Geum.ru

Ю. Г. Пастушенков Дни славянской письменности и культуры: Сборник докладов и сообщений. Вып. Тверь, 2002. 82 с

Вид материалаДоклад
И.г. воробьёва
Д.в. никоноров
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

И.Г. ВОРОБЬЁВА




РОССИЯ И ОСВОБОЖДЕНИЕ БОЛГАРИИ. 18771878 гг.


6 марта 1998 г. в Тверском государственном университете проходила научная конференция, посвященная 120-летию освобождения Болгарии. На ней был прочитан доклад, текст которого публикуется.


120 лет назад закончилась русско-турецкая война, ставшая важным событием европейской истории последней четверти XIX в. Итогом войны стало освобождение болгарского народа от османского ига, длившегося пять веков. Каждый год 3 марта Болгария торжественно отмечает день своей национальной независимости.

Роль России в национально-освободительной борьбе болгарского народа значительна, и это признают все. В результате победы России над Турцией, доставшейся ценой огромных человеческих жертв, стало возможным возрождение болгарской государственности. С помощью России освобожденная Болгария создала собственное управление, гражданскую и военную администрацию и впоследствии сумела занять равноправное положение среди европейских стран.

Участник национально-освободительной борьбы болгарского народа классик болгарской литературы Иван Вазов, выражая чувства признательности своих соотечественников к России, писал:

Россия! Свято нам оно,

То имя милое, родное,

Оно, во мраке огневое,

Для нас надеждою полно.

Военным действиям на Балканах предшествовали длительные дипломатические переговоры, но, к сожалению, мирным путем не удалось разрешить возникший Восточный кризис.

В 1875 г. поднялись повстанцы в Боснии и Герцеговине, а вскоре начались военные действия в Сербии. Накалялась обстановка и в Болгарии. В апреле 1876 г. здесь также началось восстание, но правительство Османской империи жестоко подавило его. Вся европейская пресса сообщала о зверствах турок в Болгарии. Погибли и стали жертвами террора свыше 30 тысяч безвинных мужчин, женщин и детей. Десятки народных героев погибли на виселицах, сотни были отправлены в ссылку и на каторгу. Продолжавшиеся насилия над мирным болгарским населением при попустительстве европейских политиков и обращение болгар за помощью к России позволили русским дипломатам, очевидцам событий, придти к выводу, что “изнемогающий болгарский народ... возлагает все свои надежды на могущественное заступничество России”.

На встрече в Германии трех императоров Александр II предлагал совместными усилиями найти приемлемый выход из Восточного кризиса  как для славянских народов, так и для Порты. Но свидание в Берлине не оправдало надежд русской дипломатии. Российский посол в Константинополе граф Н.П. Игнатьев, удрученный действиями западноевропейской дипломатии, обратился с запиской к Александру II. По мнению Игнатьева, Россия не должна была упускать возможности, создавшиеся в новой политической обстановке, и для решения вопроса о южных славянах и о других балканских народах необходимо было “употребить физическую силу”. Кстати, граф Николай Павлович Игнатьев (18321908) связан с Тверской землей, его родовая усадьба  с.Чертолино Ржевского уезда.

Однако русское правительство, учитывая экономическое и военное состояние страны, по-прежнему пыталось мирно разрешить Балканский кризис. На конференции великих держав, открывшейся в Константинополе в декабре 1876 г., российские дипломаты, в частности посол граф Игнатьев, предложили проект, который предусматривал будущее автономное государственное устройство Болгарии. При этом в проекте учитывалось мнение самих болгар. Но и этот шаг не удалось осуществить российской дипломатии.

Сведения, поступавшие из Болгарии о продолжавшихся жестокостях, всколыхнули широкие слои русского общества. То, что это было искреннее и прочное чувство самого народа, признавали многие современники. И.С. Аксаков на заседании Московского славянского благотворительного комитета говорил: “Наше народное движение изумило не одну Европу, но и русское общество, то есть образованный, мыслящий слой России, именно тем самым, что оно было народное, не в риторическом, а в точном смысле этого слова”.

