Игауэ Нахо

Вид материалаДокументы
4. Другие столкновения с Россией / СССР и фольклор
5. Современный японский фольклор
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

4. Другие столкновения с Россией / СССР и фольклор


В серии «Сборник современ­ных народных рассказов» опубликованы тексты, посвящен­ные разным войнам. Среди них нами было обнаружено более 60 рассказов о войнах с СССР. Подавляющее большинство из них (56) – о нападении в 1945 году Советской Ар­мии на японцев в Манчжурии и о пребывании японских военно­­плен­ных в советских лаге­рях. К сожалению, крайне мало материалов (всего по два рассказа) о таких событиях, как японская интервенция в Сибири и на Дальнем Востоке (1918 – 1925), сражение на Хал­хин-Голе (1939) и владычест­во Японии в Манчжурии (1931 – 1945). Такое соотношение, конечно, зависит от времени возникновения рассказов; но надо добавить, что ограничен­ность инфор­ма­ции о неудачах в сражениях с советскими войсками объясняется также стремлением командования японской армии скрыть их от японцев. Как бы то ни было, со­отношение это надо учитывать, и потому далее мы проанали­зи­руем преиму­щест­венно рассказы о событиях 1945 года и интернировании японцев.

По содержанию они делятся на три группы: 1) о тяготах войны; 2) о маленьких раз­влечениях; 3) о мистических и невероятных событиях. В материалах первой группы чаще всего описы­ваю­т­ся факты грабежа и насилия со стороны советских солдат, лишения, страдания и смерть в лагерях военно­пленных от болезни, голода и холода. Один из рас­пространенных образов в них – это советский солдат, который, угрожая оружием, отби­рает у японцев часы, ручки и т.д., крича при этом: «Давай!»71. Но есть и рассказы о рус­ских, погибших в результате жестоких медицин­ских экспериментов, которые ставились на них японцами в спецотряде 731, а также об издевательствах и случаях линчевания, имев­ших место среди самих японцев в советских лаге­рях72.

В рассказах второй группы гово­рится об общении японцев с русскими (россия­нами). Из этих историй видно, какое глубо­кое впечатле­ние у японцев оставили простые, добрые и часто бедные русские люди. Они помогали японским военнопленным, порой русские и японцы получали взаимную выгоду от подобных контактов. Многие рассказ­чики приводят примеры курьезных ситуаций, воз­никавших из-за разни­цы в обычаях и языке73. Контраст между жесто­кими солдатами и простым народом произвел на японцев яркое впечатление и ока­зал большое влияние на дальнейшее формирование их представ­лений о русских.

Рассказы о мистических и невероятных происшествиях в свою очередь группиру­ются по четырем темам: 1) о защите богов; 2) о предвидении солдатами смерти родных; 3) о том, что в Советском Союзе видели японцев, которые, освободившись из русского плена, не поже­ла­ли возвращаться на родину; 4) о встречах с призраками74.

Аналогичные сюжеты встречаются и в рассказах о войнах Японии с другими стра­нами. Правда, есть одно существенное различие: там много историй о призраках убитых врагов, тогда как в нашем случае эта тема представлена сравнительно небольшим количе­ством рассказов. В «Сборнике» вообще находим только одну такую быличку; к тому же она представляет собой не что иное как один вариант упоминавшегося выше рассказа о звучащей на кладбище русской речи. «В иркутских ла­герях ночью в морге, где лежат тела японских военнопленных после вскрытия, почему-то горит свет, хотя лампа не включена. И иногда слышно, как много людей разговари­вают75». Причина подобного отличия за­ключается в том, что, во-первых, советские солдаты в глазах японцев была не мучени­ками, а мучителями, во-вторых, тяготы эвакуации японцев из Манчжурии и жестокая ре­альность советских лагерей не давали рассказчикам фольклоризировать свой опыт.

5. Современный японский фольклор


Сегодня в Японии, как и в России, многие фольклорные тра­диции постепенно утрачива­ются. Но все же можно найти несколько более или менее распространенных жанров, при­чем для них характерна переработка новых знаний на основе традиционных форм. Ниже мы покажем, как это происходит в трех жанрах японского фольклора: в языко­вой игре, каламбурах и народных объяснениях различных жизненных явлений.

