Geum.ru

Искатели счастья

Вид материалаДокументы
Путешествие в страну мажоров
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   51

Путешествие в страну мажоров


Однажды в конце мая в обеденный перерыв стояли мы с сотрудниками у входа в Контору, подставив лица солнышку. Я стоял дальше всех, может поэтому именно ко мне подошел этот юноша. Он стоял в метре от меня, смотрел в упор и молчал. Я невольно рассматривал его. Лицо красивое, высокий, стройный, спортивный, взгляд прямой, в карих глазах едва уловимая «сумасшедшинка». Это чуть позже он объяснил мне, почему тогда стоял и молчал. Просто волновался и боялся ляпнуть что-нибудь не так.

− Сейчас перерыв закончится. Давай, начинай говорить.

− Мне работа нужна.

− Звучит, как в фильме из-за рубежа, где свирепствует безработица.

− Я дипломник МАДИ, а работаю с финнами на реконструкции «Метрополя». Мне нужен нормальный график с девяти до шести, а не ежедневный аврал без выходных.

− В оборудовании разбираешься?

− Как любой технарь. Что нужно, пойму, если не пойму, − спрошу.

− Ладно, пойдем со мной. Есть у меня вакансия на сто семьдесят. Устроит?

− Я на своем аврале сто пятьдесят получаю. Конечно устроит.

Так появился у меня новый сотрудник Денис. Быстро вошел в курс дела. Работал он безукоризненно. Жил недалеко, в доме рядом с Елисеевским гастрономом. Родители его развелись, каждый жил с новой семьей. А Денису с сестрой оставили две комнаты в коммуналке. К тому же собеседником Денис был интересным. И жил не как все. Занимался каратэ, мало ел, мало спал, учился на пятерки, работал с удовольствием, часто улыбался, был вежливым, ухаживал за девушкой и не стеснялся признаться, что любит ее и хочет от нее детей.

Однажды мы с ним засиделись в его гостеприимном доме. Вдруг он встал и сказал:

− Пойдем в гости к мажорам! Увидишь, с кем я общаюсь.

Мы взяли в Елисеевском коробку конфет и пошли в дом, на первом этаже которого располагалось кафе «Лира». Прошли мимо бдительной охраны, предъявив удостоверения личности режимного ЦП ВОС, и поднялись на четвертый этаж. Там в гостиной четырехкомнатной квартиры за длинным столом сидели молодые люди лет около двадцати и скучали. Они были хорошо одеты, лица их имели правильную форму, но какая-то смертная тоска печатью присутствовала на них, искажая, отталкивая взгляд. Магнитофон крутил одну и ту же модную песню Status Quo «In the army now», осоловелая молодежь отхлебывала из высоких стаканов спиртное и вяло подвывала: «О-о-о-у-у-о-о­! Ёр ин зэ арми… Нау!» Денис разговаривал о дипломе с девушкой из своей группы, я заскучал и, чтобы не заснуть, неожиданно вскочил:

− Господа! Прошу внимания! − Магнитофон выключили. Наступила тишина. − Исполняется гениальное стихотворение Бродского. В этих краях впервые…

И слегка грассируя, нараспев, то усиливая звук, то стихая, стал читать:

Я входил вместо дикого зверя в клетку,

выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,

жил у моря, играл в рулетку,

обедал черт знает с кем во фраке.

С высоты ледника я озирал полмира,

трижды тонул, дважды бывал распорот.

Бросил страну, что меня вскормила.

Из забывших меня можно составить город.

Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,

надевал на себя что сызнова входит в моду,

сеял рожь, покрывал черной толью гумна

и не пил только сухую воду.

Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,

жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.

Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;

перешел на шепот. Теперь мне сорок.

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность.

Раздались жидкие хлопки, в основном, девушек. Парни стали смотреть на меня косо. Еще немного и меня отсюда погонят, подумал я. Потом я попросил гитару и на четырех септаккордах спел «Ольховую сережку». …А потом меня похлопали по плечу и попросили «выйти поговорить». Я шел по длинному коридору на кухню и радовался предстоящей драке: хоть какое-то развлечение. На кухне наглый паренек встал напротив и, глядя прямо в глаза, сказал:

− А не пошли бы вы, господин хороший, в другое место.

− Меня зовут Юрий Александрович. Называй меня, сынок, по имени-отчеству. Не стесняйся.

На кухню ворвался Денис, положил руку наглому парню на плечо и обратился ко мне:

− Саныч, а не врезать ли ему по глупой башке? − Потом пареньку: − Ты на кого прыгаешь, Яшка? Я за этого человека тебе челюсть раскрошу.