Широкую кампанию по оказанию материальной помощи южным славянам развернули славянские комитеты, среди них значительна была роль Московского комитета. О роли этих организаций в жизни России точно сказал русский философ В.С. Соловьев в статье “Народная беда и общественная помощь”: “Славянские комитеты удовлетворяли сперва нашему славянолюбию лишь в скромных размерах... но, когда в 1876 г. разнеслись по России вести об избиениях в Болгарии и возникло сильное и, по крайней мере, некоторое серьезное стремление помочь избиваемому народу, те же самые славянские комитеты, над которыми года два перед тем покойный Катков в качестве реального политика издевался, как над пустою затеею “старца Погодина и его молодого друга Нила Попова”, вдруг выросли и стали руководящею общественною силою и увлекли за собою самого Каткова в числе прочих”.

Упомянутый Нил Александрович Попов  секретарь Московского славянского комитета, профессор Московского университета, наш земляк, уроженец г. Бежецка Тверской губернии. Он способствовал созданию отдела славянского комитета в Твери, в состав которого входили известные тверитяне. Среди них  директор Тверского музея Август Казимирович Жизневский. В Государственном архиве Тверской области сохранилось письмо Славянского комитета с указаниями об отправке добровольцев на Балканы.

Характеризуя настроения в Твери, один из корреспондентов комитета писал Попову: “В настоящее время наше сочувствие основывается не на родстве с южными славянами, а на чувстве гуманности  в более образованной среде, с примесью сознания единства веры в простом народе”.

Комитеты обратились с воззванием: “Люди русские, да не оскудевает и ныне ваша помогающая рука. Вы спасли от голодной смерти многих и очень многих, бежавших из Боснии и Герцеговины. Теперь не оттолкните от вашего сердца и припавших к нему болгар!”

Обращение комитетов быстро распространилось по стране. “Пожертвования в пользу славян начинают приносить такие размеры, что следить за ними становится, наконец, затруднительным”,  писала одна из газет. Многочисленные пожертвования шли и от крестьян, приносивших холст, нитки и подобные вещи, а также мелкие суммы денег. Значительную роль в сосредоточении мелких пожертвований сыграла Русская православная церковь. В храмах читались воззвания, местные архиереи распространяли по своим епархиям подписные листы. Секретарь славянского комитета Нил Попов сохранил для потомков эти многочисленные свидетельства помощи южным славянам.

Продолжавшиеся репрессии в Болгарии вызвали возмущение и негодование значительной части русской интеллигенции. Известно, что Ф.М. Достоевский обратился к правительству с требованием немедленной помощи болгарам.

Не сумев добиться мирного урегулирования напряженной обстановки на Балканах, Россия вынуждена была 12(24) апреля 1877 г. объявить войну Порте. Выступая в защиту балканских народов, правительство России стремилось упрочить свое влияние на Балканах, и это очевидно. Но каковы бы ни были намерения, цели войны отвечали национальным интересам болгарского народа. Кажется, этот путь для освобождения от османского гнета оставался единственным. Как ни печально, но русскому правительству тогда казалось, что все мирные возможности исчерпаны.

Русская армия вступила в войну, не закончив полностью военные реформы, поэтому число жертв оказалось значительным.

На пути русских войск было два крупных естественных препятствия — Дунай и Балканские горы, большое число укреплений и крепостей. Единственное обстоятельство благоприятствовало России на Балканах — сочувствие славянского населения.

Форсировав широкий Дунай 15 июня 1877 г., русские войска приступили к освобождению территории Болгарии. Военные действия развернулись в трех направлениях: на запад  в сторону Никополя, на восток  в направлении Рущука и на юг  к балканским перевалам.

18 июня был сформирован так называемый Передовой отряд под командованием генерал-лейтенанта И.В. Гурко, специально вызванного для этого из Петербурга. Его умелое руководство, сочетавшееся с хорошо поставленной разведкой, способствовало быстрому освобождению 25 июня древней столицы Болгарии города Тырново. При этом русские войска почти не имели потерь.

Жители Тырново радостно встречали русских солдат: дома и балконы были украшены гирляндами цветов. Эта встреча запечатлена на многих художественных полотнах, имя генерала любимо и почитаемо болгарами. Самая красивая улица Тырново носит имя Гурко. Судьба связала жизнь И.В. Гурко с тверской землей. В Твери, в своей усадьбе Сахарово, он и захоронен. На нынешней конференции пойдет речь о тверских местах, связанных с именем этого выдающегося военачальника.

