Игауэ Нахо

Вид материала

Документы

Содержание 2. Фольклорные материалы, возникшие в местах совместного проживания

Подобный материал:

• Тема 4, Логистические системы, 277.78kb.
• Cols=2 gutter=10> Признаки юридического лица и индивидуального предпринимателя, 66.01kb.
• Со сложной проблемой, требующей значительных интеллектуальных усилий, ум­ный человек, 1541.01kb.
• Решении конкретных правовых ситуаций, личность непосредственно реализуя свои права, 63.88kb.

2. Фольклорные материалы, возникшие в местах совместного проживания

С середины XIX века и до конца Второй мировой войны в Японии и на российском Даль­нем Востоке встречались районы, где японцы и русские (россияне) проживали как соседи. История такого их прожива­ния делится на два периода: до революции 1917 года и после нее. Первый период характеризиру­ется сравнительно свободным и активным общением предста­вителей обоих народов. Так, в Нагаса­ки у российских офицеров и матросов было свое поселение Инаса, во Владивостоке имелся целый японский квартал⁴⁴. Особенность второго пе­риода заключается в том, что в ходе Гражданской войны из России в зарубеж­ные страны, включая Китай и Японию, пере­сели­лись многочисленные эмигранты. В этот период некоторые японцы продол­жали работать на территории Советского Союза, но въезд японцев в СССР был в целом ограничен и отношения между ними и мест­ными жи­телями сильно из­менились.

Надо сказать, что исторических данных о совместном прожи­­вании имеется до­вольно много, но вот фольклорных мате­риалов по той же теме автору настоящей статьи еще не удалось собрать в достаточном количестве. В качестве задела для будущего иссле­дования представлены обнаруженные нами фольклорные матери­а­­лы о жизни японских проституток в Нагасаки и Владивостоке и о поездках японцев на заработки в северную часть Сахалина во время японской интервен­ции.

Со второй половины XIX века и до войны 1904 – 1905 годов российский флот, ба­зировавшийся во Владивостоке, регуляр­но зи­мовал, как это описано у В. Пикуля в романе «Три возраста Окини-сан» (1984), в Нагасаки. На время пребывания там некоторые рус­ские офицеры «покупали» для сожительства японских женщин⁴⁵. Основываясь на статье Н. Куприанова (1895), Тюдзë Наоки и Миядзаки Тихо предс­тав­ляют уникаль­ную песню «Джонкине, джон­кине, кине, кине джон­кине, Нагасаки, Иокогама, купи мама рюски шон»⁴⁶. Пели ее и русские, и их японские «жены». Приведенный здесь фраг­мент являет­ся русским вариантом японской песни «Тëнкина буси», которой сопровождается кицунэ кэн – один из вариантов игры-считалки. Песня появи­лась в 60-х годах XIX века и вскоре стала попу­лярной среди иностранных матросов. Первая часть фрагмента почти тождественна ори­гиналь­ному япон­скому тексту, во второй части перемешаны назва­ния известных япон­с­ких портов и бессмыс­лен­ный набор русских слов, отчасти искаженных «на японский ма­нер». Думается, что в те годы подобных пе­сен сущест­вовало немало.

До Второй мировой войны на российском Дальнем Востоке, особенно во Владиво­стоке, жило немало японских проститу­ток⁴⁷. В те времена девушки из бедных сельских семей (нередко из района Нагасаки) были одним из японских «экспорт­ных товаров». Их часто звали караюки-сан («поехавшие за рубеж»). Тоскуя по родине, они пели разные песни, три из которых зафиксированы на российском Дальнем Востоке⁴⁸.


1. Орося ва ковайси, / Мандза ва кусай, / Икина нихондзин ва канэга най.

Орося (русские) страшны, / Манза (китайцы) пахнут, / У шикарных японцев нет денег.

2. Урадзио буси / Хайсэ то ивансу кэрэдо, / Амари вагами га цураса юэ.

Приказали не петь / «Урадзио буси». / (А нельзя не петь) от тяжести своей судьбы.

3. Мандза мадоросу / Канэ ториагэтэ, / Сукина нихондзин ни миагари су.

Взяв деньги / у манза и матросов (русских), / Проведем время с любимым японцем.

Первая песня наиболее известна и называется «Урадзио буси», то есть «влади­во­с­ток­­ская песня». Остальные две – ее варианты, у них нет собствен­ных названий. По мне­нию Курахаси Масанао, «Урадзио буси» показывает, что японские публичные дома не принимали японских, обычно бедных, клиентов; чтобы встретиться с ними, женщины сами платили хозяевам. Видно также, что японские прости­ту­тки, несмот­ря на то что при­надлежали к низшему слою общества, разделя­ли пренебрежительное отно­шение русских к китайцам⁴⁹. Позже «Урадзио буси» стали петь и в других краях, в Манчжурии и даже в Юго-Восточной Азии, только при этом в тексте менялись национальности клиентов⁵⁰.

Одному из мужчин-отходников, около 1920 года работавшему на занятом японской армией Север­ном Сахалине, в г. Александровске, мы обязаны примером песенного сме­шения русского и японского языков. Этот японец вспоминает оскорбительные напевки ме­стных (вероятно, русских) детей⁵¹. Цитируемый ниже текст был нами буквально пере­несен с японской письмен­ности на кирил­лицу, японские слова выделены курсивом.


1.Японсукэ ва маринки да, росукэ ва борисëи да.

Японский маленький, русский большой.

2. Ниппонсукэ хода, иппонсукэ хода.

Японский (мужик с двумя палками) худо, японский (мужик с одной палкой) худо.

Как видим, русские слова в этих ругательных «дразнилках» подверглись япониза­ции: дети пели по-русски, но тот, кто их слышал, запом­нил текст в виде япон­ско-русского гибрида. Хотя в сегодняшней Японии росукэ считает­ся презритель­ным прозвищем рус­ских, в первом тексте оно является прямым производ­ным от слова «русские»⁵² и состав­ляет пару с «японсукэ» = «японские».

Судя по вышеприведенным примерам, фольклор, возникавший в местах совмес­т­ного проживания, в целом так и не вышел за их пределы. Одновременно он отражает опыт личного общения, прямых контактов, поэтому для него характерен довольно-таки трез­вый, совершенно не романтический взгляд на иноэтнических соседей. В этом отношении он резко отличается от таких материалов, как русская песня «Да­леко Нагасаки» и упоми­наемые ниже японские детские песни с насмешками над врагами. Одновременно он сви­детельствует о дистанции между японца­ми и русскими, которая не могла исчезнуть даже при наличии прямых кон­тактов в повседневной жизни. Тогдашние социальные и между­народные обстоятельства – экономическое и культурное превосходство России над азиа­та­ми, низкий социальный статус женщин, оккупация японской армией Север­ного Саха­лина – не позволяли япон­цам и русским относиться друг к другу как к равным; они всегда находились в отноше­ниях подчинения одного другому: «хозяин / клиент и купленная женщина / проститутка», «оккупант и оказавшийся в оккупации». Положение сторон из­менилось в ситуации проживания российских эмигрантов в Манчжурии, занятой япон­цами, и в самой Японии; однако тут требуется дополнительное исследование. Вообще же мы надеемся, что дальнейшее сравне­ние материалов обоих периодов приведет нас к инте­ресным выводам.