Geum.ru

Рассказы о природе для детей и взрослых Анатолий Онегов здравствуй, мишка! Москва

Вид материалаРассказ
Третий день.
Четвертый день.
Седьмой день.
Восьмой день.
Девятый день.
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

Третий день.


6 часов 15 минут. На водопое медведь еще не был. В малиннике я услышал шорох - медведь был там, но, видимо, почуял меня и ушел из малинника, ушел в сторону озера.

8 часов 15 минут. Отыскал след, выходной след с лежки, иду на лежку. Нашел лежку. Над постелью высокая раскидистая ель, постель из мягких еловых лап. Подстилка толстая - в поставленную на ребро ладонь. Мягкая - без сучков. Обзор отсюда отличный.

Когда первый раз я обнаружил в лесу лежку-постель медведя, мне очень хотелось поскорей уйти подальше от этого места, незаметно скрыться. А сейчас, наоборот, мне очень хотелось остаться рядом с лежкой, дождаться зверя и увидеть его изумленные глаза: «Как так, кто это забрался на мою постель?»

Но как ни манил отдых на медвежьей перине, я все-таки отказался от него и сделал это только потому, что боялся спугнуть зверя. А вдруг он уйдет и оставит лежку...

Теперь я более-менее представляю пути-дороги этого медведя. И мне хочется высказать предположение, что есть у него тропы мокрого и сухого дня. В мокрые, дождливые дни он бродит по сухим, высоким дорогам, в ельниках, а в сухие дни без дождей тропы иные - они тянутся по ольшаникам, крапиве, вдоль ручья, по болоту.

Пожалуй, у медведя есть и чувство пути, расстояния, умение точно распределить силы на всю дорогу по лесу. Кажется, будто он знаете, сколько осталось до лежки и рассчитывает себя только на этот путь - след на лежку всегда немного усталый, шаг медленный и неширокий.

Что еще?.. Примерно установил время, когда медведь выходит к полянам: здесь он бывает утром между восемью и десятью часами.


Четвертый день.


Около поляны я был в половине восьмого. Утро туманное, но день обещает быть сухим, ясным. На поляну медведь уже выходил, но бродил здесь недолго и ушел в сторону - на лежку он, видимо, не пошел.

Неужели мой вчерашний визит к его постели насторожил зверя? Я снова отыскал лежку и расстроился: медведь после меня здесь не был. Неужели ушел и спит теперь в другом месте? Неужели он настолько осторожен? Тогда его могут насторожить и мои следы на поляне - не уйдет ли он с поляны уже завтра? Надо немного подождать и пока не беспокоить медведя...


Седьмой день.


Два дня я оставался дома, но сегодня не выдержал и рано утром тихо пришел на поляну. Утро снова туманное. В стороне на рябинах первыми подали в утреннем лесу голос дрозды-рябинники. Я сидел на краю поляны около молоденьких елочек, не шевелился и ждал. Совсем рядом со мной выбрались из кустов тетеревята. Тетеревята уже большие - петушки стали темнеть, у них пробивается черное перо взрослых петухов-косачей. Теперь они уже не так дружно бродят по лесу, не бегают друг за другом. Один отыскал муравьиную кучку и принялся в ней «купаться», как купаются куры в пыли. Другой петушок все время стоял в стороне и, видимо, ждал, когда наступит его очередь. Совсем рядом со мной бродила молоденькая курочка-тетерка. Она так и останется рябенькой, аккуратной. Курочка, заметила меня и долго вертела головкой, рассматривая незнакомца то одним, то другим глазом.

На поляне тетерева были недолго, скоро ушли, а вместо них появилась синичка-московка. Она, потихоньку попискивая, стала кувыркаться на ветках березы. На ее голосок прилетела еще одна синичка, потом еще и еще показались точно такие же птички. Синички не обращали на меня ровно никакого внимания. А одна из них даже решила познакомиться с моим сапогом. Подскочила совсем близко и что-то стала выглядывать, рассматривать на подошве сапога. Ничего, видимо, интересного не нашла и присоединилась к подругам.

