Д. П. Горского государственное издательство политической литературы москва • 1957 аннотация настоящая книга

Вид материалаКнига
Д. Романзс
Основные ступени формирования речи
33 Нечленораздельная речь.
Льюис Г. Морган
П. И. Борисковский
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   29
Условия формирования языка и способы связи меасу звуком и 'образом

Что касается вопроса о том, какие объективные усло­вия могли породить у предков человека потребность во взаимном общении, то на него может быть дан такой от­вет: потребность во взаимном общении родилась в усло­виях коллективной трудовой деятельности, направленной на удовлетворение материальных потребностей человека. Объяснение возникновения языка из процесса совмест­ного труда и вместе с трудом является, по словам Энгель­са, единственно научным и правильным. Язык возник за­кономерно как необходимое орудие связи людей с при­родой через их взаимную связь между собой, которая не­избежно складывалась и упрочивалась в процессе труда, коллективной охоты на крупных животных.

Начало формирования речи обычно связывают с пе­реходом полуживотного предка человека к искусствен­ному изготовлению и систематическому использованию орудий трудовой деятельности. Это и понятно. Переход к изготовлению орудий, вызванный целями охоты, был свя­зан с существенной перестройкой во всем образе жизни первобытного человека, во взаимоотношениях людей, а также в характере их мышления, что не могло не полу­чить своего выявления и в средствах взаимного общения. Изготовление искусственных орудий и их использование поставило первобытных людей перед необходимостью более тесного контакта между собой, более упорядочен­ного контроля и наблюдения со стороны одних за дея­тельностью других, более частых случаев надобности в обмене опытом, навыками и впечатлениями. Формируясь как важнейшее средство взаимного общения людей, речь вместе с тем формировалась и как необходимое орудие мышления. Выражаемое с помощью речи мышление в ней и осуществлялось. По мере развития мышления, основанного на развитии трудовой деятельности, вместе с мышлением развивалась и речь.

Исследование проблемы происхождения речи требует выяснения не только условий, породивших потребность в общении, но и выяснения того, какие средства могли быть использованы для удовлетворения этой потребности. Выс­шие обезьяны, типа австралопитеков, а потом и питекан­тропы, унаследовали от своих предшественников, более

26

низко организованных обезьян, сравнительно высокоор­ганизованное строение анатомо-физиологического аппара­та при помощи которого они могли произносить весьма разнообразные звуки, порядка нескольких десятков. Уна­следованные от животных предков звуки и послужили основным материалом, или биологической предпосылкой, формирования звуковой речи человека. Признавая гене­тическую связь между человеком и животными, мы вооб­ще не можем себе представить иного источника звукового материала языка. Вторым, дополнительным источником возникновения звукового материала для формирования и дальнейшего развития речи послужили многочисленные звуки других животных, а также звуки природы, которым не могли не подражать первобытные люди, обладавшие, по всей вероятности, вообще более высоко развитыми способностями к подражанию, чем это имеет место у жи­вотных, в особенности у обезьян. И, наконец, третьим источником уже развития звукового материала речи послужили всевозможные видоизменения наличных

звуков.

В решении проблемы происхождения языка нельзя обойти такой важный и вполне закономерный вопрос: ка­кими могли быть способы связи между звуком и образом предмета?

Для нас теперь вопрос о том, почему тот или иной предмет называется тем, а не иным словом, кажется, не имеет смысла. Мы не усматриваем в соотношении наиме­нования и наименованного необходимой связи. А между тем этимологический анализ слов убеждает нас в том, что наименование предметов, как правило, носит вполне мо­тивированный характер '.

В решении этого вопроса следует четко разграничить два плана: генетический и современное состояние языка. Что касается современного состояния, то наименование предметов происходит с учетом уже исторически сложив­шегося значения слова. И мотивированность названий определяется не материальной, а смысловой стороной слова. Совсем по-другому исторически возникало наиме­нование предметов, когда еще не было никакой языковой

1 «В создании языка нет произвола, а потому уместен вопрос, на каком основании известное слово значит то именно, а не другое» (-4. Л. Потебня, Мысль и язык, изд. 2, Харьков 1892, стр. 104).

