Geum.ru

Искатели счастья

Вид материалаДокументы
Прощай, друг!
Подобный материал:
1   ...   38   39   40   41   42   43   44   45   ...   51

Прощай, друг!


Уже за несколько дней до Нового года город наполнился пороховым дымом, вспышками и грохотом фейерверков. По ночам казалось, что идет война и вот-вот объявят воздушную тревогу, загоняющую людей в метро и бомбоубежища. Шли последние дни Рождественского поста, душа хотела молитвенной тишины, а вокруг творилась какая-то пьяно-торговая вакханалия. Может поэтому, когда нас пригласили в новогоднюю ночь на всенощную в Сретенский монастырь, мы согласились с такой готовностью.

За монастырскими стенами, под сводами храма нас обняла тишина и проникла глубоко внутрь. Это очень приятно чувствовать себя среди единомышленников под Божиим покровом. Всегда до отказа наполненный храм в эту ночь оказался полупустым, но уж те, кто пришли, получили великую тихую и светлую радость. Четырехчасовая служба прошла удивительно быстро, после причастия и отпуста не хотелось уходить. Очень не хотелось, но надо было.

…За монастырскими воротами на нас обрушилось нечто вроде артиллерийской канонады. Сизое небо озарялось непрерывной чередой вспышек. Нашу колонну из двух десятков человек обтекала толпа безумных людей. Они пили из горла водку, поливали друг друга пеной шампанского, сквернословили и непрестанно орали что-то ужасное. Милиция небольшими группками жалась по углам и даже не пыталась вмешаться в эту всенародную истерию. Наша компактная колонна без всяких приключений дошла до станции метро, спустилась по эскалатору вниз на платформу и только здесь разделилась на две части. Здесь, внизу, милиции и работников метрополитена не наблюдалось вовсе. По платформе в обнимку шарахалась пьяная молодежь и безнаказанно предавалась пьянству, курению и матерным воплям.

Зазвонил сотовый, я поднес трубочку к уху и услышал голос Аллы:

− Ты где, Юра? Что там за крик? Олег, случайно не с тобой?

− С Новым годом, Аллочка! Мы в метро, возвращаемся со всенощной из монастыря. Олега с нами нет.

− Прости, я думала он у тебя. Ты знаешь, они с Вольфом уехали за ёлкой, и вот уже три дня его нет. Слушай, если он у тебя появится, дашь мне знать. Ладно? всенощной из монастряй?

к уху и услышалветритьращавшимися вилимо из гостейи непрестанно орали что-то ужасное.

Подошел почти пустой поезд, внутри катались пустые водочные бутылки, банки из-под пива, комья рваной бумаги, летали грязные газеты. На двух сиденьях спали в обнимку отключившиеся молодые пары в растерзанной одежде. Пахло перегаром, желудочным соком и сигаретным дымом, и даже воздух из вентиляционных отверстий во время движения далеко не сразу смог проветрить затхлую атмосферу. По мере удаления от центра вагон стал наполняться более-менее нормальными людьми, возвращавшимися из гостей, некоторые держали на руках спящих детей.

Заснуть в ту новогоднюю ночь удалось около трех часов ночи. А в шесть утра я внезапно проснулся, как от сильного толчка, оделся и вышел на пустынную улицу. В те дни в городе мороз достигал 20 градусов, значит за городом − считай все тридцать. Я постоянно думал об Олеге, чувствуя нутром, что он в беде. Ноги сами несли меня в метро. Вышел я на Тульской и, как сомнамбула, добрел до Свято-Даниилова монастыря. Вошел внутрь, за воротами свернул налево и по лестнице поднялся в храм Всех святых. Купил свечей, заказал Олегу обедню, сорокоуст и вошел в переполненный храм.