Так вместе с птицами я и дожидался медведя. Но медведь на поляну сегодня не вышел. В стороне раздался крик крапивника - крапивник почему-то всегда подает голос, когда рядом бродит медведь, И другой раз не слышишь шагов зверя, но по крику крапивника всегда точно узнаешь, что медведь бродит где-то совсем рядом. Медведь обошел поляну и скрылся в еловом острове. Я еще немного подождал, поднялся из елочек, отыскал сегодняшний след зверя и успокоился - медведь уходил в ту сторону, где была его лежка. Значит, я не очень испугал его.


Восьмой день.


Всю ночь лил дождь. Дождь лил и утром. На поляну я пришел поздно - медведь уже успел обойти свои угодья. Сегодня в мокрый день он путешествовал по сухим местам - бродил по ельникам.


Девятый день.

.

Встреча состоялась. Медведь оказался небольшим: всего пудов на семь, как сказал бы Василий. Я сидел в тех же самых елочках. Слушал крики дроздов. Дрозды не задерживались на одном месте, накидывались на рябины шумно и торопливо, быстро-быстро хватали ягоды и так же поспешно летели к другим рябинам, хотя ягод вокруг было достаточно.

За криками дроздов другие голоса леса терялись, и я, наверное, просто не услышал, как возмущался крапивник, раньше меня узнав о приближении медведя. По-прежнему все было спокойно. Как вышел медведь на поляну, я не заметил - я не слышал ни треска, ни шороха, ни фырканья зверя. Еще секунд десять - пятнадцать назад здесь, у муравейника, никого не было, а когда я снова взглянул на муравейник, то не поверил своим глазам: у муравейника стоял и старательно ворошил муравьиную кучу медведь. Он разорял муравейник так старательно и сосредоточенно, как будто занимался этим делом, по крайней мере, уже с полчаса.

Медведь меня не видел. Я оставался в елочках и не шевелился. Большой, тяжелой лапой зверь ворошил муравейник и то и дело слизывал с лапы набравшихся на нее муравьев. Видимо, муравьи добрались и к его носу - медведь повертел головой, фыркнул, несколько раз чихнул и снова принялся за муравьиную кучу.

Сколько времени продолжался этот легкий завтрак, точно сказать не могу - на часы не смотрел. Я все время не спускал глаз с медведя, чтобы сразу перехватить его взгляд. Нас разделяло очень небольшое расстояние - всего метров десять-двенадцать, но чуткий, вроде бы осторожный зверь долго не замечал меня. Он был увлечен, как увлекается ребенок новой и интересной игрушкой. Тянулось время, и я стал подумывать про себя: «А что будет дальше? Может быть, он и не заметит меня, не поднимая головы, шагнет в мою сторону, и тогда нам придется столкнуться нос к носу?» Дальше я старался остановить свои мысли, чтобы не пугать самого себя возможной встречей - как ни говорите, но сталкиваться с медведем нос к носу в лесу, да еще в его собственном доме было бы не совсем приятно.

Наверное, медведь все-таки узнал обо мне - он вдруг поднял нос от муравейника и уставился на меня удивленными глазами. Нос его вытянулся, уши приподнялись. Правую лапу, которой ворошил муравейник, он от неожиданности не опустил, и по ней все так же ползали потревоженные насекомые.

Потом медведь опустил лапу, тряхнул головой, фыркнул - наверное, муравьи все еще ползали и по его носу - и снова посмотрел на меня. Последние тревоги и сомнения покинули меня, и я откровенно улыбнулся, посочувствовал зверю: его все еще донимали муравьи, он никак не мог избавиться от них, а тут стой и гадай, кто это смотрит на тебя из елочек...

Не знаю, правильно ли понял медведь мою улыбку, только он склонил набок голову и, переступив с лапы на лапу, чуть сдвинулся назад. Я улыбнулся еще раз и не очень громко сказал: «Здравствуй, Мишка!»