На подмогу туркам вскоре подоспел новый сильный корпус, и отряд Гурко перешел к обороне горных перевалов. Тяжелые бои развернулись в районе Шипкинского перевала, захватив который, можно было выйти в Забалканскую Болгарию. Отряд русских солдат и болгарских ополченцев, руководимый Н.Г. Столетовым, в течение четырех месяцев героически оборонял проход, отбивая многочисленные атаки турецких войск. Гарнизон стойко держался на перевале, несмотря на страшный холод и очень плохое обеспечение продовольствием. Порой солдаты не имели даже сухарей. Свидетели обороны Шипки вспоминали о помощи, которую им оказывали болгарские женщины и дети, приносившие воду, одежду, еду.

Шипка стала символом боевого русско-болгарского содружества. О бескорыстной помощи и любви болгарского народа к русской армии с большой теплотой отзывался русский корреспондент Н. Максимов: “Болгарин пошел следом за русским солдатом, начал ухаживать за ним, исправлять ему дороги, носить раненых, делиться последней крохою хлеба и носить воду в жаркий день боя, невзирая на убийственный огонь неприятеля”.

Сильно укрепленной была крепость в Плевне. Три попытки овладеть ею штурмом не дали результатов. Началась осада крепости, которой руководил один из героев севастопольской обороны 1853–1855 гг. генерал Э.И. Тотлебен. В начале декабря 1877 г. турецкий гарнизон капитулировал, но потери русских были значительны.

Во взятии Плевны участвовал наш земляк А.Н. Куропаткин, тогда 30-летний начальник штаба 16-й пехотной дивизии генерала М.Д.Скобелева, впоследствии военный министр России. Сегодня, в эти минуты, на могиле Алексея Николаевича Куропаткина в с. Наговье Торопецкого района Тверской области, рядом с его родовой усадьбой торжественно открывается памятник талантливому полководцу в связи с его 150-летним юбилеем. А в городе Торопце в эти дни проходят международные научные чтения, посвящённые этой дате.

Под Плевной героически сражались и другие наши земляки: Константин Николаевич Манзей, генерал-адъютант, командир Гвардейского корпуса (его родовое имение  Боровно, Вышневолоцкий уезд); Александр Алексеевич Свечин, генерал-лейтенант, командир 2-й гренадерской дивизии (родовое имение  Дубровка, Новоторжский уезд); сестра милосердия и создательница общества сестер милосердия “Утоли моя печали” княгиня Софья Александровна Шаховская, урожденная Олсуфьева (родовое имение  с. Горицы, Корчевской уезд); сестра милосердия баронесса Юлия Вревская (родовое имение  усадьба Малинники, Старицкий уезд) и другие.

Взятие Плевны дало возможность русской армии наступать. Командование решило, не дожидаясь весны, начать трудный в зимних условиях переход через Балканский хребет. При 30-градусном морозе, сменившемся оттепелью и гололедицей, русские войска преодолели Балканы. Втаскивать на обледенелые горные кручи орудия и обоз стоило неимоверных трудов, отмеченных знаменитым приказом Гурко: “Втащить зубами!”  в ответ на донесение, что на один из перевалов артиллерию даже на руках поднять нельзя. Ужас той войны запечатлел для потомков великий художник Василий Васильевич Верещагин, происходивший по материнской линии из дворян Калязинского уезда Тверской губернии.

На Балканах Гурко приобрел репутацию “железного генерала”. 4января 1878 г. спустившийся с гор отряд Гурко освободил Софию. Здесь уместно вспомнить слова из приказа Гурко в связи с освобождением города: “Окончился переход через Балканы. Не знаешь, чему удивляться больше: храбрости ли и мужеству вашему в боях с неприятелем или же стойкости и терпению в перенесении тяжелых трудов в борьбе с горами, морозами и глубоким снегом. Пройдут годы, и потомки наши, посетив эти дикие горы, с гордостью и торжеством скажут: “Здесь прошли русские и воскресили суворовских и румянцевских чудо-богатырей”.

