Пособие подготовлено на кафедре истории России исторического факультета Воронежского государственного университета
Вид материала | Учебное пособие |
РУНИЧ Дмитрий Павлович СЕРАФИМ (Глаголевский |
- Состояние и развитие российского военно-морского образования в XIX, 409.61kb.
- Соколов История Франции на рубеже XVIII-XIX вв учебное пособие, 5272.71kb.
- Кузнецова ольга Николаевна социальное развитие нижневолжского региона, 331.3kb.
- Мусульмане на территории восточной сибири во второй половине XIX -начале XX веков, 283.67kb.
- Повседневная жизнь провинциального российского города на рубеже XIX-XX вв. (На материалах, 331.1kb.
- Повседневная жизнь провинциального российского города на рубеже XIX-XX вв. (На материалах, 316.14kb.
- Федин сергей Альбертович деятельность милиции по борьбе с преступностью и охране общественного, 358.78kb.
- Эволюция повседневной культуры московского дворянства в ХVIII первой половине ХIХ, 1149.8kb.
- Разработка теоретической доктрины русского монархизма в конце XIX начале XX века, 345.56kb.
- Житкова светлана Анатольевна государственная политика в сфере народного образования, 357.1kb.
РУНИЧ Дмитрий Павлович (19.10.1778, Москва – 1.06.1860, С.-Петербург) мемуарист, писатель, директор Московского почтамта, попечитель Петербургского учебного округа, масон1. Родился в семье сенатора П. С. Рунича, гражданского губернатора Владимира. Получил домашнее образование, в 1780 г. был записан в сержанты лейб-гвардии Семеновского полка, в 1797 г. вышел в отставку в звании прапорщика. В 1797 г. Рунич был зачислен на должность переводчика в Коллегию иностранных дел и был причислен к канцелярии вице-канцлера князя А.Б. Куракина. 1.05.1797 г. Рунич получил назначение на должность секретаря-переводчика при Венском посольстве, в середине июня 1800 г. вернулся в Петербург. В 1805 г. был назначен помощником Московского почт-директора Ф.П. Ключарева, в 1812 г. перед вступлением Наполеона в Москву был назначен директором Московского почтамта. В 1819 г. назначен членом Главного правления училищ, в июне 1819 г. получил место в собрании Правления министерства духовных дел и народного просвещения и стал членом Ученого комитета. В июне 1820 г. Рунич вошел в состав комитета составления нового устава по делам книгопечатания, в том же году стал членом Особого комитета для устройства и наблюдения за училищами взаимного обучения. В 1821 г. Рунич был назначен исправляющим обязанности попечителя Петербургского учебного округа, сменив на этом посту С.С. Уварова. В духе Магницкого он выступал против преподавания философии и естественного права и за ограничение «чужеземного» влияния (в том числе и преподавание иностранцев) и распространения просветительских идей. В 1820 г. он выступил инициатором запрещения книги А.П. Куницына «Право естественное» и увольнения его из Петербургского университета. Рунич создал свою «партию» в университете, которая поддерживала его действия и организовал в ноябре 1821 г. так называемый «суд» над профессорами К.Ф. Германом, Э.В.С. Раупахом, А.И. Галичем и К.И. Арсеньевым, обвиненными в распространении «вредного учения». К.Ф. Герман, А.И. Галич и К.И. Арсеньев были отстранены от преподавания, но числились в университете и получали жалование и «плату за наем квартиры» до 1824 г. Уволен был лишь Арсеньев, несмотря на покровительство великого князя Николая Павловича, будущего Николая I. В итоге своей деятельности на посту попечителя в обществе Рунич приобрел устойчивую репутацию «мракобеса» и «обскуранта».
После «суда» Рунич произвел «разбор» казеннокоштных студентов университета по «способностям» и «нравственности», который он мотивировал «поверхностными знаниями» и «дурной нравственностью» студентов; была изменена система комплектования учащимися университета, разрабатывались меры «усовершенствования» обучения в Санкт-Петербургской губернской гимназии, готовившей к поступлению в университет и учителей низших учебных заведений. В 1823 г. Рунич начал строительство нового здания для университета. 25.06.1826 г. он был уволен от должностей попечителя Петербургского учебного округа и члена Главного правления училищ по обвинению в растрате казенных денег, допущенной при строительстве нового здания для университета. Последние годы жил «почти в нищете».
Рунич был автором нескольких десятков оригинальных художественных произведений о государстве, обществе, истории и религии. В молодости он увлекался взглядами Вольтера и Руссо, но затем на становление его взглядов оказало влияние окружение его отца, П.С.Рунича, который дружил с видными масонами А.Ф. Лабзиным и А.А. Плещеевым и одно время был в тесном контакте с московскими розенкрейцерами. В 1804 г. Рунич был посвящен в масонство в первой открытой в XIX в. русской масонской розенкрейцерской ложе «Умирающий сфинкс», основанной А.Ф. Лабзиным в 1800 г. в Петербурге. Большое влияние на становление мировоззрения Рунича оказали взгляды его учителей, московских масонов старшего поколения: Н.И. Новикова, И.В. Лопухина, А.Ф. Лабзина, А.Г. Черевина. Во время службы в московском почтамте Р. был связующим звеном в переписке с видными масонами И.В. Лопухиным, Н.И. Новиковым, А.Ф. Лабзиным, А.Д. Черевиным, Ф.П. Ключаревым. В 1813 г. Рунич был принят одним из директоров комитета Петербургского Библейского общества, в котором занимался распространением издаваемой обществом литературы. В 1818 г., когда от руководителей масонских лож стали требовать предварительного объявления в полицию о месте и времени своих собраний, Рунич, исходя из соображений карьеры, в письме В.М.Попову, написанному по требованию А.Н. Голицына, заявил: «Я масон, но не принадлежу ни к одной масонской ложе ни в Москве, ни в Петербурге»214. В 1820 Рунич был исключен из масонского братства Лабзиным. При этом он отказался от принадлежности к ложе, но не от своих масонских убеждений, верность которым он сохранил до конца своей жизни.