27

традиции, когда полуживотные предки человека унасле­довали от животных звуки, не имеющие того смыслового содержания, которое они приобрели впоследствии.

По своему физиологическому и психологическому ме­ханизму возникновение речи является результатом проч­ной фиксации в мозгу условнорефлекторной связи или ассоциации между определенным звуком, который чело­век слышал и произносил, мускульным движением рече­вых органов, образом предмета, который вызывал данную звуковую реакцию, и, наконец, впечатлением от тех по­следствий, которыми сопровождался данный звук. В силу еще слабо развитых внутренних тормозных процессов в ко­ре головного мозга безудержные эмоции пронизывали со­бой всю деятельность дикаря, получая свое материальное воплощение как в различного рода органических движе­ниях, так и во внешних движениях: мимике, пантомимике, жестах и, наконец, в движениях мышц речевого аппарата, продуцировавших всевозможные звуки. Ввиду того что возникновение различных эмоций вызыва­лось воздействием различных предметов и явлений внешнего мира, нет ничего удивительного в том, что ассо­циативная связь между определенным комплексом предметов и звуковым комплексом, сигнализировав­шим о них, могла осуществляться и через эмоциональ­ную сферу первобытного человека. Этот принцип связи между предметами и звуковыми комплексами включал в себя довольно широкий круг явлений: эмоциональные выкрики в ситуации угрозы, нападения, призыва, драки, удовлетворения тех или иных потребностей, предупрежде­ния, побуждения, произнесение звуков, сопровождавших те или иные трудовые операции, и т. п. В силу того что наши предки были общественными животными, жили и трудились в условиях стада, неоднократно издаваемые ими звуки в определенной ситуации, воздействуя на кору их мозга, вызывали образование временной связи между данными звуками и тем, что их сопровождало. Постоянно меняющиеся и варьирующиеся объективные раздражите­ли, тысячекратные повторения на практике этих связей — все это обусловливало дифференциацию и обобщение этих связей и их усложнение. Развитие аналитико-синтетиче-ской деятельности слухового и речедвигательного анали­заторов происходило под постоянным контролем жизнен­ной практики. Многократное удовлетворение соответству-

28

ющей потребности организма служило средством под­крепления целесообразной голосовой реакции и адекват­ного восприятия звуков, закрепляя в мозгу полезные свя­зи а неудачи затормаживали ненужные, нецелесообраз­ные связи.

Поворотным пунктом, отделяющим начало развития речи в собственном смысле этого слова от сигнализации животных, явился, как можно предположить, тот период во взаимном общении человеческого предка, когда нечле­нораздельный звуковой комплекс перестал быть связан­ным с эмоциями и вступил в связь с реальными предмета­ми или, говоря точнее, с образами этих предметов, а обра­зы — со звуковыми комплексами. Звук из средства непро­извольного выражения эмоции превратился в средство преднамеренного обозначения предметов. Этот переход осуществился вместе с переходом в процессе труда пси­хики высших животных в примитивное стадное сознание человека. Только тогда, когда определенный комплекс звуков вступил в связь преимущественно с определенной деятельностью человека и предметами, включенными в нее, и постоянно воспроизводился с появлением этих дей­ствий и предметов, только тогда животнообразные звуки превратились в элементарную речь человека. На эту осо­бенность человеческой речи, отличающей ее от сигнализа­ции животных, указывали исследователи прошлого'. Так, Р. Декарт отмечал, что знаки речи, служащие для изобра­жения объектов, не имеют отношения к выражению стра­дания или других аффектов. Декарт исключил из языка не только звуковые выражения боли и радости, но также и то, что приобретается путем дрессировки.

В процессе- образования условнорефлекторной связи между звуковыми комплексами, их слухо-двигательными ощущениями, определенными эмоциями, образами пред­метов и действиями, по всей вероятности, огромную роль

' Л. Гейер писал, что «отличительным признаком человеческого языка является именно то, что в нем объект обозначается звуком, напо­минающим только этот объект, что язык помогает различать видимый предмет не по тому чувству, которое он возбуждает в нас, не поскольку видимый предмет внушает страх или манит, причиняет боль или удо­вольствие, а исключительно по его видимым признакам...» (цит. по книге Л. Нуаре, Орудие труда и его значение в истории развития человечества, Государственное издательство Украины, 1925, стр. 75).