Наверное, эти слова произнес я все-таки достаточно уважительно, по крайней мере, медведь не зарычал и не бросился на меня. Он еще раз переступил лапами, попятился, и теперь его скрывала от меня широкая еловая лапа. Оттуда, из-под елки, зверь еще некоторое время изучал меня. Я медленно поднялся с земли, расправил затекшие ноги, и медведь исчез. До этого я не спускал с него глаз и мог отмечать каждое его движение. Но на какое-то мгновение я отвел глаза, и зверь, будто ждал этого момента, неслышно скрылся в лесу.

За медведем я не пошел. Домой я вернулся довольный и в своем дневнике записал, что сегодня в девять часов сорок семь минут я сказал «Моему Мишке» приветливое «здравствуй».

На часы я посмотрел, когда встал из елочек и не увидел своего нового знакомого. А имя «Мой Мишка» я дал этому медведю потому, что по-другому не мог и назвать этого первого моего медведя, которого отыскал сам и которому вслух сказал: «Здравствуй, Мишка!..»


ЧЕРЕПОК


Недалеко от нашей деревушки, за озером, была лесная поляна - Черепово. Когда-то здесь сеяли овес, но теперь по всей поляне росли большие белые ромашки и красный клевер. Среди клевера и ромашек находил я кустики лесной земляники и подолгу сидел в траве, собирая вкусные ягоды.

Посреди поляны стояли невысокие, но очень пушистые сосны. Под соснами селились муравьи. Чуть в стороне от муравейников я всегда находил веселые семейки грибов маслят. Маслят было много. Они прятались под старыми сосновыми иглами и оттуда лукаво посматривали на меня своими желтыми головками-шляпками.

По краю поляны росла черемуха и рябина. Весной от цветов черемухи вся поляна была белой. А осенью, когда поспевала рябина, вокруг загорались красными фонариками рябиновые ягоды. К ягодам рябины собирались большие стаи беспокойных дроздов, и начинался шумный птичий праздник.

Откуда взялось среди глухого леса это веселое, светлое место? Откуда взялось само название поляны Черепово?

Когда-то здесь на поляне стояла лесная деревушка. В деревушке жили гончары. Но потом дома сгорели и люди ушли отсюда. Я разыскал в стороне старый, заброшенный колодец, а на месте бывшей гончарной мастерской нашел много глиняных черепков. Черепки встречались повсюду. Вот по этим-то глиняным черепкам и назвали светлое, веселое место Черепово.

Поляна мне нравилась, но больше всего привлекали меня здесь не ягоды, не грибы, не птицы, а небольшой и не очень осторожный медведь, следы которого я встретил в своей первой дороге в лес.

Как-то, посетив поляну, я заметил свежий след этого медведя. След вел к соснам, к муравейникам. Один муравейник был разрыт. Муравьи бегали взад и вперед по своему разрушенному дому и, казалось, еще не успели понять, что произошло.

Медведь у муравейника был совсем недавно. Он заглянул и к малине, оборвал ягоды с крайнего куста и, не спеша, побрел в чащу. Теперь, всякий раз, подходя к поляне, я останавливался и прислушивался, нет ли там медведя. Но по-прежнему он еще до меня успевал поворошить муравейники, покопаться в земле у дорожки и пособирать малину. Получалось, что мы оба живем неподалеку и нам нравятся одни и те же места. Выходило, что мы настоящие соседи, но пока не встречались и не познакомились друг с другом. А что если предложить этому медведю познакомиться?

По следам я точно узнал, что этот зверь не слишком маленький, чтобы сразу испугаться меня, и не очень большой, чтобы наотрез отказаться от знакомства с человеком. Скорей всего, это был медведь-подросток - вот почему он и бродил по тайге так легко и смело.

Именно таким, добродушным и доверчивым, я и представлял себе своего лесного соседа и даже придумал для него смешное имя «Черепок». А как же еще можно было назвать этого и не медведя и не медвежонка. Он действительно был как бы осколочком, черепком - и жил-то он в стороне от главных медвежьих владений, совсем рядом с людьми, и вел себя еще не так солидно, как его старшие собратья.