Преодолев Балканский хребет, русская армия (165 тыс. человек), оказалась на пути к Константинополю. Скобелев шел прямо на Андрианополь, который и был занят кавалерией 8 января 1878 г. У Филиппополя были разгромлены остатки турецкой армии.

Вскоре русские войска заняли местечко Сан-Стефано  пригород турецкой столицы. Здесь 3 марта 1878 г. был подписан мирный договор. Сбылась многовековая мечта болгарского народа сбросить ненавистное иноземное иго. Справедливость восторжествовала, и “Болгария получила свою свободу не от константинопольских конференций и протоколов, не благодаря слезам европейских гуманистов,  писал Василь Коларов,  а от победоносной русской армии, которая заняла Плевну, перешла Шипку и угрожала самому Константинополю”.

Судя по тогдашним тверским газетам, русско-турецкая война волновала общественность. Газеты печатали официальные сводки с мест событий, сообщали о главных сражениях и потерях. Здесь же  статьи о географическом положении Болгарии, ее экономике, ситуации в сельском хозяйстве. Печатались этнографические заметки.

В январе 1878 г. “Тверские губернские ведомости” сообщали: “Тырново, прежняя столица Болгарии, в высшей степени красиво; город расположен амфитеатром; дома, прилегающие к реке, построены на отвесной скале, так и кажется, что они вот-вот полетят в воду. Несмотря на то, что город построен на покатости горы, вокруг находятся высокие горы. Улицы в Тырново невероятно узкие; о том, чтобы столкнувшиеся две повозки могли разъехаться, нечего и думать...”

Весть о заключении мира радостно встретили в Твери. Те же “Тверские губернские ведомости” писали: “На другой день, рано утром, уже дома на главных улицах расцветились флагами, появились даже флаги на церковных храмах и как знаменательно развевались они на высоте храмов, как бы в подтверждение того, что Русская православная Церковь сердечно сочувствует освобождению восточных христиан от мусульманского ига! При встрече все поздравляли друг друга с радостной вестью, а вечером зажглась иллюминация и народ гулял до поздней ночи, оглашая улицы криками ура”.

В Западнодвинском районе Тверской области есть деревня Никополь, бывшая дворянская усадьба. По словам старожилов, её владелец дал ей такое необычное для наших мест название в честь первой победы русских в войне с турками  взятия дунайской крепости Никополь. Может быть, и сам он был участником тех боёв?! Сюжет, который может привлечь внимание историков-краеведов.

Люди радовались победе и ожидали с фронта солдат. Сколько их вернулось, мы так и не знаем. Хорошо, что некоторые помнят о своих предках. Сегодня молодой человек, студент 1 курса исторического факультета Тверского государственного университета Михаил Куприянов расскажет о своем прадеде, участнике русско-турецкой войны.


Д.В. НИКОНОРОВ


РУССКАЯ ПОЛИТИКА В БОЛГАРИИ В 1878 – 1908 гг.

В СВЕТЕ ИДЕИ “ВЕЛИКОЙ БОЛГАРИИ”


Из русско-турецкой войны, Сан-Стефано и Берлина русские дипломаты вынесли очень ценный урок – нельзя даже делать намек на отождествление или совпадение целей и интересов России с целями и интересами отдельного славянского государства на Балканском полуострове. Яркий тому пример – Болгария.

Уже в конце русско-турецкой войны 1877-1878 гг. в расположение российской армии прибыла сербская делегация, имевшая свой план передела балканских владений Турции после завершения войны. Но он полностью не соответствовал устремлениям российской дипломатии в регионе. В качестве своего союзника Россия к тому моменту уже выбрала Болгарию. Это объяснялось совпадением целей российского государства и болгарского народа. Об этом сербским представителям прямо заявил тогдашний директор Азиатского департамента Н.К. Гирс: “На первом месте – интересы России, затем Болгарии и только на третьем – Сербии. Но так случилось, что болгарские интересы стоят на одной ноге с российскими”1.

