Geum.ru

Ю. Г. Пастушенков Дни славянской письменности и культуры: Сборник докладов и сообщений. Вып. Тверь, 2002. 82 с

Вид материалаДоклад
Т. а. ильина
В.м. воробьёв
Борис (из Борислав
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

ПРИМЕЧАНИЯ



1 Назаров М. Тайна России. М., 1999. С. 454.

2 Лосский Н. О. История русской философии. М., 1994. С. 60.

3 Зеньковский В. В. История русской философии. Л., 1991.Т. 2, ч.1. С. 7.

4 Зеньковский В. В. Указ. соч. Т. 1. Париж, 1948. С. 41.

5 Там же. С. 13–14.

6 Философия истории: Антология. М., 1994. С. 3.

7 Христианство: Энциклопедический словарь. М., 1993. Т. 1. С. 625.

8 Лосский Н. О. Указ. соч. С. 5.

9 Зеньковский В. В. Указ. соч. Париж, 1948. С. 20–24.

10 Там же. С. 16–17.

11 Иларион. Слово о Законе и Благодати. М., 1994. С. 5–6.

12 Там же. С. 10.

13 Там же. С. 14.

14 Там же. С. 15–16.

15 Дунаев М. М. Православие и русская литература. М., 1997. Ч. 2. С.215.

16 Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1988. С. 1.

17 Иларион. Указ. соч. С. 23–24.

18 Назаров М. Указ. соч. С. 483.

19 Хрестоматия по древней русской литературе. М., 1973. С. 5.

20 Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. Л., 1987. С.99.

21 Там же. С. 338.


Т. А. ИЛЬИНА


РОЛЬ РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ДУХОВНО-НРАВСТВЕННОМ ВОСПИТАНИИ ЧЕЛОВЕКА В СВЕТЕ ПРАВОСЛАВИЯ


Сегодня уже вряд ли кому-то надо доказывать значимость русской классической художественной литературы для нравственного воспитания человека. Что же касается духовного воспитания, понимаемого в Православии как путь обожения личности, то здесь возможности родной словесности еще недостаточно оценены. Ведь, как верно заметил М. М. Дунаев, несмотря на огромный литературоведческий материал, “основное своеобразие русской классической литературы многочисленными ее исследователями и критиками затронуто почти не было”1. А своеобразие это состоит в православном характере нашей литературы, в том, что вся она “ранена христианской темой” (Н. А. Бердяев).

Начало полноценного развития любой культуры связано с появлением упорядоченной письменности. Поэтому очевидно, что святые братья Кирилл и Мефодий не просто изобрели азбуку для славян, они заложили основу русской культуры. Символично и то, что введение письменности на Руси, так же как и в других славянских странах, шло под знаком духовности, так как было неразрывно связано с принятием страной христианства. Ведь христианство – это религия письменного слова, все ее основные догматы заключены в книге – Библии, принять христианство – значит получить Библию на доступном языке. Именно это и сделали св. Кирилл и Мефодий, переведя Священное Писание на понятный славянам язык. Поэтому можно сказать, что уже сама основа русской культуры – письменность – несла в себе духовные начала, будучи созданной святыми людьми и для принятия христианства. Напомним, что и в сознании наших предков существовала мысль, что славянская азбука была послана самим Богом. В “Толковой Палее”, включенной Нестором в “Повесть временных лет”, есть такие слова: “…грамота рускаа явилась Богом дана”2. Сейчас очень большое распространение среди ученых находит версия о сакральном смысле первой славянской азбуки – глаголицы3. Может быть, именно эта историческая одномоментность появления на Руси христианства в его восточном варианте и письменности определила сотериологический тип нашей культуры, то, что в русской ментальности достижения цивилизации и науки всегда оценивались с точки зрения соблюдения в них нравственно-этических норм, заданных Евангелием.