Вот для этого медвежонка Черепка я и приготовил первое угощение. У меня оставалось немного сгущенного молока. Я поставил банку с молоком на печку, молоко загустело и превратилось в настоящие тянучки. Банку с тянучкой я отнес на поляну и оставил на пеньке неподалеку от кустов черемухи.

Утром я тихо подходил к Черепову, прислушивался. Вот и сосны и куст черемухи, вот и пенек, где вчера оставил я свое угощение. Около пенька трава была примята медвежьими лапами, а банка с тянучкой исчезла.

В этот раз я оставил на пеньке вареную рыбу и сухари и прикрыл их сверху тяжелыми сучьями, чтобы угощение не растащили птицы.

На следующее утро я снова был на поляне. Угощение с пенька исчезло, а сучья, которыми я прикрывал рыбу и сухари, валялись далеко в стороне.

Трава, смятая большими лапами, уже успела подняться, но была суха. Медведь, походя, стряхнул с листьев и стеблей утреннюю росу, и теперь широкая сухая полоса по поляне выдавала след Черепка. След от пенька тянулся к лесу.

Я радовался - второй день подряд Черепок наведывался к пеньку и, видимо, с удовольствием принимал мои угощения.

Теперь каждый день в одно и то же время я оставлял медведю на поляне завтрак. И очень скоро медведь запомнил не только пенек, но и час завтрака.

Усвоив эту науку, Черепок стал появляться около поляны незадолго до моего прихода. Я выкладывал на пенек рыбу, сухари, кусочки сахара и частенько слышал, как медведь, ворча и пофыркивая, бродит по кустам малины. Я оставлял завтрак, покидал поляну и издали наблюдал, как Черепок выбирается из чащи и поводит носом.

Да, это был небольшой медведь - ему еще не хватало настоящей медвежьей солидности, и он нетерпеливо косолапил к пеньку, не оглядываясь, не озираясь по сторонам. Из своего укрытия я не мог видеть, как он завтракает, - Черепка скрывали от меня сосны и кусты черемухи. Но вот завтрак оканчивался, и медведь снова появлялся на поляне.

Конечно, моих скромных подношений медведю не хватало для настоящего завтрака, и он отправлялся дальше на поиски пищи...

Черепок уходил. Я покидал свою засаду, тихо спускался к лодке, брал весло и, не спеша, плыл домой, вспоминая по дороге все, что было сегодня, и представляя себе завтрашнюю встречу с медведем. И тогда мне очень хотелось прийти однажды на поляну пораньше, сесть возле пенька, дождаться, когда медведь покажется, подойдет к своему лесному столу, увидит, что там ничего нет, и сам попросит у меня угощения... И такой день наступил…

На поляну я пришел рано. Солнце только-только показалось за ветвями берез. Над клевером и ромашками еще плыли, покачиваясь, тонкие пленочки утреннего тумана. Еще не проснулись и не выбрались из муравейника муравьи. Я не пошел сразу к пеньку, а остановился около черемухи, присел на камень и стал ждать.

Ждал я недолго. В лесу раздался чуть слышный, глухой звук-щелчок «чик-чик...». Потом еще раз и ближе что-то «чикнуло» и смолкло. Последний раз «чик-чик» раздалось совсем близко, и на поляне появился Черепок.

Не оглядываясь и не прислушиваясь, Черепок смело направился к пеньку. Чем меньше оставалось ему до пенька, тем шаги его становились нетерпеливее и тем чаще потягивал он носом воздух, стараясь заранее угадать, какое лакомство ждет его сегодня.

Но пенек был пуст. Медведь остановился и так растерянно посмотрел вокруг, будто его очень сильно обидели.

Мне стало по-настоящему жаль Черепка, я хотел было шагнуть вперед и протянуть ему угощение, но медведь заметил меня. Нет, он не испугался, не рассердился. Он просто уставился на меня своими маленькими темными глазами, недовольно повел носом, потом повернулся и медленно пошел прочь.