Таким образом, в первое время после Берлинского конгресса 1878 г. российская дипломатия сделала ставку на Болгарию и ее национальную идею в качестве не средства, а объекта своей внешней политики в регионе2. Этот тезис подтверждает и факт избрания болгарским князем племянника российского императора Александра II Александра Баттенбергского, который рассматривался в Петербурге благодарным исполнителем воли России. Но события пошли не по сценарию, запланированному российскими дипломатами.

Действительно, в первые месяцы своего правления болгарский князь постоянно консультировался по всем вопросам с российскими чиновниками, аккредитованными в Болгарии в качестве военного министра и министра внутренних дел. Они подчинялись не Александру Баттенбергу и правительству, а главе российской императорской миссии и входили в состав временной русской администрации в Болгарии. Такое положение дел не могло способствовать росту авторитета князя в стране и на международной арене. Болгарский лидер все больше тяготился опекой страны-освободительницы, чье покровительство постепенно превращалось в стремление полностью контролировать внутреннюю и внешнюю политику болгарского правительства.

Почувствовав изменение отношения болгарского общества к России, в министерстве иностранных дел стали иначе рассматривать идею воссоединения обеих частей Болгарии. Если после Берлинского конгресса задача восстановления Сан-Стефанской Болгарии была одной из приоритетных для России, то в начале 80-х гг. XIX в. позиция Российской империи по этому вопросу изменилась. С официальной точки зрения отказ от своих же планов 1878 г. объяснялся стремлением следовать постановлениям Берлинского трактата и положениям Союза Трех Императоров о поддержке статус-кво в регионе. С другой стороны, в МИДе империи понимали, что Великая Болгария образца первой половины 1880-х гг. и Великая Болгария с 1878 г. будут существенно различаться по своим внешнеполитическим ориентирам. Неслучайно, что в инструкциях российским представителям давалось четкое указание – остудить горячие головы.

Не менее важным моментом для отношений России с балканскими странами в целом и Болгарией в частности стало восшествие на российский престол императора Александра III, который считал себя подлинным министром иностранных дел, но при этом не отличался вежливостью и знанием дипломатического этикета. Но его главным недостатком следует считать не резкость характеристик и суждений, а то, что личная обида и досада часто ставилась им превыше национальных и государственных интересов России.

Американский историк Ч. Елавич указывает на тот факт, что Александр III первым из российских императоров ввел новый подход к отношениям России со славянскими народами. Новизна этого подхода заключалась в том, что Александр III действовал не в рамках старой московской традиции с ее политикой “свободной руки”, но в убеждении, что российская политика должна подчиняться исключительно интересам России как великой державы, а не политической и религиозной идеологии3. Александр III предельно откровенно выразил свое кредо в 1885 г.: “Теперь славяне должны служить нам, а не мы им”4.

В таких условиях Баттенберг стал искать поддержки у европейских стран, прежде всего у Англии и Австро-Венгрии, которые в отличие от России не препятствовали объединению обеих частей Болгарии, видя в этом средство усиления своего влияния в восточной части Балканского полуострова. К тому же такое развитие событий полностью соответствовало планам австрийской дипломатии по “выдавливанию” России с Балкан.

Для российских дипломатов было очевидным, что подобная реализация программы “Великой Болгарии” означает конец российскому влиянию в регионе. Поэтому в дипломатических документах стали появляться намеки, что Россия не против объединения и реализации национальных мечтаний болгар, но только не сейчас и не при нынешним болгарском правителе, которого Александр III считал “слишком коварной и подлой личностью”5. В этой связи показательной является фраза из письма российского коллежского асессора в Варне: “В последнее время я часто имел случай указывать болгарам на сомнительность русского содействия в деле объединения при таком их князе”6.

Видя, что Болгария постепенно уходит из сферы русского воздействия, отдельные представители российской политической элиты вынашивали планы оккупации княжества как единственный способ сохранить его в орбите своего влияния. И хотя позиции сторонников оккупации были слабы, в западноевропейской и болгарской прессе они получили значительный резонанс, дав повод сторонникам правительства Баттенберга заявить, что Россия препятствует “национальным стремлениям болгар, желает изменить их конституционный режим и имеет задние мысли сделать из Болгарии русскую губернию”7. В схожем духе писала и болгарская газета “Независимость”, утверждая, что “Россия стремится образовать из Балкан Задунайскую губернию, но если это так, то болгарам гораздо лучше слиться с Австрией, которая сохранит им их национальную свободу, чем быть поглощенными Россией”8.