Русская культура, как никакая другая, обязана своим развитием Православию. В X - XI вв. Древняя Русь испытала “информационный бум”, когда в доселе практически неграмотную страну хлынул поток литературы с христианского Востока. Это привело к такому развитию культуры, что за очень короткий срок Киевская Русь превратилась в одно из авторитетнейших государств, с которым желала породниться Западная Европа. А.М. Панченко видит причину невероятно быстрого развития славянских литератур, в том числе и русской, в том, что славянскому языку поначалу было отказано Римом в литургическом равноправии с латынью и греческим. “А литургическое достоинство – это достоинство и культурное. Равноправие надо было завоевать, надо было добиться очевидных, бесспорных успехов в создании молодой славянской литературы. Отсюда – особая, первенствующая роль словесности и у болгар, и у сербов, и в Киевской Руси”4. Тот же исследователь отмечает, что еще черноризец Храбр в “Сказаниях о письменах” (X в.) доказывал, что каждому народу даются особые национальные дарования, “хитрости”: египтянам – успехи в геометрии, персам, халдеям, ассирийцам – в астрономии и медицине, иудеям дано Писание, грекам – способности к грамматике, риторике, философии. В этом ряду на долю славян выпала литература. Поэтому, говоря о начальном периоде развития русской литературы, часто произносят слово “чудо”, имея в виду невероятный скачок от “безбуковного” небытия к вершинам словесного творчества, чем является, например, “Слово о Законе и Благодати” митрополита Илариона, первого восточного славянина по крови и языку, занявшего киевскую кафедру. В сознании средневекового книжника Храбра это и было чудом, и он даже настаивал на этом. “Создание греческой письменности Храбр изобразил как дело, труд, процесс, как плод многих лет и многих людей <…> Что касается славянской азбуки и славянских книг – это подвиг одного Кирилла “в малех летех”, почти мгновенный акт”5.

Поэтому роль литературы в русской культуре совершенно особая, нежели в других национальных культурах, она изначально связана с Церковью, с литургическим назначением, и в духовно-нравственном воспитании именно словесности принадлежит главенствующая роль.

Уже в XVII в. начинается процесс секуляризации культуры, суть которого заключается в том, что культура обособляется от веры, становится автономной и светской. При Петре I культура окончательно выигрывает соперничество с верой. С 1721 г. в России отменено патриаршество, Синодом ведает обер-прокурор в мундире, но остается культурно-духовная традиция, согласно которой у нации должен быть духовный отец. История русской души в петровское время есть история поисков этого духовного отца. Униженная Церковь в век Просвещения не в состоянии выдвинуть своего кандидата. Главным претендентом выступает монарх, и прежде всего Петр I. Не случайно с этого момента, как отмечает А.М. Панченко, монарх получает пастырское прозвище: Петр Великий, Екатерина Великая, Александр Освободитель и т. д. (ср.: Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Богослов). Однако притязания монархов на эту роль остались невостребованными русской культурой, так как “святости удостаивается тот, кого любят, царей же у нас не любили, а боялись” (А.М. Панченко). Кто же займет место духовного отца? Это место мог бы занять какой-либо святой, потому что Русь испокон веков гордилась своими святыми, их “изобилием”, которое считалось порукой Господнего благоволения и покровительства. Однако Петр как бы приостановил русскую святость. В “Духовном регламенте” отношение к канонизации явно скептическое (под влиянием протестантизма), а за XVIII и XIX в. к числу общечтимых святых причислены всего четыре угодника. Нельзя было полагаться и на тех ученых монахов, которых еще с XVII в. поставляла Киево-Могилянская академия, так как самый стиль богословствования, которому учили в Киеве, был глубоко чужд великорусской традиции. Богословы того времени были типичными схоластиками. Не случайно поэтому имевшие успех русские богословы не профессионалы, таковы А. Хомяков, Ю. Самарин, Вл. Соловьев. В Православии традиции лаического (т. е. мирского) богословия существовали давно, но в России они стали преобладающими над богословием клириков. “Россия издавна привыкла богословствовать в формах художественных, у нас – “умозрение в красках”, и “Троица” Андрея Рублева – наивысший взлет отечественного богословия”6. В результате эту роль духовного наставника нации взяли на себя поэты, русская литература. Так сформировалось русское национальное явление, определяемое понятием “мирская святость”. Отсюда происходит та пророческая миссия русской литературы, которой не знает западная, отсюда “поэт в России – больше чем поэт” (Е. Евтушенко).

Семь веков русская культура развивалась в русле Православия, и, конечно, этот фундамент не мог исчезнуть бесследно, несмотря ни на какие социальные катаклизмы. Ведь те духовные основы, которые были определены и заложены в культуру нашими предками, как гены в человеке, не могут исчезнуть, именно они определяют ее развитие и своеобразие. В сохранении моральных основ русского общества едва ли определяющую роль сыграла классическая художественная литература, на которой воспитывались поколения советских людей, ведь истоком ее были переведенные св. братьями книги, поэтому она восприняла нравственные ценности христианства. Православная аксиология часто проявлялась независимо от идеологии автора. И в годы воинствующего атеизма именно художественная литература несла ту духовность и те нравственные нормы, которые были восприняты ею от Православия и которые помогли сохранить душу русского народа. Другое дело, что читатель редко осознавал христианский характер этой литературы, возможность анализа данной проблематики произведений и изучения литературы под этим углом зрения появилась только в последнее время.