Нынешние дети, как и дети прежних времен, играют в различные языковые игры, но во­енная тема почти полностью вышла из употребления. Например, в считалке «Данго ни ботамоти», опубликованной в 1972 году76, вместе с названиями европейских стран ис­пользуется и слово «Си­бэрия» (Сибирь), но вне какой-либо связи с темой войн и конфлик­тов. Причины выбора названий стран в считалке иные: во-первых, эти названия имеют фонетическое сходство с японски­ми сло­вами, описывающими разные явления, например, та же «Сибэрия» напоминает «субэру» (скользить); во-вторых, японские дети просто лучше знают европейские страны, чем азиатские.

С каламбурами, использующими русские слова в повседневной жизни, можно встретиться в Интернете и в рекламе. Недавно мы нашли в Интернете следующий калам­бур: «Росия но коросия осоросия» («Россий­ские наемные убийцы страшны»). Это, по су­ществу, новая версия известного старого каламбура, который хорошо отражал страхи японцев в отношении России: «(O)росия осоросия» («Россия страшная»). В рекламных каламбурах обыгрываются известные японцам русские слова («калинка», «хорошо» и т. д.) и типичные окончания русских фамилий (-ский, -ов). Вот типичный пример, разговор двух русских: «Какиский? – Мучаский». По-японски это означает: «Хурму любите?» – «Очень люблю».

Теперь давайте посмотрим, что из себя представляет жанр, который мы обозна­чили как «народное объяснение»77. Нам известны два примера «объяснений» по­добного рода, в которых фигурируют русские. Первый связан с óни – рогатыми духами-великанами. По всей Японии существуют легенды о том, что когда-то óни жили в глубине гор или на мор­ских островах. Сегодня проис­хож­дение этих легенд часто объясняется следующим обра­зом: «Иногда японцы неожи­данно встречались на побережье с европейцами, потер­пев­шими корабле­кру­шение, и ошибочно принима­ли их за óни, демонов-великанов». Высту­пают в такой роли и русские. Нам довелось однажды наблюдать, как в Киото, в местном му­зее, таксист, показывая своему клиенту-туристу старые картины, рассказывал ему ле­генду об известном óни (в данном случае – разбойнике) Сютен додзи78 и в конце предпо­ложил: «На­верное, он был русским». В XVIII–XIX веках японцы называли русских Ака-эдзо – «крас­ные северные люди (варвары)»79. Возможно, употребление по отношению к русским определения «красный» (ака) объясняется наличием красного цвета в их обмундировании, а затем «красные» русские были соотнесены – и отождествлены – с красными демонами-óни. К этому традиционному по своей природе отождествлению восходит приравнивание рус­ских к óни в наши дни; хотя те, кто так делают, полагают, что основываются на «научном» мышлении («ошибочно принимали за...»).

Второй пример – распространенное «объяснение» японского термина «хаккэй ро­сиадзин» (или «хаккэй род­зин»). Буквально его можно перевести как «белые русские / россия­не». На самом-то деле он означает русских / российских эмигрантов – участников Белого движения, против­ников советской власти. Но многие современные японцы из-за незнания истории понимают его либо буквально (белокожие русские или белокожие рос­сияне), либо как этноним (белорусы). К тому же его часто употребляют с коннота­цией «красавицы», что можно считать проявлением ком­плекса неполно­цен­ности японцев перед европейцами.

В целом современный японский фольклор представляет неясный образ русских, складывающийся из их европейского облика и некоторых простых русских слов. В нем отсутствуют стереотипизированные представления о национальных чертах, столь харак­терные для русских анекдо­тов. Более сложные представления о русских можно найти в авторских произведениях – в ли­тературе, кино, комиксах и т. д. С распадом СССР при­вычный образ русских начал меняться: если раньше он чаще всего ассоциировался со шпионами и военными, то теперь – с девушками в ночных клубах, моряками и мафиози. По­этому не исключено, что в скором будущем в Японии создадутся городские легенды80, где появится образ русских нового типа.