В представлениях Рунича о государстве, обществе, истории и религии отразились некоторые тенденции развития консервативного направления русского масонства. Часть масонов в царствование Александра I, принявших наследие екатерининского масонства, в первой четверти XIX в. эволюционировали от умеренного консерватизма А.Ф. Лабзина до «ультраконсерватизма» О.А. Поздеева и П.И. Голенищева-Кутузова. Во взглядах Рунич соединились представления масонов и консерваторов, приобретя националистический оттенок.
Он выступал против конституционализма, представительного правления и демократии. Рунич называл демократию «нелепым порядком вещей», считая, что конституция, представительное правление и демократия не могут быть допущены в чисто монархической стране (России): «Русский народ еще не вышел из детства. С ним еще нельзя говорить о свободе»215.
Идеальной системой государственного устройства Рунич признавал самодержавную монархию: единовластие Богом избранного главы государства, законное преемственное престолонаследие и законодательство, данное Богом и сосредоточенное в руках правителя. При этом Рунич высказывался против произвола и тирании правителей, полагая, что «никакой сан, никакой титул не дают смертному действительного права дать смертному то, что ему не принадлежит, и отнять у него ему прирожденное!»216. Следуя идее сильной государственной власти, Рунич считал, что власть должна быть твердой, так как «ослабление повиновения» может привести к возмущениям и смуте. Следование общественной иерархии и подчинение установленному Божественным провидением порядку вещей, по его мнению, самое правильное и естественное: «Все люди родятся быть полезными членами обществ, к которым принадлежат, а не проводить драгоценную молодость в мечтаниях»217. Рунич выступал против народных восстаний и политических переворотов, так как они противоречат Божественной воле. Революция, по его мысли, это последствие деморализации и разврата целого народа, причины ее – неверие, вольнодумство и падение нравов. Он видел единственный выход в реформах, которые воспринимал как вынужденное средство для сохранения спокойствия и порядка.
Он придерживался идеи самобытности России, считая ее исторический путь несходным с европейским: ее исторические «происшествия нисколько не похожи на происшествия, волновавшие другие государства в Европе»218. Россия обречена на противоборство с Западом и Востоком. «Коренными свойствами» русского народа Рунич считал покорность религии, самодержавию и закону и его «патриархальный дух»: беспрекословное повиновение власти и семейный уклад. Подчеркивая уникальность России и русского народа, Рунич называл Россию единственной страной, сохранившей описываемую им совершенную систему государственного устройства с древности, и считал Россию единственной носительницей «истинного христианства», «Православного Царства», от которой зависит возрождение человечества. При этом к истинному христианству и возрождению, по мысли Рунича, Россию должны были привести одновременно и масонство и православная церковь.
Все мировоззрение Рунича было подчинено его религиозным взглядам, сам он причислял себя к «православному масонству»219. Рунич был уверен, что истинные принципы общества должны быть основаны на религии, объясняя это тем, что ум и воля, освобожденные от догматов церкви, приводят только к революциям и падению государств. Согласно Руничу, церковь – это симбиоз «наружной религии» и «внутренней церкви». «Наружной религией» он, по масонской традиции, называл традиционную церковь, главная функция которой – поддержание в массах народа «безусловной покорности воле невидимого Божества», общественных связей и порядка. «Внутренняя церковь» - это масонские ложи, где самое главное для истинного христианина – вера и стремление к спасению и возрождению.
Рассматривая русскую историю, Рунич особенно подробно останавливался на царствованиях Петра I, который согласно масонской легенде был первым русским представителя Ордена свободных каменщиков, Петра III, который начал поддерживать своих «братьев», Екатерины II, оказывавшей покровительство идеологам французского просвещения и преследовавшей «вободных каменщиков» Павла I, в котором масоны видели «истинного» государя, Александра I, в чье царствование произошло возрождение Ордена в России. В то же время он осуждал их прозападную политику, разрушавшую русский «национальный дух». Рунич выступал за установленное Богом самодержавие, беспрекословное следование установленным в прошлом нравственным нормам и традициям, семью, как главную опору общества, социальную иерархию, безусловное подчинение и служение обществу.
Современники Рунича были мало знакомы с его творчеством и взглядами, и, в основном, критиковали его за те ошибки и злоупотребления, которые он допустил на посту попечителя Санкт-Петербургского учебного округа: в результате суда Рунич приобрел репутацию «гасителя просвещения». Так, А.Ф. Воейков в сатире «Дом Сумасшедших» остроумно и зло изобразил его как врага просвещения220. Н.И. Греч критиковал личностные качества и деятельность Р., называя его «дураком, хвастуном, пустомелей», «подражателем и карикатурой Магницкого»221. Он одним из первых высказал предположение, ставшее впоследствии аксиомой, что Рунич на посту попечителя Петербургского учебного округа не проводил собственную политику, а лишь мелочно копировал действия М.Л.Магницкого в Казанском университете. Не все современники были столь категоричны в своих оценках. Например, М.И. Глинка, вспоминая годы обучения в Благородном пансионе, не заметил никаких ухудшений в уровне преподавания после событий 1821 г.222 М.А. Архитектор А.Л. Витберг считал Рунича человеком, «одаренным горячей душой»223. По настоянию Рунича Витберг создал проект храма Христа Спасителя.