В ответ на это Гирс пишет записку императору, из которой следует, что России ни в коем случае нельзя ввязываться в подобную авантюру, так как это чревато новыми затруднениями в отношениях с балканскими странами. Кроме того, по мнению главы МИДа, “оккупация наша развяжет руки Австрии и обеспечит ей осуществление несогласных с интересами нашими предложений и замыслов”9. Император оставил на записке следующую резолюцию: “Никогда я на оккупацию нашими войсками Болгарии не соглашусь – совершенно разделяю Ваше мнение”.

Несмотря на скрытое противодействие российской дипломатии, объединение Болгарии все же произошло в сентябре 1885 г. Надо отдать должное болгарскому князю. Он сумел создать впечатление, что объединение произошло при содействии России. Такой вывод можно сделать на основании донесений российских представителей в различных частях Болгарии. Реакция российских дипломатов на это событие была диаметрально противоположной. Так, младшие сотрудники дипломатического корпуса, не посвященные во все тонкости и секреты российской политики, слали восторженные донесения своим начальникам, сообщая о воссоединении обеих частей Болгарии. Для высших же чиновников Азиатского департамента, сообщение об объединении стало громом среди ясного неба. Неслучайно, что его назвали переворотом и дали указания российским консулам и агентам разъяснять болгарскому населению позицию России как отрицательную, так как объединение не отвечало интересам России, а следовательно, и интересам болгарского народа.

Осознавая тот факт, что прямой отказ от содействия реализации идеалов Сан-Стефано со стороны России вызовет по крайней мере удивление и непонимание со стороны большинства болгарского населения, Н.К. Гирс в своем письме к военному министру Болгарии российскому генералу барону Каульбарсу разъяснял позицию России: “Россия готова будет содействовать делу соединения, но под условием, чтобы болгары отказались от замыслов и попыток достигнуть цели этой насильственными мерами, которые могут только подвергнуть страну новым тяжким испытаниям”10. По всей видимости, эти слова предназначались для князя Баттенберга и служили своеобразным предостережением для него. Во второй же части своего письма министр иностранных дел намного более откровенен и следующим образом характеризует отношения России и Болгарии: “Роль, которую мы занимаем относительно Болгарии и от которой мы не намерены отказываться, избавляет нас от необходимости ставить отношения наши к стране этой на международную почву. Болгария – создание России (подчеркивание моё. – Д.Н.), и поэтому на недоразумения с нею мы до известной степени можем смотреть как на домашний спор, который нисколько не обязывает нас к соблюдению обычаев и формальностей, обусловленных международными соглашениями”11.

Но уже в своем отчете императору о болгарских событиях Гирс занимает более взвешенную и менее эмоциональную позицию. Сначала министр объясняет причину, по которой объединение Болгарии было приписано России. По его мнению, это связано с тем, что “объединение, осуществившееся во время русской оккупации, но затем искусственно расторженное согласно постановлениям Берлинского трактата, не переставало жить в мыслях народа, который верил, что установленный порядок лишь кратковременный и что Россия, принесшая громадные жертвы для объединения болгар, не замедлит устранить встреченные ею к осуществлению этой идеи препятствия”12.

Гирс объясняет отрицательное отношение России к соединению Болгарии тем, что оно противоречит международным постановлениям и обязательствам, взятым на себя Российской империей. Таким образом, в официальном документе глава МИДа признает за Болгарией статус субъекта международного права. Главный упор в отчете сделан на то, что правящие круги Болгарии не разъясняли позицию России населению, “которое убеждали в готовности России придти на помощь болгарскому делу”13.

В материалах АВПРИ, собранных в фонде “Посольство в Константинополе”, нами был обнаружен документ, следующим образом оценивающий болгарские события. К последствиям сентябрьского переворота были отнесены такие моменты, как: 1) сильный удар русскому влиянию в Болгарии и увеличение английского; 2) поднятие и увеличение популярности князя среди населения обеих частей Болгарии и в особенности среди войска; 3) “потеря веры до некоторой степени в Россию”14.