Именно историческое своеобразие России и сформировало ту особую роль, которую играла русская художественная литература в духовно-нравственном воспитании нации.

В современных условиях, когда идут поиски путей изучения православной культуры в общеобразовательной школе, когда официальное введение в учебные планы школ предмета “Основы православной культуры” все еще очень проблематично, на наш взгляд, именно уроки литературы могут достаточно органично включать в себя теологические знания. Методические опыты такой интеграции уже существуют. Это программа, разработанная доцентом Орловского государственного университета Татьяной Человенко, которая рассчитана на учащихся старших классов и носит название “Христианская нравственность в образах Священного Писания и литературы”7. Программа построена на изучении основных понятий христианской этики, для осмысления которой привлекается Священное Писание, святоотеческое наследие и русская классическая литература. Автор справедливо замечает, что обращение к художественному тексту позволяет наглядно показать связь категории добра с категорией прекрасного, т. е. морали с эстетикой. Программа включает десять тем для изучения:

1. Доброе и злое начала в человеке. Нравственность и греховность. Здесь привлекаются такие тексты, как: Евангелие, Житие св. Серафима Саровского, А.С. Пушкин “Демон”, С.А. Есенин “Черный человек”, Н.В. Гоголь “Мертвые души”.

2. Любовь – основное нравственное чувство. Тексты: Ветхий Завет (Песня Песней), Евангелие, А.С. Пушкин “Жил на свете рыцарь бедный”, стихи о любви М. Светлова, В. Высоцкого, Б. Пастернак “Магдалина”.

3. Милосердие и сострадание как проявление любви к ближнему. Тексты: Евангелие, А. де Сент-Экзюпери “Маленький принц”, А.С. Пушкин “Скупой рыцарь”. Б. Пастернак “Гефсиманский сад”.

4. Любовь к себе. Альтернатива эгоизму – развитие духовной личности. Тексты: Евангелие, Августин “Исповедь”, А.С. Пушкин “Евгений Онегин”, М.Ю. Лермонтов “Герой нашего времени”, А.С. Тургенев “Рудин”, Н.Г. Чернышевский “Что делать?”.

5.Стыд и совесть. Тексты: Евангелие, А. Вознесенский “Нам, как аппендицит, поудаляли стыд…”, А.С. Пушкин “Утопленник”, “Борис Годунов”, “Евгений Онегин”, “Братья-разбойники”, А. Фет. Цикл стихов, посвященных Марии Лизич, М. Цветаева “Диалог Гамлета с совестью”.

6. Справедливость и праведность. Тексты: Евангелие, А.С. Пушкин “Моцарт и Сальери”.

7. Ответственность, преданность, верность. Тексты: Ветхий Завет (Книга Иова), А. де Сент-Экзюпери “Маленький принц”, “Слово о полку Игореве”.

8. Покаяние и смирение. Тексты: Евангелие, А.С. Пушкин “Когда для смертного умолкнет шумный день”,“Когда за городом задумчив я брожу…”, “Из Пиндемонти” (“Не дорого ценю я громкие права…”), “Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы”, “Евгений Онегин”.

9. Молитва и ее роль в нравственной жизни человека. Тексты: Евангелие, Житие Макария Великого, А.С. Пушкин “Отцы пустынники и жены непорочны…”, М.Ю. Лермонтов “Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…”, Ф.И. Тютчев “Вот иду я вдоль большой дороги…”, А. Вознесенский “Молитва” (“Ну что тебе нужно еще от меня”).

10. Христианская нравственность как основа духовной жизни. Тексты: Евангелие, Житие свв. Сергия Радонежского и Серафима Саровского.

Как видно, программа строго придерживается основного дидактического принципа постепенного усложнения материала, начиная от общечеловеческих моральных понятий и кончая понятием о христианской нравственности.