29

играли мимика и всевозможные жесты '. Жест определял направленность звука и тем самым закреплял его за опре­деленным предметом, превращая звук, выражавший эмоцию, в знак вещи. В ходе трудовой деятельности, ко­торая на начальных ее этапах осуществлялась еще без тесного контакта и сплоченности стада, постепенно разви­лась способность к преднамеренному воздействию одной особи на других членов стада при помощи звуков и жес­тов. Осмысленный характер общения включает в себя осознанное отношение слова к обозначенному предмету и к предполагаемому результату воздействия произносимо­го слова на другого человека. Это и составляет сущность человеческой речи с самого начала ее возникновения. Таким, по-видимому, был основной способ образования связи между звуком и образом.

В истории науки велось немало споров о том, в какой мере первобытный язык обязан своим происхождением принципу звукоподражания, т. е. в какой мере названия были составлены в подражание звукам, характеризующим предметы и действия, обозначаемые этими названиями. Нет никаких оснований считать, что звукоподражание не играло никакой роли в процессе формирования языка, так же как нет оснований и для того, чтобы считать звуко­подражание основным и тем более единственным спосо­бом образования связи между звуком и образом. По всей вероятности, звукоподражание играло известную роль в процессе формирования языка. Но эта роль была очень ограниченной, и не она определила общую линию форми­рования языка.

Сфера действия звукоподражания была ограничена теми предметами и явлениями, которые могли произво­дить звуки. Это, разумеется, совсем не означает, что все способные издавать звуки предметы наименовывались только по этому принципу. Звукоподражание, по-види­мому, не было, не могло быть совершенно точным. Необ­ходимо было только то, что его могли узнавать в реальном контексте жизни те, к кому оно было обращено. В любом современном языке существует довольно большое коли­чество слов, в которых еще отчетливо чувствуется на слух

1 Их роль настолько велика, что без жестов трудно себе предста­вить путь формирования этой связи. Достаточно обратиться к обезья­нам, чтобы убедиться, что последние, как правило, произносят звуки в сопровождении мимики и жестов.

30

их звукоподражательная природа. Даже не занимаясь спе­циально кропотливым подбором подобного рода 'слов, а приводя те из них, которые случайно всплывают в памяти, можно было бы составить длинный их перечень, не допу­ская при этом никаких натяжек'. Это только некоторые корневые слова, на базе которых образовано несколько сот производных слов. Таким образом, слов звукоподража­тельного характера в языке существует далеко не ничтож­но малое количество. При этом все они являются широко распространенными обиходными словами, выражающими бытовые понятия, которые, по всей вероятности, сложи­лись у человека в основной своей массе еще в глубокой древности.

При рассмотрении этого вопроса следует иметь в виду и то обстоятельство, что слова современного языка отстоят от своей колыбели по времени на сотни тысяч лет, претерпев на своем долгом пути несметное количест­во переносов с одного предмета на другой; слова заимст­вовались из других языков, сращивались с другими сло­вами, подвергались неоднократным внутриструктурным звуковым изменениям. Они сокращались и увеличивались, обрастали сложной системой морфем и т. п. И было бы просто чудом, если бы в зрелом облике большинства зву­коподражательных слов мы смогли узнать природную на­ивность их раннего детства2.