Я боялся, что Черепок уйдет совсем, обидится и никогда больше не вернется к пеньку. Но медведь не ушел - он остановился на краю поляны и громко заворчал. Я тут же подошел к пеньку, положил на него и рыбу, и сухари, и сахар и быстро отошел к кусту черемухи.

И Черепок вернулся. Он удивленно посмотрел на меня, обошел пенек и принялся за завтрак.

Завтракал медведь аккуратно. Правой лапой чуть поворошил мои дары, а потом по частям стал отправлять их в рот. Если рыба или сухарь падали с лапы, медведь тут же наклонялся, старательно разгребал траву и уже языком подхватывал из травы упавший кусочек.

И рыба, и сахар, и сухари быстро исчезли с пенька. Черепок осмотрел все вокруг, еще раз старательно поворошил траву, видимо, что-то там нашел, облизнулся, приподнялся на задних лапах и уставился на меня.

Он вытянул в мою сторону нос, склонил набок голову, опустил к животу передние лапы и всем своим видом будто говорил мне: «Ну, посмотри на меня, пожалуйста. Ну, неужели тебе жалко для своего друга еще немного сухарей или, на худой случай, две-три рыбешки?» Рыбы у меня больше не было, в рюкзаке оставалось лишь немного сухарей, которые я припас себе на дорогу. Но что не сделаешь ради настоящей дружбы, и я протянул Черепку все свои сухари.

Лакомство из рук медведь, конечно, не принял. Он отошел в сторону, терпеливо дождался, когда я положу на пенек угощение, когда отойду от пенька, и только потом вернулся, быстро умял сухари, снова поднялся на задних лапах и снова состроил просящую рожицу. Голова Черепка наклонялась то вправо, то влево, он то опускался, то поднимался, глаза его то поглядывали на меня исподлобья, то смотрели прямо, просяще и трогательно.

Как ответить ему, как объяснить, что у меня больше ничего нет? Наших слов медведь не понимает, и тогда я тоже заговорил с Черепком жестами. В ответ я тоже покачивал головой, разводил руками, будто вместе с ним сожалел, что у меня больше ничего не осталось. Поймет ли он меня? И Черепок как будто все понял. Он перестал выпрашивать, опустил нос и, медленно переставляя лапы, поплелся в лес.

Прошел день. Утром в положенный срок я снова пришел на поляну, но там уже бродил медведь. Я хотел было подойти к пеньку, но Черепок заметил меня и быстро закосолапил в мою сторону.

Я остановился. Медведь подошел совсем близко, уселся на задние лапы и, как вчера, принялся выпрашивать у меня угощение. Я хотел пройти дальше к пеньку и положить туда завтрак, сделал шаг вперед, но Черепок загородил мне дорогу. Он опустился на все четыре лапы, сердито посмотрел на меня и громко заворчал. Я попытался объяснить медведю жестами, что сейчас там вон, у пенька, отдам ему все, что принес... Сейчас, сейчас, только пропусти меня вперед... Но Черепок то ли не понял, то ли не желал меня понять. Он еще громче заворчал и принялся топтаться на месте, будто объясняя мне, что дорога вперед закрыта.

Медведь сердился уже по-настоящему, и мне пришлось отступить. Я хотел уйти совсем, но так просто отпускать меня Черепок не желал. Он забежал вперед, остановился на тропе, загородил мне дорогу к озеру и снова сердито заворчал.

Я находился в крайне глупом положении - медведь отказывался уступить мне дорогу, не отпускал из леса, и я ничего не мог поделать. И тут простая мысль пришла мне в голову: «А что, если откупиться от него?» Я развязал рюкзак, достал сверток, и медведь тут же перестал рычать.