ФОТИЙ, архимандрит (в миру Петр Никитич Спасский) (6.VI.1792, погост Спасский, Новгородского уезда - 1838), видный русский церковный консерватор первой трети XIX в. Вырос в семье чтеца церкви Преображения Господня Спасского погоста Новгородского уезда Никиты Федоровича, в суровых жизненных условиях, в крайней бедности. Петр получил начальное домашнее образование, был научен отцом грамоте и стал чтецом в церкви. Через родственников, в десятилетнем возрасте, Петр был пристроен певчим в Казанский собор в Петербург. Однако там плохо кормили, нравы были грубыми, Петра часто обижали, в результате он тяжело заболел и был отправлен к родителям на излечение. Тогда же Петра впервые посетили мысли о монашестве, как единственно верном пути спасения души.
В январе 1803 г. Петр был принят в Новгородскую семинарию. По тогдашнему обычаю, ему дали фамилию Спасский, в честь его места рождения и для спасения души. В семинарии преподавались греческий, латинский, французский и немецкий языки; история, география (гражданская и библейская), медицина, естественная история, основы архитектуры, рисование, красноречие, математика. Петр стал первым учеником и первым певчим в семинарском хоре, много читал церковных книг, отличался примерным поведением и благочестием. Из-за крайней бедности Петр постоянно недоедал, был лишен нормальной одежды. При этом Петр вел аскетический образ жизни, избегал мир и его соблазны. В 1814 г., окончив курс семинарии, Петр, в числе лучших учеников, был направлен в Петербургскую духовную академию, ректором которой был Филарет (Дроздов). Тогдашний ректор петербургской семинарии, Иннокентий (Смирнов), глава цензурного комитета академии и церковный писатель, ставший в дальнейшем епископом Оренбургским, а затем Пензенским и Саратовским, стал его покровителем, духовным отцом и учителем. Он повлиял на Петра исключительно сильно, будучи человеком высоких аскетических воззрений и образа жизни. Учился Петр в академии хорошо, но в 1815 г. по болезни был вынужден оставить ее, и был определен учителем латинского и греческого языков, церковнославянского, церковного устава и Закона Божьего в Александровское духовное училище. Главной его обязанностью были проповеди, которые Петр готовил ответственно и усердно, используя в них церковнославянский язык. Одновременно он начал изучать книги масонов и протестантских мистиков, с тем, чтобы уметь полемизировать антиправославные положения, которые в них содержались. По благословению Филарета и Иннокентия в феврале 1817 г. Петр был пострижен двумя архиереями в монахи и рукоположен в иеромонахи с именем Фотия. Это имя он получил в честь патриарха Константинопольского, возведенного в сан за три дня и несколько раз отлучавшегося от сана за исповедание православия. По протекции Иннокентия и Филарета Фотий был назначен законоучителем в кадетский корпус. Уже в то время Фотий отличался крайней аскезой: постоянно пребывал в воздержании и посте, облекся во власяницу и носил вериги, что сильно сказывалось на его здоровье. Ученики его уважали и усердно посещали его предмет и показывали на экзаменах хорошие знания. Для них Фотий написал учебник по Закону Божьему Огласительное Богословие Кафолическое и Апостольские веры восточной церкви. Вскоре Фотий был назначен благочинным и главным законоучителем в кадетском корпусе. В 1818 г. он был зачислен в соборные иеромонахи Александро-Невской лавры. В этот период окончательно оформляются религиозно-философские воззрения Фотия.
С первого же года своей работы Фотий резко выступил против господствовавших в то время в дворянском обществе мистических учений, или, как он сам писал, "против масонов, иллюминатов, методистов, Лабзина, Сионского Вестника и прочих". В автобиографии Фотий писал, что он получил "изведение свыше во сне и разных откровениях, что подобает ему изыти на подвиг против тайных всех обществ"224 Через своих учеников и почитателей Фотий собирал разнообразную информацию о деятельности масонских лож, мистических изданиях и пр. Им был составлен список из множества мистических и масонских книг, которые он поделил на “бесовские”, “еретические и антихристианские”, “революционные” и “масонские”. Как убежденный православный, Фотий отвергал книги "масонские и магические", а также те, в которых проповедовались идеи английского материализма и французского "вольнодумства и сквернословия", "ядовитая немецкая философия Канта, Фихте и Шеллинга”, “содержащие учения методистов и квиетизма”, гадательные книги, гороскопы, сонники и т.п. Особую неприязнь у Фотия вызывал А. Ф. Лабзин – известный масон, издатель журнала ²Сионский Вестник², а также писания Юнга-Штиллинга и проповеди И.-Е. Госснера, в которых утверждалось, что сатана действует через официальную Церковь и священство.
Кроме того, Фотий выступил с резкими обличениями деятельности Российского Библейского общества, которое распространяло под видом введения универсальной религии протестантскую и масонскую литературу, переводило Библию на литературный язык, что было неприемлемо для церковных консерваторов. Обвинял он и деятельность сект скопцов, общества Е. Ф. Татариновой, проповедников мистических учений баронессы В.-Ю. Крюденер, И. Линдля, И.- Л. Фесслера, И.- Е. Госснера и др. При этом Фотий был убежден, что все эти явления возникли в результате того, что Александр I попал под сильное влияние участников «масонского заговора» Р. А. Кошелева (известный масон, «серый кардинал», консультировавший императора по религиозным вопросам с 1810 по 1823 г.), А. Н. Голицына (министр духовных дел и народного просвещения, который проводил экуменическую политику и внедрял протестантский мистицизм и масонство в сферу образования и культуры) и М. М. Сперанского (известный либеральный реформатор и мистик).