Таким образом, не так уж не правы были болгарские и европейские политики и журналисты, обвинявшие Россию в стремлении оккупировать Болгарию. Через семь лет после Берлинского конгресса Россия больше не желала видеть Болгарию объектом своей политики и субъектом международного права. Не в силах противостоять неугодному для себя развитию событий, Российская империя расписывается в своем дипломатическом поражении в Болгарии – в 1886 г. происходит разрыв дипломатических отношений15.

Это событие оценивалось по-разному в отечественной и зарубежной исторической науке. Для российских и советских исследователей было характерно убеждение, что разрыв отношений – это следствие интриг и политики болгарского правительства и европейских держав и действий отдельных представителей России в Болгарии. Для западной историографии присущ иной подход к этому вопросу. На наш взгляд, он наиболее ярко выражен в работах американских историков Чарльза и Барбары Елавичей16. Так, Ч. Елавич увязывает разрыв отношений с тем, что российская политика перестала способствовать осуществлению объединению Болгарии, т.е. реализации идеи “Великой Болгарии”. По его мнению, “пока политика России шла в направлении объединения Болгарии и Восточной Румелии, и, следовательно, к воссозданию Сан-Стефанского государства, болгарское правительство могло сотрудничать с Россией. Когда, однако, стало ясно, что Россия рассматривает Болгарию главным образом как форпост по пути к проливам и болгарскую армию как полезные вспомогательные войска для продвижения российской политики на Ближнем Востоке, болгарское правительство больше не желало мириться с русским преобладанием”17.

Но было бы ошибочно считать, что после ухода из Болгарии российская дипломатия перестала интересоваться проблемами этой балканской страны. Положение Болгарии, ее взаимоотношения с соседними странами и великими державами по-прежнему составляли центральное звено в балканской политике России18. Но теперь изменилась тактика Российской империи. На этом этапе она состояла в стремлении не вмешиваться во внутренние дела и партийные раздоры в Болгарии, так как “такое вмешательство при самых лучших намерениях неизбежно ведет к недоразумениям”19.

В Петербурге позицию России определяли следующим образом: “принять меры к восстановлению status-quo ante с тем, чтобы лишить и остальные балканские государства (в первую очередь Сербию. – Д.Н.) сколько-нибудь благовидного предлога к таковым же нарушениям и предупредить европейские осложнения. Затем – Россия не имеет ничего против свершившегося объединения”20. Очевидно, что за фразами о европейских осложнениях и ненарушении статус-кво в регионе скрывается практическая цель российской политики – не допустить изменений на Балканах без своего участия и не в свою пользу, как это произошло в Болгарии. Свидетельством этому тезису служит последнее высказывание министра в цитируемом источнике.

Подтверждением мнения Ч. Елавича о новом курсе российского внешнеполитического ведомства можно считать и реакцию Петербурга на появившиеся слухи о возможном военном соглашении болгарского князя и турецкого султана. В том же отчете за 1884–1886 гг. Гирс писал, что “военное соглашение …ставило политический быт болгарского народа в условия, совершенно несовместимые с преданиями и видами нашей восточной политики (подчеркивание мое. – Д.Н.)…”21.

Мы не будем в нашем небольшом исследовании подробно останавливаться на внутреннем развитии Болгарии изучаемого периода. По этой теме существует обширная литература22. Все это время страна раздиралась партийными противоречиями. Политические лидеры Болгарии – Стамболов, Цанков, Каравелов, Стоянов, князь Александр Баттенберг–по-разному видели пути развития Болгарии. Основной вопрос, вызывавший партийные противоречия, – это вопрос о роли России в жизни болгарского государства. В 1886 г. в Болгарии происходит государственный переворот: князь Александр Баттенберг, не получив поддержки России, отрекается от престола. На его место с помощью Стамболова, который с этого момента становится последовательным противником сближения Болгарии с Россией, встает офицер австрийской армии Фердинанд Сакс-Кобург-Готский. Россия не признала выборы князя законными, так как его кандидатура не была одобрена ею, как того требовали условия Берлинского договора. И именно позиция России стала причиной непризнания князя великими державами почти десять лет.