Я уже подходил к лодке, когда сзади услышал сопение. Я оглянулся - сзади по тропе быстро шел Черепок. Что еще придумал этот зверь? Убегать от него мне не хотелось - не хотелось показывать ему, что я струсил. Я обернулся к нему и остановился. Остановился неожиданно и Черепок. Остановился, сел на задние лапы и принялся покачивать головой, как у пенька, когда просил у меня угощение. Ну, что я мог сказать этому глупому зверю, который за кусок сухаря готов был и веселить, и растерзать меня. Я махнул Черепку на прощание рукой и сел в лодку.

С тех пор медведь всегда провожал меня с поляны до самой лодки. Шел он сзади, выдерживая почтительное расстояние. Когда я останавливался на тропе и оборачивался к нему, он замирал на месте. Но стоило мне сесть в лодку и чуть отплыть от берега, как медведь тут же оказывался на берегу и порой очень зло ворчал.

Чуть позже Черепок научился и встречать меня у причала. И теперь, приставая к берегу, я всегда видел его довольную, улыбающуюся морду.

Да, мой четвероногий друг умел улыбаться, но улыбался он только носом и глазами, Он морщил нос и чуть прищуривал глаза.

Как-то я приехал немного позже. Медведь расхаживал уже по берегу. Он ломал кусты, выворачивал с корнями сухие елки, глухо рычал и немного успокоился только тогда, когда увидел мою лодку. Я затащил лодку на берег, взял рюкзак, шагнул к Черепку, но он не сдвинулся с места.

Наши отношения не были столь близкими, чтобы я мог подойти к медведю, похлопать его по плечу и запросто сказать: «Ну-ка, друг, уступи дорогу». И я принялся жестами и словами издали объяснять ему, что недоволен его упрямством. Но медведь и слушать меня не хотел. Больше того, он несговорчиво фыркнул и далеко отшвырнул в сторону попавшуюся ему под лапу сухую валежину.

Медведь был рассержен и, видимо, не желал мириться. Мне не оставалось ничего другого, как сесть в лодку и отправиться домой. Я оттолкнул от берега лодку, кинул в нос лодки рюкзак, взял весло, и Черепок тут же стих. Но я все-таки уплывал. Его шутки мне уже надоели, и я совсем не хотел, чтобы вот так, шутя, этот зверь ни с того ни с сего огрел меня своей тяжелой лапой. Я уплывал все дальше и дальше - и тут сзади, на берегу раздался настоящий плачь...

Не так давно на берегу точно такого же озера убили медведицу и медвежонка. Другому медвежонку удалось убежать. И на следующий день я услышал, как плакал оставшийся в живых медвежонок-сирота. В лесу, в диком безлюдном лесу, я услышал настоящий плач человека. Я тут же пошел на помощь, но увидел следы маленького медвежонка. Медвежонок мне не показался. Он ходил по кустам можжевельника, по зарослям елочек, ходил там, где только вчера бродила его мать, и плакал.

Сначала медвежонок просто голосил, повторяя подряд один и тот же тоскливый звук. Потом этот односложный крик остановился и сразу перешел в долгий и безнадежный призыв - лесной сирота звал свою погибшую мать и жаловался лесу...

И сейчас я не только услышал, но и увидел, как убивается в горе медведь...

Что-то причитая, Черепок опустил голову к земле и прикрыл ее лапой. Он был уже совсем взрослым медведем, в его голосе нет-нет, да и проскальзывали басовые нотки, но он все-таки по-настоящему плакал, как плакал маленький медвежонок-сирота.

Я повернул лодку. Медведь видел, что я плыву к нему, но остановить свое горе не мог. Потом Черепок, посапывая и пошмыгивая носом, понуро поплелся впереди меня к поляне. Я шел следом, и мне, честное слово, было очень неловко перед медведем.

Я окликнул своего реву. Он остановился и, глядя куда-то в сторону, послушно ждал, когда я развяжу рюкзак и положу прямо на тропу все, что принес ему сегодня.

С тех пор пенек на поляне редко дожидался нас. Мы чаще встречались прямо на берегу. Медведь здесь завтракал. Я разговаривал с ним. Потом мы расходились - медведь в лес, а я на озеро.