Учитель словесности Московской общеобразовательной школы №1166 Т.А. Шевченко строит свою работу в старших классах на уроках русского языка и литературы с привлечением наследия Глинской пустыни: это в основном труды архимандрита Иоанна Маслова “Святитель Тихон Задонский и его учение о спасении”, “Симфония по творениям святителя Тихона Задонского”, “Глинская пустынь”, “Глинский патерик”, “Преподобный Амвросий Оптинский”, а также “Православный церковный Глинский календарь”8. К сожалению, подробная авторская программа Т.А. Шевченко не опубликована, но некоторые ее методические наработки можно найти в книге “Святоотеческое наследие в общеобразовательной школе” (М., 2000. С. 7–43).

Для начальной школы в качестве методического пособия можно порекомендовать программу В.М. Екименковой по православной этике, которая разработана для учащихся 1–10-х классов9. В целом программа разработана для отдельных занятий по православной этике, которые заменили введенный в школе предмет “Этика и культура поведения”; но автор дает несколько методических приемов работы и на традиционных уроках чтения по следующим произведениям: сказки “Гуси-лебеди”, “Царевна-лягушка”, “Мороз Иванович”, С. Аксаков “Аленький цветочек”, С. Лагерлеф “В Назарете”, “Светлая ночь”, “Малиновка”; С. Михалков “Приятели”, К. Паустовский “Дремучий медведь”, Е. Шварц “Сказка о потерянном времени”, Л. Толстой “Прыжок”.

И, наконец, еще одно пособие, которое при творческом подходе может помочь изменить традиционные уроки чтения в начальной школе, интегрировав их с основами православной культуры. Это учебник С.Ф. Ивановой “Введение во храм Слова” (М., 1994). В его основе – принцип соединения в художественных текстах духовного и культурного богатства России. Ценность учебника в том, что он щедро снабжен методическими рекомендациями, выполнен на очень высоком научном уровне, дает прекрасные исторические и литературоведческие комментарии.

Как видно из проведенного анализа, методического аппарата предполагаемого интегрированного курса чтения с основами православной культуры для начальной школы практически пока не существует. Создание его – дело очень актуальное, возможное благодаря тому, что современные программы для начальной школы предполагают широкую вариативность.

В заключение еще раз хочется отметить, что роль художественной литературы в духовном воспитании очень важна, так как далекому от Церкви человеку трудно сразу осмыслить догматику Православия, которая часто кажется ему слишком отвлеченной от жизни. Здесь как раз и помогают тексты Пушкина и Тютчева, Достоевского и Шмелева, которые в жизненно-образной форме представляют сложнейшие религиозные проблемы и пути их решения.


ПРИМЕЧАНИЯ


1 Дунаев М. М. Православие и русская литература. М., 1996. Ч. 1. С.3.

2 Повесть временных лет. СПб., 1996. С. 412.

3 Винке Ф. О происхождении и структуре глаголической азбуки // Литературная учеба. 1996. № 3. С. 115–127; Савельева Л. В. Славянская азбука: дешифровка и интерпретация первого славянского поэтического текста // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1994. Вып. 3. С. 12–31.

4 Панченко А. М. О русской истории и культуре. СПб., 2000. С. 117.

5 Там же. С. 119.

6 Там же. С. 388.

7 См.: Школа православной России. М., 1998. С. 165–171.

8 Святоотеческое наследие в общеобразовательной школе. М., 2000.

9 Екименкова В. М. Вера исцеляет сердца. М., 2001.


В.М. ВОРОБЬЁВ


ТВЕРСКОЕ ИМЕСЛАВИЕ: НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ


Славяне ярко выразили в личных именах свои представления о единстве происхождения культуры, о вечных ценностях.

Видимо, в психической природе человека заложено стремление к прославлению людей специально созданными для этого именами, поскольку традиция “имеславия” издревле сложилась у многих народов. Соединением двух основ образовывались такие имена в греческом, индийских, иранских, славянских, германских и других индоевропейских языках. Самые древние из известных таких имён  имена греческих богов, титанов и героев. С течением времени имена и эпитеты богов стали использоваться для именования людей.

Эти имена создавались специально на базе основ с чётко выраженным положительным значением, причём набор основ ограничивался буквально несколькими десятками. Принято считать, что общее значение двухосновного имени не равно сумме значений обоих компонентов, его составляющих. Значение целого здесь, как и всюду, нечто новое, категория более высокого уровня. Поэтому мы не должны толковать, например, имя Мирослав как 'слава мира', а должны лишь фиксировать основы, его образующие. Мы ощущаем общий смысл этого имени, но, сужая его значение до суммы семантики двух компонентов, мы неизбежно и неоправданно заземляем и обедняем имя, созданное для прославления людей. Общая смысловая направленность этих имён не предметна, а сакральна, священна.