Первые минуты я стоял по стойке смирно, зажатый со всех сторон горячими телами прихожан. На меня со всех сторон дышали перегаром десятки мужских глоток. Меня тошнило, выступил обильный пот. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, стал вспоминать, что же это за день такой, и почему одни похмельные мужики вокруг? Вспомнил: первого января поминается мученик Вонифатий. Он жил в блудном сожительстве с богатой римлянкой Аглаидой, любил выпить и пошутить. Как-то сожительница отправила его в Тарс, где непрестанно мучили христиан, за останками мучеников. Считалось, что мощи христиан приносят в дом благополучие и здоровье. Вонифатий увидел мучения, удивился мужеству и стойкости верующих и сам встал в ряды христиан. Его зверски пытали сутки, наконец, отсекли голову. Слуги нашли его тело и привезли домой, госпоже. Аглаида устроила церковь и до конца дней служила в храме при мощах бывшего сожителя, мученической кровью искупившего свои грехи. Теперь понятно, почему пьющие мужчины почитают мученика Вонифатия − он вёл такой же образ жизни, как те, кто меня так плотно окружал. Как только священник обошел храм с кадилом, тяжелый дух перегара исчез. Теперь пахло лимоном и кедром. Меня отпустило, я сумел сосредоточиться, стоял и молился о помиловании Олега, о возвращении его домой. Под конец службы похмельные собратья стали мне как родные, а я в душе почувствовал, что с Олегом все будет хорошо.

А вечером позвонил Олег и рассказал, как они с Вольфом поехали к нему на дачу. Их потрепанный УАЗик заглох среди поля, не доехав двухсот метров до дачного поселка. Они бегали на дачу, согревались и пытались починить машину, но она никак не заводилась. И, наконец, «ни с того ни с сего», сегодня в восемь утра мотор завелся с первой попытки, и они вернулись домой. Я объяснил ему, что это его мученик Вонифатий спас, на что Олег только саркастически хмыкнул.

С некоторых пор у нас с Олегом появились серьезные разногласия. После моего «восхождения на крест» по молитвам монаха, я стал посещать церковные службы. И уже не представлял себе жизни без исповеди и причастия. К тому же мне монах «вменил» молитвенное правило, которое я старался выполнять неукоснительно. Это стало моей главной работой. Это был мой крест.

Олег же решил для себя, что строить храм гораздо важнее, чем посещать его и участвовать в общей молитве. А уж «выворачивать свою душу на исповеди перед попом» − это вообще в его голове не укладывалось. Когда я часами говорил ему о своей новой жизни в Церкви, будто черные шоры падали на его глаза и уши. Он «слушал, но не слышал, смотрел, но не видел».

Мы продолжали встречаться, теперь уже парами. Наши жены шли за нами и говорили о чем-то своём, женском. Мы же с Олегом то вспоминали прошлое, то спорили, то ссорились, чтобы снова помириться. Тогда мы старались не пропускать американские и международные выставки. Выстаивали длинные очереди, чтобы в огромных павильонах ВДНХ и Красной Пресни бродить от стенда к стенду, удивляясь новинкам техники, современным технологиям, роботам, лазерам… Набирали пачки проспектов, говорили по-английски с фирмачами и вдыхали непередаваемый западный аромат дорогих сигар и духов.

Только вот относились мы ко всему этому по-разному. Олег не скрывал восторга и жадного интереса к западным новинкам. Он даже в горячке позволял себе такое: «Нет, Юрка, только страны с протестантскими традициями способны на такой технологический и культурный прорыв! Ведь у них как! Если ты не успешный бизнесмен, значит, Бог тебя наказал за лень или за пьянство». Мой восторг западными новинками был не столь ярким и довольно быстро исчезал, как только мы покидали стены выставочного павильона. В памяти оставались насмешливые взгляды высокомерных фирмачей и язвительные усмешки в наш адрес. Я чувствовал, что всё это не моё, чужое…

Всё-таки именно встречаясь со старыми друзьями, я осознавал, что внутри меня происходит переоценка прежних ценностей. Я незаметно и непрестанно менялся. Впервые заметил это, когда мы с Юлей в гостях у Аллы и Олега слушали записи музыки, которая раньше вызывала такой бурный восторг. Олег возбуждался, вскакивал, размахивал руками, кричал: «Помнишь, как мы отрывались под это!» Да, я помнил, и еще как помнил!.. Только вот сейчас прежние музыкальные композиции, грохочущие из мощных акустических систем аудиоцентра высшего качества «Hi Fi» − сейчас эти звуковые канонады чаще всего вызывали во мне раздражение и тоску. Страсти, бушевавшие в мире рока, имели происхождение отнюдь не божественное. Мне довелось видеть и слышать их в аду, где так же кричали несчастные, вился едкий дым и вспыхивали кроваво-красные всполохи. Чтобы успокоиться после таких прослушиваний, мне приходилось часами наедине молиться, чтобы восстановить столь дорогой мир в душе.