Встав на путь борьбы с масонством и сектантством, Фотий нажил себе многочисленных влиятельных врагов. Инспектор корпуса, в котором он преподавал, генерал И. В. Бебер, видный масон (он был "великим памятным мастером" ложи ²Астреи", с его именем масонская традиция связывала посвящение Александра I в масоны и последующее негласное разрешение на работу лож), одним из первых распустил слух о том, что Фотий сошел с ума после того, как тот, сделав несколько копий с масонского устава и написав на нем: ²Катехизис масонов, верующих в антихриста, дьявола их сатану²225, раздал их кадетам.
В это время складывается весьма неоднородная по своему составу «православная оппозиция» (митрополит Михаил (Десницкий), архимандрит Иннокентий (Смирнов), графиня А.А. Орлова-Чесменская, П. А. Кикин, начальник канцелярии по принятию прошения на высочайшее имя, П. С. Мещерский – вице-президент Библейского общества, архимандрит Герасим (Князев), настоятель Московского Симонова монастыря, С. И. Смирнов, А. С. Шишков, С.А. Ширинский - Шихматов, секретарь- переводчик Московской медико-хирургической академии, духовный писатель, о. Михаил, священник церкви Ризы Спасителя Христа и др.), которая действовала конспиративно, пытаясь противостоять экспансии протестантского мистицизма и масонства. Взгляды ее представителей в основном совпадали с позицией Фотия. Они считали Библейское общество антиправославным, уравнивающим православие с другими конфессиями, масонами и мистиками, выступали против перевода Библии на современный светский язык взамен церковнославянского. Действия приверженцев Библейского общества и князя А. Н. Голицына, как главы Министерства духовных дел и народного просвещения, в котором дела православные велись наряду с делами католическими, протестантскими, магометанскими и еврейскими, оценивались как опасная ересь, ведущая к революции, подрыву православия и самодержавной монархии. Особое отторжение у них вызывало издание религиозных книг не-православного содержания. Фотий, один из самых ярких представителей «православной оппозиции», так характеризовал тогдашнюю духовную атмосферу: против Православия явно была брань словом, делом, писанием и всякими образами и готовили враги новую, какую-то библейскую религию ввести, смесь веры сделать, а Православную веру Христову искоренить226.
В 1819 г. на деятелей «православной оппозиции» начались гонения. Наставник и покровитель Фотия Иннокентий пропустил, как цензор, в печать книгу Е. И. Станевича, литератора, близкого к кругу А. С. Шишкова, "Беседа на гробе младенца о бессмертии души, тогда токмо утешительном, когда истина оного утверждается на точном учении Веры и Церкви", в которой автор обличал с православных позиций «внутреннюю церковь» - мистические увлечения образованного обшества. С подачи кн. А. Н. Голицына Иннокентию был объявлен высочайший выговор от Александра I. Поначалу его отослали из столицы в Оренбург, с назначением епископом Оренбургским, но затем, по просьбе княгини С. С. Мещерской, митрополита Михаила и епископа Филарета, Иннокентия назначили епископом Пензы и Саратова, но по пути туда он сильно заболел и, прибыв в Пензу, через несколько месяцев скончался. Станевич был выслан из Петербурга, тираж его книги уничтожен. Перед смертью Иннокентий порекомендовал Фотия в качестве духовного отца графине А. А. Орловой-Чесменской, камер-фрейлине, владелице огромного состояния, полученного от ее отца, графа А. Г. Орлова. Под духовным водительством Фотия графиня вскоре стала строго соблюдать обряды и предписания Православной Церкви, вести аскетический образ жизни. Главное же – она на протяжении всей своей дальнейшей жизни оказывала Фотию огромную материальную помощь в деле восстановления тех монастырей, настоятелем которых он в дальнейшем являлся.
В апреле 1820 г. Фотий прочитал проповедь "Бога бойтесь, царя чтите" в Казанском соборе. Ее направленность обратила на себя внимание директора департамента духовных дел А. И. Тургенева, ближайшего сотрудника А. Н. Голицына, который, в результате, способствовал опале Фотия. Митрополит Михаил в июле 1820 г. предложил Фотию стать игуменом захудалого третьеклассного Деревяницкого новгородского монастыря, фактически удалив его из Петербурга в почетную ссылку. Весь 1821 г. Фотий был занят восстановлением монастырского хозяйства, полностью прекратив общественную деятельность. При этом ему помогала графиня Орлова-Чесменская, которая присылала в монастырь щедрые пожертвования, хлопотала о возвращении Фотия в Петербург, сообщала столичные новости. В следующем году ситуация изменилась: митрополит Серафим (Глаголевский) в январе 1822 г. возвел Фотия в архимандриты второразрядного Сковородского монастыря в Новгороде. В марте 1821 г. умер митрополит Новгородский и Петербургский Михаил. Новым митрополитом стал Серафим, который пригласил в Петербург Фотия, куда он и прибыл в апреле 1822 г. Благодаря влиянию и связям графини Орловой-Чесменской знакомства с Фотием стали искать важные сановники. В мае 1822 г. Фотий познакомился с министром духовных дел и народного просвещения князем А. Н. Голицыным. Последний, поддерживая не-православные течения, очевидно, решил "приручить" Фотия, дабы получить от этого определенные политические выгоды, часто встречался с ним, вел духовные беседы, переписывался с ним, называл его "духовным учителем" и "златоустом". В свою очередь, Фотий, по благословению митрополита Серафима, пытался повлиять на Голицына в православном духе, «обратить на правый путь» и принудить его отказаться от «потворства» масонам, сектантам, мистикам и Библейскому обществу.