1 Например: гром, греметь, шелестеть, шуршать, шипеть, шеп­тать, шуметь, хохотать; шлепать, дышать,- пыхтеть,' кряхтеть, грохо­тать, бурчать, жужжать, визжать,' дребезжать, журчать, булькать, мурлыкать, пищать, мяукать, квакать, свистеть, сопеть,'- сморкаться, гудеть, звенеть, реветь, рвать, "трещать, хрюкать, мычать, каркать, кудахтать, кашлять, чихать, куковать, лаять, ойкать, айкать, аукать, ухать, бухать, плюхнуться, трепетать, чмокать, сосать, хлюпать, хлопать, хлестать, скрипеть, лязгать, барабанить, бренчать, топать, ляскать, чавкать, плескать, сверлить, громыхать, клокотать; ржать, рычать, чирикать, скрести, полоскать, хрустеть, хлебать, махать, тяв­кать, кукарекать, трепыхаться,' бурлить,, сипеть, дзинькать, урчать,' бубнить, скрежетать, тарахтеть, щелкать, храпеть, хрипеть, драть,!' улюлюкать, царапать, курлыкать, цокать и т. д. и т. п.

2 Чтобы убедиться в том, как в слове маскируется его подража­тельная природа по мере переноса его с одного предмета на другой, сошлемся на весьма характерное наблюдениеДарвина над своим внуком.

Ребенок, только что начинавший говорить, называл утку словом квак, в силу специальной ассоциации он стал называть так и йоду. Далее он стал употреблять этот термин для обозначения всех птиц и насекомых, с одной стороны, и все жидкие вещества, с другой. Наконец, вследствие еще более тонкой оценки сходства он обозначил

31

Проявление принципа звукоподражания стало осуще­ствляться, по-видимому, значительно позже, чем исполь­зование звуков, унаследованных от животного предка. Звукоподражание предполагает преднамеренное наимено­вание предметов и явлений на основе выделения одного из характерных для данного предмета признаков, воздей­ствующих на слух первобытного человека.

Звуковой раздражитель опять-таки по принципу ассо­циации связывался в мозгу человека со зрительным обра­зом этого предмета. Подражание этому звуку порожда­лось потребностью сообщить другим членам коллектива об этом предмете. Образовывалась и закреплялась проч­ная условная связь между образом и мыслью о предмете, издававшем звук, со слуховым образом звука и с кинети­ческими ощущениями речедвигательного аппарата. Таким образом, звукоподражание было также основано на прин­ципе условнорефлекторной связи, которая, в отличие от эмоциональных звуков, осуществлялась преднамеренно. Звуковой комплекс, подражательно изображающий один из характерных признаков предмета — звучание, стано­вился наименованием предмета в целом. И не только именно данного индивидуального предмета, а распрост­ранялся на весь класс однородных предметов, являясь средством их обобщенного отражения. Связь слова с обо­значаемым предметом была сначала довольно ощутимой и потому вполне доступной примитивному сознанию дика­ря. Из всех способов голосовой сигнализации подража­тельные звуки всего понятнее и ощутимее выражают пред­ставление данного предмета или действия. Тот факт, что язык детей заключает в себе немалый звукоподражатель­ный элемент, говорит за то, что принцип, играющий какую-то роль в детской речи (несмотря на социальную речевую среду), должен был играть какую-то роль и в про­исхождении языка. Но в каких размерах этот принцип играл роль в генезисе языка, трудно сказать даже прибли­зительно.

Итак, в основе наименования предметов и явлений ре­ального мира лежал не один какой-либо принцип, а не-

этим термином все монеты, так как однажды увидел изображение орла на одной французской монете (см. Д. Романзс, Духовная эволюция человека, М. 1905, стр. 403—404).

32

сколько принципов. Первобытный человек использовал все доступные ему возможности для удовлетворения своей настоятельной жизненной потребности во взаимном об­щении. •

Основные ступени формирования речи

Ввиду того что процесс становления человека, длив­шийся около миллиона лет, не представлен памятниками письменности, нет возможности сколько-нибудь достовер­но и точно судить о том, как именно общались между со­бой первобытные люди. Можно говорить только об общей линии или тенденции развития средств звуковой сигнали­зации. Весьма обобщенно, без детализации можно было бы наметить две основные ступени в становлении речи— период, когда еще не существовало членораздельной речи в собственном смысле слова, и период ее появления.