Двухосновные имена красивы, звучны, но мало удобны в обиходе из-за их громоздкости, поэтому их ещё в раннем средневековье зачастую сокращали. У славян был распространён способ преобразования двухосновных имён в одноосновные (Мирослав – Мир или Слав; Радослав – Рад или Слав), основы снабжались суффиксами (Мирек, Радко).

У разных славянских народов много общих двухосновных имён, но способы образования усечённых имён и сами они часто различны.

В русских средневековых письменных источниках зафиксированы, наряду с прозвищными и крестильными, также двухосновные славянские имена. В частности, двухосновны большинство древних княжеских имён: Владимир, Святослав, Всеволод и пр. Люди других сословий также звались двухосновными именами, но не в полных, а в усечённых формах: Ратша, Добрыня, Гостило и др.

Ныне двухосновные имена иногда даются детям, они зафиксированы в фамилиях и в топонимах, в том числе в усёчённой, одноосновной форме: фамилия Твердунов, село Славково и т. д.

На современной карте Тверской области более 6 тысяч отымённых названий селений, при этом, по моим подсчётам, 43 из них заключают полные славянские двухосновные имена и более 200 – усечённые до одной основы. В этих тверских топонимах использованы для оформления личного имени и названия 34 суффикса, обнаруживаемых в южнославянских антропонимических системах, и 22 – не встреченные у них. Такая статистика свидетельствует прежде всего о единых закономерностях образования имён этой системы и, косвенно, о взаимосвязях и заимствованиях.

Закрепляясь в топонимах, двухосновные имена нередко деэтимологизировались, не получая необходимой поддержки в живых, постоянно репродуцируемых русских именах в каждом новом поколении. По этой причине произношение и передача на письме этих названий искажались, в результате не всегда легко восстановить из топонима первоначальный облик имени и его значение.

Широкое распространение топонимов, имеющих в основе имя Борис (из Борислав или Боримир), объясняется канонизацией князя Бориса, сына Владимира Святого. На примере этого гнезда тверских топонимов видно разнообразие суффиксов, применяемых для оформления имён и названий: Барули, Борисово, Борисовский, Борисково, Борисова Гора, Борисы, Борихино, Борисцево, Борисовка, Боркино, Борутино, Борьково.

Несомненно, что к этой именной модели восходят следующие названия тверских селений: Богдаево и Богданиха; Бронино; Брячково; Буславец и Буславля; Береслевлево; Благинино и Благуново; Браниха; Будимирово; Видогощи; Витомово; Воймерово; Володеево, Володино, Володово, Володькино; Выдумерь; Вячелово и Вячково; Гостенево, Гостилиха, Гостилково, Гостилово, Гостовня, Гостерачки; Гостинеж; Жирославка; Любегощи; Старые Миглощи и Новые Миглощи; Милославское; Радилово, Радомино, Раднево; Ратмирово; Расловьево, Расловкино, Раслово, Расловка, Расловино, Рославлево; Святково, Большое Святцево и Малое Святцево; Сеславье; Станино и Станишино; Усвятово; Ярославец, Ярославищи и др.

Требуются дополнительные разыскания для установления именных значений в названия деревень Кославля и Пиногощи. Названия Лиховидово и Лихославль произошли соответственно от имён-оберегов Лиховид и Лихослав, дававшихся обычно детям в семьях, которые уже постигла смерть детей в раннем возрасте. Название Семирадово представляет собой любопытный пример употребления в качестве одной из основ числительного семь, являющегося в мифологии практически всех народов мистическим, высоким, счастливым, т. е. лежащим также в парадигме имеславия.

Следует подчеркнуть широкое употребление сокращённых двухосновных имён среди разных социальных слоёв тверитян в средневековье, заметное по топонимическим материалам. Перспективы изучения двухосновных славянских имён системы имеславия лежат в изучении средневековых тверских письменных источников, списков населённых мест разного времени и картографических материалов XVIII–XX вв. Такие исследования, программу которых необходимо, на мой взгляд, совместно разработать филологам, историкам и географам, помогут воссоздать тверской антропонимикон средневековья и нового времени.


О.Н. ОВЕН