Так или иначе, именно Голицын явился инициатором первой беспрецедентной аудиенции Фотия с Александром I. Она произошла 5 июня 1822 г. Аудиенции этой придавали большое значение как Голицын, так и митрополит Серафим. Беседа шла "о делах веры и церкви", «злых тайных обществах». 1 августа 1822 г. в Александр I издал рескрипт министру внутренних дел В. П. Кочубею о запрещении масонских лож и тайных обществ на территории Российской империи. Эту меру традиционно связывают с внушениями, сделанными Фотием Александру I во время аудиенции.
21 августа 1822 г. Фотий был назначен архимандритом древнейшего в России первоклассного Юрьева монастыря, который был одной из древнейших русских обителей, основанных в 1030 г. Однако к 1822 г. он находился в ветхом состоянии, братия его была малочисленна. С приходом Фотия все изменилось, монастырь стремительно обновлялся, поскольку А. А. Орлова-Чесменская жертвовала на монастырь гигантские деньги. Кроме того, Фотию удалось добиться значительной правительственной субсидии на восстановление монастыря. В этот период про Фотия и Орлову распространяют грязные сплетни, которые нашли свое отражение в непристойных эпиграммах Пушкина.
В 1823 г. происходит знакомство Фотия с М. Л. Магницким, который к тому времени окончательно утвердился в православии и стал активным участником «православной оппозиции». В следующем году ее участники «переходят в наступление», что нашло выражение в «деле Госснера», которое послужило одним из поводов к отставке Голицына. Пастор И.-Е. Госснер был активным деятелем Библейского общества, вызывавшим особенное отторжение у «православной оппозиции». Его книга «Евангелие от Матфея» была при попустительстве Голицына пропущена цензурой в мае 1823 г. В ней он критиковал обряды христианской церкви, объявлял их греховными, обличал несостоятельность духовенства, как посредника между Богом и человеком. Главное же - в книге содержался открытый призыв к христианам не повиноваться властям, преследующим «истинных» христиан. В марте 1824 г. листы книги Госснера были выкрадены из типографии по распоряжению обер-полицмейстера и переданы Серафиму, написавшему опровержение на нее, которое было отправлено Александру I.
12 апреля 1824 г. Фотий, который был вызван еще в феврале митрополитом Серафимом в Петербург, посылает императору письма, под названием «Пароль тайных обществ или тайные замыслы в книге «Воззвание к человекам о последовании внутреннему влечению Духа Христова» и «О революции через Госснера, проповедываемой среди столицы всем в слуху явно уже», в которых содержался разбор книги Госснера и некоторых других мистических изданий. Архимандрит писал царю: Бог любит церковь нашу, тебя - царя и народ...а поэтому...открываю: можно весь план (составленный для свержения самодержавия и уничтожения православной церкви. – А. М.) разрушить....Граф Аракчеев все может исполнить, он верен, - и об нем мне открыто в видении227. Фотий настаивал на том, чтобы Александр I отдалил от себя Р. А. Кошелева и А. Н. Голицына, ликвидировал Библейское общество и Министерство духовных дел и народного просвещения, передал Синоду надзор за просвещением, запретил все секты и прекратил издание мистической литературы. Слова об А. А. Аракчееве были не случайны, к этому моменту он направлял действия «православной оппозиции» в нужное русло.
Таким образом, Фотий первым отправил царю послания, в котором осуждалась вся та политика в религиозной сфере, которую Александр I проводил в течение почти всего своего царствования. Для этого требовались горячая вера и незаурядное мужество, поскольку такого рода обличения могли закончиться для критика опалой и ссылкой. Однако царь прислушался к Фотию и отказал во встречах Р. А. Кошелеву. 17 апреля 1824 г. состоялась многочасовая встреча Александра I c митрополитом Серафимом, в ходе которой владыка повторил основные требования «православной оппозиции», уже сформулированные в вышеупомянутом письме Фотия. 20 апреля Фотий был тайно вызван к императору и еще раз повторил свои обвинения. Очевидно, что увещевания Фотия и Серафима сыграли определяющую роль в дальнейших событиях. 22 апреля Комитет Министров по докладу А. С. Шишкова, который действовал «параллельно» с деятелями церкви, осудил книгу Госснера и отдал распоряжение о начале следствия над теми лицами, которые были виновны в ее издании. 25 апреля были изданы два указа: о высылке Госснера из России и о новом порядке цензуры, согласно которому не Голицын, а митрополит Серафим определял судьбу книг духовного содержания.
Попытки Голицына запугать Фотия, которому он направил угрожающее письмо, привели к тому, что 25 апреля 1824 г. в доме Орловой-Чесменской, Фотий предал анафеме князя за оскорбление церкви и государя. Фотий вторично сильно рисковал, поскольку право предавать кого-либо анафеме принадлежало лишь Синоду и он, таким образом, мог стать жертвой уголовного преследования. Однако Фотий лишь получил высочайший выговор, который последовал спустя почти два месяца, 14 июня, во время личной аудиенции у Александра I, когда Голицын уже потерял важнейшие посты.