Известно, что членораздельная речь со всеми свойствен­ными ей особенностями, как структурными, так и функ­циональными,— это чрезвычайно сложное явление. Она возникла, разумеется, не сразу, как не сразу возник и сам человек с его подлинно человеческим мышлением. Она явилась результатом длительного развития трудовой дея­тельности первобытного человека, его мышления, все усложняющихся социальных связей, мозга и перифериче­ского речевого аппарата. Вполне логично предположить поэтому, что до возникновения членораздельной речи предки человека общались между собой такой речью, ко­торая не обладала основными признаками членораздель­ности. Косвенным подтверждением этого положения яв­ляется формирование речи у детей, которое начинается с мало дифференцированных звуков и движется по пути все большей их дифференциации. Серьезным доводом в пользу того, что древнейшие предки человека не облада­ли членораздельной речью, являются данные палеоантро­пологии. Строение коры головного мозга и перифериче­ских органов речи древнейших людей — питекантропов и синантропов — не было приспособлено для продуцирова-ния членораздельных звуков. Звуковая речь была доступ­на этим людям лишь в самых начальных ее формах, не связанных с тонкой работой.органов артикуляции '.

1 «Изучение эндокранных муляжей,— пишет В. В. Бунак,— позво­ляет установить, что древнейшие гоминиды — питекантроп и синан-

33

Нечленораздельная речь. Нечленораздельная речь — это гакое средство взаимного общения первобытных людей на ранней стадии их развития, для которого, по-ви­димому, было характерным отсутствие системы четко диф­ференцированных, противопоставляемых друг другу звуко­вых единиц языка. В нечленораздельной речи противопо­лагались друг другу не отдельные звуки, выделенные из смысловых единиц в качестве фонем, а целостные комп­лексы звуков, обладающих относительно самостоятель­ным смыслом. Давая примерную характеристику нечле­нораздельной речи с ее фонетической стороны, известный русский языковед Л. В. Щерба писал: «Совершенно есте­ственно думать, что на заре человеческой речи несколько внеязыковых звуковых жестов человека, начинавших упо­требляться с речевыми намерениями, были сложными артикуляциями (комплексами артикуляций — одновре­менных и последовательных) и при своей малочисленности не образовывали системы по своим сходствам и разли­чиям друг с другом, а потому, не разлагаясь на звуковые элементы, противополагались друг другу целиком и явля­лись таким образом «словозвуками», если можно так вы­разиться. Это были «диффузные» или «нечленораздель­ные» звуки, которые были диффузными с биологической точки зрения только в том смысле, что говорящие не уме­ли их дифференцировать, не имея к тому повода» '. Само собой разумеется, что в течение столь длительного перио­да нечленораздельная речь не могла быть одинаковой. Она существенным образом видоизменялась по пути все большего и большего накопления элементов членораз­дельности.

тропы — хотя и имеют в три раза более крупную массу мозга (в сравне­нии с шимпанзе), сохраняют многие особенности антропоморфного типа: малую высоту мозга, больший наклон оси височной доли, боль­ший выступ по медиальной линии в орбитальной части, широкую щель между полушариями мозга, угловатый затылочный полюс, отсутствие определенно выраженной асимметрии, примитивное строение средней лобной борозды и др. Весь этот комплекс указывает на сравнительно малое развитие теменно-височной и фронтальной областей, т. е. участ­ков коры, с которыми преимущественно связаны функции речи и процесс мышления» (Сб. «Происхождение человека и древнее рассе­ление человечества», стр. 245—246). В

1 Л. В. Щерба, О ..(диффузных звуках», «Академику Н. Я. Марру XLV» (Юбилейный сборник), изд Академии наук СССР,'М —Л. 1935, стр. 453.

34

Видимо, с известной степенью достоверности можно утверждать, что членораздельная речь со всеми свойст­венными ей особенностями могла сложиться лишь у чело­века современного типа строения, т. е. у кроманьонца, а предшествовавшие ему формы становившегося человека, за исключением неандертальца, представлявшего переход­ную ступень к кроманьонцу, общались между собой пре­имущественно нечленораздельной речью—мало диффе­ренцированными звуками и всевозможными жестами. У них имелись, по-видимому, лишь зачатки членораздель­ной речи.