На практике познавал я слова Спасителя: «Не мир пришел Я принести, но меч (у Луки − «…но разделение» Лк 12, 51), ибо Я пришел разделить человека с отцом его…» (Мф 10, 34-35), а друга Олега со мной, продолжал я мысленно. В чем причина? В том ли, что он был более осведомленным, более мужественным, красивым, волевым?.. Но ведь Олег всегда так щедро делился со мной, опекал меня как старший брат. «Причина только в одном − в гордости, она отвращает нас от Бога», − объяснил отец Марк, к которому я обратился с этим вопросом. Вроде бы ясно сказано, только на душе не стало спокойней. Я видел свою беспомощность и только одно оставалось мне − молитва за друга и крепкая надежда на милость Божию.

Однажды он приехал ко мне на новеньком «Опеле» и буркнул, что Алла приглашает меня в гости для какого-то серьезного разговора. Я удивился. Мне представлялось, что Алла видела во мне собутыльника мужа, поэтому относилась ко мне не очень уважительно, а я её слегка побаивался. Как-то я передал ей через Олега церковные книги, но читала ли она их, не знал. А тут − «Алла приглашает тебя в гости».

Они тогда купили себе новую квартиру в хорошем зеленом районе. Мы с Олегом поднялись на двадцать второй этаж бетонной башни и вошли в просторную трехкомнатную квартиру, из окон которой открывался роскошный вид на Москву-реку. В большой столовой был накрыт роскошный стол. Я еще больше удивился. Алла встретила меня неожиданно радостно, приняла мой букет цветов и усадила за стол на почетное место. Видя мой ступор, хозяюшка подняла бокал и сказала:

− Я поднимаю этот бокал за здоровье человека, который открыл мне новую жизнь. Я очень тебе благодарна, Юра.

А потом она рассказала, как в один разнесчастный день она поняла, что жизнь её кончилась. Олег где-то пьянствовал, сын гулял с друзьями и научился неплохо обходиться без мамы, с работы в УпдК её уволили. Самые главные ценности её жизни как-то разом рухнули, а в душе поселился холодный безжалостный мрак. Алла бродила по пустой квартире и размышляла, как лучше ей покончить с собой: повеситься, вскрыть вены или прыгнуть с двадцать второго этажа. …И тут в гостиной на каминной полке она увидела книги, которые я ей передал. Она открыла одну из них, стала читать… И вдруг её озарило! Есть другая жизнь! В ней деньги, слава, бытовая и семейная устроенность ничего не стоят. В этой другой жизни Господь Бог дает человеку Свое Блаженство. Дарит свет, радость, истину и надежду тем самым «труждающимся и обремененным», которой она и была. Алла стала ходить в храм, устроилась там помогать по хозяйству, познакомилась с замечательными людьми, которых «весь мир не стоит». И вот она пригласила меня, чтобы поблагодарить за это.

Олег молчал, уткнувшись в тарелку. Потом молча отвез меня домой, и мы с ним обнялись и простились. Как оказалось навсегда…

Через неделю позвонила Алла и сказал, что Олег погиб в автокатастрофе: в борт его машины на полной скорости въехал бетоновоз. У Олега был перелом позвоночника в основании черепа − и мгновенная смерть. За день до этого он участвовал в освящении престола своего храма-часовни. Освятили его в честь родителей преподобного Сергия Радонежского − праведных Кирилла и Марии. А закончил Олег свой земной путь в день памяти своего любимого святого − Сергия Радонежского. Отпевал Олега по полному чину строителя храма иеромонах из Свято-Троицкой Сергиевой Лавры по имени Сергий.

Если бы не моя вера в милость Божию, если бы не эта цепочка мистических «совпадений»… Не знаю, выжил бы я или нет. Олег унес с собой целую эпоху моей жизни. Такого одиночества и такого сиротства я не испытывал никогда в жизни. В те печальные дни только молитва за упокой друга спасала меня от черного отчаяния. Только земные поклоны до боли в спине, только милостыня всем, кто берёт…

Сразу после Олега стали умирать мои родственники и знакомые. Я хоронил их и чувствовал, как одиночество сжимает свое холодное жесткое кольцо вокруг. Как пусто становится в этой жизни без людей, которые делились со мной теплом своей души. Которым от меня ничего не нужно было, кроме любви и дружбы.

Вокруг оставались люди, появлялись новые знакомые, но они были совсем не те, что раньше. В душе нынешних моих близких было гораздо меньше любви и больше расчета. Деньги и слава вытесняли из наших душ чистую любовь и бескорыстную дружбу. И кем бы я стал тогда, если не моя вера…