Став главным действующим лицом «православной оппозиции», Фотий направил Александру I еще несколько посланий, в которых обвинял в разрушительной деятельности тайные общества, прежде всего иллюминатов, и настаивал на осуществлении ранее сформулированных требований «православной оппозиции».
15 мая 1824 г. князь Голицын был отстранен от должности министра духовных дел и народного просвещения, а само министерство было упразднено. Руководители Библейского общества лишились своих постов. Во главе Министерства народного просвещения и главноуправляющим духовными делами иностранных вероисповеданий стал А. С. Шишков, православная часть отошла к синодальному обер-прокурору, а доклады Синода теперь должны были представляться через Аракчеева. 17 мая 1824 г. Александр I подписал рескрипт о сложении Голицыным звания президента Библейского общества, на этом посту его сменил митрополит Серафим, который был назначен главным цензором всех сочинений и переводов, издаваемых на русском языке. За Голицыным оставался лишь пост главноуправляющего над почтовым департаментом.
Таким образом, реальная власть в сфере конфессиональных отношений, просвещения и цензуры перешла к представителям «православной оппозиции». В дальнейшем именно их позиция оказала определяющее влияние на выбор политики в сфере образования и религии в царствование Николая I. Решающую роль в этих событиях сыграл архимандрит Фотий.
Последним деянием Фотия в завершающие годы царствования Александра I было участие, наряду с А. А. Аракчеевым, А. С. Шишковым и митрополитом Серафимом, в следствии по делу секты донского есаула Е. Н. Котельникова, появление которой было вызвано пропагандой Библейского общества. Секта была ликвидирована, а ее создатель закончил свои дни в Соловецком монастыре.
В царствование Николая I Фотий, выполнив свою миссию по защите православия и православной церкви, сходит с общественной сцены и уединяется в Юрьевом монастыре. На первых порах новый монарх оказывал Фотию свое расположение. 6 февраля 1826 г. он объявил благодарность Фотию и разрешил ему писать лично государю обо всем в любое время. 12 апреля 1826 г. Николай I ликвидировал Российское Библейское общество по представлению митрополитов Серафима и Евгения. Однако по его же повелению «дело Госснера» было прекращено а его участники оправданы. Кроме того, с политической сцены были удалены ведущие фигуры «православной оппозиции» – А. А. Аракчеев, М. Л. Магницкий и др.
В 1827 г. император дал согласие на то, чтобы архимандрит Фотий пожизненно оставался настоятелем Юрьева монастыря. После утраты влияния Фотия на царя, после его сошествия с вынужденной для него политической сцены его противники взяли над ним своего рода реванш, представляя его развратником, лжецом и лицемером, исказили и «демонизировали» в глазах большинства современников образ архимандрита. В глазах власти и общества Фотий был скомпрометирован. Сам Фотий не придавал этому значения, положив все свои силы на восстановление Юрьева монастыря и введение монастырских правил по образцам древнего благочестия. Он ввел в монастыре общежитийный устав, предполагавший у братии общую трапезу и одежду, возродил древнее «столповое» пение, исцелял бесноватых, ввел хитоны в качестве монашеского одеяния. При этом Фотий еще более ужесточил к себе требования монашеской аскезы: наряду с ношением власяницы и вериг он подолгу уединялся в особом скиту, где проводил время в молитвенных подвигах рядом с приготовленным гробом, юродствовал, накладывал на себя обет молчания, не принимал пищи во время поста и т.д.
К концу жизни недуги болезненного Фотия развивались все сильнее и сильнее. Несмотря на болезнь, Фотий продолжал вести крайне аскетический образ жизни, но 7 января 1838 г. он окончательно слег в постель и не вставал более. Умер он 26 февраля на руках у своей духовной дочери, графини Орловой-Чесменской.
СЕРАФИМ (Глаголевский), митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский (в миру Стефан Васильевич Глаголев), церковный деятель. [1757 (число, месяц и место рождения (предположительно Калуга) – неизвестны),– 17.1.1843, Свято-Троицкая Александро-Невская Лавра, Санкт-Петербург] 2. Родился в семье церковнослужителя, дьячка Василия Глаголева.
Первоначальное образование Серафим получил, по мнению К.Я. Здравомыслова, в Калужском духовном училище228, согласно С. Рункевичу - в Перервинском духовном училище229. С. Глаголев одновременно с Матвеем Десницким (в будущем петербургским митрополитом Михаилом) обучались в Троицкой семинарии. Вместе они, по выбору митрополита Платона (Левшина), поступили в Филологическую семинарию Ученого дружеского общества, основанного в Москве Н.И. Новиковым и И.Е. Шварцем. В это время Глаголевский и Десницкий слушали лекции в университете и духовной академии. В период обучения к фамилии «Глаголев» добавилось новое окончание - «ский». В марте 1785 Серафим – учитель латинского языка, истории и риторики в Троицкой семинарии. Существенную роль в начале жизненного пути будущего архиерея сыграл Московский митрополит Платон (Левшин). Именно по его настоянию в декабре 1787 г. Стефан принял монашество в Московском Заиконоспасском монастыре с именем «Серафим». Н.В. Сушков отмечал: «Мистическое воспитание как бы не оставило своих следов на Серафиме Он как бы подавил в себе пытливость, столь общую лучшим питомцам «дружеского общества»230. В январе 1799 г. Серафим был хиротонисан (рукоположен) в Троице - Сергиевой Лавре в епископа Дмитровского и, будучи московским викарием, три года присутствовал в московской Святейшего Синода конторе.