Описывая низшую ступень дикости, Л. Г. Морган в книге «Древнее общество» отмечает, что этот период начался с младенчества человеческой расы и что к этому периоду относится начало членораздельной речи1. При этом в работе Моргана подчеркивается, что переход от языка жестов и несовершенных звуков к членораздельной речи осуществлялся очень медленно. Конспектируя эту работу Моргана, Маркс подчеркивает приведенные мыс­ли 2. Низшая ступень дикости охватывает период от само­го начала очеловечивания обезьяны до неандертальца включительно, т. е. весь период развития первобытного стада. «Реальной гранью между низшей и средней ступе­нями дикости является завершение становления самого вида современного человека (Homo sapiens)»3. Таким образом, низшая ступень дикости охватывает около 800 тысяч лет, в течение которых первобытный человек положил лишь начало членораздельной речи. А до этого начала, которое может быть отнесено, видимо, лишь к не­андертальскому человеку, предки человека общались еще нечленораздельной речью 4. Примитивные формы труда и стадный образ жизни первобытных людей вполне могли обслуживаться именно такой речью.

1 См Льюис Г. Морган, Древнее общество, изд. Института народов Севера ЦИК СССР, Л. 1934, стр. 9.

i См. «Архив Маркса и Энгельса», т. IX, 1941, стр. 1.

3 С. П. Толстое, К вопросу о периодизации истории первобытного общества, «Советская этнография» № 1, 1946 г., стр. 28.

4 Я. Я. Рогинский считает, что «есть основания полагать (насколько это позволяют палеоантропологические исследования), что неандер­тальский человек уже начал пользоваться членораздельной речью» («Проблемы позднейшего этапа эволюции человека». Труды института этнографии, Новая серия, II, изд. Академии наук СССР, 1947, стр. 20).

35

На начальной ступени развития нечленораздельной речи, по-видимому, еще не было слов, противопоставляе­мых в предложении, а были так называемые «слова-пред­ложения». На более поздней стадии отдельные смысловые комплексы выделились в слова, из которых составлялись предложения. Но слова еще не обладали системой грам­матических форм. Вот тот весьма общий комплекс пример­ных признаков, характеризующих нечленораздельную речь в динамике ее развития на пути к членораздельной речи. О ранних формах нечленораздельной речи возможно говорить, начиная, по-видимому, лишь с питекантропа и уже наверное с синантропа и кончая ранним неандер­тальцем. О речевом общении, следовательно, можно гово­рить лишь применительно к первобытным людям, которые вели стадный образ жизни и умели изготовлять искусст­венные орудия труда. Что же касается австралопитеков, то они представляли собой всего-навсего высших живот­ных, положивших начало очеловечиванию обезьяны, и их средства общения вряд ли целесообразно называть речью. Стадный образ жизни австралопитеков, совместная само­оборона и нападение на животных с целью добывания пищи требовали хотя бы самой элементарной согласован­ности действий, определенного контакта между отдельны­ми членами данного стада, что является необходимым условием успешной деятельности коллектива. Для осу­ществления согласованных действий необходимы были ка­кие-то средства взаимного общения, без которых австра­лопитеки не могли бы не только развиваться, но и сохра­нить свое существование, так как их преимущества перед другими животными заключались не только в их некото­ром умственном превосходстве, но главным образом в их коллективности, а также в том, что они могли использо­вать в качестве орудий готовые предметы: палки, камни, кости и т. п. Исключительно важным, хотя и весьма кос­венным, фактом, позволяющим судить о том, что у авст­ралопитеков были более развитые, чем у антропоидных обезьян, голосовые реакции, является их переход к пере­движению на задних конечностях. Согласно данным ант­ропологии, переход к прямохождению приводил к из­менению структуры голосовых органов, например утол­щению и округлению голосовых связок. У австралопи-

36

теков, по-видимому, была не речь, а ее биологические предпосылки или зачатки, выражавшиеся в таких голосовых реакциях и жестах, которые заключали в себе значение призыва, предупреждения об опасности, побуждение к действию, угрозу и т. п. Поскольку австра­лопитеки обладали более подвижной нижней челюстью, чем антропоидные обезьяны, нет оснований сомневаться в том, что австралопитеки, стоявшие значительно выше антропоидов, обладали и более высоким уровнем разви­тия средств общения. При помощи своего голосового аппарата они могли произносить более разнообразные звуки, чем это могут делать ныне существующие высшие обезьяны.