Фактическим правителем Болгарии стал Стамболов. Он развернул активную внутри- и внешнеполитическую деятельность, стремясь к признанию князя Фердинанда законным правителем Болгарии. В российских дипломатических документах период 1886–1894 гг. характеризуется как время постоянной нестабильности. В отчете за 1890 г. Гирс, основываясь на полученных сведениях, докладывал императору: “Положение в Болгарии по-прежнему представляется неясным и шатким. Сведения, получаемые из разных источников, до такой степени противоречивы, что нет возможности с уверенностью решить вопрос о том, как долго продержится в княжестве существующий, лишенный законного основания порядок вещей”23. Такая характеристика объясняется тем, что правительство Болгарии продолжало антироссийский внешнеполитический курс, все более ориентируясь на Австро-Венгрию.

Вынужденная отставка последовательного русофоба Стамболова в мае 1894 г. под давлением прорусски настроенной части офицеров болгарской армии в Министерстве иностранных дел России была названа главным событием года. В то же время, наученные горьким опытом, российские дипломаты не спешили верить заявлениям нового болгарского правительства о смене внешнеполитической ориентации Болгарского княжества. “Русофильская тенденция – не более как уздечка-уловка, с целью ввести в заблуждение общественное мнение и закрепить за собой положение”24, - докладывал Гирс Александру III. В этом же отчете министр подчеркивал, что “наши отношения к Болгарии зиждутся на полной доброжелательности к ней, что мы не преследуем своекорыстных целей и что мы вполне сочувствуем законному (подчеркивание автора документа. – Д.Н.) развитию самостоятельной государственной жизни ее, основанной на началах здравой политики, согласной с интересами России”25. А в 1902 г. между Россией и Болгарией была подписана военная конвенция, обязывающая Болгарию выступить на стороне России в случае войны с державами Тройственного союза и Румынией, а также делать военные закупки в России. Примечательно, что инициатором заключения конвенции выступила Болгария.

Нормализация отношений с Болгарией стала возможной лишь после того, как произошла отставка Стамболова и наследник болгарского престола Борис был крещен по православному обряду. Восстановление отношений между Россией и Болгарией произошло в 1896 г. и в том же году Россия признала князя Фердинанда законным правителем Болгарии. Вслед за Россией его признали и остальные великие европейские державы.

Факт признания был очень необходим для Фердинанда. С этого момента он мог приступать к реализации своих честолюбивых планов – усилению монархической власти и воссозданию Византийской империи. Такой поворот событий не устраивал Россию. Но поражение в войне с Японией, как это ни старались скрыть российские дипломаты, сильно ударило по престижу Российской империи на Балканском полуострове. Воспользовавшись тем, что внимание российской дипломатии было приковано к Дальнему Востоку, Фердинанд начинает искать поддержки своих планов у Австро-Венгрии, надеясь получить ее согласие на расширение болгарской территории. Россия не могла допустить этого, так как в российском МИДе возобладало мнение необходимости сотрудничества между Сербией и Болгарией для достижения российских целей на Балканском полуострове. К тому же отношения России с Сербией к концу XIX – началу ХХ в. значительно улучшились.

Итак, в качестве вывода отметим следующее. Ставка России на национальную идеологию Болгарии не оправдала себя. Увидев, что русское правительство более не собирается способствовать объединению Болгарии, болгарское руководство обращается за покровительством к Австро-Венгрии и Германии. Пошатнувшийся престиж России после поражения в войне с Японией и улучшение отношений с Сербией привели к тому, что Болгария вновь стала отделяться от орбиты российского влияния в надежде реализации идеи восстановления Византийской империи с помощью европейских стран. Для России же такой вариант был неприемлем. Поэтому неслучайно посланник в Болгарии Сементовский-Курило предлагал перейти к решительным действиям. В своем донесении от 3 октября 1907 г. он писал: “Если считать Болгарию фактором, который с выгодой для наших интересов может быть использован при разрешении предстоящих на Балканском полуострове задач, то может быть правильнее прочно закрепить его за нами, предупредив тем возможность выхода его из нашей орбиты или хотя бы частичного от нее отклонения, что при известных обстоятельствах может сказаться в равной степени для нас невыгодным”26.