В 1804 г. Серафим был назначен епископом Вятским, а в 1805 г. - Смоленским и Дорогобужским, в 1812 г., уже в качестве архиепископа, Серафим возглавил минскую кафедру; с 1814 г. он архиепископ Тверской, а с 1819 г. митрополит Московский и Коломенский. Сведения о деятельности Серафима в период пребывания в этих городах очень скудны. Н.Д. Тальберг, однако, отмечал, что Серафим при управлении различными епархиями проявил «отличные административные способности»231. После окончания Отечественной войны 1812 император Александр I, а вслед за ним и большая часть русского общества, стали активно увлекаться западноевропейским мистицизмом. Это выразилось, прежде всего, в повышенном интересе к теологии различных христианских конфессий и сект. Наиболее ярким прецедентом 1810-х – 20-х годов XIX в. стала деятельность Министерства духовных дел и народного просвещения и Российского Библейского Общества. В учреждении Соединенного (Сугубого или Двойного) министерства в 1817 г., то есть соединения министерств просвещения и духовных дел, под началом князя А.Н. Голицына, Александр I хотел подчеркнуть равнозначность христианских исповеданий внутри России. Более того, теперь православная администрация соединялась с администрацией старообрядческих, мусульманских и языческих верований. Библейское Общество практически исполняло одну из функций Святейшего Синода – по переводу и распространению Священного Писания и издавало литературу далеко неправославного содержания.
Вышеперечисленные факты заставили сплотиться консервативно-настроенную часть духовенства и общества для борьбы с политикой христианского универсализма. Наиболее яркими представителями православной оппозиции или «Русской партии» являлись архимандрит Фотий (Спасский), митрополит Серафим (Глаголевский), А.С. Шишков, А.А. Аракчеев и др. В таких условиях митрополит Серафим был вынужден возглавить главную российскую кафедру в 1821 году.
Открыто свою позицию Серафим обозначил на первом заседании (в качестве Петербургского митрополита) в комитете Библейского общества. Во время доклада секретаря об успехах и перспективах развития библейского дела, Серафим (к тому времени уже осознавший, что «успехи и перспективы» такой деятельности не содействуют укреплению авторитета государственной религии) заявил: «Так рассуждать, значит вовсе не понимать духа и учения нашей православной церкви!». Однако, будучи московским митрополитом, Серафим, по крайней мере, наружно действовал в пользу Библейского Общества, был одним из его вице-президентов, поизносил речи в собраниях московского отдела Библейского Общества232. Ближайший соратник С. по борьбе новвоведениями в религиозной сфере архимандрит Фотий (Спасский) отмечал: «Он в ошибках своих сам себя осуждая, явно писал, что ошибался сначала и недоумевал многое, а как скоро узнал все зло, то не терпел злобы вражией»233. Для того чтобы объяснить такое поведение петербургского митрополита и некоторых других архиереев, необходимо отметить следующее. В конце XVIII - начале XIX вв. новации в духовной сфере зачастую инициировались императорской властью, что не могло не вызвать растерянности в церковных кругах. Ведь архиереи должны являть собой не только образец верности Царю Небесному, но и царю земному. А так как помазанник Божий давал обет охранять устои православной веры, целый ряд церковных иерархов, первоначально воспринял нововведения в этой сфере, как шаг навстречу духовности и воцерковлению. Но когда выяснилось, что эта «духовность» выходит за рамки православной догматики – часть архиереев встала в скрытую или явную оппозицию власти. К тому времени как возглавить петербургскую кафедру, Серафим уже видел несоответствия акций Библейского Общества православным канонам и, потому став первоприсутствующим в Св. Синоде, поставил цель: вернуть православной церкви подобающее место. Современный историк Ю.Е. Кондаков отмечает: «Именно хорошее образование помогло Михаилу и С. увидеть угрозу православной церкви в готовящихся реформах»234.
Союз Серафима и настоятеля Юрьева монастыря архимандрита Фотия имел большое значение в борьбе против князя А.Н. Голицына и последствий его политики. Первым лицом православной оппозиции стал именно Фотий, а не Серафим – высший по сану, так как по замечанию И.Н. Снегирева: «Из некоторых обстоятельств видно, что под личиной стариковской простоты он (т.е. Серафим – ред.) был политик»235. Е.П. Карнович видел причину уклонения Серафима от борьбы в следующем: «Между тем <…> (Серафим – ред.) должен был находиться в недоумении, спрашивая самого себя: каким же образом все это могло случиться? Неужели он, первенствующий святитель православной церкви в России мог в течение десяти лет быть вице-президентом в вертепе безбожников и заговорщиков (имеется в виду Библейское Общество – А.Г.) <…> Наконец, нужно было обвинить и государя, как верного покровителя Библейского Общества»236. Несмотря на резонность этого заключения, авторитет митрополита Серафима, прежде всего в среде самих оппозиционеров, значительно увеличился после событий весны 1824 .