− Не стоит, Денис, − сказал я. − Если понадобится, я не только этого шибздика, но и всю компашку один в горизонталку отправлю. Они все то ли обкуренные, то ли пропитые насквозь.

− Ладно, парни! − Поднял руку наглый Яша. − Давайте по-мужски.

−Давай, − сказал я, испытывая к нему невольное уважение. Во всяком случае, он не испугался.

− Юрий Александрович, я не спорю, вы интересный человек и сразу затмили весь мужской контингент. Но вы понимаете, что девушки все поделены, и нам не нужен конкурент в вашем лице. Вы здесь чужой.

− А знаешь, Денис, мне этот паренёк нравится. Он хотя бы честен и прямолинеен. Хорошо. Я оставлю вас в покое. Тоните дальше в своей трясине.

− Юра, − сказал Денис, − я с тобой! Мне здесь тоже тошно.

− До свидания, Яша, − протянул я руку пареньку. − От души желаю тебе найти силы и выбраться из этого болота.

− До свидания, Юрий Александрович, − серьезно ответил Яша, крепко пожимая мою ладонь. И после паузы: − Я попробую.

Мы с Денисом вышли на Тверской бульвар, присели на грязную лавку, как принято на изголовье, оглядели Пушкинскую площадь, поток машин, несущийся по улице Горького. И тут наше внимание привлекла очередь в кафе «Лира». Чем знаменито это заведение? О нём в своей песне поёт Андрей Макаревич:

У дверей заведенья народа скопленье, топтанье и пар.

Но народа скопленье не имеет значенья: за дверями швейцар.

Неприступен и важен, стоит он на страже боевым кораблем,

Ничего он не знает и меня пропускает лишь в погоне за длинным рублем.

А еще в этом кафе сыночки партийных активистов празднуют день рождения Гитлера. Об этом знает не только «золотая молодежь» улицы Горького и прилегающих окрестностей, но и руководство города и милиция. Во всяком случае мне в девятом отделении милиции знакомый лейтенант говорил об этом. Но ничто не мешает московским фашистам собираться и при закрытых дверях кафе «Лира» отмечать день рождения человека, по приказу которого убивали наших отцов. Не отцов этих мажоров − те всегда в теплых местах при кормушке, а наших − которые защищали Родину.

Мы проверили содержимое карманов, убедились в своей платежеспособности и решительно двинулись под козырек с неоновой надписью «Лира». Молодой милиционер, стоявший у самых дверей, на наши красные удостоверения с гербом отреагировал уважительным кивком и приоткрыл стеклянную дверь, впуская внутрь. Мы вошли в прокуренное фойе и сразу поднялись по лестнице на второй этаж. Именно там собирались мажоры. Именно там заняли свободные места и мы. Денис всё ругал своё окружение, взглянув на них моими глазами. Я же наблюдал за тем, что творилось вокруг.

А я сегодня один, я человек-невидимка, я сажусь в уголок.

И сижу словно в ложе, и очень похоже что сейчас будет третий звонок.

И мое отчужденье назовем наблюденьем.

Всё было именно так, как описывал Андрей Макаревич: пьяные мажоры, продажные женщины, товарищи с востока. Только милиция не раздражалась и никого не уводила: они просто подходили с разгоряченным спиртным гостям, вежливо что-то шептали, те им совали в карман деньги, и «блюстители порядка» удалялись.

Мы посидели, поели-попили, станцевали с только что вошедшими девушками, постоянно кого-то высматривающими за твоей спиной, и сильно загрустили. Помните, как заканчивается песня Андрея?

А я все верю, что где-то божьей искрою света займется костер.

Только нет интереса, и бездарную пьесу продолжает тянуть режиссер.

Только крашеный свет, только дым сигарет у дверей в туалет. Меня нет.

Я за тысячу лет. Я давно дал обет никогда не являться в такой ситуации.

И мы ушли оттуда. Вернулись в комнату Дениса и продолжили прерванный уходом из дому разговор. Из соседней комнаты, постучавшись, пришла сестра Дениса − Наташа. При своей необычайной красоте, стройности фигуры, отлично сидящим на ней «фирменным» одеждам, привезенным из заграницы − Наташа была удивительно кроткой девушкой. Она работала стюардессой на международных линиях. Она любила брата, ухаживала за ним, как мать. А когда он приводил в дом гостей, всегда следила за тем, чтобы на столе имелась закуска, чистые тарелки, скатерть и салфетки. Она почти ничего не говорила, двигалась бесшумно и, убедившись в порядке за столом, удалялась в свою комнату. В этом доме жила любовь, здесь было хорошо.