой политики”. Революционная Россия, писал Устрялов в 1922 г., “превращается по своему социальному существу в “буржуазную”, собственническую страну (с. 232).

Провидчески Устрялов писал, что “мужички явственно становятся фактическими хозяевами положения”, ибо именно они составляют массовый социальный слой и экономический фундамент нового строя. “Крестьянская Россия не есть Россия дворянская, помещичья. Но из этого все же отнюдь не вытекает, что крестьянская Россия есть в какой бы то ни было мере социалистическое и пролетарское государство” (с. 290). И очень точный и верный вывод делает Устрялов в статье 1925 г.: “В мелкобуржуазной стране, каковою является теперешняя Россия, только то правительство будет воистину прочно, которое реально удовлетворит хозяйственные запросы мелкой буржуазии, т. е. в первую очередь крестьянство” (с. 310). Подтверждение этому можно найти в сталинской политики уже с конца 20-х годов, направленной против крестьянства. Для удержания власти Сталину потребовалось создание все более мощного бюрократического и репрессивного аппарата, который в основном составлялся из деклассированных элементов того же крестьянства.

Во второй половине 20-х годов Устрялов разделяет и поддерживает идеологию “правых коммунистов”, был на стороне правящей сталинской группировки, был “определенно за Сталина”. Он видел насущную задачу внутренней экономической политики в том, чтобы “раскрепостить труд, заинтересовать население в труде”. “Что же касается пути оздоровления политики, то он один, и символическое имя ему, повторим, - неонэп” (с. 371).

Однако с конца 20-х годов сталинская верхушка партии, действительно обеспокоенная ростом буржуазных элементов, перешла на двойственную позицию. Фактически проводя экономическую политику национал-большевизма (потому то Устрялов и был “за Сталина”), которая как он верно предвидел, была единственно реальной, усилило борьбу с этой идеологией и репрессии против буржуазных элементов и тех идеологов, которые прямо и открыто об этом писали.

В целом предположения Устрялова в части создания мощного государства, с крупной индустриальной экономикой, определенно оправдались. Оправдалось и то, что идеология “национал-большевизма” стала de facto экономической идеологией советского периода. Ошибся Устрялов лишь в том, что Россия в его прогнозе должна была сохранить рыночную экономику. Тогда этого не произошло, но рыночные взаимоотношения объективно пробивались через все препоны авторитарной власти.

Заслуга Устрялова состоит в том, что он оказался одним из первых и наиболее глубоких разработчиков экономической концепции, которая объективно соответствовала действительному ходу истории, того пути социально-экономического развития, по которому в конце концов и пошла страна.

Теперь вернемся к введению С. Сергеева, которое также интересно и также вызывает желание кое с чем поспорить. Сперва, рассмотрим проблему взаимосвязи Устрялов – Сталин. Автор введения совершенно верно пишет, что Сталин действовал “совершенно в духе устряловских рекомендаций” (с. 34). Однако об этом пишут почти все комментаторы. Но С. Сергеев идет дальше и уточняет, что Сталин выполнил устряловскую программу лишь частично, “ее экономическую сторону он отверг вместе с нэпом” (с. 43). Фактически это верно. Устрялов предлагал сочетать централизованное государственное руководство экономикой с рынком, Сталин же все сделал без рынка. Но все-таки упор в конструкции Устрялова делался на укреплении государства, а не рынка. Поэтому сталинский переворот 1929 г. не был смертелен для концепции Устрялова, он нашел возможным с ним примириться. Кстати говоря, вот евразийцы, которые были теоретически весьма близки к Устрялову, сталинизм воспринять не смогли.

И последнее. С. Сергеев задается вопросом: что же такое национал-большевизм? И дает такой ответ: “Это программа преодоления революции с наименьшими потерями” (с. 28). Нам представляется это определение слишком узким, даже формальным. Нам представляется, что национал-большевизм и есть сама революция; есть то, что единственно могло получиться в социально-экономической плоскости после революции. Просто Устрялов нашел точные слова, чтобы все это озвучить.

М. Веков