Разрешенная цензурой книга католического пастора И.Е. Госснера «Евангелие от Матфея» стала поводом для открытого столкновения консерваторов и мистиков. Это сочинение содержало нападки на духовенство и ложные, с точки зрения православной церкви, рассуждения о Святом Духе и Деве Марии. Последнее подвигло Серафима на решительные действия. На заседании Библейского Общества, он впервые выступил против князя А.Н. Голицына, и между ними произошла ссора. Из автобиографии архимандрита Фотия известно, что Серафим сам написал опровержение на эту книгу и приложив 32 листа из нее, тайно послал в собственные руки императору. В итоге, благодаря совместным усилиям оппозиционеров, 17 апреля 1824 г. состоялась ключевая встреча Александра I с митрополитом. Содержание беседы императора и Серафима, продолжавшейся около пяти часов, подробно описывается в автобиографии архимандрита Фотия. Митрополит говорил царю о том, что православная церковь в России находится в опасности от тайных обществ. Эти общества составляют вред не только церкви, но и «правительству гражданскому и царскому престолу»237. Библейское Общество – «противозаконное собрание», которое «усиливается всех вер начала различия уничтожить и ни к единой <…> религии не привести»238. Осуждались попытки перевода Священного Писания на русский язык, главным виновником всех нарушений объявлялся князь А.Н. Голицын. «Сделавшись же министр духовных дел, иерархию церковную явно разрушил.<…> Все переводится, сочиняется, печатается и вводится, что токмо может быть новое противу святой церкви православной, правительства <…> все действует властию князь Голицын, никто не смеет даже слова сказать противу, ему истину возвещая»239.
Более подробно, поведение митрополита во время аудиенции, описывает автор «Записки о крамолах врагов России: «Он, сняв с головы свой белый клобук, положил его к ногам императора и с твердостию сказал: не приму его, доколе не услышу из уст вашего величества царского слова, что министерство духовных дел уничтожится и Святейшему Синоду возвратятся прежние права его, и что министром народного просвещения поставлен будет другой, а вредные книги истребятся <…>. Убежденный доказательствами Серафима, император, подавая ему клобук его, сказал: «Преосвященный примите ваш клобук, который Вы достойно носите; и ваши святые патриотические представления будут исполнены»240.
А.А. Аракчееву, который пытался примирить его с Голицыным, митрополит ответил твердым отказом: «Я сам» - заключил Серафим – «готов идти последним монахом в последний монастырь, но с Голицыным не помирюсь, так и доложите государю; за веру и православие я готов на все»241. Результатом совместных усилий церковных консерваторов стала серия указов, вышедших с 15 по 17 мая 1824 г. Суть их сводилась к тому, что Двойное Министерство было расформировано, за А.Н. Голицыным оставлен пост главы Почтового Департамента, председателем Российского Библейского Общества был назначен митрополит Серафим, а министром просвещения стал А.С. Шишков. Роль Серафима в духовной сфере значительно повысилась. Пробыв полгода (с мая по декабрь 1824 г.) председателем Библейского Общества, Серафим написал Александру I два письма касательно деятельности Библейского Общества. Проанализировав работу этого учреждения, он пришел к выводу о необходимости его скорейшего закрытия. Он писал: «Усмотрев в скрытом направления всех действий сего последнего (т.е. Библейского Общества – ред.), нарушения самых священных обязанностей покорности Церкви и преданности Государю, я бы был не пастырем ея, не верноподданным твоим, если бы оставался безмолвным пред Тобой <...> повели ныне же прекратить действия Библейских комитетов и закрыть их по всей империи»242. Однако, надежды митрополита оправдались лишь в начале царствования Николая I.
Фундамент отношений Серафима. с новым императором был заложен в период междуцарствия 1825 , в частности, в день восстания декабристов. Митрополит С., по просьбе Николая I отправился увещевать восставших, за что был награжден от него бриллиантовой панагией
М. Полиевктов отмечал, что с того времени, Серафим «возвысился в глазах государя до такой степени, что слово его было авторитетом; желания его удовлетворялись беспрекословно: суждения его и советы принимались с особенною благосклонностью, даже и в таких случаях, когда они не совсем согласны были с мнениями Государя»243. 12.4.1826 указом Николая I было закрыто Российское Библейское Общество.
Биографический очерк о Серафиме был бы неполным без анализа его взглядов на перевод Священного Писания на русский язык. В этом вопросе между митрополитом Серафимом и митрополитом Филаретом (Дроздовым) имелись разногласия. Мнение Филарета сводилось к следующему: интерес к Священному Писанию возрастает с каждым днем, поэтому церкви (если она не хочет отпадения своих приверженцев) необходимо позаботиться о «правильном и удобном пособии» к его уразумению. Он предлагал: постепенно издавать толкование на священные книги, начиная с пророческих; издать славянскую Библию, приспособленную для восприятия обыкновенным людям, с приложением словаря непонятных слов и т.д.244 Серафим же считал, что в толковании и переводе Священного Писания нет никакой необходимости, т.к. его разъяснением должно заниматься специально подготавливаемое с этой целью духовенство. Он опасался, что толкование и перевод «могут ослабить благоговение, питаемое православными к святым отцам, и предметы веры сделать предметами одного холодного исследования»245.
Серафим оставил наставление «как завещание архиерея, служившего до глубокой старости церкви и государю в истинной к ним любви и преданности»: «Чтобы на будущее время все воспитание духовного юношества направлено было к сохранению во всей неприкосновенности прямого православного учения веры и ограждено от всякого колебания мыслями иноверных, чтобы никто не под каким видом и предлогом не отважился посягать на переложение Священного Писания, долженствующего оставаться в том виде, в каком оно принято нами от наших благочестивых предков и доныне служило залогом нашего благоденствия»246. В последние годы жизни здоровье митрополита Серафима стремительно ухудшалось. Умер он 17 января 1843 г. и погребен в церкви Сошествия Святого Духа, в Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре в Санкт-Петербурге.