Стадо австралопитеков в процессе дальнейшей эволю­ции сменилось более совершенным социальным объедине­нием — стадом первобытных людей, которое закономерно сложилось в ходе усовершенствования трудовой деятель­ности, перехода от использования в качестве орудий гото­вых предметов к искусственному изготовлению орудий, обусловившему совершенствование мозга и его отража­тельной функции — сознания. Выделывание орудий и охо­та при их помощи обусловили в свою очередь реорганиза­цию общественных связей людей. Все это противопостави­ло гоминид их животным предкам. Ввиду того что в сферу деятельности первобытного человека включались все но­вые и новые предметы и явления, в силу более активного, целенаправленного и организованного воздействия этих первых людей на внешний мир, расширялось количество впечатлений человека о действительности, увеличивалось количество звуковых комплексов и жестов, при помощи которых первобытные люди могли сообщать о своих впе­чатлениях друг другу. Если у шельских гоминид с их мас­сивной нижней челюстью подвижность частей речевого аппарата была еще очень ограниченной, то уже у людей ашельского времени наблюдаются уменьшенные размеры нижней челюсти, дававшие возможность произносить более дифференцированные звуки. Обращает на себя внимание значительно более сильное, чем у обезьян, развитие у пите­кантропа нижней лобной извилины мозга, где помещается центр речи, «следовательно имеются все основания ду­мать, что питекантроп уже в какой-то мере обладал спо-

37

собностью речи» '. У поздних синантропов по мере оконча­тельного перехода к двуногому хождению, по утвержде­нию В. В. Бунака, в основном закончился цикл преобра­зований голосового аппарата, наметившийся у поздних австралопитековых форм. У синантропов усилилась под­вижность языка и отдельных частей гортани. Все это говорит о том, что голосовые органы функционировали более интенсивно и произносили большее количество звуков, чем это имело место у предшествующих предков человека. Развитие средств общения у первобытных лю­дей шло не только за счет их дальнейшей дифференци­ации, установления более однозначной связи определен­ного звукового комплекса с соответствующим состоянием человека и явлениями окружающей действительности, но и за счет качественной перестройки самого характера об­щения.

Звуковая сигнализация принимала все более осознан­ный, преднамеренный характер. Звуковое общение превра­тилось в повседневную жизненную необходимость. Посте­пенное включение все большего и большего количества предметов в сферу практической деятельности предков че­ловека, усложнение форм взаимоотношения как с приро­дой, так и между собой, расширение круга хозяйственной жизни — все это обусловливало обогащение звуковых комплексов, требовало все более и более тонкой модуля­ции, нюансировки произносимых звуков с тем, чтобы точ­нее определить, к какому кругу предметов и явлений они относятся, какое состояние организма они выражают, осу­ществления какого вида деятельности с их помощью хотят добиться. Первобытный человек использовал весь комп­лекс средств общения — и звуки, и жесты — не только с целью побудить других членов стада к совершению опреде­ленного действия, но и, видимо, сообщал о своих впечатле­ниях о действительности. При помощи звуков и жестов предок человека на стадии синантропа сообщал другим то, что он получал в процессе непосредственного восприятия. Содержанием его сообщения были восприятия и представ­ления об окружающем мире. Абстрактного мышления на этой стадии еще не существовало.

Взаимное речевое общение первобытных людей на ста­дии питекантропа и синантропа было непосредственно

1 П. И. Борисковский, Начальный этап первобытного общества Л. 1950, стр. 21.

38

включено в производственный процесс. Люди общались, трудясь. Речевая деятельность, по-видимому, еще не полу­чила относительно самостоятельного характера, хотя го-миниды, по всей вероятности, умели уже осуществлять элементарные связи между различными звуковыми ком­плексами по все более строго определенным правилам, последовательно выражая связи своих впечатлений об окружающем мире.